Без пяти минут полночь

Он приходил в себя медленно, как бы нехотя, словно с тяжелейшего похмелья. Гудела голова, ныло тело, кажется, очень сильно болела рука. Подрался? Да, вроде бы, нет. Рядом с ухом звенел противный комар, но сил, поднять руку и прогнать назойливое насекомое, не было. Первая связная мысль, возникшая в голове: «Нихуя ж себе я погулял! Катька, наверное, снова разозлится». Только вокруг почему-то холодно и мокро, пахнет мхом и сырой хвоей. — Андрюха, ты живой? — взволнованный голос Ромки пробился как сквозь толстый слой ваты. С трудом разлепив глаза, он удивился, увидев над собой хмурое низкое небо. Накрапывал дождь. Осень в Сибири — красиво, но противно и уныло, хоть вой. — Живой, Ром, — отозвался он, смутно осознавая, что дело тут, похоже, совсем не в развлечениях. — Где мы? Ничего не помню. И где… тварь? — Не знаю, может, Сашка успел ее замочить. Я-то отключился. — Башку ломит, — фыркнул Андрей, — Надо ж было так налажать. — Вставай давай. Можешь? Рома протянул ему руку. Жданов подал свою и с помощью друга сел. — Пиздец, — вырвалось у него, когда он понял, где находится, и вспомнил, что произошло. Это было далеко не первое их дело. Отец давно с чистой совестью и спокойным сердцем отправлял ребят в такие «командировки». Все-таки младшенькие были под стать своим учителям, схватывали все налету с самого детства. Официально наследники модной империи катались в Париж и Прагу, только вот там никто из них давно уже не был. В гараже ждал переделанный собственными руками Land Cruiser 100, увешанный лебедками, трубами и фонарями, который, в отличие от дорогого холеного Порше, был куда милее и роднее, а путь лежал по бесконечным дорогам России. «Семейный бизнес» — это совсем не дом модной одежды. Дорогой офис, девочки-модели, образ богатых мальчиков, баловней судьбы — только прикрытие. Настоящий семейный бизнес — это багажник, полный оружия, амулетов, бензина и соли, поддельные документы и вечная ложь всем вокруг. Их жизнь, их судьба, предопределение, если хотите, — охота за разного рода нечистью на просторах необъятной страны. Итак, Андрей с Ромой и Сашкой отправились на очередное, по сути, пустяковое задание. Развеселившийся лесовик, или по-другому леший, начал кошмарить людей в вахтовом поселке, затерянном где-то в глуши сибирских лесов. Нет-нет, сначала-то все было почти невинно! На территории месторождения внезапно пропали все дикие животные и птицы. Странно? Конечно. Заметили это не сразу, но через какое-то время экологи все ж таки взбунтовались. Разразился огромный скандал с привлечением прессы и телевидения, все было более чем очевидно: загрязнение окружающей среды повлекло за собой нежелательные последствия. Нефтяники вяло отбивались, начались суды и выездные проверки, которые по факту ничего не давали. Павел Олегович, у которого всегда была ого-го какая чуйка, кажется, еще тогда обратил внимание на странную ситуацию, но раньше времени тревогу бить не стал, только отправил младшеньких разведать обстановку. Те решили, что уж точно успеют, дело обещало быть не таким уж и серьезным. Ехали не спеша, успели поразвлечься по дороге, но тут в поселке начали пропадать люди. Парни огребли от отца по первое число и прибавили газу, мечтая побыстрее закончить дело. Тварь они нашли быстро, даже, казалось, загнали в угол, почти усмирили, но в самый последний момент что-то пошло не так. Кажется, был выстрел, а потом взрыв, ударной волной отбросивший парней куда-то к деревьям. Что здесь вообще могло так грохнуть? Не леший же балуется со взрывчаткой… И вот, собственно… Вокруг ни души, только измазанный в грязи Ромка осторожно трогает разбитую голову, шипя от боли сквозь зубы. Из раны все еще сочится кровь, но он живой и в сознании. Значит, нормально. Доберутся до Ебурга, а там тетя Лена поставит их на ноги. Вот только все равно что-то не так: не слышно пения птиц и шуршания мелких зверьков в траве, не летают даже насекомые, только один-единственный комар одурело вьется перед глазами и назойливо пищит. Идеально круглая поляна выжжена дочерна, а в центре лежит бледный Сашка, и без очков не видно, дышит он или нет. — Сука, — сквозь зубы прорычал Андрей и, не задумываясь, кинулся к другу, — Воропаев, если ты не дышишь, я тебя убью, зараза! — Не дождешься, мудак, — доносится впереди. Голос хриплый, откашливается, как будто скурил целую пачку Тройки разом. Но живой! Живой! Что еще нужно? — Сашка! — заорал Малина, вскакивая на ноги и тут же спотыкаясь о какую-то корягу на опушке, — Я думал, ты точно кони двинул! — Добрые вы… Это что, блядь, было?! — Ты помнишь что-нибудь? — серьезно спросил Андрей. Саша потер саднящий затылок и часто заморгал. — Я в него выстрелил. — Попал? — с надеждой спросил Малиновский. — Промазал. А потом что-то взорвалось… Сбоку, чуть поодаль, затрещали ветки кустарника, послышался тихий шелест листвы. Все трое схватились за оружие, не разбирая, что попалось под руку. Не хотелось в таком состоянии продолжать бой, но какой у них был выбор? — Эй, братва, вы чего тут? Из-за деревьев показался крепкий бородатый мужик в разодранном камуфляжном костюме не первой свежести. — Да вот… — протянул Андрей задумчиво. — Шли за тетеревом, а тут что-то рвануло, сами не поняли, что. А ты кто такой будешь? Он очень напоминал местного жителя. Они тут все были такие: потертые, измученные, но зачастую довольно оптимистичные, хоть и приземленные. — Вы что его, взрывчаткой глушите что ли? — недовольно пробурчал мужик. — Сами-то, вон, все побитые. Ну-ка, покажи, что у тебя там? Он по-хозяйски подошел сразу к Воропаеву, все еще сидящему на земле, обхватил ладонями его голову и покрутил в разные стороны, осматривая кровоточащую рану в волосах. — Тебя как звать-то? — Саша… Вообще-то в командировках они никогда и никому не называли своих настоящих имен. Это было опасно, да и незачем, вот только младшенький сидел ошарашенный, мог разве что бездумно хлопать глазами. Андрей бросил на него суровый взгляд, а потом перевел на бородача. Все было так, да не так. Чуйка! У Жданова она работала почти как у отца. Интуиция, ощущение беды… Что-то не так было с этим неожиданным гостем. Но что? Глаза у него светлые-светлые, чистые, голубые, словно льдинки. Неживые, холодные… Пробирало до дрожи от его взгляда. А ведь местные все гораздо более эмоциональные, чем москвичи. Это же тайга, здесь каждый со своей историей. Только вот такие подозрения к делу не пришьешь. — Меня вот тоже зацепило, руку веткой распорол, когда упал, — незнакомец вычертил что-то ладонью над Сашкиной головой, как будто показывая рану, тот ойкнул и скривился, а Андрей напрягся еще сильнее. Чувство надвигающейся опасности еще усилилось, в голове зажглась красная лампочка «Ахтунг!». — Так, все. Отойдите, мы сами обработаем. — Да ладно тебе, самостоятельный, не бузи. Я же как лучше хочу твоему другу! — Мы в состоянии сами справиться. — Ха, это мы в последний раз так за тетеревом ходили! Я больше ни-ни, — подал голос Ромка, чтобы разрядить обстановку. Он с опаской косился на Жданова, но перечить не решался. Все-таки в их трио тот был старшим и главным, как ни крути. — В крайний… — ответил бородач. — Что? — В крайний раз, молодой человек… Здесь не говорят «последний». — Вы что, суеверный? — вытаращил глаза Малиновский. — А ты — нет? Рома ничего не ответил, но, кажется, напрягся не меньше друга. Надо было сворачивать все эти разговоры с незнакомцами и ехать в поселок. Там можно было перевести дух, убедиться, что леший ушел подальше от людей, а потом рвануть на юго-запад, к цивилизации. Надоела уже беготня по лесу. — Так, все! Пошли нахуй все, — рыкнул Саша и резко поднялся на ноги, отталкивая от себя Жданова. — Не надо ничего осматривать, и так заживет. Он развернулся и направился к кромке обожженной поляны, шел, не оборачиваясь, всем своим видом выдавая раздражение. — А он у вас вспыльчивый, — с довольной улыбкой на лице протянул их собеседник. — Нормальный, — буркнул Андрей и тоже пошел к машине. — Ты тут остаешься? — Иду! — откликнулся Рома, — Прощайте, уважаемый! Малиновский шутливо прижал руку к сердцу и поспешил догнать друзей, а незнакомец так и остался стоять на месте. — Тоже мне, врач нашелся, — раздраженно рыкнул Жданов, садясь за руль своей ласточки и доставая из бардачка запасные очки. — Первый раз что ли? Малиновский плюхнулся рядом и привычным движением крутанул громкость магнитолы почти на максимум. В динамиках послышался шум запускающихся лопастей вертолета и аккорды знакомой наизусть песни «Агаты Кристи». Все, машина — это уже дом, можно немного расслабиться. На заднее сидение залез недовольный Сашка, и Андрей настороженно глянул на него в зеркало заднего вида. Младшенький никогда не был приспособлен к этой беготне по лесам. Воропаев всегда был чуть-чуть не от мира сего, слегка надменным и неизменно циничным, чистоплюем и ботаником по сравнению с братьями. Но без него их компания была бы уже не та, не раз он спасал их с Ромкой задницы. Мелкий? Хлюпик? Да как бы не так! Их Сашка умеет сделать красиво. Мама, это правда, мама, это правда, Мама, я опять живой! Ты уже не плачешь, ты уже не плачешь, Мама, полетим со мной! На ковре-вертолете мимо радуги Мы летим, а вы ползете, чудаки вы, чудаки! * Рев мотора крузака, преодолевающего препятствия по бездорожью, так и не смог заглушить голос Вадима Самойлова. За окном пролетали деревья и редкие поляны, покрытые желтеющей осенней травой, до самого поселка они не останавливались, а приехав в общежитие, тут же попадали по кроватям. Вот только Андрея не отпускало ощущение, что они пропустили что-то очень важное. То, что нельзя было пропускать. Закупаясь на следующий день провиантом в дорогу, он растянул губы в самой обаятельной из всех своих улыбок и обратился к женщине за прилавком. — А вы мне не подскажете, есть тут мужчина такой… охотник… на вид лет пятьдесят, с бородой, и глаза такие голубые-голубые. Женщина задумалась и чуть покраснела. На слабый пол Ждановские чары действовали безотказно, хоть в этом и не было никакой мистики. — Не припомню даже такого… Может быть, новый кто-то? Как и вы… Надолго к нам? Магазин в поселке был один. Какова вероятность того, что продавец не знает кого-то из местных? Ноль целых, ноль десятых. Кто же такой этот мужик? Стоит сообщать об этом отцу? Сегодня ночью они проверили лес, проехались по окрестностям. Лесовик ушел, значит, можно двигать обратно, в сторону дома. Дело сделано. — Уже уезжаем. А мужик? Ну, что теперь? Пусть остается здесь. Возможно, он из какой-то деревни неподалеку… Правда, неподалеку — это минимум сто километров, но все же. Ничего, если понадобится, они вернутся. *** Свердловская область встретила мелким противным дождем и промозглым ветром. Октябрь, мать его. Целые сутки пути без остановки, позади остались Сургут, Тобольск и Тюмень, а впереди уже маячил теплый и уютный дом, с запахом любимых с детства пирожков и мягкой кроватью, застеленной чистым постельным бельем. Что может быть лучше и притягательнее? Только это предвкушение покоя помогало окончательно не впасть в уныние. После долгих скитаний передышка — словно лекарство от всех бед. — Валера! Валера! Мальчики приехали! Они завернули в просторную асфальтированную ограду, по-хозяйски открыв ворота. Ромка, улыбаясь во все тридцать два зуба, захлопнул большие металлические створки, задвинул на место щеколду и, чуть ли не вприпрыжку, как ребенок, рванул к светловолосой пожилой женщине, стоящей на крыльце двухэтажного, срубленного из массивных бревен, дома. — Ромочка, сыночек! Дай, я тебя обниму! — Мам Лена! Я голодный, как волк. И пирожки все мне, этим гаврикам не давай! Из-за поленницы вышел седой худощавый мужчина с топором в руках. Он всегда оставался суров и беспристрастен. Сдвинутые к переносице брови и колкий, пронизывающий взгляд — были обычным выражением лица Валерия Сергеевича Пушкарева. Только завидев любимых «детишек», которые давным-давно переросли обоих отцов аж на голову, его недружелюбный облик смягчался, а во взгляде появлялись тёплые огоньки. — Здравствуй, бать, — чуть улыбнулся Андрей, пожимая ему руку. — Здарова, сынки, — хмуро отозвался полковник. — С охоты? — Ну, откуда ж еще! — заулыбался Андрей. — Вот, решили заскочить на обратном пути. — А чего покоцанные такие? Тварь, что ли, больно зубастая была? — спросил Валерий слегка прищурившись. Проверял, как всегда. Андрей замялся, еще не решив, говорить ли о тех странностях, что произошли на «деле» или нет. — Да чего глаза отводишь, налажали, что ли? Небось, снова с Санькой зубоскалил вместо того, чтобы по сторонам глядеть в оба? Андрей окинул взглядом умиротворяющую картину: тетя Лена обнимала Сашку, отряхивала его одежду от дорожной пыли, осматривала раны и тихонько причитала. Братец же довольно жмурился, оказавшись в объятиях матери. Она была чуть ли не единственным человеком, с которым Воропаев был неизменно мягок и расслаблен. Ромка уже, небось, в доме, заправляется пирожками и из большой кастрюли, зачерпнув металлическим половником, пьет сладкий ягодный компот. Он так делал с детства и никак не мог отучиться от дурацкой привычки. А они с Саней заняты с родными, назваными родителями, что не могут наглядеться на детей. Сказать бате про взрыв, про странного мужика или не сказать? Не хотелось рушить идиллию от встречи. Решил сказать полуправду. — Да мы на лесовика наткнулись, разгулялся он хорошо там. Даже не знаю, чем он нас приложил. Саня пальнул в него, а он то ли поджег что-то, то ли сами на растяжку браконьерскую наткнулись. Ну и рвануло. Нас расшвыряло, отключились все трое. В себя приходим — вроде и ничего. А тварь все-таки прикончили. — Ладно, Андрюха, иди хоть умойся с дороги, переоденься, да к столу давай. Там все расскажете. Андрей кивнул и обернулся посмотреть, как тетя Лена хлопочет над Санькой. Он дома, братья живы и почти здоровы. Такие родные тетя Лена и дядя Валера, которые воспитывали и учили с детства всему, что они знают, принимают их как своих детей. Катьки только нет, она в Москве, помогает отцу. А то обычно, стоило заехать в ворота, как она тут же выскакивала на порог и босая, дождь ли, солнце ли, а то и по сугробам, стрелой кидалась к ним, висла на всех троих и искренне, беззастенчиво радовалась. Ругались все на нее страшно, но сестренка продолжала упрямиться: «Да тут три шага всего, и братиков нужно встретить!» Скучал по тем временам, хоть и пытался себе в этом не признаваться. Пять лет уже прошло с тех пор, как Катя вернулась в Москву, выросла, похорошела… Стала настоящей красавицей, невестой, черт бы подрал ее бесчисленных ухажеров. Это раньше она, не задумываясь, с разбега прыгала на шею к Андрею, а он неизменно ловил, заключал в крепкие объятия, прижимал к себе и целовал в волосы. Теперь она при встрече окидывает холодным взглядом и дерзит по любому поводу. Будто это совсем не та простая, открытая, нежная девочка, будто воспоминания из другой жизни. Выросла сестренка. А жалко. Но она и тогда, и сейчас неизменно ждет их из каждой командировки. — Сашенька, сыночек, пойдем-ка я тебя умою и раны обработаю, — жена Валерия Сергеевича вилась наседкой над любимым младшеньким. — Ма, да я сам, — смущенно отбивался Саша. — Большой ведь! — Да что ты, Сашенька, тридцатник скоро, это мелкий еще, — издевательски добавил Андрей, усмехнувшись. Тот посмотрел на него недобро и с нескрываемой укоризной, схватил с лавочки какую-то грязную ветошь и запустил в брата. Жданов еле увернулся от снаряда и издевательски рассмеялся. — Я тебе ее в рот засуну в следующий раз! — Так, все! Разбесились! Как петухи, ей-богу! — запричитала Елена Александровна, махнув на старшего рукой, а потом снова повернулась к Саше, — Большой-то большой, матери голову до небес задирать приходится, чтобы на сына посмотреть, а как был мальчишкой так и остался. Пойдем-пойдем, и нечего стесняться. Все свои. Ну пошутит Андрюшка немножко, жалко, что ли, тебе, убудет от тебя? Сашка помотал головой, стараясь не морщиться и покорно пошел за «мамой Леной». — Ну, что, баньку-то растопить вам, сынки? — спросил Валерий, зайдя в дом вслед за Андреем. — А то с дороги… Ромка, паразит ты этакий! Полковник схватил полотенце с крючка и от души хлестнул по спине Малиновского. Рома вздрогнул, быстро отставил полупустую банку любимого черничного варенья и спрыгнул со стола на пол. Взгляд у братца веселый донельзя. Ну, мальчишка мальчишкой! Таким он был только здесь, у мамы Лены и папы Валеры. — Папочка Валера, — зачастил Малиновский, пытаясь изобразить виноватую рожу, — ну я чуть-чуть совсем! — А на столе чего уселся, поганец? Поулыбайся мне тут! Мало я тебя крапивой по заднице хлестал?! Лоб здоровый вымахал, а все туда же! Андрей расхохотался в голос, наблюдая за перепалкой, за что тоже получил полотенцем по пятой точке. — Все смешно им, поганцам, все веселитесь, — ворчал батя, доставая попутно самогон и выкладывая на закуску малосольные огурчики и грибы. — За ум когда возьметесь-то, балбесы? На дело идете, а по сторонам не смотрите. А если б покалечило кого? Андрей, ты старший по званию и старший брат, должон уже хоть ты за ум взяться! А все девочки да гулянки одни на уме! Женился б ты уже что ли… — Бать, да какой жениться-то? Я ж все время в поле, — пробурчал Жданов. — Давай с баней помогу? — Да иди уже, помощник, умойся да за стол садись, ешь. И ты, балбес, иди от черники отмывайся. Все сладенькое норовит слопать. А картошку с грибочками кто будет вместо тебя? — Ну как кто? Андрюха! — хихикнул Ромка, отталкивая старшего брата от умывальник. — Иди во двор, жених, и в бочке полощись, сколько влезет! — Ага, а ты тепленькой будешь умываться, — Андрей пихнул Ромку, подставляя загрубевшие ладони под струи воды. Хорошо-то как… Вокруг дома Пушкаревых всегда спокойно, батя не допустит никого лишнего в округе. Можно расслабиться и перевести дух перед дальней дорогой. Снова почувствовать себя беззаботным мальчишкой, приехавшим на каникулы в деревню. Вернулся отмытый заботливой материнской рукой Сашка, намазанный каким-то Амуриным снадобьем — морщится мелкий, то ли из-за запаха, то ли из-за неприятных ощущений. Уж неизвестно, что там их штатная ведьма намешивала, но действовало всегда отменно. Пара дней, и от ран не оставалось даже следа. Жалко, что часто нет возможности волшебной мазилкой воспользоваться. Приходится, порой, шить по живому братьев, а то и самому ложиться на старое одеяло, служившее полевым операционным столом. Махнешь залпом сто грамм водки, иглу с нитью в такой же стакан опустишь, выдохнешь и за дело, стараясь не обращать внимание на сдавленный мат «пациента». Лучше всех это получалось у Ромки. Штопал и Андрея, и Сашку он быстро, ловко, да еще и шутил в процессе, что, мол, не охотник, а портной. И швы у него ровнее, и не заметишь, как заживет. Иногда приходилось проводить операции маме Лене, но они старались сделать все сами, чтобы не волновать ее понапрасну. — Андрюха, хорош там мечтать, давай за стол, стынет все! — громовой голос бати выдернул Жданова из не самых приятных размышлений. Широкий дубовый стол, покрытый морилкой, уставлен их любимой едой: в середине, конечно, целиком зажаренная курица, от которой нужно отрывать куски руками. Тут же, на широком блюде, картошка в мундире. Ромка и Андрей едят прямо с кожурой, а Сашка чистит. Интеллигенция, куда деваться! Тетя Лена дорезает салат из овощей, батя выставил к огурцам и грибам еще и помидоры, на которые набрасывается Сашка. Банками может их есть. Конечно, на столе стоят и пирожки, видимо, не все Малиновский успел уничтожить. Валерий Сергеевич, не откладывая в долгий ящик, разливает по стопкам самогон. — Ну, за тех, кто не вернулся, — вздыхает бывший полковник. Пьет, не чокаясь. Как ритуал. Сейчас он отломит корочку черного хлеба, занюхает прокатившийся по пищеводу огненный комок и выдохнет. Первую он никогда не закусывает. Сашка морщится и вилкой подцепляет гриб, Андрей делает то же самое, а Ромка, по примеру бати, никогда первую не закусывает. Теперь Валерий Сергеевич помолчит некоторое время, видимо, вспоминая всех не вернувшихся друзей и сослуживцев. С каждым годом молчание все больше и больше затягивается. Потом он махнет рукой и нальет себе еще. Вторую стопку он пьет один, молча, не предлагая сыновьям присоединиться. В это время можно спокойно есть, но разговаривать, прерывая сакральное молчание, никто не смел. — Ну, что, сынки, — непременно, скажет Пушкарев, после того, как работа челюстей трех балбесов хоть немного замедлится. — Давайте по второй. За тех, кто в поле. Тут обязательно нужно чокнуться, а потом выпить одним глотком. Вторая идет куда проще, согревая пищевод и отдаваясь легким гулом в голове. Самогон у бати хороший, крепкий, чистый как слеза, с непривычки и окосеть можно. После второго тоста полковник закусывает обязательно все тем же кусочком черного хлеба. — И за тех, кто вернулся. За вас, сынки! — голос бати становится ощутимо теплее. Любит он их, как ни старался бы сохранять суровый вид. Все-таки столько лет мужчина вложил в их воспитание, тренировки и отцовскую заботу. Родного сына судьба ему не дала, зато подкинула трех приемных. Да еще каких! Дальше, разумеется, начинаются разговоры о текущих делах в Москве. Там же Катька, которая сюда приезжает редко, отговаривается кучей дел, но родители все равно скучают. Елена Александровна, вздыхая, мечтает о внуках. Но какие дети? Андрей скрипит зубами, вспоминая ее непутевых дружков из университета. Хлюпики. Разве смогут они защитить ее? Хоть сколько-то продержаться в бою? Бред! Отец их во всем поддерживает, тихонько улыбается, видя общность взглядов, а парни начинают говорить про дело, на которое ездили. Старик слушает внимательно, по привычке подсказывает, где, кто и как налажал, обзывает балбесами, говорит, как можно было избежать неприятных последствий. Тетя Лена при разговорах об охоте больше молчит, урывает момент, чтобы наглядеться на своих сыночков. Шумно за столом и весело. Ромка уничтожает остатки пирожков — и как в него столько влезает? Андрей огребает свое «ты старший, и должен приглядывать за всеми, слышишь? И Катюху береги!». И, как всегда, кивает, соглашается, чувствуя всю лежащую на нем ответственность. Он всю жизнь за ними всеми приглядывает, старший же. Елена Александровна с Сашкой, тем временем, таскают дрова в баню, растапливают печь, греют воду. Через пару часов можно будет пойти попариться вдоволь. А в деревенской бане хорошо! Особенно, когда наешься и выпьешь чуть-чуть. Жар обволакивает густым плотным облаком, расслабляет уставшее тело до самых кончиков пальцев, пахнет смолой и березовым дегтем. Горячий полОк, на который небрежно скинуто полотенце, кажется самым удобным местом в мире. Дышится тут легко, полной грудью. Братья смеются, Ромка из ковша сбрызгивает нагретые печкой камни, вода шипит и тут же испаряется. Тело вскоре покрывается липким потом, но, выходить из парной и обливаться водой, пока не хочется. Эти минуты, когда можно просто так, втроем, сидеть и болтать обо всем на свете, кажутся воистину бесценными. С детства было так: можно наедине девчонок обсудить или мечтами поделиться. Говорит, в основном, Ромка. Сашка слушает, а Андрей просто ловит кайф, полной грудью вдыхая горячий, густой водяной пар. Семья рядом и в безопасности, можно расслабиться и просто побыть им братом и другом, а не жестким командиром. Даже думать ни о чем не хочется. Первым не выдерживает, как всегда, Сашка, и идет обливаться холодной водой. Он всегда сначала льет на голову, чтобы стекло по плечам, передергивается, отфыркивается довольный и возвращается обратно в парную. Прежде, чем растянуться на полке рядом с Андреем, неизменно мотает мокрой башкой, как пес. Холодные капли с волос попадают на брата, и он морщится, а иногда ругается даже, дотягивается до березового веника и хлещет им по голой заднице Сашку, чтоб неповадно было. Тот, как всегда, ржет. Ромка же, усмехаясь, прихватывает с собой ковшик горячей воды и выходит из парной, чтобы тоже охладиться. Андрей почти всегда идет последним, когда совсем уж невтерпеж становится от жара. Окунается в кадку почти целиком, без ковшика, погружается под воду с головой и выныривает будто заново родившийся. По телу пробегает легкая судорога, почему-то кажется, что за спиной сейчас раскроются крылья и можно будет взлететь. Теперь можно еще немного посидеть, пока снова не станет жарко. Не забыть, главное, зачерпнуть водички и вылить на младших. Те ругаются и смеются, как всегда. В парной уже ничего не видно: за окном потихоньку темнеет, густой пар клубится, словно хищный туман. И вот сейчас самое время вымыться дочиста, отскрести с себя всю дорожную грязь и пыль, смыть ее вместе с усталостью. Дверь в парную больше не закрывается — там и так дышать нечем. Сашка всегда моется последний, но в этот раз полез вперед Ромки. Не терпится ему что-то… Вроде бы, все как обычно, а брат отчего-то нервничает, начинает дергаться и суетиться. Неожиданно из бачка с горячей водой на него выплескивается почти все, хотя его никто не трогал. Сашку спасла реакция — увернулся, только немного ошпарило ягодицы и бедро. Воропаев прикрыл глаза и раздул ноздри. Злится и думает, наспех моется и порывается слинять в предбанник побыстрее. Где-то за печкой раздается тоненькое злобное хихиканье. Андрей, кажется, даже ахнул от неожиданности. Банник! Уму непостижимо! В усадьбе одного из самых опытных охотников вольготно разместилась нечисть! Впрочем, им с Ромой бояться было нечего. Малина, пока раздевался и тряс одеждой, закатил под порог монетку, вроде как случайно. Андрей чуть ли не машинально прихватил с собой кусок хлеба с солью и очень вовремя забыл в предбаннике. Ну, пусть угощение ему будет. Батю потом спросить можно, что за дела такие творятся? — Ром, оставь чистой водички и выметаемся отсюда, — серьезно сказал Андрей. Нет, не испугался, конечно. Было бы, кого бояться! Но народные поверья как-то сами всплывают в голове. Такую мелкую домашнюю нечисть довольно просто можно усмирить каленым железом и солью без таких вот реверансов. С таких дел они начинали еще подростками! Но нельзя спускать ничего: тварь вредит — твари смерть. Сашка оделся быстро, словно по боевой тревоге. Андрей еле успел выскочить за ним во двор. Вот куда его понесло? Справедливость восстанавливать, или отцу претензии предъявлять? Кричать ему сейчас бесполезно, вряд ли прислушается, но проследить, чтобы не натворил чего, не мешает. Младшенький выходит из себя редко, но если это случается, то последствия фееричные! Только дерганный он какой-то после охоты, Жданов даже не мог припомнить за ним что-то подобное… В дом они влетели друг за другом, раскрасневшиеся и взбудораженные. — Да все в порядке, Паш, — послышалось из гостиной. Парни застыли на пороге и, не сговариваясь, переглянулись. Голос Валерия Сергеевича звучал чуть устало. Видимо, пока они парились, полковник накатил еще, в одиночестве, и позвонил отцу. Или, наоборот, отец — ему. Они — все-таки команда, всегда на связи по любому поводу. Сколько лет уж бок о бок! — Приехали ребята, поцарапаны немножко, — он сделал небольшую паузу. — Ерунда! В бане сейчас парятся, скоро уж, небось, выйдут… Да, передам, конечно, но им бы отдохнуть хоть пару дней, Андрюха же один за рулем, никого не пускает… Да я откуда знаю, почему? Сына, что ли, своего не знаешь? Смешок в телефонную трубку, и старые друзья прощаются тепло, как всегда. Стыдно, конечно, что отцу опять не позвонил… Но вот терпеть Андрей не может разговоры по телефону дольше полуминуты! А кратким «все нормально, все целы», порой, не отделаться. Мелкие же и вовсе не вспоминают о том, что родным звонить нужно. Для таких дел есть Андрей, пусть он и думает. Правда, всех такой расклад вполне устраивал, в том числе Жданова. — Бать, — с наскоку начинает Сашка, едва полковник положил телефон на место. — А че за фигня такая происходит? У тебя в бане тварь засела! Он хмурится и злится, хотя такое было не принято в их семье по отношению к старшим. Всех троих воспитывали как военных, в строгости, но характер, стрежень, пробивались у каждого свой. Правда, ни Валерий, ни Павел, не смогли или не хотели душить их волю и внутреннюю свободу. Только вот слышать дерзость в обращении к бате все равно было в новинку. — А, ты о баннике? Да хрен с ним, не наглеет, и ладно, — махнул рукой мужчина. — Он половину кадки кипятка на меня выплеснул! — огрызнулся Воропаев, наверняка надувшись, только Андрею из-за угла было не видно. Он так и не решился сунуться за братом, оставаясь на своем месте. — А ты ему гостинец-то принес? — фыркнул батя. — Сядь, негодник, послушай, что скажу. — Да не могу я! Он меня кипятком облил! Задница огнем горит! Андрей аж подскочил на месте, захлебнувшись беззвучным смехом, а вот полковник не сдержался и рассмеялся в голос. — Не смешно вообще-то! И гостинцы никому не собираюсь носить. Сами же учили: видишь тварь — мочи. — Санька, а вспомни, когда мы за оружие беремся? — вздохнул Пушкарев, по-отечески похлопав младшего по плечу. — Когда тварь наглеет и не желает договариваться по-хорошему. Я не знаю точно, почему они селятся и как выбирают места обитания, но… Саш, свято место пусто не бывает! Стоит убрать маленькое зло, как его место займет что-то куда крупнее и кровожаднее… Мелкая нечисть вполне себе безобидная, если с ней договариваться по-хорошему. Понимаешь, на занятую территорию никто другой не полезет. Пусть себе живет, никого не трогая. Ты же его и обидел первый, верно? — Да не делал я ничего! Андрюха тоже ничего не делал такого, да и Ромка ни с кем не договаривался. Чего он ко мне пристал-то? — Понравился, видимо! — хохотнул полковник. — Не умеют они по-другому свои чувства проявлять. Пошел бы обратно с гостинцем и попросил бы прощения у него. Он запомнит твое добро! — Вот еще… А потом что? Молоко буйному домовому ставить? — проворчал Сашка, заупрямившись. — Сказки вурдалакам рассказывать? — Дурак ты, Санька, не дорос еще до понимания… — вздохнул старик. — Просто прими одну истину: там, где понравилось одной твари, может понравиться и другой. И с людьми так же! Вот украл один червонец, не поймал его никто, он и дальше приворовывать будет, пока не обнаглеет… Посадят его, а на его место придет другой, похитрее… — Бать, заговариваешься уже! Тебя послушать, так что люди, что твари, все одно. Лишнюю, что ли, махнул без нас? Сашка недобро покосился на полковника, а тот посмотрел на него с укором и сожалением. — Да понял я, понял, не дурак! Учту на будущее… — Иди уж, умный, головастый. Андрюшка-то куда запропастился? — Да здесь я, — Жданов, помедлив, вышел из своего укрытия. Не хотелось, чтоб подумали, будто подслушивал, но и прятаться было совсем не в его правилах — Вот и хорошо, сынок. Хорошо, когда вы приезжаете, а то нам с Ленкой тут тоскливо порой бывает. Тихо, хоть мертвых с косами расставляй! Полковник грустно усмехнулся и задумчиво почесал затылок. Только улыбки Андрея это не вызвало. Понятно, что Пушкаревым тут невесело, но они сами сделали свой выбор, отойдя от дел фирмы и отправившись жить подальше, на Урал. Да и сутки без сна в дороге, самогон, плотный ужин и баня свою роль сыграли, не было сил смеяться, глаза слипались, хоть время совсем детское. — Отец звонил. Требует, чтобы вы поскорее возвращались домой и на базу. — Случилось что-то? — обеспокоенно спросил Жданов. — Да, вроде, нет, но раз Паша просит поторопиться, то стоит его послушаться. Ну, сам знаешь, чего я тебе рассказываю? Ступай-ка спать, сынок. Утро вечера мудренее… Андрей вяло кивнул, позволил тете Лене обработать раны, и уже вскоре все трое уснули крепким, глубоким, богатырским сном.