Без пяти минут полночь

Утро в Москве выдалось холодное и пасмурное. Осень — пора увядания и грусти. Только грустить не хотелось, хотелось кого-нибудь убить. Например, Андрея… За то, что братья могут сесть в машину и уехать, куда глаза глядят, за то, что были вчера у родителей, и мама сказала, что все трое побитые, за то, что он не звонит и не пишет… Мог бы и набрать ее номер, не убыло бы от Его Величества! Но нет, он молчит. Вообще-то она соскучилась просто безумно по всем троим. И ведь просилась у дяди Паши поехать с ними, вдруг бы помогла. Так ведь нет! Все против, чтобы она ходила на охоту вместе с братьями. Говорят, еще не доросла. Только спрашивать у них разрешения хочется всё меньше и меньше… Катя капризно поджала губы, забралась с ногами на сидение мерседеса и воткнула в уши капельки наушников, рассеянно глядя в окно. Плевать, что на ней дорогое кашемировое пальто и строгий офисный костюм, расправятся. Сейчас хотелось забыться и сбросить остатки сна, в котором ее полночи мучил своим темно-карим взглядом Андрей. Только вот забыться не получалось, образы мелькали несбыточными картинками, врезаясь голосом Шевчука в мозг: Дома скучно, как в старческом сне, Хотя папа неделю не пьяный. Сочиняешь письмо, как Татьяна Ты в подъезде на грязной стене. И в мечтах, чтоб достали звезду, Назначаешь свиданье на крыше. На груди пять колец, два тату, Вдруг он тоже хоть слово напишет…* — Катюш, — ласково сказал Павел Олегович, — Кать, приехали! Она словно очнулась, вынырнула из мира своих грез, огляделась вокруг и поняла, что они уже на подземной парковке Зималетто. И снова, как и каждое утро: парковка, Потапкин, лифт, ресепшен… Будто день сурка, ничего не меняется. — Ка-а-ать, привет! Оказалось, дядя Паша уже ушел в свой кабинет, а она все еще стоит перед Машкиным столом, залипая в какой-то конверт. — Это мне? — Неа, Андрею Палычу, — отозвалась Тропинкина, важно раскладывая бумаги по специальным лоткам. — Ты какая-то не такая сегодня, Катюш, — надувая губы, пропела Амура. — Не выспалась, наверное? — Женихи, поди, всю ночь снились! — хохотнула Таня. Катя поморщилась и умоляюще посмотрела на Машку. Уж та-то могла понять, почему Пушкарева не любит отвечать на подобные вопросы. Обсуждение личной жизни всегда было для нее табу, потому что вызывало слишком много ненужных эмоций со всех сторон. Ее, как младшую дочь и сестру, опекали все, кому не лень, не давали разгуляться на полную, оставляли на бумажной работе под предлогом того, что кто-то должен обеспечивать легенду, заниматься Зималетто, выпускать коллекции. Вот это было женским делом, по их мнению! А охота за тварями — нет. Однако ее увлечения противоположным полом, которые, казалось бы, не противоречили этой стройной теории, тоже не одобрялись. Принца они ей, что ли ищут? Но ее принц бушевал как раз таки больше всех… Полцарства она бы отдала, чтобы о нем забыть! — Да нет, девочки, просто задумалась. — Может, погадать тебе? — Неа… — она покачала головой и направилась в свой кабинет. Погадать! Надо же! Нет, несомненно Амура отличная ведьма, и гадания ее всегда сбываются. Но, положа руку на сердце, Кате не хотелось, чтобы женсовет узнал о ней что-то лишнее. Девочки, конечно, молодцы. Умницы и красавицы, умеют держать язык за зубами, но не тогда, когда дело доходит до любовных историй. Тут они превращаются в настоящий женский коллектив, фантазия бьет ключом. Маша появилась на пороге кабинета финансового директора где-то через час, взбудораженная и улыбчивая, плюхнулась чуть ли не с разбега на диван и вытянула ноги. — Я — молодец, — гордо сказала она. — Нашла болото с кикиморами под Тулой. — С теми, которые мужчину утопили? — Именно! Вот не суки ли? — И что? — заинтересовалась Катя и даже поерзала на стуле от нетерпения. Все грустные мысли сразу же улетучились, осталась только информация о слабых местах тварей и о том, чем их можно убить. — Поеду ночью искать. Не хочу тянуть, а то вдруг еще что удумают. — А меня возьмешь? Машка тут же погрустнела и бросила виноватый взгляд исподлобья. — Кать, ты же знаешь, что Пал Олегыч против. И если Андрей узнает, то на месте меня прихлопнет за тебя! Даже не поморщится… — Андрей-Андрей… — буркнула Катя, — И где он, Андрей? Уже больше недели ни слуху, ни духу! Хоть бы строчку в СМС черканул. Так нет же! — Скучаешь? Тропинкина схватилась за первую же возможность сменить тему с опасной на более нейтральную. Все-таки любовь Пушкаревой к братьям была безгранична, особенно к старшему. Это было видно невооруженным глазом практически всем близким, и в неведении оставались только сам предмет ее воздыханий и родители, не особо следившие за общением детей. — Вот еще! Бегают по своим лесам и пусть бегают! Больно надо. Катя гордо вздернула подбородок и начала перебирать первые попавшиеся на столе бумаги, будто у неё полно дел. Ха! Давно уже всё готово и даже не нуждается в перепроверке, но это отличный повод отвести взгляд от подруги и показать свою незаинтересованность. Маша в ответ только тепло улыбнулась и покачала головой. Маленькая она еще, не понимает, как уходит время, буквально утекает сквозь пальцы, и каждый день вдали от любимого может стать для него или для нее последним. А ведь тогда к чему эти спектакли? С их веселой работенкой грех бояться таких глупостей! Но растолковывать эту простую истину Кате не было никакого желания. Девушка закроется и пробурчит что-то невнятное о том, что Тропинкиной все показалось, что вообще нет ничего и не было. Ну да, как же! — Пойду я, Катюш… Ты звони, если понадоблюсь. А Кате было тошно от всей ситуации. Чего она злится? Лучше бы и правда пошла на охоту. Почему всем можно, а ей — нет? Она готовилась, училась, тренировалась наравне с парнями. Папа ее хвалил, и дядя Паша тоже, только теперь встали стеной и не разрешают! А Андрей их поддержал. Предатель! И Саша заодно со старшими. Один Ромка только её понимает, да и то посмеивается. Они все не верят в нее, не хотят признавать, что она тоже способна на что-то более серьезное, чем стучать по клавишам в душном кабинете. Катя схватила со стола отчет, который хотела, но почему-то уже час не решалась отнести президенту, и уверенным шагом направилась в приемную. А будь, что будет! В конце концов, она может просто еще раз спросить… — Дядь Паш, можно к тебе? — девушка просунула голову в приоткрывшуюся дверь. — Ты отчёт просил сделать. — Да, конечно, — кивнул Жданов-старший. Катя положила папку ему на стол и теперь переминалась с ноги на ногу. Так и хотелось попроситься с Машкой, дело-то пустяковое! Можно было бы рискнуть отправиться с ней. Вот только страшно, аж поджилки трясутся! Как не хочется слышать очередной отказ! — Дядь Паш, а… — Катя стушевалась под взглядом второго отца. — А Андрей не звонил? Выкрутилась, называется. Павел усмехнулся и ответил: — Не терпится устроить допрос парням? Не звонил, не любит он этого. Но скоро приедут. — Да, я знаю. Вчера с мамой разговаривала по телефону, — недовольно процедила сквозь зубы девушка. — И мне совершенно не хочется слушать их рассказы про охоту! — Катя-Катя, — вздохнул Павел Олегович, мигом уловив, куда дует ветер. — Мы же обсуждали это много раз. И я тебе говорил и говорю «нет» каждый раз. Не женское это дело. — В прошлый раз вы с папой сказали, что я маленькая ещё, — Катя капризно надула губы и гордо задрала нос. — Машка сегодня вечером на охоту едет, ей же можно! И Андрея ты отпускаешь с семнадцати лет! Почему я в свои двадцать пять все еще маленькая? Зачем тогда меня нужно было учить всему, что я знаю? — Не понимаешь? От улыбки главы охотников не осталось и следа. Жданов посерьезнел, отложил подальше все документы и строго посмотрел на стоящую перед ним девушку. Она обиженно поджимала губы и взглядом блуждала по комнате, явно нервничала, но всячески старалась это скрыть, выдавая страх за раздражение. — Иди, садись. Раз уж ты выросла, то поговорим, как взрослые люди. — Снова будешь меня убеждать, что я не готова? — надулась Катя, но на стул для посетителей села. Павел посмотрел ей в глаза долгим нечитаемым взглядом, подбирал слова или собирался с духом. Кто его знает? Но вид у него был абсолютно невеселый. — Нет, Катюша. Я хочу сказать тебе другое. Никто из нас, ни я, ни твой отец, ни Маша не хотели брать оружие в руки. Все происходящее — скорее вынужденная мера. Поверь мне, твоя подруга хочет быть рядом с сыном ночами, а не выслеживать очередную тварь по болотам. Я бы хотел, чтобы Андрей вырос в полной семье, выучился, нашёл работу, женился, наконец. И очень хотел бы, чтобы у Ромы и Саши были родные мать и отец, а не приёмный, который то и дело перекладывал их воспитание на ближайших друзей, потому что приходилось брать в руки ствол и идти охотиться. Да и твой отец, несмотря на то, что выучил тебя, мечтает о нормальной жизни для своей любимой дочки. И я тоже. Твое обучение было скорее для того, чтобы ты смогла себя защитить в непредвиденной ситуации, — Павел уткнулся взглядом в столешницу и рассеянно начал перебирать листы Катиного отчёта. — Ты все ещё не понимаешь, о чем я сейчас говорю? — Не очень, — призналась Катерина. — Почему ваши желания мешают мне пойти на охоту? Я хочу… — Катя! — резко перебил ее вмиг постаревший мужчина — Знаешь, почему Маша стала охотницей? Мстит. За мужа. И я точно знаю, что каждый её рейд может стать последним, только тогда Егорка останется круглым сиротой. Конечно, одного мы его не оставим, либо усыновит кто-нибудь из наших друзей, либо просто будем приглядывать… Твой отец потерял сослуживца после столкновения с оборотнем и пришёл к нам сам, хотел научиться защищаться от нечисти и суметь защитить семью. Так и втянулся. А я… Я потомственный охотник. Видишь ли, твари очень похожи на нас. Тоже любят своих, имеют семьи и мстят за смерть сородичей. Нельзя один раз прихлопнуть нечисть и пойти дальше жить обычной жизнью. Если ты взялся за это дело, то уйти уже нельзя. Это болото, трясина, что засасывает человека навечно. Каждый раз, засыпая, боишься. Даже не за себя, за близких, родных, за любимых. Все, кто отошёл от дел при жизни, заканчивают либо в психушке, либо спиваются. Охота, Катюша, это не весёлые прогулки с ружьём на природе. Это война, понимаешь? И на войне ты сталкиваешься с кровью, увечьями и хоронишь друзей. Люди умирают у тебя на глазах, а сделать ты ничего не можешь. Эти мысли преследуют всю оставшуюся жизнь, ты уже не можешь не корить себя за то, что выжил, а они нет. — Папа Паша… Павел поднял взгляд на Катю, даже не заметив, как по лицу катятся слёзы. Давно она его так не называла, кажется, уже лет десять, не меньше. Улыбнулся, а Катя посерьезнела. — А мальчики тоже… Ну… В опасности? — Да, как и все мы. Не думай, что я отпускаю их спокойно. Каждый раз сердце не на месте. Боюсь, что кто-то из них не вернётся. Пока им везёт, они крепко стоят друг за друга, спиной к спине. И остается только надеяться, что удача не отвернется от них. Катя нервно сглотнула, подступающий к горлу комок. Невольно перед глазами встала картина с мертвыми телами, лежащими на земле: вот Сашка с разодранным горлом, вот бездыханный Ромка, стеклянными глазами смотрящий в небо, и Андрей… Сердце невольно сжалось от страха и забилось с невероятной скоростью. А что если им будет нужна помощь? Ее помощь? Ведь за кого, если не за них, она готова отдать свою жизнь? — Я… пойду, наверное, — тихо сказала она, — я все поняла. И даже дверь прикрыла аккуратно с еле слышным щелчком. Никогда не видела Жданова таким потерянным и разбитым. Ведь что он, что папа, всегда были эталоном силы и уверенности, она даже и подумать не могла, что охота не является их любимым делом. Катя задумалась и шла по коридору будто на автопилоте. Мысли унеслись куда-то далеко в прошлое, в счастливое детство, наполненное смехом и радостью, тренировками, стрельбой по бутылкам и беготней по уральским лесам на летних каникулах. Будучи совсем маленькой девочкой, она не понимала, что большая дружная семья с мамой, двумя папами, тремя сыновьями и маленькой дочкой — это только вынужденная мера, на которую Пушкаревы и Жданов пошли только потому, что кто-то должен был растить детей. Если рассуждать беспристрастно, то только у Кати все это время была полная семья. У Андрея после гибели Маргариты остался только отец, который так больше и не женился. А Саша и Рома вовсе были круглыми сиротами с самого раннего детства. Малиновский еще смутно помнил своих родных мать и отца, а Воропаевы погибли, когда сыну было немногим больше года. Опомнилась Катя только у дверей мастерской. Можно сказать, что это было самое теплое и уютное место для нее во всем Зималетто. Она любила захаживать сюда к Ольге Вячеславовне и пить пахучий, терпкий травяной чай, который та сама собирала летом. Конечно, при Милко они не обсуждали охоту, так как дизайнер не был осведомлен о внеурочных занятиях доброй половины административного этажа модного дома. Он и так был крайне эмоциональным, впечатлительным и суеверным, до жути боялся плохих примет, черных кошек и домовых. Что бы стало с его психикой, узнай он всю правду? Ведь домовые — это чуть ли не самые безобидные существа из тех, с которыми охотники имеют дело. Распахнув дверь, девушка сразу же расслабилась, увидев пожилую женщину, занятую не чем-нибудь, а прядением. Странное занятие для начала 21-го века, но Вуканович просто обожал вещи сделанные его ОлЕчкой вручную. Он мог пищать и визжать часами, а Уютова только улыбалась, снисходительно считая мужчину чуть ли не родным сыном. И Катя тоже чувствовала от нее ту материнскую заботу, которой так не хватало девушке вдали от Елены Александровны. Конечно, в расстроенных чувствах ноги принесли ее именно сюда, в то место, где выслушают, успокоят и дадут материнский совет. — Здравствуй, Катенька, — улыбнулась Ольга, отложив пряжу. — Все думала, заглянешь ко мне сегодня или нет. — Все-то вы рукодельничаете, Ольга Вячеславовна! Здравствуйте… Катя тепло посмотрела на моток пряжи, а потом взяла его в руки и задумчиво покрутила. — С чем пожаловала, девочка моя? Проходи, садись, рассказывай, отчего загрустила? — Ерунда, ничего я не загрустила, — отмахнулась та. — Просто Машка сегодня снова охотиться едет, а меня опять не пускают… Да еще Павел Олегович заладил, не женское дело, не женское дело… — И всего-то? А я уж думала тоска твоя сердечная. Будешь иван-чай? Сегодня с мятой и ромашкой принесла, свежий. Ольга Вячеславовна поднялась с диванчика и засуетилась, выставляя незамысловатые угощения на стол. Электрический чайник весело запыхтел, а Катя завороженно наблюдала, как полы длинной юбки Ольги подметают за ней мелкий сор и обрывки нитей. — Соглашусь я с Пашей, — назидательно начала Уютова. — Не женское дело навьих гонять. Женщина должна очаг семейный стеречь, детей растить, по дому хлопотать… А по болотам да лесам пускай защитники бегают. Вон какие молодцы у вас вымахали! Любо-дорого посмотреть! Богатыри! — Но вы же охотились! — буркнула Катя. — И что я имею, по-твоему? Что осталось-то в моей жизни? Мужа нет, дети далеко, а я одна в Москве на старости лет. Из друзей только Паша, да Валера, но один сюда и носа не кажет, а второму некогда. Перемололо всех и расшвыряло. Всю жизнь ходишь и оглядываешься, не стережет ли кто из навьих за углом, не поджидают ли за порогом? Такую старость ты себе хочешь, девочка моя? И Машка несчастная, если не сгинет, то потянет за собой и сына в эту трясину, просто не сможет ничего сделать с этим. Она и сама не понимает, что творит, только ненависть застилает глаза… — Навьи? — переспросила Катя удивленно. — Впервые о них слышу. — Ты бери-бери булочку. А, хочешь, пирожок, — засуетилась Ольга Вячеславовна. — Чай наливай, не стесняйся. Знаешь ты все о них! Братья твои за ними охотятся, просто называют их по-другому. Навьи — это же старославянское… Сейчас их больше чертями, бесами, вурдалаками… Да как только не кличут! Не знаю, слышала ты или нет… Откуда, по-твоему, приходят твари? И куда я, по-твоему, загоняла бесов в свое время? — Не знаю, — пожала Катя плечами и откусила от мягкой булочки кусочек. — Берутся откуда-то. Главное же убить нечисть, а откуда она взялась, не так уж и важно… — Из Нави и приходят. Гиблое место, Навь… Место вечного холода и темноты… — А где оно? — По ту сторону, если тебе угодно, — Ольга Вячеславовна улыбнулась чему-то своему. — Живым туда ходу нет, а мертвые оттуда не возвращаются. — Это мир мертвых? — догадалась девушка, даже про чай позабыла. — Можно и так сказать. Когда путь человека в Яви подходит к концу, и материальная оболочка разрушается настолько, что больше не способна удержать в себе душу, то наступает момент перехода в иное качество. Душа ступает на волшебный мост через реку и отправляется в мир, который славяне называли Навью.Все поступки, все мысли, все оценивается в этом последнем пути. А там уж… Кому что, по заслугам… Вечная тьма или покой под крылом богов... — Ольга Вячеславовна, а вы откуда это знаете? — чуть содрогнувшись, спросила Катя. Разговоры о смерти и последнем пути ей категорически не нравились, особенно после красочных картинок с братьями в голове. — Помнишь, я рассказывала, как изгоняла беса? — Катя кивнула в ответ на вопрос Уютовой.  — Этим тварям в Нави не нравится, хотя они ее порождение. Вот выгоняешь такого из человека, а он всеми силами цепляется и пытается разжалобить тебя своими мыслями о том, как им там плохо. Пожалеешь его такого — кинется и разорвет тут же. Ну, все, все, Кать, забудь, о том, что я тебе рассказала. Допивай чай, а мне еще дела доделать нужно. За обедом встретимся, моя хорошая. — Но, Ольга Вячеславовна… Если, как вы говорите, оттуда мертвым хода нет, то… как сюда попадают твари? — девушка недоверчиво посмотрела на Ольгу. Женщина улыбнулась, но не слишком весело. Кажется, она и сама была не в восторге от поднятой ей темы. — У навьих свои тропы, да и не люди они вовсе… хотя и были ими… когда-то… Вот и идут сюда по старой памяти, — очень неохотно ответила помощница Милко. — Нравится им в Яви… Да только они уже не те, кем когда-то были, переродившиеся, перемолотые, израненные. Они будто состоят из ненависти и боли, и в мир несут только их. Вот поэтому и приходится таким молодцам, как твои братья, их усмирять. — Я тоже хочу! Я все знаю про каждую тварь, я умею обращаться с любым оружием, я… — А я говорю: Паша прав, что отказывается тебя отпускать на охоту. Опасно это. У тебя есть шанс прожить нормальную жизнь, так воспользуйся им! Ответить Катя не успела, только капризно поджала губы и стрельнула колким взглядом. В мастерскую ввалился чем-то возбужденный дизайнер и, размахивая увесистой цветастой книжкой, остановился прямо посередине. — Нет, вы можете себе прЕдставить! Эти детские сказОчки могут свЕсти меня с Ума! — Милочко, что случилось? — чуть улыбнувшись, участливо спросила Ольга Вячеславовна. — Я чИтал царевну-лЯгушку, — серьезно ответил тот. — И там вЕзде… вЕзде!.. эти Ужасные злОдеи! Нет, конечно, эта лЯгушка сама была страшнАя, но мне Ее жалко. Ее пОхитил этот Ужасный тИран КАщей СмЕрдный! — Бессмертный… — поправила его помощница, — Жениться просто хотел… — ЖЕниться! НадО же! Так постУпают только неотесанные мУжланы! Если бы мЕня мой РОнальд пОхитил, я бы Его начал ненАвидеть! — замотал головой Вуканович, а потом сник и добавил, — Хоть и лЮбить… — Да, дорогой мой, не всегда все бывает правильно… Улыбка на губах женщины потухла, но она отвлеклась на то, чтобы налить еще одну чашку чая. Милко насупился, сдвинул брови, как будто даже расстроился и уселся на диван. — А ты чего сЮда прИшла, ПушкАрева? Опять ОлЕчку Вячеславовну отвлЕкать от рАботы? Катя откровенно насмешливо улыбалась, глядя на хозяина мастерской, и он, видя такую реакцию, начал кипятиться. — Уж кто бы говорил, господин Вуканович! Вы вот на рабочем месте лучше бы делом занялись, а не сказки читали. Показ уже на носу! — А ты меня поУчи, поУчи! Можно пОдумать, раз ты фИнансовый дИректор, то тЕбе все можно! Наши начальники молОдые вон вОобще прохлАждаются, и ничЕго. Уже поди полОвину Праги там оттр… — Милко! — громко воскликнула Уютова, от возмущения даже чуть покраснев. Катя тут же нахмурилась, ее нрав не позволял быстро справиться с собой, взрывалась младшая Пушкарева буквально по щелчку. Все близкие прекрасно знали об этом и относились с пониманием. Тем более, что ничего плохого Катя не делала, быстро остывала и даже извинялась, если что-то шло не так. Она была капризная и эмоциональная, но вот в самовлюбленности и эгоизме ее упрекнуть никак не получалось. Дизайнер, конечно, знал все вышеперечисленное о характере молодой начальницы, но периодически, когда она приходила в его мастерскую, специально задевал за живое, показывая тем самым, кто, мол, в доме хозяин. — Да что вы такое говорите?! Прохлаждаются?! Прохлаждаются, значит?! — Катюша! — Да они могут вообще не вернуться, а вы тут зубоскалите! Девушка вскочила на ноги, тяжело дыша, и даже сжала ладони в кулаки, а потом вдруг поняла, что именно сказала. Ярость на лице тут же сменилась растерянностью. Ольга Вячеславовна покачала головой, пряча глаза, но ничем не могла помочь. Вот же ж ляпнула, так ляпнула! Это все из-за тяжелых утренних разговоров и мелькающих в голове мыслей об опасности. Лучше бы не спрашивала ни у кого и ничего, а просто сама нашла себе дело и поехала охотиться. — Я… я имела ввиду… Мало ли? Вдруг самолет упадет! Или еще что… — ПушкАрева, так ты еще и недАлекая. СамОлет — самый безОпасный вид транспОрта, поэтому я лЕтаю только самОлетами. — Ну да, полететь поездом вряд ли получится… — пробормотала Катя, отворачиваясь от краснеющего мужчины. — Милко, а у нас ведь обед почти! Можно мы пойдем с Катюшей? — спасла ее Ольга. — Девочки нас там ждут уже. — Иди, ОлЕчка, — пробурчал в ответ дизайнер, утыкаясь взглядом в папку с эскизами. Так, завершив разговор буквально на полуслове, они и ушли в «Ромашку», небольшое кафе недалеко от Зималетто, где женсовет привык обедать. Катя тоже по обыкновению пошла с подругами, но неприятные мысли и предчувствия так и не перестали скрести душу ни в тот день, ни на следующий. Тропинкина, конечно, на охоту съездила без нее. Вернулась через день утром, злая, поцарапанная, но в целом, довольная. Закрывшись в женском туалете, Амура мазала ее своими снадобьями, а Ольга Вячеславовна курила и задумчиво рассматривала здоровенный синяк на Машкином плече. — Ты чего так Федьку-то отшила утром, Маш? — участливо спросила ведьма, размазывая густую желтоватую пасту по руке подруги. — Даже мы опешили… Девушка в ответ только фыркнула и закатила глаза. — А что случилось? — сгорая от любопытства, поинтересовалась Катя. — Да, Мария не хочет кататься на мотоцикле с Федором, ей джип подавай, — усмехнулась Уютова, выдыхая тонкую струйку дыма. — Да что такого-то?! Я всю ночь пробегала по лесу, все кости болят. Ну, какой мотоцикл, Олечка Вячеславовна? — Он обиделся, — добавила Амура. Машка виновата опустила голову и устало потерла рукой глаза. — Пусть обижается, целее будет… — Дура ты, как есть дура, — серьезно ответила Ольга Вячеславовна. — Ведь он любит тебя! И ты — его, так зачем отталкиваешь? Специально же грубишь! — А вы не понимаете?! Как я ему скажу вот про это все? Любовь его дурацкая пройдет, зато он будет жить обычной жизнью, найдет себе девушку… — Нормальную… — язвительно добавила Амура. — Да, нормальную! Мне бы сына вырастить хотя бы… — Так ты же ни Егорке жизни не даешь, ни себе! Все бы Федор понял! Ты же видишь, какой он серьезный, какой ответственный, верный! Жили бы семьей, сидела бы в офисе… Так нет! Ты сама на себе крест поставила! Сама себе в голову вбила, что жизнь кончилась! — Сами прекрасно знаете, что не смогу… Снова… Маша смотрела на Уютову невидящим взглядом, а потом неожиданно громко расплакалась. Катя кинулась к ней, обняла девушку за плечи, а саму тоже начало трясти. Впервые за все время, которое она общалась с Тропинкиной, ей довелось увидеть, как подруге тяжело и больно. Будто нарочно в тот момент, когда Катя уже была готова наплевать на мнение старших, жизнь подкидывала ей все более веские доводы в пользу слов Павла Олеговича. Охота оказалась не даром, а тяжелой ношей, ломающей всю дальнейшую судьбу. А ведь права Ольга Вячеславовна, и хотелось бы ей семью, детей, теплый домашний очаг… Проблема была только в том, что ни один из Катиных ухажеров, которых было не так уж мало, не вызывал у нее ни малейшего желания связывать с кем-то из них свою жизнь. Да даже мысль о поцелуе с ними вызывала резкий приступ тошноты. И только одни глаза и губы все чаще и чаще появлялись в ее снах, но принадлежали они как назло названому старшему брату. Катя очень долго боялась себе в этом признаваться, гнала подальше все картинки из головы, нарочно ходила на свидания, пыталась хоть в ком-то найти тот огонь, который, казалось, полыхал во взгляде Андрея. Но все тщетно: Жданов был такой один. Даже представить боялась, что сказали бы родители, если бы узнали. Да что родители! Сам Андрей абсолютно точно посмеялся бы над ней… Ему нравились фигуристые, высокие, раскрепощенные девушки, с которыми он беззастенчиво развлекался, меняя как перчатки. А Катя Пушкарева для него младшая сестренка, которую нужно беречь и опекать. Все, точка. Да, будь у нее хоть мизерная надежда на то, что он ответит на ее чувства, она бы, наверное, призналась. Кому, как не ему? Он всегда был самым близким, родным, понимающим и… любимым! А если у нее нет надежды на нормальную, правильную, желанную семью, то какой смысл беречься? Лучше охотиться и помогать братьям, отцам, Машке, в конце концов. Они вышли из туалета, когда успокоили подругу, умылись и хоть чуть-чуть привели в порядок чувства. Решили расстаться у ресепшена, Кате нужно было забрать письма и список звонков. Только вот протиснуться к Машиному столу оказалось делом не из легких, в холле оказалось настоящее столпотворение. По ушам резанул хохот и визг девчонок-моделей. Обычно, те такого себе не позволяли… Но на поверку все оказалось гораздо проще. Среди весело гомонящей толпы бабочек Милко стояли только что вернувшиеся Андрей, Рома и Сашка. Красивые, холеные, дорогие молодые мужчины! Мечта всех охотниц за мужьями, герои многих женских эротических снов! А для Кати просто мальчишки, братья, ее семья. И вот бы, как раньше, как много лет подряд, кинуться с радостным визгом к ним, повиснуть на шеях, расцеловать и безудержно смеяться от переполняющей радости! Вот только взгляд останавливается на руках Андрея, крепко прижимающих к его телу двух грудастых баб. Зубы сами сжимаются сильнее, ногти непроизвольно впиваются в ладони. Сейчас бы прикусить язык и промолчать, но молодой буйный нрав уже не сдержать.