Я назову романс в твою честь

«Из наслаждений жизни Одной любви музыка уступает, Но и любовь — мелодия...» «Каменный гость», А.С.Пушкин

Знакомство это казалось очень даже спонтанным, и можно сказать, абсолютно неожиданным, если мгновенное пересечение на лестничной клетке вообще можно назвать адекватным знакомством. Акааши Кейджи не торопился заводить огромную стаю друзей, которые будут с ним и в снег, и в град, и в разгар экзаменов по сольфеджио и гармонии, когда сам юноша был немного нелюдим, и предпочёл бы остаться дома или в классе за усердными занятиями музыкой. Как раз за этим-то он и пришёл в тот день в консерваторию. Парень, упорным трудом на втором году обучения уже попав в первые скрипичные ряды оркестра, мог гордиться усердностью и техничностью игры, но сам он, конечно, восхвалять себя совсем не собирался, продолжая поражать своей собранностью и пунктуальностью. Нельзя сказать, что он был лучшим из лучших, но его навыкам позавидовали бы многие. В любом случае, шастать по улице без дела, а тем более по вечеринкам или ночным клубам, что в его возрасте очень ожидаемо, у парня и в мыслях не таилось ни разу. Быть в оркестре первой скрипкой... множество концертов одновременно, самые сложные сольные партии параллельно с никем не отменённым обучением в консерватории на втором курсе, и всё горой сваливается на плечи только этого и подозревавшего Кейджи, но нельзя сказать, что данные факторы как-то сильнее обычного отягощали его бытие. С самого начала юноша оказался довольно старательным и сбалансированным музыкантом, умеющим совмещать несколько дел одновременно, поэтому не составляло труда сейчас позаниматься тем, чем планировал, и пойти, для общего развития и просто для наблюдения за ростом профессионализма музыкантов, послушать часть пианистов на конкурсе до начала, собственно, уроков. Ах, да! Всемирный июньский конкурс фортепианной музыки, уже как четвёртый год проходящий в Токио, в этот раз мог гордиться наличием самых виртуозных и харизматичных участников, каждый из которых мог бы с легкостью побороться за премию, пройдя все три тура испытания. И так как заключительным туром являлась игра с консерваторским оркестром студентов — в котором Кейджи, понятное дело, принимал активное участие, — не помешало бы и глянуть, с какими пианистами ему непосредственно придется иметь дело, хотел он того, или нет. В финал могли пройти только пятеро, а потому, ещё задолго до мероприятия, всех оркестрантов, уверенно и не принимая возражений, поставили перед удручающим многих фактом: «Список партий из пяти сложнейших концертов для фортепиано с оркестром за месяц должен быть выучен от корки до корки!..» И всё. Ни больше ни меньше, а в тот день многие только явившиеся в отважные строи оркестра музыканты уходили — нет, буквально уволакивали за собой свои ноги, — из репетиционного класса с предынфарктным состоянием, ну и с огромной кипой партитуры под рукой впридачу. Не выучишь — пиши пропало. Что ж, нужно и правда признать, что Акааши тогда трудился не покладая рук, возможно, даже больше остальных, но отныне это более не беспокоило юношу, сейчас преодолевающего крутые подъемы ступенек консерватории, затянувшись с головой в нескончаемый мысленный поток. Но, не дав скрипачу даже шанса благополучно преодолеть лестницу и в целости и сохранности дойти до нужного ему этажа, мимо на всей возможной скорости пронёсся некий смерч, буквально переворачивая на своём пути всё, что нельзя и категорически нельзя, на узком лестничном проходе почти сбивая с ног опешившего беднягу Акааши. С трудом ему удалось различить в ураганном вихре парня, куда-то до ужаса торопившегося и параллельно говорившего по телефону, больше даже выкрикивая в аппарат поспешные фразы вроде: «Да иду я, вот уже, иду! Секунду!!» И исчез за поворотом, совсем так же внезапно, как и явился, и только отдалённое эхо его высказываний ещё еле-еле долетало обрывками до студента, замершего на секунду, так окончательно и не донеся ногу до ступеньки. Однако, на Кейджи сей ужас наяву в дальнейшем почти никоим образом не повлиял — лишь чуть поморщившись от столь бурного шума и потерев в растерянности переносицу, юноша продолжил идти в своём направлении. Стоило как можно скорее прорепетировать свою партию, чтобы не волноваться позже и успеть прошмыгнуть слушателем на первый тур фортепианного конкурса, но всё же было любопытно, что это за «держите-свои-уши-от-него-подальше» такой. Вероятно, из другой школы и приехал на конкурс? Не сказать бы, что он был похож на человека, который действительно собирался сегодня играть на важном мероприятии... Хотя всё, что скрипач успел заметить — упрямо зачёсанные вверх вихри пепельных волос с уже проглядывающим в корнях родным чёрным цветом, не особо качественно выглаженная рубашка, но вероятно, концертная, папка нот под рукой, неряшливо чуть загнувшейся в самом верхнем уголке бумаги, а на самой верхней партитуре было размашисто от руки подписано: ”Л.Бетховен. Аппассионата“. Одним словом — не конкурсант, а «сказка» просто! Ну, тем интереснее будет послушать всё то, что он собирается играть, если, конечно, предположения скрипача не напрасны. *** Мышью пройдя в уже такой знакомый концертный зал между играющими номерами, чтобы не шуметь, Кейджи присел на ближайшее место, быстро пробежавшись глазами по помещению, заметив пару узнаваемых лиц и взглянув мельком на часы. Ага, у него в свободном пользовании есть ещё плюс-минус час перед занятиями, который адекватные простые люди наверняка бы потратили на отдых, а не чтобы ”насладиться игрой пары-тройки выступающих”, но знаете, Акааши сам по себе мало походил на обычного человека. Он мог с лёгкостью выглядеть как тот, кто никогда не опаздывает, все задачи выполняет ровно в срок, что бы это ни было, в доме у него ни одной соринки, от слова совсем не способен на бурные эмоции с общением в придачу и слушает романсы Шопена и прелюдии Рахманинова во время пробуждения, заканчивая прелюдией и фугой Баха перед сном. Хотя, ничего не давало повода усомниться в том, что таковым юноша и являлся. Малый Концертный зал королевским пафосом, сражающим наповал, не блистал, в отличии от видного живописного Большого Зала, но это не делало его менее благовидным, а Акааши даже казалось, что совсем таки наоборот. Не слишком частые ряды деревянных резных стульев, лакированных в белый, с бархатной бордовой спинкой и изящными ножками. Паркетный пол, иногда при ходьбе даже неслышно поскрипывающий, но это добавляло помещению какой-то своей собственной атмосферы и уюта, отличного от ощущений в идеально отполированном огромном зале. Две тонкие колонны по бокам не казались слишком торжественными, а лишь изящно дополняли обстановку. На невысокой сцене уже поблескивал чёрный без единой царапинки и потёртости рояль, и вот он то и создавал ту величественную ауру, которую, возможно, не сразу заметишь в самом зале. Но, пожалуй, во время прослушивания ничего такого невероятно особенного он не заприметил. На первом туре музыканты исполняли полифонию Баха и трехчастную Сонату времени Венских классиков, в течении всего возможного по времени Кейджи прослушивания, он незаметно делал какие-то пометки в скромненькой записной книжке, подмечая некоторые детали, которые он хотел бы для себя понять, прояснить, или наоборот перенять, или перепроверить неточности в игре пианистов. Но все они были, как один, без своего шарма, собственной точки зрения и мыслей. Со стороны правильности нот, конечно, всё верно, невероятное владение звуком, контроль, баланс, но... характера совсем вот не хватало. Или просто пианист такой под руку попался, очень уж апатичный. Акааши неслышно цыкнул, придвинув очки на переносице: неужели, за сегодняшний день его так и не удивят нисколечко? Ну, в любом случае было ясно и то, что стиль игры у всех свой, а послушать было полезно — слишком уж часто повторяется это слово в жизни Кейджи! — и любопытно, как вы уже успели догадаться. Да и не Акааши, которого можно с лёгкостью назвать буквально круглосуточным воплощением меланхоличности и равнодушия, судить, и юноша это отлично понимал. Последний раз зацепившись взглядом за бегущие на наручных часах стрелки, скрипач словил момент громких аплодисментов и пулей вылетел из зала так же бесшумно, как и зашёл. Вроде везде успевает, как и планировалось, и мысль о том, что он смог действительно идеально всё продумать, немного грела душу. С предательским скрежетом дверь концертного зала затворилась за Акааши, уже оказавшимся в коридоре в этот момент, и тут же перед глазами мелькнул внушительный список участников, их концертной программы, одна другой сложнее, и очерёдности выступлений, который был как раз вывешен на той самой двери с внешней стороны и прикреплён к ней ненадежным обрывком скотча. Тёмные глаза Кейджи ненадолго задержались на написанном на листе, после чего, сделав некоторые выводы для себя, юноша уже собирался идти. «Так значит, они выступают не по алфавиту, а по жеребьёвке? Участников 29, но, скорее всего, после уроков я не успею вернуться и послушать остальных. Даже последнего, а ведь у него достаточно неплохая программа.» - соображал неспешно скрипач, скользя внимательным взглядом по мелкому тексту. В следующую же секунду парня будто осенило и, вспомнив, с кем он этим утром случайно пересекся и чуть не столкнулся на лестнице, Акааши потрудился соотнести все факты, складывая их в небольшой, но ясный пазл в голове, ненадолго так и замерев у двери. «29. Бокуто Котаро, 3 курс. Иоганн Себастьян Бах “Прелюдия и Фуга“ номер 1 том 1, Людвиг Ван Бетховен Соната номер 10 опус 14 ”Аппассионата“.» Краткая надпись, находящаяся внизу всего списка и заставившая скрипача даже пригнуться, склонившись к ней, чтобы ясно её разглядеть, четко гласила, что парень ранее уже пересекался с данным кандидатом на победу и игру с оркестром. Кейджи в мыслях невольно окрестился от данной перспективы, явно представляя, что за бурный реактор дьявольской напористости и энергии придется тогда пережить, пытаясь найти общий язык и точки соприкосновения для удачного сотрудничества. Теперь же он точно собирался пойти, как, собственно, чья-то тяжелая рука на плече в миг остановила его, ударив неожиданностью, как мощный заряд тока и заставив заметно вздрогнуть и оторваться от листа с участниками, резко оборачиваясь. - Кого ищешь, Бокуто, что ли? Подсказать тебе? - непрошеный собеседник явился как никогда не вовремя, сейчас будто оценивая Акааши прикрытым взором и лукавым тоном голоса немного вводя в ступор не привыкшего к столь внимательному зрительному и тактильному контакту Кейджи, который тут же не без усилий поспешил выбраться из хватки. В узком взгляде незнакомца ясно читалось некое недоумение и, меж этим, насмешливое: «И что это ты так отшатнулся, приятель?» - Нет, благодарю. А это... - несмотря на холодный тон самого оркестранта, не настроенного на беседу, его новый знакомый, казалось, совсем того не замечал. Или же он был в настолько хорошем расположении духа, что тратить время на скептическую оценку скрипачом происходящей ситуации просто не было желания. - Да, вот этот дурачок. - как будто прочитав вопрос собеседника раньше, чем тот успел его произнести, парень хитро, как казалось, оскалился, и, скрестив руки на груди, оглянулся на беспечно разгуливающего по длинному коридору и разогревающего пальцы пианиста. Акааши вида не подал, но для себя отметил, что догадки его оправдались самым что ни на есть натуральным способом. Зачёсанные наверх пряди, широкие, чуть не столкнувшие его утром плечи, и та же белая рубашка, в этот раз уже прикрытая сверху чёрным пиджаком. - Дурачок?.. - вскинув бровь и не совсем вникая в суть слов, решил всё-таки уточнить оркестрант, с прищуром всматриваясь теперь в лицо того, в ком сейчас так усиленно приходилось стараться заметить проявления того самого «дурачка». - Ага. Но, зато способный. - отметил многозначительно юноша, будто матушка, явно гордящаяся своим талантливым ребёнком. Они знакомы? Паренёк казался странноватым, это точно. С некой плутоватостью и игривостью, взгляд, чуть прикрывали тёмные растрепанные волосы, торчащие во все стороны и зачёсанные назад только с одной стороны. Но его, в отличии от самого незнакомца, идеально аккуратный и опрятный белый костюм с галстуком в красную полоску вольно-невольно выдавал в парне безоговорочного участника конкурса. В подробности вдаваться не так уж и хотелось, да и скрипачу казалось это, как минимум, неприличным. - Понятно, спасибо вам. - дежурно отрезал Акааши и коротко кивнул, узнав всё самое главное и не особо желая продолжать бессмысленное обсуждение ничего не подозревавшего и готовившегося к выступлению участника, на которого юноша ещё успел бросить мимолетный взгляд, уходя. Обучение, проходя монотонно и без сюрпризов, ничем сверхъестественным, как и всегда, не отличалось — сольфеджио, гармония, специальность по скрипке, другие базовые уроки, тоже необходимые для получения профессии, на которых Кейджи всегда упорно старался поспевать за всем материалом, и сама, собственно, оркестровая деятельность. В большое окно между уроками Акааши, немного вымотанный ранним подъемом и большим количеством навалившейся информации, отправился утолять желудок небольшой порцией обеда, а душу ментальным спокойствием и недолгой тишиной, хоть последнее почти не было возможно в обеденный перерыв, когда бóльшая часть студентов сбегается в буфет не только утолить голод, но и громко поговорить и посплетничать. Можно не боясь сказать, что Кейджи это не только удивляло, но и раздражало. Ему непонятна была причина столь активного обсуждения однокурсниками очередной «невероятно хайповой новости» или чего-то подобного, и можно даже сказать, юноше это подавно интересно не было. Парень только наслаждался данным ему уединением и свободой, а обременять себя чужими странностями, темами для разговора, проблемами... брр. Заглянув, как будто с некой опаской, в столовую, Кейджи с необычайной радостью в душе и облегчением заприметил единственный свободный там столик и, отмечая попутно своё невероятное везение, поспешно занял его, тут же доставая из портфеля свой туесок с рисом и другой сытной едой, которой должно было хватить ему до вечера уж точно. Но победная радость не желавшего общества юноши длилась совсем недолго и закончилась в тот самый момент, когда вместе с грохотом распахнувшейся в миг двери в помещение ввалились двое, которых, беря в счёт всё за сегодня произошедшее, скрипач смог опознать без труда. - А я говорил тебе, нужно было брать сонату Клементи! А ты что? А ты ничего! - да, сей шумный голос Кейджи слышал один раз в своей жизни сегодня, и, по правде сказать, всё-таки надеялся, что повторное прослушивание этих громогласных высказываний обойдёт его стороной. - Да какой это тебе венский классик? Это, черт тебя дери, итальянский... романтик! - подумав, гулким заявлением выдал с уверенностью и заумным видом второй собеседник, значительно тряхнув темной шевелюрой при этом. - Романтик??! - негодующе воскликнул другой, распахнув с ужасом глаза и явно сам оскорбляясь фактом того, что Клементи в эпоху романтизма не жил уж точно. Парни же продолжали спорить, продвигаясь по буфету и собирая некоторые заинтересованные ненадолго взгляды на себе, и даже тихое и скромное, в отличии от всей этой дискуссии, матюхание одного из них не прошло стороной мимо чуткого слуха скрипача, о тонкости которого он на секунду успел даже пожалеть. Акааши не знал и знать даже не хотел, как именно они добрались до обсуждения ни в чем неповинного и, пару раз уж точно от этого перевернувшегося в гробу композитора, но в конце своего феерического пути эти двое всё равно оказались ни где иначе, как близ единственных свободных (или всё-таки не очень то и свободных) мест, возле стола оркестранта, который отчаянно богом молил пройти их мимо, но небеса в этот раз к нему благосклонны особо не были, как оказалось. - Можно присесть? - чуть ли не в один голос поинтересовались двое, уже стоя над душой бедняги Кейджи и всем своим существом вдавливая его в деревянную скамейку, на которой он расположился буквально минуту назад. - Это риторический вопрос? Тут не занято, как видите. - поглядел на ребят безынтересно он, всем своим видом и манерой речи показывая только «У меня всё равно нет выбора». Но двоих чудиков, свалившихся, как снег на голову, это не смущало абсолютно, они, как будто и вовсе не замечая асоциальной ауры человека напротив, уселись по другую стороны от Кейджи, небрежно кладя портфели рядом и продолжая эмоционально дискутировать.