***
Человек стоял напротив CCG, облачённый в свою чёрную робу. Голова, как и лицо, была закрыта капюшоном. Поэтому его бы не смогли узнать. Тем более он стоял в тени какого-то невысокого здания, откуда открывался хороший обзор на организацию следователей. Кругом простирался туман после мелкого дождя. Он просто смотрел в эти окна, где когда-то сам сидел и пересматривал дела гулей. Где постоянно припирался с бывшей однокурсницей. Где восхищался Амоном и Аримой. Где он ел самую вкусную лапшу в Токио, хоть для всех она казалась на вкус чем-то схожим с варенным кожаным ремнем. Для него это были самые счастливые и самые худшие дни. Он искренне любил отправляться на задания, но так же сильно ненавидел видеть все эти снисходительные лица и фальшивые, вежливые улыбки. Приходя домой, он просто сидел на полу около распахнутого настежь окна, и неважно — была ли за окном жара или морозные хлопья продували его спину. Ему было абсолютно все равно на всех и на себя в такие моменты. Он просто впадал в эту липкую с мерзкую паутину слабости. В апатию сначала, и депрессию в конце. Он просто сидел и гладил свою собаку, которая, казалось бы, забирала всю его немощь, всю его усталость после очередного сраного дня на работе, где его не хотели видеть. Не хотели замечать в нем кого-то более значимого, чем обычного трудолюбивого работника в идеальном синем костюме, всегда выглаженной белоснежной рубашке и ультрамариновом галстуке. И, разумеется, он улыбался всем своей вымученной улыбкой в ответ. Он не хотел, чтобы в нем видели все это отвращение, которое он испытывал к себе и другим, все это гребанное истощение и безысходность. Единственное, что могло вытащить его из всего этого дерьма — это были его родители и Ходжи. Он безмерно уважал своего напарника, кандидата в особый класс — Косуке Ходжи, который сейчас видел в нем только критически опасного врага. Он все ещё помнит, как с жадностью поглощал новую информацию из уст Ходжи. Для него это были лучшие времена в CCG. Он адски хочет вернуть былое отношение напарника. Поэтому даже сейчас, в воплощение такого демона, как он, Такизава держит в своей голове этот гребаный план. План по убийству Татары. Он хочет доказать, что ещё чего-то стоит. Что даже то, что он вынес, не смогло сломить его верности CCG. Он вернётся героем, мать вашу. Со своими тараканами в голове, конечно. Со своими безумным глазами, с идиотской привычкой ломать свои пальцы, держа их во рту, которую привил ему Кано. То отродье, которое сделало с ним это. Возможно, он иногда будет съедать парочку человек из персонала, наслаждаться их плотью и кровью, словно вареньем. «Ведь это же так восхитительно! Мясо сродни спелым фруктам. Хочется ещё и ещё…» Но он докажет Ходжи, что он достоин. Достоин его уважения. Придёт время, и он вернётся. Сейдо Такизава вернётся. Ведь пока жив Ходжи, у него есть эта идея фикс. Есть это пламя, разгорающееся внутри. «Когда понимаешь, что твоё будущее полетело к чертям, тебе только и остаётся жить ради кого-то ещё.» – эта мысль преследует его с того времени, когда он ещё был тем слабым следователем второго класса. Тогда у него были родители. Его мать и отец, которые поддерживали его столько, сколько он себя помнит. Это были как раз те, кто дарил ему искренние улыбки, а не подставные. Мама нежно обнимала его, после рабочего дня и хвалила, когда он хвастался тем, что успел сделать за смену. А отец всегда с гордостью приводил в пример его своим друзьям. У Такизавы были идеальные родители. Однако, вот незадача, они сдохли. Так же, как и сдох тот слабый щенок Сейдо. «Спасибо, отец. Отец, Кано. За то, что убил меня и оставил только тело. Которое перед этим хорошенько терзал, разрезая, выворачивая наизнанку, распиливая и отрубая, чтобы улучшить свой эксперимент с регенерацией. Спасибо, что отдирал мне ногти, отчего я вгрызался в свои губы, и захлебывался кровью. Зато теперь они стали черными, как мгла внутри меня. Спасибо, что сдирал мою кожу и подвешивал меня на крюк. У меня остались прекрасные шрамы —свидетельства твоих зверств. Спасибо, что скормил одичавшему мне, моих родителей. И окончательно свёл меня с ума. Наконец-то я не чувствую её. Физической боли. Я чувствую только мощную силу. Но почему эта чертовская внутренняя боль, режущая хуже бензопилы Кано, поглощает меня целиком? Эта мерзкая тварь проделывает дыры в моем мозгу. Всегда, когда я вспоминаю прошлое, отключая чудовище, каким я стал, всегда она подкрадывается, словно маньяк, поджидающий жертву. Я свихнулся. От этой боли я съехал с катушек, но она продолжает меня преследовать. Что я буду делать, когда она уйдёт? Скорее всего меня уже будет не остановить. Сейдо Такизавы больше не будет. Останется лишь монстр. И я всеми силами буду стараться стать им. Лучше ведь быть таким, чем сопливым слабаком?» Ему безусловно приносит удовольствие убивать. Неважно кого, неважно где и как. Его сила, которую он давно принял и умело ею пользовался, поставила крест на тот идиотский страх ущербного следователя Сейдо. Теперь, он — гуль. И ему чертовски это нравится. Он совершенно не страдает из-за его новой сущности. Это ведь великое преимущество перед всеми этими букашками CCG. Единственное, что останавливает его от полнейшего провала в безумие — желание доказать. Доказать, что он сильнейший, что он имеет власть, что он может сделать всё, что ему захочется. Сейчас ему просто хочется увидеть признание в глазах Косуке. А дальше, может быть, следователь пойдёт следом за Татарой в загробный мир. Кто его знает? Но стоял он здесь и все ещё смотрел в окна CCG. Время было уже достаточно позднее, поэтому сотрудники корпорации начали потихоньку выходить из здания, направляясь домой. Вышел Сузуя, подпрыгивая и размахивая двумя своими чемоданами с куинке. Надо же, сегодня на нем кроме дебильной рубашки красовался ещё и развязанный красно-жёлтый галстук. Мысленно Сейдо даже сравнил его вид со своим бывшим идеальным костюмом, усмехнувшись. Голубь вдруг остановился и посмотрел на вход в здание, закатывая глаза. — Ну ты долго ещё? – донеслось до ушей Такизавы. И тут вышла она. Ковыряясь в своей сумке и хмуря брови, она, видимо, что-то искала. Наконец воскликнув «Нашла!», она вытащила из белой кожи… леденец? «О, боже…» Она такой же ребёнок, как и этот белобрысый со шрамами. Она хоть и строит из себя такую хладнокровную и безучастную, жестокую воительницу, на самом деле у неё ещё незрелая душа. Такизава злобно ухмыльнулся. «И её не могут поймать Аогири. Интересная у тебя судьба, Реики. Какого это, когда все вокруг врут тебе на протяжении всей жизни?» Даже отсюда он чувствует её сладкий запах, от которого можно сойти с ума дважды, трижды или больше. Первым, кто будет вести с ней разговор — Такизава. Он знал это точно. Тем временем девушка отдала свой леденец Джузо, который смотрел на неё умоляющим и в тот же момент безумным взглядом из под белесых ресниц. Они пошли в сторону какого-то кафе. Немного погодя, Такизава направился за следователями. Он не будет их догонять или атаковать, нет. Его цель не в этом. Ему просто дали задание. Узнать о планах CCG, об их ближайшей вылазке. На которой они собираются её поймать. С необычайной лёгкостью Такизава шёл неслышно. Он слился с толпой, окружавшей его и голубей. Сейчас он видел, как Сузуя вновь беззаботно размахивает уже одним чемоданом и прищуренными глазами смотрит то на Реики, то вперёд себя. Она в это время что-то безостановочно ему рассказывает, активно жестикулируя одной рукой. Поскольку в другой она старалась удержать чемодан следователя и свою сумку. Такизава навострил слух. — Ты представляешь?! Я отбила его оружие — впервые за столько времени упорных тренировок! А он даже не сказал что-то типа «Молодец, Мэй, так держать». Он вообще ничего не сказал! Просто так же холодно смотрел! — Значит, не заслужила, старушка. Да и зачем тебе его похвала? Тебе Юкинори не хватает? – Сузуя разговаривал лениво и отстранённо, слегка ухмыляясь. Реики недоуменно взглянула на спутника. — Не сравнивай их. Юкинори мне, как покровитель. Почти как отец. Арима — это своего рода профессор, пример для подорожания. Если он проявит ко мне хоть толику гордости, то я пойму, прежде всего, что я достойный следователь. — Ты достойный следователь, ты… хорошо анализируешь врага. –Сузуя ухмыльнулся. – Моей похвалы тебе достаточно, Реики? Девушка рассмеялась. Такизава впервые слышал такой чистый и заливистый смех. Такой искренний. Он поднял глаза на девушку. «Ей идёт смеяться. Пусть смеётся, пока может.» — Спасибо Джузо, на следующей вылазке буду блистать своим «аналитическим умом», а не биться с гулями с помощью ножей и куинке, как мой сумасшедший друг. Белобрысый хмыкнул своим тонким голосом. Такизава прищурился. Сейчас она скажет то, что ему нужно. Но внезапно Сейдо резко пришлось отвернуться к одному из прилавков со специями. Потому что этот мелкий ублюдок повернулся и посмотрел прямо в его сторону. — Что такое? – Мэй тоже смотрела туда, куда сейчас пристально всматривался её спутник. — Да так… – задумчиво протянул Джузо. — У нас есть достаточно времени для того чтобы улучшить способности. Это произойдёт только через две недели. С нами будут Арима, Амон, Мадо, Ходжи… – девушка продолжила, все ещё смотря в сторону Такизавы. А Оул при знакомых фамилиях дико улыбнулся. Они задумали что-то масштабное. Через две недели… Тем временем, следователи отвернулись и снова направились к кафе, до которого оставалось порядка десяти метров. Черт возьми, если эта девчонка будет дальше тянуть кота за яйца, он провалит своё задание. Такизава привык выполнять все идеально. Даже в таком устрашающе-безбашенном образе. — Естественно в тюрьме для мусора одним отрядом не обойдешься. – отдаленно он услышал голос Сузуи. Тюрьма для мусора?... Центр заключения гулей. В этом месте пройдёт следующая операция. Зрачки Такизавы расширились. «Дело принимает все более интересный оборот. Будет много мяса, может даже возьму на запас…» – рассуждал Сейдо. Больше здесь оставаться Такизава не собирался, ведь узнал, что хотел. Он зашёл за угол одной из высоток. А затем Оул просто поднялся на крышу этого небоскрёба за долю секунды. Вдохнув полной грудью, он напрочь избавился от её запаха в лёгких. Открыв глаза он дико улыбнулся и посмотрел исподлобья на город, открывший безумцу невероятный вид. Теперь он знал время и место следующей вылазки CCG. Время и место их следующей встречи… — Есть хочу… – так томно, почти соблазнительно прошептал он в пустоту. Его глаз окрасился в чёрный цвет, а зрачок стал ядрёно красной светящийся точкой, пускающей из себя такие же красные тонкие нити. На лице появилась маска какудже.«Совиная» — так назвал ее Кано, который ему её и «встроил». Теперь ведь он один из сильнейших Сов. Из его кагуне вырвались своеобразные крылья. Он подошёл ещё ближе к пропасти, встав на самый край бетонного мостика. Обернулся спиной к городу и ухмыльнулся. А затем, раскрыв крылья, упал вниз со здания, бешено смеясь. «Осторожно мышки. Сова начинает искать свою добычу.»***
Вечером в Антейку всегда намного уютнее, чем утром или днем. Последние посетители тихо сидят, попивая свои напитки и доедая закуски. Лампы освещают теплым, тусклым светом зал помещения, отчего создаётся ещё более приятная атмосфера. Тоука сидела за одним из столиков напротив Канеки. Её смена закончилась двадцать минут назад, и теперь она просто смиренно сидела и ждала хоть слова от этого молодого человека. Её любимого человека. Канеки сидел натянутый, как струна и смотрел на поверхность стола, о чем-то размышляя. Он не говорит ей о своих встречах с Аято. Почему? Он не доверяет ей? Не будь она Тоукой, она бы так и не знала, что Канеки устроил встречу с её братом. Просто девушка слишком хорошо знала характер человека, сидящего перед ней сейчас. Он не расскажет информацию, как преданный пёс, даже под страхом смерти. Он не расскажет, поскольку от этого зависит не только его жизнь. Но ведь ей то можно довериться! — Канеки, я знаю. – Тоука тихо и мягко проговорила эти три слова, а у полугуля ушла земля из под ног. Нет. Нет, он не допустит этого. — Ты не будешь в этом… — Буду, Канеки. Она — моя близкая подруга. Я не буду просто сидеть сложа руки здесь, зная, что какой-то подонок из Аогири отбирает её жизнь ни за что. Она ни в чем не виновата, почему эти ублюдки думают, что ей не все равно на них? Она даже не знает правды. – она говорила это тихо, а последнюю фразу прошептала, словно её голос сорвался. – Я не могу её потерять… Тоука смотрела куда-то в шею Канеки. Парень увидел слезы, стоящие в её глазах. — Она не дала нам, тебе, потерять себя. Она, твою мать, единственная, кто принял нас такими. Она любит нас, мы её семья. Ты что, впрямь хочешь видеть смерть члена нашей семьи? – она подняла взгляд на Канеки и её первая слеза стекла по бледной щеке. Канеки сейчас просто разрывало в клочья. Он не знал, что ответить. Как успокоить? Как объяснить, что им не нужна её смерть? Как убедить её не лезть в пасть убийце? Столько вопросов, а ответов вовсе нет. Почему все это происходит с ним? Канеки сейчас просто в самой безвыходной ситуации. Он даже смирился с тем, что он больше не человек, как вид. Он смирился со своей тёмной натурой, живущей внутри него, просящейся наружу. Всё потому что она — Мэй — дала ему понять кое-что. Что-то, что он будет повторять своим детям. Эти слова просто въелись под корку головного мозга. И это были самые правильные и нужные слова для этого неправильного мира. «Каждый живой организм имеет свой ценный вес в этой системе. Ведь, не просто так этот механизм беспрерывно работает, словно кто-то переворачивает песочные часы снова и снова. У каждого из нас есть место в этой жизни. Даже если тебе кажется, что в этом нет смысла, то помни одно — у тебя есть жизнь. Ты можешь чувствовать, ощущать, а значит, ты для чего-то здесь нужен. Значит, есть смысл.» Она сказала это, когда Канеки, Тоука и Нишики сидели где-то далеко в лесу, просто дыша свежим воздухом, просто наслаждаясь этим окружающим миром. Вокруг было так тихо. Умиротворенно. Сюда ещё будто не ступала нога человека или гуля. Все было так непорочно, так чисто. В тот момент Канеки, как никогда, казался себе противен. Он — вершина пищевой цепи, просто берет и разрушает весь этот баланс. Всю эту лёгкую, такую изящную и невесомую живую материю. Он, как червь в яблоке, заставляет гнить все вокруг. Почему такая личность, как Канеки Кен, вообще существует? Именно после этого вопроса Мэй сказала ему эти слова, которые он произносит про себя, когда начинает терять контроль. Канеки долго и пристально смотрел на возлюбленную. Она, все ещё со слезами на глазах, смотрела не на него, а в окно. Боже, как ему быть? — Тоука, я не хочу, чтобы ей причинили вред. Но я так же не хочу, чтобы пострадали вы. Ты, Нишики, Хинами, все в Антейку. Если мы сунемся туда… — Ты так сильно недооцениваешь нас, Канеки. – вдруг произнесла девушка, каким-то резким голосом. — Нет, что ты, я верю в ваши… в наши силы. Просто это слишком опасно, даже для Аогири. Голуби будут повсюду. Несмотря на то, что они люди, они могут уничтожить сотни гулей. Особенно если там будут Арима, Амон, друг Мэй — Сузуя Джузо и многие другие. Да и она сама… – Канеки знал, какой она следователь. Он не раз видел её, когда она с её напарником ловили гулей. С каждым разом, она оттачивала свои навыки все лучше. – Подумай, Тоука. За какую сторону она будет биться… – ему было больно это произносить, он не хотел выставлять Мэй в таком свете. Но ещё больше он не хотел потерять их всех. Мэй все равно не убьют, поэтому в скором времени он сможет её вытащить, но остальные… Тоука ошарашенно смотрела на парня. Седоволосый поморщился, как от физической боли, когда увидел разочарование в глазах любимой. — Кем ты стал… — Тоука, я… — Заткнись, Канеки. Мне плевать, что ты об этом думаешь. Я пойду в самое пекло ради неё. Потому что Антейку никогда не бросают своих. Будь там сам дьявол во плоти, я бы стала защищать её! Она не станет драться против нас. Не ври себе, Канеки. Ты просто… просто сравниваешь работу и семью. Это же так глупо. Что на тебя нашло? – девушка злобно смотрела в серые глаза парня. Что на него нашло? Он сам не знал. Он просто пытался хоть раз в жизни сделать рациональный выбор, а не необдуманный и упрямый. Побыв в Древе некоторое время, он понял, что иногда лучше принять безумное, аморальное решение, чтобы было как можно меньше жертв. Как же ему осточертело бороться. Просто интересно, когда-нибудь наступит тот час? Тот миг спокойствия и мира? Когда пойдёт красный снег, или что там ещё говорят, когда хотят сказать что этого НИКОГДА не произойдёт. Ну вот он и сам себе ответил. Так глупо и смешно. До дрожи и головной боли смешно. А ещё печально. Печально, что это правда, а не бред. Пока в мире существуют такие, как он, равновесия не будет. Или все-таки?... «Или все-таки баланс прибудет, Мэй?» Тоука все ещё неотрывно смотрела на парня с болью и решимостью в глазах. «Храбрая. Моя отважная девушка, готовая прыгнуть в горящий ад, лишь бы спасти кого-то. Она – олицетворение анти-гуля. Та, что так отчаянно рвётся забыть свое происхождение. Которая пытается исправить все ошибки, что приносит ей жизнь. Моя Тоука Киришима.» Кен понял, что бесполезно убеждать её в обратном. Он принял решение. — Её не убьют. — Что? – Тоука нахмурилась. – Тогда зачем она им? Он расскажет. Всеми силами он будет противостоять Аогири и защищать их. Ценой жизни. Будет биться до последнего. Расскажет, и никто не посмеет причинить вред его близким. Он не позволит. Даже если придётся выпустить этого монстра, который скребется внутри, как кошка, и просится освободить его. Он расскажет. И это будет самым правильным решением.***
— Ну наконец-то! – Наки высокомерно смотрел на окружающих его людей. Главные члены Аогири собрались в своем штабе, чтобы обсудить их дальнейший план действий. — Наконец-то я отдохну от вашей паранойи по поводу этой девчонки. — Это не паранойя, друг мой. – Аято стоял около большого окна в пол и смотрел вниз на город. – Это всего лишь осторожность. Потому что мы не хотим, чтобы наша организация развалилась к чёртовой матери, после стольких лет её существования! – он сам не заметил, как его голос начал увеличивать силу, и на последних словах он уже кричал. Тишина. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только разве что потрескиванием поленьев в камине. — Ну и чего ты разорался? – скучающе протянул блондин, искоса смотря на Чёрного кролика. — Гребаный придурок, ты даже не понимаешь, что мы пытаемся спасти твою шкуру. Мою, Татары, Это, Норо — да всех! Всех, кто здесь присутствует и отсутствует. Всех гулей! – Аято ударил по окну со всей силы. Вся стеклянная стена мигом треснула и осыпалась с жутким грохотом. Огонь в камине сразу потух от сильного дуновения ветра. Теперь стало совсем тихо. Да ещё и темно. Вся эта ситуация очень напрягала Аято. Будто каждый миллиметр этого помещения был пропитан ядом. Глядишь, обернёшься на пару градусов – тебя не станет. Эта удушливая атмосфера выворачивала все нервные окончания парня наружу. «Возьми себя в руки! Ты жалок.» – прошипел внутренний голос Аято. На деле же парень только нервно пошёл в сторону камина, снова разжигая огонь. Наки удивлённо уставился на пустоту, на месте которой было панорамное окно буквально несколько секунд назад. Татара смотрел впереди себя таким же не моргающим, невидящим взглядом. Такизава просто сидел сверху какого-то шкафа, задрав ногу, и ухмылялся, смотря на всю развернувшуюся картину. — Аято, почему ты на взводе? – подала голос девочка в бинтах. – Бомба не будет представлять собой угрозу, если мы её… своевременно обезвредим, или ты волнуешься за нашу юную следовательницу? – девушка истерично рассмеялась, а Такизаве вновь захотелось оторвать себе уши или — как вариант — разорвать горло этой ужасно надоедливой особе. Аято, все ещё сидя на корточках возле камина, поднял голову. В его глазах читалось неприкрытое пренебрежение. — Мне плевать на неё. За эту змею вступились Антейку, я предупредил, чтобы они не вмешивались, но… Договорить Чёрный кролик не успел, поскольку его перебил уже Наки: — Ты боишься за сестру? Не волнуйся, если она сама не полезет на рожон, мы её не тронем. – пропел Наки. Глаза Аято опасно сузились. Он медленно, словно лев к своей добыче, шёл в сторону блондина, сидящего на кресле и закинувшего ноги на подлокотник. — Эта грязь мне не сестра. – членораздельным шёпотом прошептал брюнет. – Мне стыдно иметь такого кровного родственника. Позорище. – ядовито выплюнул гуль. Блондин ухмыльнулся. — Не сомневаюсь. – протянул он, снисходительно смотря на парня. «Сборище клоунов.» – подумал Такизава. Аято подошёл к столу и сел на свое место. Тут, наконец-то, подал голос Татара: — Я надеюсь, вы закончили выяснение своих отношений, ибо остались незакрытые вопросы. – он медленно, почти вальяжно встал и подошёл к разбитому окну, хрустя стеклом под ботинками. Даже не повернувшись к остальным, он начал говорить своим низким баритоном: — Нашей задачей на той зачистке будет только захват Мэй Реики. Не суйте свои носы в бой с голубями, если только они не будут находится в округе этой девушки. Не пробуйте освобождать заключённых — для этого у нас будет ещё много времени. И главное — не вздумайте убить девушку. Я собственноручно вырву сердце тому, кто это сделает. — Эй, Татара. – Такизава спрыгнул со шкафа, взмахнув полами своей робы. – Скажи-ка мне на милость, просто из любопытства спрашиваю, зачем тебе все это? Девчонка даже не знает правды. — Её окружение – не только гули, но и люди, которые знают историю её семьи лучше, чем она сама. – Татара обернулся, говоря эти слова, и холодно посмотрел на Сейдо из своего громоздкого плаща. – Таким образом, она может узнать правду даже от собственного родственника. Последнего родственника. Такизава весело рассмеялся. – Даже если так, то… – Оул приблизился к лидеру дерзко смотря тому в глаза. – Зачем это именно тебе? – прошептал Такизава. Никто кроме Сейдо, который стоял так близко в лидеру, не заметил, как тот напрягся. Также никто и не смог бы заговорить с Татарой таким тоном. Глаза Татары приобрели стальной оттенок, в них даже показались красные отблески. — На всё есть свои причины, Такизава. Я бы не советовал тебе быть тебе таким чересчур любознательным. – он прошептал последнее предложение так, чтобы его слышал только Такизава. Оул ещё более злобно усмехнулся. Его дико забавило видеть злость в глазах лидера. Ещё более ему нравилось, что Татара не может сделать ничего против него. Он ведь сам предложил ему место в Аогири. Им, несмотря на такой большой и эффективный состав Древа, не помешали бы силы Оула. — У каждого здесь свои мотивы… Лидер. – последнее слово он произнёс с издевкой. Татара просто перевёл взгляд с полугуля на остальных собравшихся. — Итак, я надеюсь, меня все поняли. Через две недели Мэй Реики будет в наших руках, и мы покончим с этим. «И покончим с ним.» – про себя прошептал Татара. - «Теперь уже раз и навсегда.» Перед глазами мужчины стояли серые, как мокрый асфальт, глаза молодого, статного человека. Он взирал на Татару с глубоким презрением и снисхождением. «Ты больше не сможешь делать это…» Руководители и лидер все ещё чувствовали эту напряжённость. Грядёт бойня. Естественно, все знали, что без жертв не обойдётся. Не считая следователей особого класса, там будет весь Антейку. А, значит, и Белый кролик, Сова, Дьявольские обезьяны и Чёрные доберманы. Там будет Йоцуме (Хинами Фуегучи). И Канеки Кен… — Что вы собираетесь с ней делать? В чем смысл оставлять её в живых? – подал голос Карао Саеки, прежде молчавший. — Вернём ей законное место. –пропела девочка в бинтах, свисая вниз головой с люстры под потолком. — Мы ничего не собираемся делать. – усмехнулся Аято. – Этим займётся кое-кто другой. И поверь, если она не захочет принимать правду. Правду своей настоящей жизни. То этот человек добьётся этого. — А она разобьётся, –мечтательно произнёс Наки. – Словно этот бокал. С этими словами блондин вдруг со всей силы бросил хрустальный бокал с кровью в стену. Тот, с неприятным, громким звуком разбился, оставляя темно-бордовые следы на бетонной стене. И тут в сознании Такизавы начали с бешеной скоростью проносится картины воспоминаний. Они не могут остановиться на каком-то определённом, так как сменялись очень резко. Суженные зрачки бегали по глазницам из угла в угол. Глаза горели ни то восхищением, ни то отвращением. Непроизвольно Сейдо засунул пальцы в рот. Такизава понял, что они собрались с ней делать. Он смотрел перед собой стеклянными глазами и пустым взглядом. В глубине его мерзкой, прогнившей души появилось неведомое доселе этому монстру чувство. Оно начало, словно кислота, разъедать сначала его мозг, уже чётко вырисовывая эти самые воспоминания, затем пронзили все его нутро. Так адски жжёт. «Я тебе сочувствую, Реики.»