I won’t give in ‘til I reach the end, then I’ll start again

      Тео в пути. Прошло уже несколько дней с тех пор, как он испек кексы и как он поехал к Лидии. Что в конце концов привело к тому, что он съел один и выпил чаю с ней и ее мамой, а затем поехал к Лиаму и смотрел, как он ест целых три кекса, почти не делая пауз между укусами.       Он подъезжает к краю заповедника и паркуется, потом выходит и гуляет добрых двадцать минут, прежде чем раздеться и спрятать одежду под листвой. Потом он обращается в койота.       На самом деле Тео не обращался уже некоторое время. Хотя это происходит естественно: не больно, почти не требует времени или концентрации. Но это не та форма, которую он когда-либо… он даже не знает. Ему комфортно ходить на четырех лапах, когда тело покрыто черным мехом, когда обоняние, слух и зрение отличаются от обычного.       Но Тео никогда не должен был обращаться, не должен был просто быть.       Тео помнит, как он в первый раз стал койотом. Как он боялся, что не сможет этого сделать, не потому, что это приведет к новым экспериментам, а потому, что это будет означать провал.       Он помнит, как один из Докторов объявил, что операция прошла успешно, и как он гордился этим. Теперь он чувствует себя отвратительно, когда вспоминает об этом, как явно он жаждал их внимания, их любви.       Как будто они когда-либо были на это способны.       Не то чтобы Тео считал их поведение излишне жестоким. Он вспоминает слова Мелиссы о своем детстве, видит по глазам Лиама, что он хочет задать вопросы, по взгляду Лидии, словно она понимает больше, чем говорит. Будто все, что она знает, вызывает у нее сочувствие к Тео.       Но какую бы боль Доктора ни причиняли… по крайней мере, это никогда не было только ради одной боли, Тео так не думает. Не может так думать. Была цель. И да, теперь Тео понимает, что он никогда не был самой целью, лишь ступенькой на пути достижения, но он не может позволить себе думать, что все это было напрасно. Потому что если бы это было так… тогда все, что он сделал, не имело никакой ценности.       Тео бежит, хотя, конечно, его мысли просто бегут вместе с ним.       Внезапно справа от него раздается рычание, и Тео тут же замолкает, рыча в ответ, потому что он знает, что в дикой природе ты никогда не сможешь показать себя добычей.       Койот со светлым мехом смотрит на него невероятно блестящими голубыми глазами. Малия.       Тео перестает рычать, хотя больше ничего не делает. Он не сомневается, что Малия знает, кто он такой; она чувствует его запах так же, как и он. Она рычит еще пару секунд, прежде чем остановиться, однако выражение ее лица нисколько не смягчается.       Она начинает ходить вокруг него, Тео следит за ее движениями, чтобы не повернуться к ней спиной. Он действительно понятия не имеет, пришла ли Малия сюда из-за него, чтобы убить там, где никто другой ничего не узнает, или это все совпадение.       Тео с трудом верит во вторую версию.       Внезапно она обращается и предстает полностью обнаженная, хотя Тео почти не обращает на это внимания, так как сам привык к наготе. Она медленно встает, затем поднимает бровь на Тео. — Ты собираешься так и остаться?       Тео щурит глаза, что является не совсем звериным выражением. Затем он тоже обращается и встает. Обычно в это время он потягивался, расслабляя свои человеческие мышцы, но он очень не хотел, чтобы Малия подумала, что он к ней пристает или что-то в этом роде. Поэтому он просто не двигается. — Ты мне не нравишься, — говорит она. — Я не доверяю тебе.       Тео ничего не отвечает, да и не знает, что сказать. Она, конечно, не должна любить его, а что касается доверия… Тео, возможно, и показал себя хорошим союзником в прошлом, но он также предал их всех раньше. У Малии, естественно, есть свои причины не доверять ему. — Но ты все же здесь.       Тео хмурится: — Да?       Он действительно не понимает, к чему она клонит. Тео никогда полностью не понимал, как работает ее мозг. Она может быть открытой книгой для большинства, никогда не скрываясь за масками или словами, которые она не имеет в виду, но для Тео, чей опыт был в значительной степени в противоположном спектре, это именно то, что делает ее трудной для чтения. — Ты не уедешь из Бейкон-Хиллс, — говорит она, сверкая глазами и скрещивая руки на груди. — Нет, — отвечает Тео, и на этот раз это не звучит как вопрос. — Почему?       Тео моргает. Он хочет сказать: «это не твое дело», но это не совсем так, не так ли? У Малии есть причины — даже несколько — не доверять ему, и нет никаких веских оснований, чтобы она поверила его словам, если он решит сказать «потому что я хочу».       Но Тео также не может заставить себя быть полностью честным с ней, поэтому он говорит: — Я не собираюсь никому причинять боль.       Малия продолжает хмуриться. — У меня нет причин доверять тебе. — Я помогал тебе раньше, — замечает Тео, не думая, что это заставит ее передумать.       И, как и ожидалось, Малия возвращается к свирепому взгляду: — А потом ты предал нас.       Ну, она ведь не совсем ошибается, не так ли? — Я могу сделать что-нибудь, что поможет тебе довериться? — Тео надеется, что она не собирается ему отомстить, сказав, чтобы он проваливал и больше не возвращался.       Малия долго молча изучает его. — Я не знаю, — наконец говорит она, и Тео почти смеется. Он не может вспомнить никого другого, кто бы сказал это. Это обезоруживающе честно и одновременно душераздирающе. — Я могу что-нибудь сделать для начала? — спрашивает Тео, заставляя свой голос звучать абсолютно уверенно. Может быть, отсутствие контроля над собой поможет Малии доверять ему или, может быть, это просто заставит ее думать, что все это очередная игра. Тео не думает, что он выигрывает в любом случае. — Пробегись со мной, — говорит она, и Тео моргает. — Что?       Малия закатывает глаза, явно находя его медлительным в понимании. — Пробежка. Со мной. Как с койотом.       Тео снова моргает. Почти спрашивает: «как это поможет тебе доверять мне?», но отбрасывает эту мысль. Не похоже, что у нее есть много других людей, чтобы бегать как полноправный койот, не так ли? — Ладно, — говорит он и снова обращается в койота. Малия делает то же самое и тут же убегает. Тео издает звук — совсем звериный — и следует за ней, не в силах сдержаться от того, чтобы не высунуть язык.       Тео не помнит, когда в последний раз бегал просто ради бега. Двигаясь все быстрее и быстрее, он не может понять, почему это происходит. Он обещает себе, что это определенно не последний раз. Судя по тому, что Малия бежит либо рядом с ним, либо впереди (не сзади, пока), он тоже не думает, что это ее последний раз.       Может быть, это действительно может быть началом.

***

      Это субботнее утро, и Тео едет с Лиамом в лес. Он зевает рядом, пакет конфет лежит между его ног, а два теплых бумажных стаканчика на коленях. — Почему мы делаем это так рано? — Потому что позже у меня работа в кафе, а тебе нужно учиться. — Прошу, не напоминай мне, — тянет Лиам, и Тео поворачивается, чтобы улыбнуться ему.       Его раздраженный взгляд быстро проясняется, и Лиам улыбается в ответ. Затем он балансирует чашками на коленях, чтобы держать их в вертикальном положении только одной рукой, а другую кладет на бедро Тео. Это приятный вес.       Лиам начинает что-то напевать себе под нос, хотя музыка в салоне не играет. — Можешь включить что-нибудь послушать, — предлагает Тео. — Ты никогда не включаешь музыку. — Я привык, — он пожимает плечами.       Лиам сжимает его ногу, и Тео поворачивается к нему, хотя ему приходится переключать свое внимание между ним и дорогой. Что не совсем удобно, но последнее, что он хочет, это объяснить Скотту или родителям Лиама, как он попал в автомобильную аварию. — Я сказал это не из жалости к себе. — Знаю, от этого становится еще хуже.       Тео ничего не говорит и смотрит вперед, заставляя себя не слишком сильно сжимать руль. — Я просто имею в виду… немного жалости к себе — это неплохо. Я думаю, это здорово. — Да? — спрашивает Тео, поворачиваясь к нему с приподнятой бровью. Лиам серьезно смотрит в ответ. — Ага, иногда я чувствую что-то такое… — он хмурится, словно подыскивая слово. — Меланхоличное. — Меланхоличное? — повторяет Тео, не в силах сдержать смех. — Да, — Лиам бросает на него насмешливый взгляд. — Мне нравится быть оборотнем, но иногда… это несправедливо, не так ли? Я имею в виду, просто… как нас ненавидят, даже когда мы никому не причинили вреда, — Тео не может не поморщиться; он определенно не из тех людей. Лиам снова сжимает бедро, как будто слышит его мысли, но продолжает: — И что жизнь никогда не будет прежней. Как будто я знаю, что там. Анук-Ите, тысячелетние демоны и Призрачные Всадники. — И Ужасные Доктора, — добавляет Тео, и Лиам решительно кивает. — Ага! И это несправедливо! И мы должны чувствовать это. Я имею в виду, не каждый день, но иногда это нормально.       Тео ничего не говорит, вместо этого он едет вперед и паркуется на обочине. — Давай сделаем это. — Что сделаем? — спрашивает Лиам, смущенно хмурясь. — Вылезай и выкрикивай все наши разочарования. — Ты серьезно? — Да, — говорит Тео. — Ты прав, это несправедливо. Это несправедливо, что у меня украли детство, чтобы я был каким-то… подобием зла, а потом забрали из моей семьи и превратили в этого… монстра. — Тео… — начинает Лиам, его взгляд смягчается, но Тео качает головой и продолжает. — Я больше не такой. Я стараюсь больше не быть таким. Но это несправедливо, я просто должен попытаться, — он делает паузу: — больно думать, что бы случилось, если Ужасные Доктора не выбрали меня. Как… — Тео сглатывает: — Тара, наверное, была бы жива.       Лиам ничего не говорит, но затем произносит: — Ты прав. Это несправедливо, — он открывает дверцу машины, — пошли, — и выходит, убедившись, что чашки остались на заднем сиденье, не рискуя упасть и разбрызгать кофе повсюду.       Тео тоже выходит, запирает за собой пикап и пару минут идет за Лиамом.       Они окружены деревьями, когда Лиам начинает кричать. Первый крик короткий, но мощный, как будто Лиам не привык к этому. Второй — длиннее. — Давай, — говорит он, поворачиваясь к Тео, и его глаза сияют от восторга.       Тео моргает. Ну, это была его идея, не так ли?       И он начинает кричать. На самом деле это звучит не так уж громко; Тео не привык повышать голос, он склонен скрывать свое разочарование внутри себя, вместо того чтобы просто кричать об этом. — Ты можешь лучше! — говорит Лиам, и Тео снова кричит. На этот раз громче, хотя и коротко. Потом он открывает рот и по-настоящему кричит, по-настоящему вкладывает в крик все.       Когда он, наконец, замолкает, то тяжело дышит. Он поворачивается к Лиаму с какой-то маниакальной ухмылкой на лице. — Это было потрясающе. — Ага! — говорит Лиам и начинает смеяться. Тео тоже смеется; что, черт возьми, ему еще делать? — Это не то, что мы должны были делать. — Да? В чем же тогда состоял твой большой романтический план? — Устроить романтический пикник. Потом, может быть, потанцевать. — Потанцевать? — спрашивает Лиам, поднимая брови, и Тео пожимает плечами, не чувствуя себя смущенным. — Что-нибудь глупое.       Лиам смотрит на него пару секунд, потом его лицо расплывается в улыбке, и он достает телефон. — Мне кажется, я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.       Тео приподнимает бровь, чертовски уверенный, что Лиам думает совсем не о том, о чем и он. Но он все равно просто ждет его.       Из телефона Лиама начинают доноситься звуки. Что-то вроде длинного «е», за которым следует «мумаве». Потом что-то вроде «уимбуэ»*.       Лиам кладет телефон в задний карман и начинает что-то напевать. Он тянется к рукам Тео, двигает бедрами, как бы подстраиваясь под ритм. Потом он начинает петь. — В джунглях, могучих джунглях, сегодня ночью спит Лев. В джунглях, тихих джунглях, спит сегодня ночью Лев.       Тео начинает смеяться, едва поспевая за тем, как Лиам танцует и как сильно смеется. Но он просто продолжает петь. — Рядом с деревней, мирной деревней, сегодня ночью спит Лев. Рядом с деревней, тихой деревней, сегодня ночью спит Лев.       Тео вынужден прекратить танцевать, смеясь слишком сильно, упираясь руками в колени, чтобы удержаться на ногах. Лиам просто продолжает танцевать и петь.       Когда песня заканчивается, начинается другая, что-то запоминающееся и приподнятое, но Тео не обращает внимания на слова, вместо этого притягивая Лиама ближе и целуя его. Однако он все еще смеется, и Лиам тоже, что делает поцелуй довольно трудным. Поэтому они просто обмениваются быстрыми поцелуями. — Кофе остывает, — наконец произносит Лиам, его глаза щурятся от улыбки; Тео не может смотреть по-другому.       Он смеется, потом хмурится: — … Шакира? — Ага! Из «Зверополиса»? — Что? — Фильм о говорящих животных! Как ты мог это не смотреть? — Полагаю, ты не внес его в список. — Ладно, к черту твою романтическую прогулку по лесу. Мы возвращаемся к тебе, чтобы посмотреть, — говорит Лиам, одной рукой таща Тео обратно к пикапу.       Тео переплетает их пальцы, фыркая по дороге, в то время как Лиам продолжает бормотать об отсутствии у Тео кинематографического образования.       Боже, он чувствует себя счастливым. Ему не терпится жить дальше.

***

      Они умрут. После всего, что было. После Докторов, Жеводанского зверя, после Ада и Призрачных Всадников, это то, что положит конец Тео Рэйкену. Охотники. Подкрепленные не очень здоровым количеством страха, конечно, но тем не менее, охотники.       И хуже всего то, что даже в лифте Тео не может понять, какого черта он здесь делает. Потому что он не должен приходить и сражаться, не должен подвергать себя опасности, когда смерть почти гарантирована. И довольно болезненная смерть.       Тео не является частью стаи Скотта, и, вероятно, никогда не будет. На самом деле, у него нет никаких веских причин находиться здесь.       За исключением одной. Тео задается вопросом, обдумывал ли Скотт это. Шансы Тео прийти на помощь к ним в старшей школе против того, чтобы он пошел в больницу, и в чем главная разница между этими двумя местами, кто же отсутствует в одном и присутствует в другом.       Поездка на лифте, кажется, длится дольше, чем обычно, а жужжание — единственное, что Тео слышит на первых двух этажах. В больнице жутко тихо; что случилось со всеми пациентами? Врачи, медсестры?       Где все?       Он находится этажом ниже того места, где будет бой, по словам Скотта (что-то о трех пациентах, которые были совсем не пациентами). И тут он слышит, как разряжают пистолеты. Несколько ударов сердца; все они бьются быстрее, чем обычно по разным причинам. Большинство из них воодушевлены, но кто-то один… один напуган.       Лифт открывается, и Тео, ни о чем не думая, просто втягивает Лиама внутрь. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Лиам, и Тео снимает свою шапочку, даже не зная, зачем он ее надел. — Я как раз спрашивал себя о том же, — отвечает он, надеясь, что адреналин, бурлящий в венах Лиама, слишком высок, чтобы он обращал внимание на сердцебиение или запах Тео. — Я не собираюсь умирать за тебя, — говорит Тео, искренне не понимая, кому он лжет. — Я тоже не умру за тебя! — восклицает Лиам, немного запыхавшись, его щеки пылают, он злится, но в то же время… ему стыдно? Он не уверен?       Тео хочет прижаться носом к его носу и понюхать его, разобрать его запах слой за слоем, чтобы точно знать, что происходит у него в голове. — Но… Я буду сражаться вместе с тобой, — голос Лиама возвращает его к реальности.       Тео смотрит на него несколько секунд. Было неплохо сказать «сражаться тобой». Но не очень точно, не так ли? Дело в том, что шансы на то, что они переживут эту ночь, невелики.       Особенно его шансы. Они ниже, чем у Лиама. Тео позволяет себе признать это. Здесь, где ничто другое, кажется, больше не имеет значение. Потому что он не позволит Лиаму умереть. Тому, кто не просто вернул его из Ада, но и убедился, что он остался. Если Тео придется умереть, чтобы отплатить за все это… да будет так. — Что? — спрашивает Лиам, его взгляд немного дикий, и все, что Тео может думать: «мы умрем, мы умрем».       Но он не хочет умирать, вот в чем дело. Но если это случится… тогда есть, по крайней мере, одна вещь, которую он хотел бы сделать до этого.       Тео медленно поднимает руку, видит, как Лиам хмурится, следя за этим движением, а затем прикладывает ее к щеке Лиама. Тот смотрит на него растерянно, выпучив глаза, но не испуганно. Он просто… выжидает, дышит громко и короткими рывками.       И потом Тео прижимается к нему, целуя в губы.       Он не делает больше ничего, не пытается углубить поцелуй. Он понимает, что этот мягкий, целомудренный поцелуй — это все, чего он хочет в конце.       Что-то без боли, ненависти или гнева. Что-то хорошее.       Это не долгий поцелуй — они не могут себе этого позволить — и затем Тео отходит назад, наблюдая, как Лиам медленно открывает глаза (Тео не закрывал их, не хотел ничего забывать).       Лиам сглатывает, а потом просто… смотрит на Тео. — А теперь давай подеремся, — говорит Тео и ухмыляется, как будто то, что случилось, не важно. Это так, но он не может позволить себе думать об этом. — Мы поговорим после этого, — говорит Лиам, наполовину угрожая, наполовину обещая. И Тео подмигивает ему, видит, как тот краснеет, а сам не может не рассмеяться.       Он чувствует себя как никогда живым.       Лифт открывается, и они с Лиамом выходят, обнажив когти и клыки.       Если так умрет Тео… тогда пусть будет так. По крайней мере, он получил одну хорошую вещь перед смертью.       А если они выживут…       Что ж, значит, они будут жить.