Это было так немыслимо приятно. Стоять посреди золотисто-зеленого поля в самой гуще этих маленьких душистых цветков: незабудок и васильков, армерий и белых клеверов — греясь под тёплыми, мягкими лучами заходящего солнца. Хочется остановить время и остаться навечно в этом настолько спокойном и чудесном мгновении. А голова начинает сладостно кружиться и немного побаливает от столь ненавязчивого, но ощутимого аромата. Сейчас бы просто взять и свалиться в этот почти белый океан растительности, забыть все, что было до этого мига. Просто закрыть глаза и отдаться ощущениям. Физически почувствовать ласковые поглаживания ветра, щекотку от цветов, которые мягко касаются лица, трепетное покалывающее движение на руке — муравей. Эта гармония с природой — всё, что так нужно человеку для полного осознания истины. Как же красив этот мир. И как же в нем приятно жить. Лёжа среди разноцветных пятен, осязая близость себя и всего живого. Такого родного. Тёплого, хрупкого.
Чуть повернув голову, посмотреть на трепетание белесых ресниц, на спокойное умиротворение на лице. Так и должно быть. Пусть он всегда будет таким. Пусть его ничто не тревожит. Его светлые волосы были разбросаны по зеленоватой, почти засохшей траве. Руки раскинуты широко, будто он лежит на воде. Каждая мышца его тела теперь не в напряжении. Впервые он полностью расслаблен. И так уязвим в таком виде. Одно действие — протянуть руку, и вот под пальцами уже нежный белый атлас, чуть суховатый и ломкий, но не менее приятный. На его лице блаженство. Хочется запечатлеть момент. Была бы здесь камера, обязательно сделали фотографию, ведь такое увидеть — необыкновенная удача. Сама по себе улыбка растягивает губы, словно наперекор всему: безвольно, бессознательно. Глаза смеются, а душа готова расплакаться. Дайте время. Дайте побыть в таком состоянии подольше. Это эфемерное чувство принимает в свои объятия. Радость. Знаете почему?
— Чего лыбишься?
— Ничего. — мягкая усмешка и снова глаза вверх к небосводу.
Он открывает глаза и искоса смотрит, снова хмурится, а затем принимает свое обычное и привычное выражение лица. Беззаботное и отчужденное. Он смотрит, так пристально и долго, что создаётся впечатление, будто в голове уже просверлена дыра от его взгляда.
— Перестань.
— Что? — он ухмыляется и сгибает руку в локте, приподнимаясь и смотря сверху вниз.
— Зачем смотришь?
— Да просто так. — выдыхает и вновь валится на прохладную землю.
Небо… Такого необыкновенно красивого оттенка. Любимый цвет, который нельзя описать словами. То ли сиреневый, то ли персиковый, а в некоторых местах все ещё голубой. Хочется, чтобы все, абсолютно все смотрели с восхищением, с разрывающим душу восторгом на такое чистое и странное небо. Без облаков. Только солнце на горизонте, окрашивает все вокруг себя в более алый цвет. Приятный глазу, будто крем клубничного пирожного. Пусть каждый видит, в какой красоте он живёт. Вот ведь оно — счастье. Просто видеть эту силу, эту громаду. Этот мир.
— Этот луг такой пятнистый, в точности как твой жираф.
— Но с ним никто не сравнится. Жираф — это самое пятнистое животное. Так мне… говорила…
Замолчал, словно кончился воздух в лёгких. Но вскоре вздохнул полной грудью, слегка улыбаясь.
— Так говорила Мама.
Вот, почему радость. Потому что доверие сквозит из всех щелей этой израненной натуры. Из его шрамов. Из глаз. Будто белое свечение исходит из самой глубины этого человека. И, надо полагать, это самое важное в дружбе.
Незабываемое облегчение. Он молодец, он стойкий, он сильный.
Просто тишина. Пожалуйста, пусть никто её не нарушит.
Стоит снова протянуть руку —цветок уже в ней. Четырёхлистный клевер. Белый, как первый снег. Покручивать, осматривая, замечая каждую живописную деталь, а сознание все больше поражается. Казалось, все это рисовал талантливый художник. Такие картины бесценны, поскольку они живые. Вот протянешь руку ещё раз и соберёшь букет из красочных миниатюр. И при этом каждый экземпляр — единственный в своём роде. Завораживает.
— Кому в голову взбрела такая идея — посадить цветы? Должно быть, у этого человека золотые руки.
От одного соцветия до целых лугов, лесов. Они будто пайетки на платье. Радуют взгляд.
— Не знаю, по мне так это просто трава. Но другого цвета. Я могу нарисовать разноцветную траву, это сойдёт за цветы?
Снова заливистый лёгкий смех.
— Ничто не сможет их заменить. Они — это отдельная песня. Каждый цветок имеет историю своей жизни. Как он появился и как завял. Но все же — это цветы. Не трава, не листья. Цветы. Так же и с людьми. Нельзя найти альтернативу кому-то. Ты уникальный. В мире больше семи миллиардов лиц, и каждое отличается.
— Это правда. Я незаменим, ведь так?
Снова эта ухмылка из под полуопущенных ресниц и снова мягкий тонкий смех.
— Конечно.
Остались считанные секунды до того, как большой огненный шар исчезнет где-то вдали, и такое красивое пурпурное небо потеряет свои цвета. Останется лишь темнота, которая будет говорить о том, что начинается новый этап жизни природы. Ночная жизнь вступит в силу, и те, кто спал днем, наконец проснутся от сладостного сна.
— Придём сюда ещё раз.
— Я не против поваляться в муравьишках.
Зевает и подтягивается. Обязательно. Обязательно нужно посетить это место ещё раз. Оно ведь нужно не только для масштабных тренировок, не только для изнуряющей работы. Оно приносит утешение. Свободу. Надежду на следующий день.
— Ну что, лентяи, отдохнули?
Мужчина по-отечески улыбается и смеётся низким смехом.
— Давайте, подъём, а то отлежите себе все, что только можно. А вы нам бодрячком нужны уже завтра.
Завтра… Реальность накатывает разрушающей волной, словно цунами без предупреждения. Будто головой окунули с ледяную воду. Будто выбили из черепной коробки все эти белые четырёхлистники. Будто вырвали часть… вырвали часть жизни.
Захотелось заплакать от такой суровой правды. От настоящего. От всех этих бронированных машин, стоявших на дороге напротив поля. От чемоданов, лежащих около них.
Слишком быстро, слишком резко вытащили из родного обители.
Перед глазами пронёсся сегодняшний день.
С самого утра и Мэй, и Джузо, и сам Шинохара имели боевой настрой. Сегодня нужно было быть сосредоточенными больше, чем обычно. Сегодня их последняя тренировка перед масштабной операцией в тюрьме для этих гадких существ — гулей.
Мэй осознавала свою ответственность и вполне была ознакомлена с теми, кто находился в изоляторе, но все её естество окутывал страх. Не за себя. За своих напарников, начальника. За своих коллег из CCG. Весь день она была сильно бледной, из-за чего почти каждый сотрудник спрашивал, все ли с ней нормально и не нужна ли ей медицинская помощь. Нет, она ей не нужна. Ей просто нужно взять себя в руки, как подобает чистокровному роду Реики. Как должен вести себя настоящий следователь первого класса. Как учила её Аризу и отец. Во второй половине дня у неё это даже получилось, когда они ехали в машине CCG на территорию боевой подготовки. Единственное, что её выдавало — это искусанные губы с ранками из запекшейся крови. Глаза блестели полной отрешенностью от происходящего. Она стала напоминать безвольную куклу.
Куклу для убийств.
Ведь по приезду на поле, где находились уже несколько отрядов, среди которых был и отряд её бывшего наставника — Котаро Амона, Мэй с особым мрачным удовлетворением замечала за собой резкие, хаотичные движения куинке, особо жестокое использование холодного оружия и пушек. Это приводило в восторг Джузо, на которого она в этот момент была похожа, и в недоумение коллег, но гордость от её опоры — Амон-сана.
После её «удачной» тренировки почти все манекены, которые представляли собой «гулей», способные атаковать и защищаться, были просто уничтожены. Оторванные части лежали по всему полю. Просто во время боевой подготовки у Мэй отключился мозг. На место разума встала не человеческое желание причинять боль. Садизм взял верх. Это пугало её саму чрезмерно, серьёзно. Будто это не её рук дело, а кого-то другого. Но это сделала она. Всё потому, что она представляла, что манекены, стоящие напротив неё и выпускающие что-то наподобие кагуне, были членами Аогири.
Это буквально толкало её в эту бездну безжалостности, отрешения от внешнего мира. Есть только она и Древо, которое, по неизвестным ей мотивам, хочет её убить. От этой мысли хотелось смеяться. Так злобно и в то же время беспомощно. Ведь она бы знала, по какой причине им так нужна её кончина, если бы её близкие люди не врали ей. Если бы не скрывали то, чего она в глубине души не хотела знать. А так, ей просто придётся защищать себя, своих коллег, мирных граждан и весь этот чёртов неблагодарный мир людей от гулей.
По какой же причине они собрались на эту операцию? Ах, да... Следователям сообщили, что завтра в тюрьме устроят некую «амнистию» — освобождение этих заключённых тварей. Если это не остановить, ну или хотя бы не позволить обезвредить большинство опаснейших гулей, то Токио, а затем и другие города Японии ждёт катастрофа, грозившая геноциду. Истреблению человека, как вида. Сразу возникают вопросы — а кто дал эту информацию CCG и достоверная ли она? Как бы нелепо это не звучало, конкретного ответа на них нет. Амон сказал, что сотрудники изолятора, услышали разговор одного из гулей со своим соседом через стену. Этот гуль, который, стоит отметить, был заключён в этой тюрьме больше, чем Мэй существовала, сообщил своему «другу по несчастью» о том, что его придут освобождать. И не только его. Их всех. На вопрос, откуда он знает, тот ответил, что ему это передал его «сын». Кстати говоря, этот самый гуль — в прошлом священник, который воспитывал бедных сирот изощренными, садистскими способами. И никто не мог заподозрить, что он — гуль, ведь он никогда не показывал свое истинное лицо. Даже, когда видел кровь, сочащуюся из спин своих воспитанников. Откуда она это знает? Её многоуважаемый учитель — господин Амон — был одним из его приемников. Как раз на тренировке он красочно описал ей свое детство. Кроваво красочно.
Возвратимся к сути. CCG, к её удивлению, решили поверить этим бредням, по наставлению — о, боже —Амона. Как он сказал, тот гуль всегда предчувствует беду. Реики хотелось рассмеяться коллеге в лицо. Было бы весело, если бы огромный ряд следователей из организации по делам гулей просто сидели в засаде в этом изоляторе, так никакой «амнистии» и не дождавшись. Но с другой стороны, Мэй понимала всю серьёзность этой ситуации. Она абсолютно точно знала, кто будет освобождать тюрьму и кто «сообщил» об этом сумасшедшему священнику-гулю. Естественно Древо Аогири. Это ведь прекрасный способ увидеться с девушкой, поболтать по душам, может быть, чисто по-товарищески нанести смертельные ранения друг другу. Ничего особенного.
И вот, по окончании тренировки, она, вымотанная и уставшая, стояла посреди поля, на котором странным образом ещё не завяли цветы. Всё, что было до этого момента будто стёрли из памяти. Сейчас оставалась она и природа. Даже шум грузовых машин и голоса людей как-то перестали иметь значение. Она слышала только лёгкий ветер да шептание Джузо, который, впрочем, говорил не с ней, а сам с собой. Это был изнурительный для её мозга и «рационального ума» день, под конец которого она нашла успокоение в этом месте. В поле.
А сейчас её будто ударили затылком об стену, выбивая это мирное чувство. Сейчас она снова следователь, а не простая девушка, для которой природа лучше любого успокоительного.
— Мэй, все в порядке?
Всё. Окончательно она просыпается. С глаз уходит та сладкая дымка. Остаётся острая, стеклянная осознанность. Она приводит в порядок свой боевой специальный костюм, расправляя чёрные складки, смахивая траву и поправляя бронежилет. Глубоко вздыхает и произносит:
— Да, Шинохара-сан.
— Тогда идём, солнце зашло. Пора в CCG. — начальник положил руку на плечо, подталкивая к машине.
— Э-эх, Юкинори-чан, приятно было поболтать с цветами, но я слишком сильно хочу есть, давайте быстрее. — Сузуя, разминая уставшие, приятно болевшие конечности и спину, направился к грузовику.
Мэй и Шинохара направились за ним.
Впервые Джузо было так легко. Он будто не лежал сейчас на холодном в начале ноября поле, а вышел из воды где-то на курорте. Видимо, ему все-таки было нужно вот так просто полежать на промерзшем лугу, слушая болтовню этого юного темноволосого философа о жизни цветов. Поёжившись от вечерней прохлады, он все так же шёл вперёд, даже не смотря куда-то определено. Просто плелся, передвигая озябшими ногами в тапочках. Как вообще эти цветущие точки ещё не промерзли и не завяли? Хотя, ему все равно. Так же все равно, как и то, что его ноги сейчас были почти синеватые от холода. Единственное, на что ему не было плевать, а, точнее, на кого, сейчас находилось позади него о чем-то болтая. Это что-то в двух «экземплярах». Кстати, как говорила эта чопорная и одновременно живая девушка. Это Шинохара и его подруга. Его Мэй.
Он оглянулся. Идёт разговаривает с начальником, вежливо улыбается, даже с ноткой теплоты в глазах. Поворачивает голову с сторону Джузо, а тот даже не пытается отвернуться, все так же смотрит и уголки губ сами ползут вверх, когда видят этот мощный поток мягкости и радости в глазах.
«Боже, это серьёзно мне? Я в первый раз вижу, чтобы кто-то вообще так смотрел. Любопытно.»
Всё глубже и глубже она заседала внутри него, как накипь на чайнике — хрен отдерешь. Да он и не против. Он знает её почти всю. Так быстро она ему открылась. Почему? Она что, больная, чтобы быть такой доверчивой? Вроде строгая с виду, непроходимая стена, с каменной маской равнодушия, но учтиво вежливая. Но с ним, она будто перерождается. Что-то заставляет её быть с ним честной и доверять ему. Любой другой нормальный человек даже не связывался с ним, с сумасшедшим мальчиком, преследующим маниакальные идеи. Но она, видимо, ненормальная. И, черт возьми — это так согревает. Это буквально заставляет Джузо забыть о том, что на улице становится все прохладнее. Ему то тепло.
Знает её почти всю… не знает только то, чего не знает она сама. С чем она уже целый месяц раз в день минут двадцать сидит и смотрит в одну точку, озадаченно, нахмурено, обиженно и рассержено, а ещё… со страхом. И никто в этот момент не может её трогать. Не по каким-то моральным принципам, а просто потому что она может запустить в мешающего чем-нибудь тяжёлым. Это Джузо вам гарантирует.
И все-таки с этим ей… им предстоит разобраться. Скорее всего уже завтра.
Уже через некоторое время они сидели в кафе, и Джузо с величайшим наслаждением на лице уплетал курицу в соусе терияки. Кишо Арима, Амон, Акира Мадо, Косуке Ходжи, даже Куроива со своими напарниками здесь. Все просто сидели, болтали о чем-то, смеялись, улыбались друг другу — причём довольно искренне! — и все это было так странно. Так неправильно. Они не должны сидеть сейчас тут и вести себя так, будто завтра уже не смогут посидеть в такой компании. Мэй это жутко раздражало. Приятная атмосфера царила за столом этого приятного кафе. Но жгучее, скручивающее внутренности предчувственное волнение распространялось жаркими волнами по всему нутру.
— Однажды он все таки придёт в официальном костюме с завязанным галстуком и, наверное, я устрою целый банкет в честь этого события. — Юкинори с насмешкой взглянул на своего подопечного, который сейчас сидел и пустыми глазами глядел на всех за столом и беззаботно ухмыляясь, оттягивая подтяжки указательными пальцами.
Всё рассмеялись. Но Мэй напряжённо сидела, смотря в свою тарелку и покручивая вилку в руке. Ей было совсем не до смеха. Почему они вообще такие радостные? Это ли не они будут завтра биться с опаснейшими существами?
— Знаете, господин Шинохара, скорее Сейдо Такизава в своём новом обличии начнёт вести расследование против гулей в CCG, чем он наденет костюм. — легко улыбаясь, Амон смотрел на Сузую.
Шинохара рассмеялся пуще прежнего, как и все за столом. Но только не Мэй и не Джузо. Сузуя все так же ухмылялся и смотрел на Амона прищуренными глазами.
— Не дождётесь. У меня в планах сменить имидж. Возможно, я вообще без рубашки ходить начну. — парень с любовью прошёлся пальцами по крестам на своей руке.
— Джузо, мне кажется, твой нынешний образ очень даже ничего! — попыталась заверить следователя Акира, немного отсмеявшись. — Уверяю тебя, не нужно убирать какую-либо часть гардероба из него.
Джузо усмехнулся и начал покручивать десертный нож в руке, откинувшись на спинку стула.
«Ну конечно, к чему тут манеры, ты ведь всего лишь сидишь за одним столом со старшим следователем, специальными следователями, начальником и дамами.» — Мэй не смогла сдержать смешка, но тут же взяла себя в руки и осмотрела всех собравшихся.
Акира с Амоном о чем-то мило беседуют, но при этом стараются делать вид, будто это всего лишь беседа сотрудников. Выглядит смешно. Это ведь очевидно, что между ними какая-то связь. Чего стоит один лишь взгляд Амона в сторону Мадо. На самом деле ей искренне хотелось, чтобы её бывший наставник, её лучший учитель был счастлив. Он правда этого заслуживает. Тем более, Акира Мадо — достаточно хорошая кандидатура для человека рядом со специальным следователем. Они действительно хорошо смотрятся вместе.
Сузуя сидел, все также с любовью рассматривая кресты на теле в разных местах, чуть щурясь, будто предугадывая, где он вышьет очередные «боевые метки». Стало как-то неприятно на душе. Парень будто знал, что получит шрамы завтра в любом случае, поэтому сразу намечает места будущих крестиков. А может и Мэй придётся смотреть, как Джузо вышивает метки. Только уже на её коже. Скорее всего, это неизбежно.
Ходжи о чем-то разговаривал с Шинохарой и Куроивой, активно жестикулируя, но при этом его лицо оставалось серьезным, в отличие от его собеседников, у которых чётко проявлялись морщинки на глазах от улыбки. Было видно, что беседа для мужчин очень интригующая, поэтому, с каждым разом они говорили все тише и тише.
Кишо Арима просто сидел, смотря впереди себя на стол. Его место находилось рядом с Реики, поэтому Мэй решила завести с ним, хоть и не дружеский, но вежливый разговор.
— Господин Арима, как Вам вечер? — коротко улыбнулась Реики одними губами. Глаза остались непроницаемыми. Она просто привыкла вести себя именно таким образом. Вроде учтиво, но с другой стороны почти безэмоционально и хладнокровно, как и подобает этикету.
Следователь слегка повернул голову к девушке. Его лицо ничего не выражало, но в глазах плескалась тень чего-то доброго. Будто он смотрел не на меня, а на давнего знакомого.
— Довольно хороший вечер в приятной компании, Мэй.
Интересно, он говорит правду? Или вынужденно?
Мэй немного помолчала, а затем очень тихо, чтобы никто не услышал, спросила:
— Это ведь не последний вечер в этой компании? — смотря вниз на свои ладони, которые успели вспотеть.
«Черт, да что с тобой? Что за нервозность, возьми себя в руки, Реики!»
Арима посмотрел на неё очень внимательно, а затем сказал:
— Если мы будем придерживаться плана, то ничего плохого не произойдёт. Но не теряй бдительность.
— Так точно, господин… — немного подумав, она все-таки решила спросить. — Почему вы поверили тому, что заключённых освободят? Это ведь слова одного из убийц. Вероятность того, что он соврал равна почти ста процентам.
Надо же, как уверено звучал её голос. Словно она говорила общеизвестный факт.
Арима смотрел на Мэй, чуть склонив голову, затем уголок его рта небрежно поднялся.
— Потому что такие совпадения зачастую не случайны.
— Совпадения?
— Да. Один из подчинённых следователя Косуке Ходжи заметил гуля рядом со зданием CCG примерно две недели назад, как раз на следующий день после того, как мы получили информацию от узника. Он стоял так, чтобы его почти не было видно. Но глаза наших следователей уже хорошо видят, кто гуль, а кто обычный прохожий. Этот тип был первым. По словам следователя, он был одет в черную накидку с капюшоном, лица не было видно.
Я крепко задумалась. Внезапно в моей голове вспыхнуло воспоминание.
Две недели назад они с Джузо возвращались с работы и направлялись в ближайшее кафе, когда парень резко обернулся, вглядываясь в толпу. Мэй почувствовала, что кто-то смотрит на них почти в упор, как и сам Сузуя, скорее всего. Приглядевшись, она не увидела никого подозрительного. Ещё долго высматривая кого-то, Джузо хмурил брови и постукивал пальцами по чемодану. Она снова обернулась, прося Джузо пойти дальше. Но уже боковым зрением вдруг заметила… чёрный капюшон. На тот момент она не задумалась о том, кто это. Он был похож на обычного прохожего в чёрном, коих было очень много в потоке людей.
Мэй тяжело сглотнула. Гули раньше не подбирались так близко к CCG. Этот объект видимо совсем не боялся облавы. Так, значит он узнавал, примут ли они их вызов? Пойдут ли они в бой? Черт, она ведь сама сказала об их планах… Даже не догадываясь, что за ней следят. Как она могла быть такой легкомысленной в тот момент?!
— Видела кого-нибудь подозрительного?
— Нет, господин. — тут же сорвала Мэй.
Сердце отбивало удары молотком о ребра. В горле пересохло.
— Господин… Можете ли вы гарантировать мне, что операция пройдёт успешно? — говоря это, девушка смотрела на Шинохару и Джузо с Амоном.
Арима усмехнулся:
— Не теряй бдительность. — повторил он.
Он сказал это в шутку. Значит, не все потеряно. Сразу стало как-то легче.
Он отвёл взгляд, а Мэй будто молнией ударило, когда она заметила в глазах у уже отворачивающегося следователя то, что выбило из неё всю решимость. Весь дух.
Да, это будет кровавая бойня. Без жертв не обойтись. Но все же было сложно осознавать то, что чья-то жизнь может оборваться уже завтра. Эти выводы она сделала лишь из-за одной эмоции во взгляде Аримы.
Чёртово сожаление…
В помещении стало как-то слишком душно в одно мгновение. Голова начала гудеть, а в ушах появился шум, как помехи в телевизоре. Да что же такое? К чему эта паника именно сейчас?
Она мельком взглянула на присутствующих. Все беззаботно сидели, обговаривая рабочие вопросы. Кроме него. Сузуя смотрел на неё таким непривычным серьёзным лицом. Глаза горели чем-то похожим на беспокойство. Мэй никогда не видела, чтобы данная эмоция хоть каким-то боком проявлялась в этом человеке.
«Джузо, мне плохо.»
Не понимала, зачем она думала об этом, надеясь, что он услышит её мысли.
А друг все так же смотрел на неё. Точнее, на её стремительно бледнеющее лицо, на котором открыто читалась паника. Она будто разом уменьшилась и похудела на несколько килограммов. Что её тревожит? Она увидела здесь гуля? Нет, его бы уже давно заметили следователи. Но она все ещё сидит, глядя на него чуть расширенным глазами. Никто другой бы не заметил этих перемен. Но он — не другой.
Парень резко поднялся со стула.
— Запах еды сводит меня с ума, пойду подышу. — он даже не смотрел и не слушал, что ему скажут сидящие за столом, просто направился к выходу из ресторана, остановился и откидывая голову назад произнёс:
— Мэй?
Ну вот, его миссия выполнена. Он спас её от провала в бессознательно состояние.
«Спасибо, Сузуя.»
«Ну, а для чего ещё нужны друзья.»
Девушка встала на ватных ногах и, извинившись перед всеми, стараясь держаться ровно, направилась в сторону друга, который ждал её у выхода.
— Не задерживайтесь, Мэй, мы ждём еще кое-кого. — сказал Юкинори Шинохара, когда она задвинула за собой стул.
— Конечно, господин.
Ели дойдя до спасительной двери, она буквально вылетела на улицу вдыхая свежий холодный воздух. Мэй дышала прерывисто, будто задыхалась минуту назад. Хотя, так и было. Крепко зажмурив глаза, девушка резко открыла их и выдохнула.
Джузо стоял в стороне, смотря на неё тёмными красными глазами с неким подобием тревоги.
— Реики.
Она резко повернула голову на его голос.
— Джузо… Я не готова к… Не готова к ним. Не готова к смерти.
Этот шёпот такой громкий в этой вечерней тишине. На улице проезжали машины, шли толпы людей, везде стоял гул, но не в их пространстве.
Между ними была тишина.
— Ты не умрёшь, дура.
Он заметил, как сильно напряжены её плечи.
— С тобой будут самые опытные следователи. Мы не просто погулять выходим, Мэй. Если даже ты окажешься в полной… в плохой ситуации, тебя успеют спасти, с нами будет отряд врачей-специалистов.
Она смотрела стеклянными глазами, словно не слыша и не слушая, о чем он говорит. Только смотрела и все.
— Не хочу, чтобы ты умер, или Котаро, Шинохара… — она повернула голову к кафе. — Всё они.
Джузо стало не по себе от этого разговора в целом. Зачем она так накручивает себя? Она ведь уже была на битве. Там были опаснейших гули, но она не умерла, всего лишь обрела «метки». Сузуя не любил разговаривать с человеком, когда он в таком состоянии, как сейчас Мэй. Он просто… скорее всего должен был успокоить или утешить, но он не может. Он просто не знает как.
Вместо слов парень просто подошёл в девушке.
Ей хотелось разреветься прямо здесь, на удивление себе самой. Но слезы не шли, лишь горечь во рту и сухость в глазах говорили о желании излить эмоции.
Что ему делать то? Он никогда не имел возможность успокаивать кого-то, да и не нужно ему это было. Зачем? Это ведь нормально — бояться, хоть это так отвратительно слабо. И все же, он не знает, что делать в таких ситуациях. Для него незнакомым было слово «поддержка», ведь на себе он её никогда не ощущал. До того, как встретил её.
Ещё один шаг. Протянутая рука и лёгкое касание кончиками пальцев. Он прошёлся фалангами слегка, поверхностно по её аккуратно лежащим волосам, перекинутым на одно плечо. Раньше он никогда так не делал. Это только она могла засунуть свою лапку в его гриву и шариться там часами, заплетая косички, принося ему колоссальное удовольствие. Он просто, едва касаясь, погладил её по волосам.
Посмотрел в эти уставшие глаза и… Черт с ним! Притянул её к себе так крепко, что послышался характерный хруст костей. Она снова дышала прерывисто и рвано, только теперь уже в такт его дыханию. Боже, что же творится?
Он просто пустым взглядом смотрел вперёд, прижимая её к себе, зарываясь пальцами в волосы, а она доверчиво обнимала его за спину. Её голова покоилась на его плече.
Начало отпускать. Сначала дыхание выровнялось, затем глаза спокойно закрылись, и сознание начало проясняться, будто отгоняя тот липкий страх, бушующий где-то глубоко внутри буквально минуту назад.
Всё ещё стоя в объятиях друга, Мэй расслабленно проговорила:
— Пойдём, нас ждут.
Джузо нехотя отстранился и протяжно вздохнул.
— Я там только из-за божественной курицы, если честно.
— Я тоже. — усмехнулась девушка.
Они оба знали, что это неправда.
Зайдя внутрь и усевшись за свои места, ребята переглянулись. До ушей Мэй донеслась фраза Ходжи:
— Он был вправду хорошим работником. Весь отдел гордился им, но никто не говорил этого ему в лицо. Сейчас я даже не знаю почему. Он ведь этого заслуживал. Он никогда не отказывался от заданий. Хоть иногда и вредничал, припирался с сотрудниками. — он посмотрел на Акиру. — Но Сейдо всегда был работником, которого можно приводить в пример.
Ходжи был бледен и хмур. Видимо, Такизава был для него на самом деле важен, как напарник. Кстати, почему речь зашла о нем?
— Он был таким вредным, просто чтобы доказать, что он не слабак. Чтобы его признали. В особенности Вы, господин Ходжи. — спокойным голосом проговорила Акира Мадо. В её голосе открыто сочилось сочувствие и печаль.
«Так, значит, о нем помнят? Его признали? Его… Ценили?»
Косуке стал ещё мрачнее. За столом повисла тяжёлая, гнетущая атмосфера.
«Куда делся тот смех?»
Внезапно Шинохара воскликнул куда-то в зал:
— Господин Киджима! — он позвал кого-то рукой.
— Ох, Шинохара-чан, ну наконец-то мы встретились!
Реики и остальные за столом проследили за его жестом. Мэй чуть не упала со стула, когда увидела мужчину довольно специфическрй внешности. Он выглядит весьма полноватым, с круглым лицом, обезображенным операциями после некоего несчастного случая: лицо, словно паззл, собрано из разных лоскутов кожи, соединенных швами, а правый глаз меньше левого. Правая нога отсутствует, вместо нее установлен протез. Единственной ординарной вещью в этом человеке была одежда — чёрный строгий костюм с красным галстуком-бабочкой, перчатки и шляпа с узорчатой полосой.
«Какой отталкивающий и одновременно классный тип.» — подумал про себя Джузо.
Шинохара тем временем встал и представил гостей всем сидящим за столом.
— Уважаемые коллеги, хочу представить вам моего давнего знакомого, охотника на гулей — Шики Киджиму! — все вежливо улыбнулись ему, слегка кивая. Человек, чуть поклонившись, плюхнулся за стол рядом с Амоном.
— Ну, ребятки, как ваш настрой? Ой, да забыл. — он резко обернулся на людей, стоящих рядом с ним. — Это мои помощнички. — мужчина указал на молодую симпатичную девушку, которая невинно, даже слишком невинно улыбалась всем, и на молодого человека с черными волосами, зачесанными на левую сторону.
— Нимура Фурута, Хаиру Ихей. Достаточно хороши, как охотники. Иногда лентяйничают, конечно. Но ловят гулей с особым изяществом, да и расправляются с ними красиво. — Киджима грубо рассмеялся.
Мэй скептически смотрела на новоприбывших гостей. Очень уж они несуразные. Девушка со светлым каре и почти сонным взглядом не выглядела радужно и женственно. Наоборот, на ней были брюки и рубашка, сверху плащ с плечами куда большими её размера. Что ж, скорее всего, ей нравится мужской стиль. Нимура Фурута же обладал даже более женственными чертами, чем его напарница. Несмотря на то, что он был одет в такой же строгий чёрный костюм, предмет одежды сидел на нем как влитой, подчёркивая фигуру, а родинка под правым глазом создавала грацию. Мощная и властная энергетика исходила от этого человека, но в то же время она была какой-то пугающе загадочной. Мужчина действительно выглядит элегантно, в отличие от своего босса.
— Добрый вечер, очень приятно…
Гости расселись и сразу завязался разговор с Киджимой. Слушая собеседников, Мэй поняла, что Киджима — крайне жестокий и безжалостный человек, полностью оправдывающий свое прозвище «Кромсатель Киджима». Он не знает пощады к своим врагам, и в борьбе с гулями готов прибегать к самым радикальным и аморальным методам. Так, он использует своих подчиненных в качестве приманки, а также не стесняется пытать захваченных в плен гулей, снимая весь процесс на видеокамеру, который позднее выкладывает во всеобщий доступ в г
интернет. С противниками играет, как кошка с мышкой, после чего, вдоволь наигравшись, особенно жестоко добивает.
«Боже, он ведь человек, но ничем не отличается от гулей?»— вспоминая Антейку, Мэй добавила к мыслям. — «Он хуже некоторых из них.»
Мельком она посмотрела на друга. Тот с крайним подозрением пялился на Фуруту. Кстати говоря о нем. Последив за мужчиной это время, Мэй смогла сделать несколько выводов. Первый — Фурута чрезвычайно высокомерен, он будто хвастается этим, доказывая кому-то, что он не просто подопечный, а особый искусный следователь, находящийся под строгим, жёстким крылом Киджимы. Он также крайне расчетливый лицемерный засранец. Второй вывод — Нимура потрясающий актёр. Его игру видно невооружённым глазом, но, скорее всего, это видит только Реики и, возможно, Джузо с Аримой, потому что только эти люди могут отлично анализировать человека, доходя до самой сути. Что касается Аримы, то он даже не смотрит в сторону темноволосого, ему он будто не то, чтобы неинтересен, скорее ему просто плевать на присутствие этого молодого человека. И скорее всего, он делает вид этого. Ведь, на самом то деле, пока никто не видит (ну кроме Мэй, конечно же) Арима бросает короткие взгляды на темноволосого. Тот, в свою очередь, тоже смотрел на Ариму, пока следователь не видел. Но его взгляды, в отличие от деланно равнодушных Аримы, были пропитаны насмешкой и даже неким злорадством. Да кто он, черт возьми, такой?
Весь вечер Мэй с Сузуей переглядывались, будто читая мысли друг друга. Она сразу поняла, что гости не нравятся другу. Как и ей самой в принципе.
Девушка Хаиру, мило и очень приветливо общалась с Амоном и Мадо и что-то мне не нравилось во взгляде этой блондинки. Такое ощущение, что её босс выбил из неё всё человеческое, оставив только оболочку хорошего садиста, представляющего собой милого кролика, за шкурой которого скрывается злой серый волк.
— Шикарный вечер, госпожа Реики. — зачем он завязал разговор, она ведь так этого не хотела. Нимура Фурута с учтивой и слишком участливой улыбкой смотрел на Мэй своими невыносимо хитрыми глазами, в которых можно было разглядеть отблески красного — а ведь это ненормально для таких угольно-чёрных глаз.
— Согласна. — просто отозвалась девушка. Со стороны Нимура создаёт впечатление очень умного и вежливого человека. Настоящего себя он однозначно скрывает за этим мягким, почти детским выражением лица. Что ж, интересно будет посмотреть на него, когда он раскроет карты.
Интересно, он поймёт, что ей не особо хочется общаться?
— У Вас прекрасный начальник. — молодой человек ослепительно улыбнулся. Не будь Мэй собой, обязательно бы засмотрелась на столь красивую улыбку. Это фальшь. Ну и зачем ему это?
— Знаю, господин Фурута.
— Называйте меня просто Вашу, и, быть может перейдём на «ты»? Все-таки мы теперь коллеги, нам придётся довольно часто сталкиваться друг с другом, к чему такие фамильярности?
Едва сдерживаясь, Мэй выдавила вежливую улыбку. Когда же этот самовлюбленный придурок отстанет?Темноволосый даже чем-то напоминал ей Шу Цукияму, только тот не вызывал у неё столько раздражения. Хотя всякое бывало, но нет, не настолько сильно.
— Конечно, Вашу.
«Он родственник директора CCG?»
Мужчина лучезарно улыбнулся и подмигнул.
— Почему Вашу? — решила я задать интересующий вопрос, чтобы хоть как-то показать, что мне интересно вести с ним беседу. Ведь этикет не позволяет, просто окончить разговор.
Темноволосый будто ждал этого, потому с гордостью и удовлетворением в глазах пояснил:
— Древний чистокровный род Вашу с давнего времени занимается охотой на гулей. В его приоритете — сохранение равновесия и восстание справедливости. Управление по борьбе с гулями вступило в силу ещё в 1890 году. С тех пор клан Вашу возглавляет CCG. — с нескрываемым цинизмом и высокомерием отчеканил Фурута.
— Я полагаю, вы с Йошитоки Вашу приходитесь родственниками?
— Не кровными, но да, я принадлежу побочной ветви Вашу. — он говорил растягивая каждое слово, рассматривая бокал с красным вином, затем резко повернулся к Мэй и посмотрел на неё очень пристально и даже интимно. — Но это неважно, Мэй. Ты ведь отправляешься в Центр заключения особо опасных гулей? — с любопытством спросил Нимура.
— Да, это ведь очевидно. Большинство отрядов следователей будут там завтра и ты, разумеется, тоже? — Мэй старалась скрыть свое подозрение и недоверие к этому человеку под непринуждённой вежливой улыбкой.
Она отлично читала эмоции в его глазах. Сейчас, под плотным чёрным полотном, на самом дне скрывалось какое-то безумие, восторг и предвкушение. И ещё одно — искренняя заинтересованность. Что вообще в голове у этого сумасшедшего? Он ведёт себя как прилежный и интеллигентный сотрудник, но Мэй знает, что он не тот, за кого себя выдаёт. Слишком уж лицемерным был его вид.
— Ты абсолютно права. Господин Шики Киджима не упустит возможности повеселиться с гулями. Ну а я, как его покорный слуга и ответственный напарник, буду всячески этому содействовать. — расслабленно сказал Вашу с весёлыми огоньками в глазах.
Мэй поморщилась, от его слов стало паршиво. Как можно говорить о таких зверствах, пусть даже над гулями, так спокойно?
Реики все ещё замечала взгляды Аримы, который, кстати, довольно доброжелательно общался с Хаиру Ихей, которыми он окидывал этого темноволосого обольстителя с красивой белоснежной улыбкой. Теперь эти взгляды были пропитаны чем-то недобрым и даже печальным.
Если быть честной, Мэй не хотелось разбираться, какие отношения между этими людьми, поскольку своих проблем у неё было по горло.
— Что ж, надеюсь, эта вылазка будет удачной. — попыталась закончить разговор Мэй. Ей все больше становилось не по себе от этого проникновенного взгляда чёрных глаз.
«С какой стати он так смотрит на меня?»
— А я то как надеюсь, Мэй. — он растягивал гласную в её имени, словно пробуя на вкус. Это не на шутку начало её бесить.
Остаток вечера прошёл за непринуждённой болтовней уже изрядно подвыпивших коллег. Мэй с Джузо, смотря на это, переглядывались со смехом на глазах, словно дети, следившие за уже нетрезвыми родителями. Шинохара от души смеялся вместе с Ходжи, Коимиройи Киджимой. Амон и Мадо сдержанно, но все же уже хмельно разговаривали с стеклянно трезвым Аримой и абсолютно пьяной Хаиру.
Фурута все так же сидел рядом с девушкой, с живым интересом задавая вопросы, что-то по типу «есть ли в её поместье библиотека» или «как она училась в академии». На его вопросы Мэй отвечала коротко лаконично, ограничиваясь лишь парой слов в ответ, чтобы не раскрывать перед ним свою жизнь. Сама же она не задавала каких-либо вопросов, просто потому что ей было все равно на его «Древний род выдающихся уравнителей».
С какой-то далёкой отстранённостью Реики замечала «случайные» соприкосновения его изящных пальцев с её, когда он тянулся за столовыми приборами или графином сока. Или, когда он «невзначай» клал ладонь на её плечо, смеявшись над очередной не смешной шуткой Киджимы. Она не придавала этому особого значения, но где-то далеко в сознании её сдержанная натура бушевала. Что позволяет себе этот актеришка? И, ещё более интересный вопрос: почему она позволяет ему это?
Под конец вечера все начали расходиться по домам, тепло улыбаясь друг другу. Надо же, как сильно этот вечер объединил коллег. Даже Арима наконец начал подавать первые признаки чувств — он мягко улыбался всем сотрудникам. Ну, кроме Фуруты, конечно. На Джузо же этот вечер никак не повлиял, он наоборот стал более настороженным, кидая недоверчивые взгляды на новых следователей. В особенности на Нимуру.
— Не нравится мне этот лицемер. — сказал Сузуя задумчивым, лёгким голосом, когда друзья уже шли домой к Реики. Мэй захотелось рассмеяться от того, насколько сильно их мысли совпадали.
— Мне он тоже не по душе, Джузо.
Они решили не продолжать эту тему, поскольку очень устали. И сейчас, ввалившись в квартиру Мэй, просто рухнули к ней на кровать. Джузо уже привык, что почти перед каждой вылазкой они ночуют друг у друга, чтобы хоть как-то избавиться от этого резкого волнения перед боем, накатывающего холодными волнами и ночными кошмарами. Чтобы присутствие друг друга помогло привести нервы в норму. И в этот день, единогласно было принято решение остаться у Мэй, на мягкой удобной кровати, чтобы хорошо выспаться. Поскольку данной возможности они лишались в квартире Сузуи, на его старом диване с пружинами, так яростно втыкающимися в спину ночью. Да и у Рея в квартире не было такого вкусного кофе и еды, которые всегда находились у Мэй.
Они просто молча лежали на кровати ещё минут пять. Затем Джузо бросился к пульту от телевизора. Сев по-турецки он жадно начал смотреть какую-то передачу про животный мир, по научному каналу, которая каждый день начиналась ровно в десять часов вечера.
Мэй все так же лежала, смотря в потолок, и думала о завтрашнем дне, как всегда создавая в голове план и структуру, которым будет придерживаться с самого утра. Все-таки Мэй тот ещё идеалист.
Что ждёт её завтра?
***
Весна в том году была тёплой и свежей. Без грязи и дождя. Только солнце, да лёгкий ветерок. В такую погоду особенно сильно не хотелось сидеть в скучном поместье. Да и что там делать? Прислуги наскучили, ему хотелось чего-то более приятного. Хотелось риска, хотелось хорошей компании и тёплого солнечного света.
Именно поэтому он находился сейчас в гостиной дома своей девочки. Близкой подруги. Терпеливо ожидая её, он сидел на мягком кожаном диване, читая свою любимую книгу «Мастер и Маргарита» Булгакова. Удивительно, как ему — пятнадцатилетнему наследнику чистокровного рода гулей, да ещё и весьма состоятельных — могла понравиться такая книга с довольно специфическим сюжетом. Но как раз поэтому она и привлекла его внимание. Она была написана не простым и доступным любому человеку языком. Она была полна символизма. Его цепляло трёхвременное пространство этой книги, её запутанный сюжет, её странные, но очень интересные персонажи. В этой книге ему нравилось абсолютно все. Даже чёрная, потёртая обложка, содержащая лишь название произведения и имя автора. Он отдавал себе отчёт в том, что обязательно будет перечитывать её до конца жизни. Настолько она его впечатлила. Это как кусок свежего человеческого мяса после долгого голода — настоящее удовольствие.
Послышался стук каблучков, и через минуту у входа в большую гостиную показалась девочка с короткими и волнистыми каштановыми волосами, а также такими яркими зелёными глазами, словно изумрудными. Его девочка.
— Шу! — Мэй тут же бросилась обнимать друга.
Они не виделись уже целых пять дней! Это крайняя наглость со стороны Цукиямы — не приглашать её к себе, да и не приходить самому. Да он даже гулять её не звал, а сейчас явился, лёгок на помине.
Нахмурившись, девочка легонько стукнула друга кулачком по груди.
—Почему бросил меня?
— Я не бросал, глупая, у меня были важные дела. Вообще-то я учусь так же, как и ты, несмотря на то, что я…
— На этот раз я тебя прощаю. — Мэй специально не дала ему договорить. Не хотелось снова вспоминать о том, что они из разных миров.
Она мягко улыбнулась мальчику, погладив его затылок. Шу при этом довольно замурчал, словно чеширский кот. Реики звонко рассмеялась.
«Пожалуйста, смейся чаще.» — пронеслось в мыслях Цукиямы. На деле же он произнёс:
—Пойдём гулять? Погода сегодня улётная. Я нашёл одно прекрасное место недавно. Его мне дворецкий показал. Думаю, тебе понравится. — мальчик довольно усмехнулся, заметив, как загорелись глаза Мэй.
Они обожали скитаться по городу и за городом среди имений богатых людей, рассматривая каждый дворец, каждый уголок, деревце, дорожку. Просто им нравилось открывать места, в которых они ещё ни разу не были и проводить там все свободное время. Зачастую они искали уединенные территории, в которых не встретишь прохожих. Ребята очень ценили личное пространство и тишину.
Уже через полчаса дети сидели под большим раскидистым дубом на высоком холме, откуда открывался прекрасный вид на весь тринадцатый район.
Мэй откровенно не понимала, почему все считают его опасным. Она ни разу не видела в нем гулей. Или её просто так бережно охраняли от них?
Это было потрясающее место. Никого в ближайшей округе, кроме них самих. Покой нарушали только пение птиц и стрекотание кузнечиков в траве. Ещё и будоражащий душу обзор на город красовался перед глазами. Всё, как они любят.
Цукияма, облокотившись спиной о ствол, одной рукой держал книгу, а другой перебирал волосы подруге, которая сидела между его ног, спиной к нему. Она что-то вышивала на пяльцах. На этот день она выбрала себе именно этот вид деятельности. Потому что вчера, например, девочка рисовала, позавчера — плела браслеты из бисера, а завтра она планирует не вылезать из постели и читать «Алису в стране чудес» — её любимую книгу. Каждый день Мэй был строго распределен по часам, чтобы успевать делать все обязанности юной леди, так еще и самой развлекаться и отдыхать. Иногда Шу думал, что жизнь его подруги — сплошной график. Причём ещё удивительнее было то, что этот график составляли не её родители или Аризу. Его формировала она сама.
Сейчас они просто сидели в тени старого дерева, наслаждаясь видом на район, книгой и вязанием. А ещё присутствием друг друга. Это настолько прекрасный момент идиллии, что хотелось кричать от удовлетворения, переполняющего грудь. Шу испытывал высшее чувство комфтрта, просто держа в руках её локоны, накручивая их на палец, создавая ещё более кучерявые завитки. Ощущать тепло её тела, которое находилось так близко, было невыносимо блаженно. Слушать её спокойный тихий голос, когда она хотела поведать ему ещё одну историю о своём шляпнике из сказки — настоящая сладостная пытка. Он хотел её слушать, хотел её слышать. Поскольку у неё такой тихий, едва переходимый в шёпот мягкий голос, ласкающий слух. Он, если быть честным до конца, понятия не имел, о чем конкретно она ему повествует, он просто получал удовольствие от её близости и голоса, который был словно аккомпанемент к его книге. Ему была чужда литература, которую подруга читает. В ней была лишь сказка, мечта. Да, были и мудрые мысли в произведениях, но все равно — не то. Не было отсылок к реальности. А от реальности в наше время нельзя отрекаться, нельзя от неё скрыться и избегать её. Однако, эта строптивая, но такая же сдержанная девчонка считала иначе. Она любила говорить: «Пока ты сам не станешь волшебником, твоя жизнь не превратится в сказку. А какой смысл жить в этой серой и жестокой реальности? Поэтому я выбираю литературный мир. Потому что там я ощущаю себя всевластной.»
Именно поэтому она, почти не вылезая из библиотеки поместья Реики, могла днями читать там какую-то очередную фантазию сумасшедшего автора. Но в этом и была её история. Её изюминка и искра. Этим она и притягивала.
Она сказочная, как и та Алиса из страны чудес.
Чуть повернув голову к Шу, Мэй улыбнулась. Так тепло и покорно. Сердце начало болезненно щемить от чувства, распространяющегося в юной, незрелой душе. Каким бы он серьезным аристократом не был, против этого он не мог пойти.
Он был влюблен. Так отчаянно влюблен, что срывало крышу.
На тот момент для него существовала лишь эта девочка, поглаживающая его острое колено тонкими пальчиками, едва касаясь.
Она всегда так делала, когда о чем-то задумается.
— О чем молчишь? — тихо спросил мальчик.
— Думаю, какую комбинацию сделать дальше. — она сосредоточенно смотрела на ткань в пяльцах.
Через её плечо Шу решил взглянуть на процесс работы. С чёрной ткани на него смотрел красивый белоснежный четырёхлистный клевер, который был вышит только наполовину.
Чуть подумав, девочка снова принялась за дело, теперь уже более упорно расшивая тёмный бархат.
— Шу, как думаешь, мы всегда будем сидеть под этим деревом? Не каждый день, конечно, я о другом. Мы ведь всю жизнь?...
Девочка не договорила, но Цукияма знал, что Мэй пыталась ему сказать. Это было даже как-то забавно видеть, как она закрывала лицо волосами, склонив голову чуть ниже, дабы скрыть предательски горящие щёки. Мэй Реики никогда и не с кем не разговаривала на такую тему. Только с ним она могла полностью дать волю эмоциям, чувствам, ведь она знала, что он никому не расскажет о её такой постыдной слабости. А она в свою очередь никому не расскажет о такой же слабости с его стороны.
Она была влюблена. Так отчаянно влюблена, что срывало крышу.
Сейчас, все-таки посмотрев на друга через плечо, она старалась сдерживать рвущуюся наружу нежность. Мэй терпеливо ждала его вердикта.
— Всю жизнь. — твёрдо сказал Шу, всматриваясь в эти изумрудные омуты.
Они были влюблены.
И это было опасно. Запретно. Они оба ясно понимали, что в связи с их происхождением, они никогда не смогут быть одним целым. У них разные физиологические потребности. У них разное существование. Они — объекты разных мирозданий.
Но все же, они — дети, испытывающие тёплое чувство такой беззаботной юношеской влюблённости, которая в будущем правильно исчезнет.
Но здесь и сейчас они просто смотрели друг другу в глаза, стараясь держать себя в руках, как они должны себя вести в силу их статуса.
— Знаешь, иногда я боюсь, что исчезну.
Шу будто дали под дых. Да, каждый раз, когда она говорила о гулях, ему хотелось сорваться с места и начать крушить все вокруг. Она так сильно боится их, но общается с одним из представителей. Испытывает что-то к одному из них.
Вот такой он — неправильный мир.
—
Я всегда буду оберегать тебя. — и это чистая правда.
Он знал абсолютно точно, что будет действительно это делать, в любом случае.
Смотрит на него искренним и проникновенным взглядом. Доверием.
— Значит, я должна тебе дать что-то взамен. — это не вопрос, а утверждение.
В этом ещё один признак её идеалистической натуры. Все должно быть в балансе, пропорционально, не выходя за рамки.
Шу с трепетом смотрел, как девочка бережно снимает с пяльцев ткань, на которой во всей своей красе блистает его любимый в будущем цветок.
Она перевела взгляд на друга и скромно улыбнулась, отдавая этот изящный, хрупкий, идеальный для Шу, платочек.
Вот теперь уже Цукияма ушёл под ноль. В его глазах читались нескрываемая нежность и печаль.
Он провел ладонью по её щеке, а та доверительно прижала её своей ручкой ещё сильнее, чтобы он не отпускал.
Одно мягкое, почти невесомое касание к тёплым губам. Это все что ему… Им было сейчас так нужно.
Прошло столько лет, а Цукияма все ещё носит этот чёртов платок чёрного цвета у себя в кармане пиджака. Причём, меняя пиджаки на новые, он не забывает перекладывать маленький кусочек ткани, на котором вышит белый цветок. Не расстаётся с ним ни на минуту. Но при этом на людях никогда не достаёт и не пользуется. Это что-то вроде реликвии. Потому что это память.
Память о его первой влюблённости. О первом поцелуе. О его Мэй, которой он лжет все её восемнадцать лет. С которой они уже не были так близки, но тем не менее, он содержит свое слово.
Он будет защищать её во что бы то не стало.
Вот это была его настоящая личность. Тот мальчик, сидящий под деревом со своей возлюбленной. Это он. Это настоящий Шу Цукияма.
Не тот лицемер и сумасшедший Гурман, каким он стал. Нет спору, фетиш на экзотические виды мяса у него был всегда, но раньше это не выражалось так критично, как сейчас выражается на Канеки Кене.
В нем все ещё горит тот огонь, который разожгла его любимая подруга.
Его кукла.
Он не любит. Не испытывает нежность к Мэй. Пропали все эти эмоции. Они остались там, около раскидистого дуба. Но она ему по прежнему нужна живой и невредимой. Это нельзя никак охарактеризовать. Просто Цукияма хочет, чтобы она продолжала жить. Пусть ловит гулей вместе со своим белобрысым напарником, пусть плачет, смеётся, впадёт в депрессию или будет счастлива — без разницы. Пусть она останется.
Именно поэтому он сейчас надевает свой парадный темно-синий костюм, роскошный галстук и новые золотые запонки, а также чертовски дорогие лакированные, натертые до блеска туфли.
Он смотрел в зеркало, любуясь собой с гордостью и восхищением.
Накинув на себя удобное пальто, Шу Цукияма вышел из своего поместья.
На часах была глубокая ночь, но сейчас ему нужно было направиться в одно место. Он сел в один из автомобилей и лениво поздоровался с водителем, который, кстати, был очень недоволен внезапным желанием хозяина покинуть имение в столь поздний час. Тем более, он отлично знал, куда поедет его господин. Следующие слова, подтвердили его мысли:
—Хасай. —Шу смотрел в чернильно-черную ночь за окном машины и еле заметно улыбнулся. — Мы едем в Антейку.
***
— Если ты там сдохнешь, чёртова Тоука, я тебя из под земли достану, чтобы ты отработала все долги, когда я выходил на смену за тебя!
Собравшийся, уже такой привычный состав Антейку, резво доставал все оружие (на всякий случай против голубей) и надевал специальные плащи.
— Сначала не сдохни сам, чёртов Нишики!
Каждый из них пытался делать вид, что настроение в норме или даже приподнято выше среднего. Но ни один, положив руку на сердце, не мог быть уверен в том, что все пройдёт по плану. Что все останутся живы.
Хинами что-то шептала себе под нос и просматривала фотографии на камере. Смотрела на них нежно, буквально прощаясь.
Ута и Ирито что-то тихо обсуждали и пили кофе. Уже, наверное, пятую чашку за раз.
Нишики раздражённо убирал всю посуду на полки, а затем принялся точить ножи. Попутно поглядывал на Канеки Кена, который имел вид темнее тучи и собирал инвентарь в одну из сумок.
Зачем им использовать оружие? Йошимура сказал, что так можно сберечь силы на бой в сущности гуля. Это один из пунктов их плана. Не начинать огонь, пока враг не будет обессилен. Они будут просто отвлекать, а когда придёт время — пустят в ход свои кагуне, какухо и тому подобную нечисть, которая принадлежит физиологии гуля.
Теперь, зная, что Мэй не умрёт, ну, по крайней мере на этой вылазке Аогири, ведь она им нужна живая для своих целей, все члены Антейку могли наполовину выдохнуть. Почему наполовину?
Потому что это Центр заключения особо опасных гулей.
Эти существа могут сожрать даже своих сородичей, так что для того, чтобы убить следователя им не придётся напрягаться, даже в изнеможённом состоянии.
Нервы Тоуки были на пределе. Руки тряслись, а глаза блестели, лихорадочно бегая с одного члена Антейку на другого. Несмотря на то, что все были в полной боевой подготовке, на которую они потратили эти две недели, судьба каждого из них зависела от будущей ситуации. А ещё от Мэй. Чёрт бы её побрал, почему с ней так много проблем?!
Тоука в полной мере своей осознанности понимала, что если это будет нужно — она отдаст за неё свою жизнь. Не из-за того, что они были очень близки. Не только поэтому.
Она сделает это ради своей семьи. Ради чистого неба над головой. Ради всех них. Поскольку именно Мэй могла бы изменить все их существование. Это немыслимо и нереально. Но это так. Потому что она — Реики.
Нишики все ещё не до конца осознавал, как возможен такой феномен? Каким образом получилось так, что Мэй являлась сейчас тем, кто она есть?
Этого ведь фактически не должно было произойти?
Но это произошло. И это способно все исправить. Всё наладить.
А эти гребанные Аогири лишают их такого шанса. Шанса на спокойную и мирную жизнь.
«Ублюдки. Какие же вы тупые ублюдки!» — выругался про себя Нишики.
Эти болваны ведь сами знают, кто она такая, но, естественно, её существование рушило принципы их идеологии. Их жизнь построена на крови невинных, виновных, да и вообще всех. Под их ногами лежали горы трупов, но это их только забавляло. Увеличивало их власть над остальными. На силе, которая по праву принадлежит им. Но что она им даёт? Только муки и страдания, жизнь в бесконечной опасности.
А что же чёртовы голуби?
А вот они как раз ничего не знают. И идут на верную смерть. Дураки. Повелись на уловку этих сранных гулей. Как можно быть такими наивными? Это ведь стражи правопорядка! Это защитники людей!
Их цель — это уничтожение гулей и только. Их узкие умы даже не вникают, насколько глубже кроется настоящая проблема.
Господи, даже этот дурацкий Центр содержания — ничто, по сравнению с тем, что может произойти, если Мэй попадёт в руки Древу.
И если они воплотят свой отвратительный план в жизнь.
Нишики часто представлял свою жизнь, если бы не был гулем. Он бы имел много друзей, получил достойное образование. Ел самую разную еду, как обычные люди, наслаждаясь настоящим вкусом. Они с Кими обязательно бы поженились, возможно, завели детей. Пусть они унаследовали бы внешность его любимой, но его скверный характер всё же отпечатался в этих маленьких человечках. Они все равно были бы счастливы, потому что они — семья.
Но он гуль. И эта мысль буквально бросала Нишики в стену, разбивая его надежду на тысячи острых осколков.
Так же, как разбилась сейчас чашка, которая упала с подноса из-за его дерганных рук. Он дышал тяжело, пот лил дождём по всему телу.
Краем глаза он заметил, как к нему подбежали Канеки и Ута.
— Эй, держи себя в руках. — спокойно прошептал Ута, придерживая поднос парня.
Канеки напряжённо глядел другу в глаза.
— Мы не проиграем, Нишики.
«Зачем? Зачем говорить эти пустые слова, которые все равно являются ложью?!»
Нишики гневно смотрел на всех, кто был сейчас в Антейку. Он просто физически не мог сдерживать эмоции сейчас. Это было выше его сил.
— Там будет куча голубей, которые будут окружать её со всех сторон. Этого не произойдёт. — продолжил Канеки.
— Просто заткнись. — устало выдохнул парень в очках и принялся убирать за собой беспорядок.
Даже как-то раздражает, что все крутится вокруг этой маленькой девчонки, которая, по иронии судьбы, была ещё и следователем.
— Послушай, очкарик, мы все на нервах, но это не значит, что нужно терять самообладание. — медленно проговорил Цукияма, стоящий у стены и наблюдающий за всей этой ситуацией со стороны.
— Не забывайте… Что гули тоже имеют свои преимущества… — попыталась успокоить всех Тоука. —Каждый из нас — чертовски сильный гуль с мощной силой воли. Мы сможем предотвратить все это…
Она даже не заметила, как из глаз начали течь слезы. Настолько отчаяние и безысходность захлестнули её с головой.
Прижавшись к вовремя подошедшему Кену, она стиснула зубы, чтобы усмирить эмоции. Парень мягко гладил её по спине, но сам был просто грудой напряжённых мышц. Даже этот одноглазый полукровка, который — все это знали — с лёгкостью мог надрать зад любому гулю, даже несмотря на то, что сам он это не контролировал, был в оцепенении, борясь с волнением. С виду же он не показывал ничего, что могло бы привлечь внимание. После принятия себя гулем, он будто сжёг эту часть внутри себя. Часть, которая отвечает за хоть какое-то проявление чувств. А, может, это сколопендра повредила ему какой-то участок нервов, отвечающий за эмоции.
— Нельзя недооценивать сотрудников Антейку. — громогласно произнёс Йошимура.
Всё изрядно удивились, ведь он никогда раньше не говорил таким твёрдым тоном.
Йошимура осматривал всех крайне спокойно. Сейчас нельзя предугадать исход битвы. Как и нельзя бросаться в пучину саморазрушения. Этого и добивается враг — сломать их, без возможности починки.
Сломать её. Мэй Реики хотят уничтожить. Они хотят, чтобы эта темноволосая, вежливая, мудрая и такая простая девушка исчезла. Не умерла, нет. Исчезла.
Она никогда не умрёт.
«Человек умирает не тогда, когда в него попадает пуля, не тогда, когда он заболел смертельной болезнью, не тогда, когда его сбила машина или отправил яд. Человек умирает, когда о нем забывают.»
Старик вспомнил эти слова.
Его слова. Фразы лучшего друга.
Так говорил Хаииро Реики.
***
Они лежали на кровати без сил уже глубокой ночью, повернувшись лицами друг к другу. Их отделяли считанные сантиметры. Джузо с лёгкостью мог увидеть каждую веснушку на носу и на переносице Мэй. Её удивительное спокойствие на лице. А Мэй в свою очередь видела каждый мелкий шрамик на юношеской светлой коже друга.
Она вспоминала поле. Наверное, это будет её любимым местом теперь. С тёплой улыбкой на лице, девушка погрузилась в воспоминания из детства. С Шу в каком-нибудь красивом, живописном месте они сидели рука об руку. Это было так давно и так далеко. Всё, что было — то прошло, забирая с собой беззаботно время. Её сказочные времена «Алисы в стране чудес».
Мэй хотелось усмехнуться. Наконец-то она нашла своего шляпника. Вот он — лежит прямо перед ней, смотря на неё тёмными красными глазами, которые были почти черными из-за расширившихся в темноте зрачков.
Поле. Цветы. Аромат. Головокружение. Пятнистый жираф. Муравьи. Небо. Белый атлас. Картины. Закат. Смех. Сухая трава. Счастье.
— Мы обязательно придем туда ещё раз. — уверенно прошептала Реики.
Джузо, почти погрузившийся в сонное Царство, едва заметно кивнул, закрывая глаза окончательно.
«Обязательно…» — думала Мэй, расслабленно улыбаясь и идя навстречу в объятия Морфея.
Она даже не представляла...
Что это была её первая и последняя встреча с тем невероятным полем белых четырёхлистников.
