***
Сынмин ушел домой ближе к пяти вечера, взяв с друга обещание ни во что не влезать и не заставлять его беспокоиться. Феликс пообещал, в мыслях послав друга на три интересные и весёлые буквы. Пока они смотрели телевизор, запивая пивом, Ли уже всё продумал. Он ещё год назад узнал от пьяного хёна, что тот следит за Феликсом через его телефон и почти всегда знает его местоположение. Сначала Ликса это разозлило, но ненадолго, когда он понял, что в будущем это может быть полезно. Именно поэтому он был уверен в своем плане. Накинув на плечи легкую ветровку, Феликс спустя полчаса после ухода Сынмина выходит из дома. Убедившись, что телефон надежно лежит в кармане и что его затея совсем не глупая, он вызывает такси. В машине он думает о том, сколько потребуется времени, чтобы Чанбин его нашёл. Наверное, он уже знает, что Феликса нет дома. А скоро узнает, куда именно он едет. От этих мыслей холод пробегает по спине подростка и все его нутро кричит скорее убегать, развернуть машину и мчать подальше. Он с дрожью в руках вспоминает сцены из недавнего похода в клуб, и его всего передергивает, когда машина останавливается и Феликс видит ту самую кирпичную стену, где его похабно и нагло прижали, издеваясь над телом. Он оплачивает такси, натягивает кепку ниже глаз, словно боится, что его кто-то узнает, и неуверенно шагает в сторону злосчастного неприятного на внешний вид клуба «Эйфория». Неоновая вывеска с таким банальным для многих дешевых клубов названием горела кислотно-зеленым светом, отпугивая всех нормальных людей от этого места. И каким безвольным дураком был Феликс, когда пошел сюда в первый раз? Это же просто настоящая дыра. Помимо обшарпанных стен, выцветшей краски и разбитого стекла у входа, здесь омерзительно воняло гнилью и алкоголем. У входа, облокачиваясь о стену, стояли двое крупных мужчин, явно пьяных и обкуренных. Они похабно ухмылялись, попивая из бутылки пиво, и громко разговаривали. Феликс опустил взгляд на свои ноги и быстро проскользнул мимо них внутрь клуба. Веселье только начинается. Людей мало, разноцветные огни кружат по пьяным телам, раскрашивая голые участки кожи, а музыка лишь слегка приглушает разговоры. В прошлый раз здесь было громче и людей было больше. Ли минует танцующих, направляясь прямо к небольшой барной стойке и, повторяя в своей голове одну фразу, садится. С чужих рук ничего не брать. — Что будешь? — пышногрудая женщина с кольцом в носу по ту сторону стойки поднимает бровь. Феликс тушуется, сжимая в пальцах ткань своей ветровки, и просит налить ему сок. Женщина на это хмыкает, но выполняет заказ. Не впервой ей видеть здесь молоденьких мальчиков, желающих попробовать взрослую жизнь. Возможно, именно поэтому вход в клуб неограничен по возрасту. Отвратительное место. Следя за действиями женщины-бармена и будучи уверенным, что она никак не могла ничего подсыпать ему в сок, Ли делает один неуверенный глоток и вздыхает. Слабо так, чтобы никто не услышал и не обратил на него внимания. Недалеко от него сидит пара целующихся, а по другую сторону слышится хохот парней, пьяно развалившихся на стойке. Феликсу некомфортно. Ужасно неприятно сидеть здесь, непонятно чего ожидая, и пугливо оглядываться, боясь столкнуться с кем-либо взглядом. Проходит минут десять, он допивает весь оставшийся сок, тут же его оплачивая, и проверяет свой телефон на наличие сообщений. От Чанбина ничего, но есть от Сынмина. Он кинул ему мемное видео, прося оценить. Феликс отвечает ему смеющимися смайликами, чтобы его молчание не казалось подозрительным. Проходит ещё десять минут. Дама напротив кидает на него заинтересованные взгляды, но не заговаривает, продолжая выполнять свою работу бармена. Феликсу не по себе. Как оказалось, находиться в этом месте на трезвую голову просто невыносимо. Запах дешевого спиртного смешивается с потными телами танцующих и с их смердящими духами, так что становится трудно дышать. Феликс говорит себе подождать ещё около десяти минут и дать хёну немного больше времени. Он не оставит его в таком месте. Ли уверен. — Эй, мальчик, чего грустишь? Подросток вздрагивает всем телом, когда на его плечо падает тяжелая рука незнакомца, а над ухом раздается омерзительный басистый голос. Он тут же подскакивает со стула и молниеносно выбегает из клуба, толкая всех вокруг, не извиняясь и убегая прочь. Он перебегает через дорогу и бежит подальше от этого противного, гнилого места. В ушах свистит, а в голове противный образ того мужчины, прижимающего худое тело Феликса к себе. Его обдает страхом. Он бежит, не оглядываясь, не смотря себе под ноги, пока не уверяет себя, что Эйфория осталась далеко позади, а он оказался в неизвестном месте. Чуть приседая в попытках отдышаться, парень оглядывается по сторонам: старые постройки домов и магазинов вокруг, пустая дорога и где-то играет легкая музыка. Чуть дальше он видит остановку и не думая идет к ней. Падает на скамейку и закрывает лицо руками, проклиная весь мир, весь город, всех людей и самого себя. Теперь ты доволен? Эхом отдается внутри его собственный голос, и он чувствует ещё большее отвращение к себе. Зачем я пошел туда? Зачем, черт возьми! Идиот! Какой же я идиот! И ещё кучу раз малыш проклял себя, называя идиотом и дураком. Он шумно выдыхает весь оставшийся страх и дрожь через ноздри, и, откидывая голову назад, устало смотрит на мигающий фонарь через дорогу. Вокруг нет людей, а автобусы здесь уже не ходят, судя по табличке рядом, но Феликсу почему-то на это совсем плевать. В голове пусто, вокруг тихо, оттого и вставать не хочется. Ветер ерошит волосы, обдает лицо прохладой, а уши холодом. Костяшки пальцев краснеют, и он прячет руки в карманы, шмыгая носом. Раньше он жил так, пока не встретил Чанбина. Часто ночевал на остановках, замерзая до онемения пальцев, и видел во всем лишь густую чёрную пустоту, поглощающую всё, оставляющую Феликса одного. Покинутый миром, отвергнутый и одинокий. Чанбин стал для него светом, плечом, на которое можно положиться, другом, воздухом и единственным человеком на свете. Только лишь он один всегда был рядом. Он учил, заботился и проводил свое свободное от работы время с младшим. Всё для него отдал, всё для него сделал. Я его так сильно люблю… — Я так устал, — внезапно рядом присаживается парень и кладет свою голову Ликсу на плечу. Немного опешив, Ли узнает знакомую темную макушку своего хёна, и слезы вдруг наворачиваются на глаза. Он пришёл. Чанбин закрывает глаза, удобнее устраиваясь на плече младшего, и тихонько посапывает. Его грудь поднимается и опускается, а руки скрещено лежат на коленях. Феликс не может поверить глазам. Он прикусывает нижнюю губу, боясь быть услышанным. Слезы рекой стекают по щекам, и он тихонько всхлипывает, стараясь остаться незамеченным. Хён здесь. Чанбин снова оказался рядом в нужный для младшего момент и снова его утешил. Ничего не делая, притворяясь спящим, он так сильно облегчил маленькую израненную душу Ли, что в это даже не верилось. Теперь всё хорошо. Теперь всё замечательно. Он рядом. Он жив и здоров, и его волосы всё ещё так приятно пахнут мятой и яблоком. Запах любимого шампуня Ликса.***
Неожиданно появившийся студент ставит девушку в неловкое положение. Она сжимает губы и, последний раз бросая на Джинёна хмурый взгляд, разворачивается, уходя, и лишь звук её туфель слышится вдали. Хёнджин фыркает. Красивая оболочка, но гнилая душа. Она абсолютно точно оставила ужасное первое впечатление о себе в глазах брюнета. — Ты рано, — нервный и беглый взгляд профессора не оставлял желать лучшего. Он вздыхает, игнорируя чужие внимательные глаза, и открывает дверь квартиры, приглашая студента зайти. Ужасно неловко. Так не должно было произойти. Неправильно. Пак теряется. В голове куча вопросов, переживаний и глупых пререканий. Он не может собраться, успокоить бешеное сердцебиение и сказать уже хоть что-нибудь. Хёнджин видит это и решает сделать всё сам. — Джинён, — он смелеет и вплотную подходит к профессору, мгновенно забивая на все правила приличия и на формальности. Наконец ловит взгляд старшего и кладет свою ладонь ему на щёку, туда, где остался еле заметный красный след от пощечины девушки. Он нежно проводит большим пальцем под глазом, ведет по скуле до подбородка и снова, как бы облегчая физическую боль от удара и немного душевные терзания внутри. Джинён млеет и прикрывает глаза, полностью отдаваясь приятному покалыванию теплой ладони, и сам не замечает, как притягивает Хвана ближе к себе за талию. Так тихо и так спокойно. Умиротворенно. Хёнджин ничего не говорит, лишь продолжает гладить его щёку, нежно улыбаясь. Это одновременно так порочно и так невинно, что в животе уже привычные бабочки начинают свое безумное вальсирование в полёте. Хватка на талии становится крепче, и Хёнджин ещё ближе прижимается к торсу возлюбленного, всеми кусочками тела чувствуя его, Джинёна. Так близко, так интимно. Его ресницы чуть подрагивают, на лице спокойствие играет с блаженством, а губы пухлые и почему-то сухие, в местах потресканные. Хван дает волю воображению, мечтая податься вперед и помочить их собственной слюной, жадно целуя. Он машинально облизывает свои, боясь испортить эту кажущуюся вечностью минуту, когда профессор стоит так рядом и обнимает, а он продолжает гладить по щеке. Мужчина открывает глаза и хватает ладонь младшего, заводя её ему за спину, так же обнимая. Брюнет на это вопросительно поднимает брови, и когда видит играющую на чужом лице улыбку, не может сдержать свою. — За то, что назвал меня по имени, подготовишь к следующему занятию доклад по древнему Чосону. —Чт…? — Словно с небес на землю упал подросток от такого заявления. Эта дурацкая история испортила идеальный момент. — А сейчас, — не договаривая старший тянется к чужому лицу и целует. Целует так, словно ждал и хотел этого больше жизни, так, словно эти губы единственный источник кислорода и жить без них невозможно. Он нежно, почти невесомо, подминает верхнюю губу младшего, самозабвенно притягивая его ещё ближе, хотя казалось уже некуда. Поцелуй без языка, поверхностный и невероятно мягкий. Ещё несколько секунд и Хёнджину недостает воздуха, он лишь на долю секунды прерывает его, хватая ртом кислород, и вновь целует. Смелеет окончательно и проводит влажным языком по губам старшего. Джинён от такой выходки нестерпимо выдыхает и углубляет поцелуй. Теперь влажный с языком и пошлым причмокиванием. Прижатые друг другу тела естественно отзываются сладкой негой внизу живота, а трение ниже пояса вызывает ответную реакцию. Хёнджин возбужден. И, о счастье, Джинен не отталкивает его, прижимает ещё ближе. В мыслях Хван уже раздел обоих, а в реальности на нем пальто, которое он не успел снять в прихожей. Одна его рука лежит на груди профессора, а вторая всё ещё заведена за спину вместе с руками Пака. Хочется больше. — Снимай пальто, — выдыхая слова в пухлые покрасневшие губы, Джинён отпускает его, делая шаг назад. Хёнджину кажется это небольшое расстояние огромной пропастью и он наспех снимает с себя пальто, кидает в сторону и тянется к кромке свитера, намереваясь и его снять, но вдруг рука мужчины останавливает. — Я сказал только пальто. — Чт…? — Я подготовил для тебя несколько тестов. Повесь свое пальто и пойдем, — натягивая на лицо профессиональную улыбку, Пак оставляет подростка в прихожей одного. Какого…? Брюнет хлопает глазами и понимает, что его только что кинули. Вот ведь… Гнусный профессор. Испортил то, что так хорошо начиналось. Ну что ж, у нас впереди ещё есть время, ты от меня так просто не отвертишься, профессор Пак. Хёнджин поднимает с пола свое пальто, вешает его и, хитро улыбаясь, идет к своему преподавателю.