***
— Ты же Акааши, да? — незаинтересованность тихого голоса, который даже трудно было отличить от шума уходящих после репетиции оркестрантов, заставила обратить на себя внимание даже меланхоличного Акааши. А взгляд из ниоткуда появившегося собеседника был всё ещё направлен на его мобильное устройство, и парень, кажется, даже не собирался отрываться от телефона. Длинные пряди отросших в корнях светлых волос аккуратно были заправлены за уши, чуть спадая на лицо и заставляя частенько их поправлять. Кейджи, ещё не понимая смысла беседы, кивнул с присущей ему безмолвностью — это было вполне в его вкусе. Другой же продолжил, ни разу не увеличивая громкости своей кроткой речи. — Тебя за дверью ждут, просили передать. И скромно ушёл обратно к своему оркестровому месту, не объясняя больше ничего, находу уже собирая ноты и неспешно укладывая в футляр виолончель. Юноша не выделяющийся и ещё более необщительный, чем Акааши, своим поведением сейчас вводил в тупик. Откуда у него эта информация? Да и кто может ждать не готовившегося ни к какой встрече Кейджи? Хотя, ответ на второй вопрос уже начинал постепенно проклевываться в голове по мере сборки музыкального инструмента и удаления из класса. Стоило только выйти и слегка прикрыть за собой дверь, проблема непонимания растворилась за мгновение, теперь уже сражая наповал скрипача, явно не готового к таким поразительным сюрпризам. — Хе-е-ей, ты был просто безупречен! — уже узнаваемый громогласный возглас встретил своей напористостью не ожидавшего того оркестранта, который от перепуга или просто резкого звука едва удержался не вжаться в стену поблизости. Но собрался и пришёл в себя он достаточно быстро, тут же оглядывая подловивших его ребят. Куроо, одетый опять весьма стильно и гармонично, легонько улыбающийся на пару с другом и изредка быстро подглядывающий в класс, кого-то, по всей видимости, выжидая и так же вылавливая. И Бокуто, как обычно со своей фирменной причёской «Удара молнией», сегодня был пуще прежнего жизнерадостен и активен, — куда ж ещё больше то?! — так и сверкая безупречной улыбкой и живым огоньком в глазах, в которых ясно читалась восторженность. Вероятно, пианисты действительно пришли ещё давно, раз успели услышать хоть часть оркестровой репетиции. — С-спасибо, — ответил Акааши первое, что попалось ему в голову, и к тому же самое логичное и адекватное из всех возможных вариантов ответа. Караулить едва знакомого студента у двери из кабинета — настолько интересное занятие? Иначе, зачем эти двое стоят тут уже как минимум 10 минут? — Я ждал Кенму, — будто прочитав мысли растерявшегося Кейджи и тут же на них отвечая, пояснил Куроо. Скрипач уже успел понять, что двое пианистов очень часто ошивались вместе, на постоянной основе подпитывая в друг друге настрой азарта и энтузиазма. — А этот, — короткий кивок в сторону рядом стоящего Бокуто. — не принимал никаких возражений и увязался за мной сразу же, как только узнал, что я иду в оркестровый... О, Кенма! Виолончелист, как раз бесшумно уходящий из кабинета в сторону лестницы, особого внимания на небольшой компании не задержал, только неопределённо махнул рукой в воздухе, пробурчав что-то вроде «Я домой». В любом случае, Куроо его с лёгкостью понял, вероятно, на каком-то неясном и понятном только им двоим словесном шифре, и продолжил беседу, зная наверняка, что к Козуме ещё можно будет заскочить этим вечерком. — Вы знакомы? — только и успевал недоумевать Акааши, глядя то на довольного Куроо, то на тоненькую фигуру студента, старательно утаскивающего за собой виолончель. Удивительно, скрипач даже подумал изначально, что точно обознался — ну не может же быть, чтобы бурный пианист и этот тихий скромняга вообще смогли найти общий язык и какие-либо точки соприкосновения! Но как оказалось, общий язык у них был, и можно даже сказать, их личный и никому более недоступный. — Они с детства дружат, только после поступления в Токийскую консерваторию видеться стало сложнее. — быстро пояснил Котаро тут же повернувшемуся на источник звука Кейджи. Это многое объясняло, хоть и качество их общения до сих пор казалось немного сомнительным. Тетсуро, хоть и не особо к беседе сейчас подключаясь, всё равно за ходом разговора следил, и можно было даже расслышать, как он незаметно цокнул языком после слов друга — вероятно, это не было одной из приятных ему тем для обсуждения. Акааши же, отчетливо распознавая эмоциональное состояние многих людей в своём малочисленном круге знакомых, стоило ему только поговорить с ними около десяти минут и понять особенности поведения и характера, поспешил перевести тему на что-то более удобное и комфортное всем сторонам. — А... что на счёт вас? — и тут же поймав на себе заинтересованные взгляды, в которых явно смог прочитать «он что, правда умеет разговаривать?!», парень уже было пожалел о том, что вообще решил о чем-то спрашивать, но молчание как таковое закончилось под наплывом говорливости Бокуто, ещё даже не начавшись толком. — О, мы познакомились на творческой музыкальной школе, это что-то вроде летнего лагеря с занятиями и концертами. И с большим числом классных музыкантов и интересных людей! — воодушевлению не было предела. Но ему что, действительно настолько важно общество и общение с людьми? И как уже было дословно понятно с его речей и не единократных упоминаний — да, и даже очень. — Правда, довольно-таки занятная вещь! — согласился живо со словами пианиста Куроо, скорее всего, тоже получая от подобных мероприятий не меньшую радость, чем его взбудораженный друг. — Понятно, так значит, вы неплохо общаетесь? Но вы же из разных консерваторий, к тому же соперники, — без особого интереса поинтересовался Акааши, но кажется, тут любопытство взяло верх даже над ним. — Хмм, а действительно, бро. Мы ж с тобой соперники! — Бокуто тут же резко повернулся в сторону стоявшего рядом Куроо, замолчав и направив на него посерьёзневший взгляд из под густых бровей, второй же сделал то же самое, почти одновременно. Оба взирали друг на друга максимально сосредоточенно и беззвучно, или только пытались так сделать, сдерживаясь из последних сил, потому что ровно через три секунды пианисты сорвались и расхохотались самым неистовым смехом, отдающим эхо на всем этаже коридора консерватории. Акааши, по итогу так и не получивший ответ на заинтересовавшую его деталь, знал точно, что студенты и сами не поняли, что только что у них произошло, но скорее всего, и правда получали от подобных ребячеств удовольствие, не упуская ни единой возможности выжать из любой странной ситуации юмор и как-либо прикольнуться. Невольно думалось, что попади Бокуто с Куроо хоть на необитаемый остров без еды и воды — всё равно рано или поздно выдали бы парочку умопомрачительных шуток, держась за живот от хохота больше, чем от невыносимого голода. Ну, проверять эту гипотезу всё равно не очень то и хотелось. «Да, из них определенно выходит довольно странный дуэт, но я ещё совсем не слышал мастерство Куроо-сана. В его программе второго тура числится двадцать третий этюд Фридерика Шопена? Мощно, однако. Но а что насчёт Бокуто?» — размышляя и пытаясь вспомнить, какие произведения он ещё видел на стенде с участниками, юноша параллельно складывал в организованную стопку партитуру в портфеле, которую эти караульщики так и не дали основательно и со спокойствием собрать.***
Этот день беспрекословно стоило потратить на репетицию завтрашней программы, просиживая у рояля немалые часы, поэтому Тетсуро, капитулироваться перед кем-то явно не желавший ни разу, поспешил удалиться, оставляя товарища и скрипача заодно довольствоваться уединением. После, Котаро, наконец проводив с довольным лицом своего ненаглядного друга в один из классов для занятий, на пятках крутанулся к оркестранту. Тот же вопросительно и немного апатично на него взглянул, в ожидании дальнейших действий со стороны парня. — Хей, Акаа-а-аши! — всё так же шумно и с энтузиазмом протянул юноша, улыбаясь и немного покачиваясь с пяток на носочки от нетерпения, убрав руки в карманы брюк. — Завтра продолжается конкурс. Как насчёт поиграть со мной программу третьего тура? Я буду рад, нет, очень рад, если ты послушаешь меня! Эта идея наверняка глодала Котаро достаточно долго, и скорее всего, именно с того момента, когда он остановил скрипача в буфете с невыносимым желанием что-то сказать. А сегодня, окончательно вдохновившись репетицией оркестра за дверью, парень решил не терять данной ему вселенной и великодушным Куроо возможности, интересуясь напрямую. — Но Бокуто-сан, вы не прошли ещё даже на второй тур. К тому же, я не смогу играть за весь оркестр, как это было бы желательно. И вам нужно готовиться к завтрашнему полуфиналу. Побеждённый наповал голой правдой несправедливой жизни и заумными аргументами скрипача, юноша немного растерялся и даже обиделся, вот уж зануда этот Кейджи! Но отступать он, однако, тоже не планировал, очень решительно настроившись. — Но..! — Нет, вы должны проучивать программу второго тура. — беднягу Бокуто прервали на полуслове, но на этом Акааши не закончил, сам себя, пожалуй, не хило удивляя и абсолютно не понимая логики собственных умозаключений. — Но... если вам так хочется позаниматься сегодня со мной, я могу немного послушать ваши произведения полуфинала и дать пару советов. Кейджи оправдывал себя и свой ответ лишь тем, что не хотел расстраивать и без того ранимого музыканта и сбивать его победный настрой на завтра, что было вполне логично и более не требовало каких-либо разъяснений. По крайней мере, скрипач на это очень надеялся. А вот реакция встрепенувшегося Бокуто не заставила себя долго ждать, в ту же секунду проявляясь на его лице радостной улыбкой и эмоционально вздернутыми вверх бровями. Не было за сегодня для Котаро радости светлее и приятнее, чем эти слова, и можно было даже заметить, как в порыве воодушевления его, и без того светящиеся янтарём глаза, загорелись восторгом и удовлетворением. — А завтра ты поиграешь со мной концерт Рахманинова?? — Если пройдёте в финал, Бокуто-сан.