Тот, кто стоит за спиной

— …Чонин? Из потока сумасшедших мыслей, кружащих в голове, как рой пчёл жалящих до больного ощутимо, Чонина вырывают мягкие большие ладони кудрявого Чана. Он щёлкает его по щекам и смотрит прямо над головой, ловя растерянный взгляд в отражении зеркала. — Ты что-то сказал, хён? Чан хмыкает, улыбаясь нежно и проводит ладонью по волосам. — Я понимаю, ты нервничаешь, — он расчесывает мокрые волосы и, ловя опущенный взгляд на сжатые в коленях руки, включает фен. Горячий воздух сильно ерошит волосы, греет затылок, а ловкие пальцы проскальзывают мимо пушистых волос младшего, редко касаясь подушечками кожи головы. Это быстрое касание заставляло дрожать под ним и смущенно сжимать руки между коленями, отгоняя быстрые мысли, ведь Чонина сейчас волновало совсем другое. — Джисон ждёт этой встречи, поверь. И настроен он дружелюбно, — Чан выключает фен и давит любовный смешок от подобия одуванчика на голове младшего. — Знаю, но я просто… — Чонин не замечает этого и теребит пальцем заусенец у ногтя, желая утонуть где-нибудь, чтобы оттянуть сегодняшнюю встречу с Джисоном, спустя месяц того страшного происшествия. Он так сильно боялся этого, что ни о чем другом не мог думать. Чего он ждал? Злого взгляда и гневных криков? Тихих обвинений или же прощения и короткого объятия? Точно нет. Чонин ждал, что его упекут в тюрьму, когда месяц назад стоя напротив господина Хана и рассказывал обо всём. О аварии и смерти матери, о том, как отец Джисона замял дело. Хан Минсок был не плохим человеком и, услышав историю подростка, нервно сжал руки и неуверенно обнял его, прося прощения, зная, что его он не заслужил. Чонин поверил. Но не перестал чувствовать себя виноватым. Из-за него пострадал Джисон. — Просто ты всё ещё винишь себя и это нормально. Тебе пришлось тяжело, Нини, дай себе чуть больше времени, ладно? Да, было тяжело, но Чан всё время был рядом. Он каждый день ласково звал на завтрак, укладывал после душа волосы, как сейчас, и покупал мороженое для вечернего просмотра фильма. Смеялся и отвлекал младшего от мыслей об отце; продлил свой отпуск на работе, чтобы ни на секунду не оставлять его со своими мыслями и клялся себе, что когда-нибудь Чонин перестанет плакать во сне и мелко дрожать. — Когда Джисон обнимет тебя и скажет, что ты ни в чём не виновен, ты должен будешь улыбнуться и обнять его в ответ, понял? — шутливо щелкает по носу и начинает укладывать пушистые волосы. Чонин жует губу, не в состоянии вырваться из роя мыслей, но заставляет себя ненадолго улыбнуться старшему в отражение зеркала. Остальные три часа он ходил в прострации, пока помогал Чану приготовить подобие ужина для гостей. Уже в родном доме, в маленькой квартире Чана, он чувствовал себя хорошо, но сегодня ходил встревоженным и сгорбившимся, ронял посуду и толкался со старшим. Чан его моментами ловил, ставил перед собой и заставлял дышать, успокаивая. Это не помогало. Звонок в дверь эхом отразился от стен сердца и отскочил с дрожащим выдохом. Чонин сжал пальцы и испуганно последовал за старшим, остановившись в гостиной, где прекрасно было видно прихожую и Чана, что подбадривающе обернулся к нему и улыбнулся, открывая дверь. Первым вошёл Минхо. Он быстро поздоровался с другом и отошёл в сторону, пропуская Джисона внутрь. Чонин сглотнул. Он не видел его больше месяца, и, признаться, выглядел старший по другому. Он словно похудел, а прежний яркий стиль одежды стал чуть скромнее — на шее никаких цепей, и он поменял цвет волос. С яркого блондина в натурального шатена. Единственное, что осталось неизменным — это его улыбка, кроткая и милая, направленная прямо на Чонина. Джисон пропустил знакомство с Чаном быстрой фразой и, разувшись, подбежал к Чонину. Он хотел было броситься к младшему в объятия, но остановил себя. Двое старших остались смотреть у двери. — Я всё узнал, Нини, — Джисон жмёт рукой свое предплечье и смотрит виновато. — Мне так… Чонин вдруг начинает плакать. И сам не замечает, как трёт руками мокрые щёки и всхлипывает громко. Это он должен чувствовать себя виноватым, это он заставил Джисона страдать в подвале собственной квартиры, он творил все те вещи. Тогда почему Джисон мнется и не знает что сказать? — Джисон, — Чан подходит сзади и кладет ладонь на плечо младшего. — Твоему другу очень совестно, — он улыбается нежно и ободряюще. — Скажи, что ты не сердишься на него. — Конечно, я не сержусь, — Хан отходит от остолбенения и тянет младшего к себе. — Я тебя совсем не считаю виноватым, Чонин. — Пр…ости, хён, прости меня, — захлебываясь и задыхаясь, Чонин словно умывался в своем грехе, искуплял вину и чувствовал, как его прощают поглаживанием по спине и тихим шепотом. Джисону хочется самому заплакать. То, что пришлось пережить семнадцатилетнему подростку и в голове не укладывалось, но вечно плохое состояние, избитые усталостью глаза и пустующая квартира были тому твёрдым подтверждением. Джисон винит себя лишь в том, что не стал бить тревогу намного раньше, что не спохватился и не спросил младшего о его жизни. Что не помог ему пережить ад в виде лица собственного отца. — И что я говорил тебе ранее, — Чан рядом улыбается, шутливо ругая и заставляет висевшие по бокам руки младшего обхватить вокруг плеч Джисона. — Что ты делаешь? — Минхо толкает друга в бок. — Помогаю, — Чан хихикает и утягивает Минхо за собой на кухню, давая младшим время поговорить друг с другом. — Вижу, тебе весело, — Минхо останавливается в проеме так, чтобы Джисон оставался в поле его видения, и скрещивает руки на груди. Он явно был не рад сегодняшней встречей. Хотелось бы ему вовсе спрятать Джисона в своих объятиях и никому не позволять даже смотреть на него. Тем более Ян Чонину. — А чего грустить? Всё плохое уже закончилось, — Чан отвечает, не оборачиваясь, и заканчивает готовить ужин. Минхо смотрит на друга странно. Лицо его нечитаемо, а в мыслях кавардак из мыслей, страхов, предположений, рассуждений и многого другого. Ему бы по хорошему следовало ещё раз проверить Ян Чонина и убедится, что опасности в самом деле нет. Кто знает, что может скрываться за слезами подростка? — Так ты, типо, решил стать его опекуном? Как Чанбин? Что вас так тянет заниматься благотворительностью, — Ли неуверенно отводит взгляд, сам не понимая, что несет. Не осознавая этого, он таит в глубине обиду на лучшего друга. — Чонину скоро 18, — легко отвечает Бан, чуть ли не присвистывая от хорошего, распирающего настроения. — А Хан Минсок обещал помочь с документами, считай всё супер. Минхо хмурится, всё ещё не понимая от чего его друг так весел. Что такого он нашёл в Чонине, что оставил его у себя дома и из-за него не ходит на работу? Раздражает. Чан всегда был добряком, часто помогал беспомощным и детям в приютах, брал сверхурочную работу, когда другие коллеги уставали из-за графика, а сам молчал, терпел и лишь улыбался, когда кто-то спрашивал, всё ли с ним хорошо. Но он никогда не заходил так далеко в своем желании помочь. Так кто для него этот Ян Чонин? — Ну а отпуск этот твой? Надолго? — косясь на развалившихся на полу младших, что успели переплакать другу другу плечи и переобнимать, Минхо цокает, сильнее хмурясь. — А твой? — вопросом в лоб отвечает старший, ухмыляясь. — Я уже вернулся, — глаза не отрывно смотрят на младших. О чём они говорят не слышно, но то, как рыдает Хан, улыбаясь и вытирая слезы Чонину, было красноречивее любых слов. — И я смотрю, у тебя все отлично, — Чан разворачивается наконец, сталкиваясь с Минхо взглядом. — Я рад за вас, — легкая улыбка на губах заставляет Минхо сжать пальцы на руках и отвернуться. Чан всегда такой. — Возвращайся и ты, — тихий шёпот Минхо едва уловим, но старший слышит и продолжая улыбаться, кивает, подходит чуть ближе и видит двух младших в объятиях друг друга и не может сдержать облегчённого вздоха. — Чанбин сказал, что уволится, если мы не дадим и ему отпуск. Чан прыскает и смеётся. Двое других замечают это, поворачивают заплаканные лица и тоже улыбаются. — Мне кажется, Чанбин единственный из нас, кто по настоящему заслужил отпуск, — говорит старший, и сжимает плечо друга. — Я выйду завтра. — Нет, не завтра, побудь ещё немного с Чонином. Я договорюсь, выйдешь через неделю. — Минхо, я, — Джисон и Чонин подошли к ним неуверенные, неловкие и очень смущенные, — я был груб с твоим другом, — почесывая ладонь и уводя взгляд. — Давай я ещё раз с ним познакомлюсь? — Но разве вы не знакомы? — Чонин шмыгает носом, отходя от слез и непонимающе смотрит на Чана. — Мы? — спрашивает Джисон. — Нет, Нини, я вижу Бан Чана первый раз. А почему ты так думал? — Разве это важно? — Минхо толкает старшего друга в бок, разводит руками и хватает Джисона за ладонь. — Вы уже помирились, а я голодный, так что давай покушаем, — не давая и слово он тянет Хана на себя, заводя на кухню. — Чан-хён? Но Чонин так и остался смотреть на старшего, ожидая услышать ответа на свой вопрос. — Рис или овощи? — Что? — Что? Чан прикидывается дурачком, улыбаясь широко, а в голове решает закрыть эту тему, не говоря Чонину правды. — Какой хочешь гарнир к курице, — обхватывая младшего вокруг плеч и подталкивая к уже сидячим на столе ребятам, Чан хихикает и на секунду забывается. В его доме сейчас людей больше, чем один. Они сидят за столом, ужинают, рассказывают веселые истории, а свет лампочки над головой покачивается, создавая тени на улыбчивых лицах. Минхо кушает молча, слушая, как много говорит его парень, жестикулируя руками; Чонин сидит напротив рядом с Чаном и смущенно переговаривается с Ханом, моментами избегая его взгляда (всё-таки ему было совестно). Они пьют горячий чай под шум холодильника, перебираются в гостиную и решают посмотреть фильм. Хан хотел сесть рядышком с Чонином, но, уже немного уставший, Минхо потянул его на себя, усаживая между своих ног и крепко обнимая за талию. Они смеялись, комментировали фильм и каждый наслаждался этими секундами радости, счастья, делясь с сидячим рядом. Чан мельком поглядывал на Чонина. У него были красные глаза, он тер их и клевал носом. Старший на эту картину улыбался и думал о том, что рядом с этим мальчишкой он чувствует себя дома. По-настоящему дома. В квартире тепло, на диване развалились Минхо с Джисоном, а под их ногами Чонин зевал, рядом скрестив ноги сидел сам Чан, кажись, наконец, пришедший в себя. После расставания со своей девушкой, мир снова погрузился во тьму, он губил себя в работе и оттеснял радости жизни в дальний угол. С Чонином вернулось его счастье. Небольшой смысл жизни. — Чонин? — Чан дернулся, когда на его плечо упала чужая голова, и понял, что младший заснул. Он посмотрел наверх. Минхо и Джисон тихо сопели, скрепив свои руки в замок. — Мило. На часах пробило час ночи, Чан накрыл двух влюбленных на диване одеялом и понёс Чонина в свою комнату. Чан с секунду смотрел на мирно спящего подростка и думал, как ему всё-таки хорошо жить рядом с ним. Он ненароком бросил взгляд на одну из книг на письменном столе и вспомнил, что сегодня прошел ровно год с его расставания с Чон Суи. Вздохнув тихо и с улыбкой, он взял книгу по психологии в руки и засунул её глубоко в ящик стола, чувствуя легкость и забытую усталость на плечах. Ему было так тяжело расставаться с девушкой, что никакая работа без выходных не помогала забыться, никакой алкоголь и никакие случайные сигареты не давали счастливым моментам счастья рядом с ней выйти из головы. Он помнил всё, терпел и страдал в одиночку. Пока не появился маленький паренек, чья улыбка озарила его, а глаза, наполненные болью и страданием задвигали всё плохое в жизни Чана на второй план. Он вознес проблемы Чонина выше своих и не заметил, как его собственные постепенно испарились. Ему хотелось видеть ту милую улыбку при свете фонарей у бара каждый день и надеяться, что больше никогда ему не придется плакать навзрыд. Он невероятный. Его хочется защищать каждый день. И Чан, наверно, готов.

***

— Займёмся сексом, хён? — Чт.о? — Минхо давится молочным коктейлем и кашляет, стуча кулаком по груди. Внезапные слова Джисона заставили покраснеть и осмотреться по сторонам, желая убедиться, что никто в кафе, кроме него, этого не слышал. — Мне скоро двадцать один и я всё ещё девственник, — всплеснув руками, Хан отставил в сторону свой коктейль и твердо смотрел парню в глаза. — Про тебя я вообще молчу. Если бы не я, ты умер бы нецелованным. Минхо прикрывает лицо руками, умоляя всех богов на свете, чтобы никто вокруг не обратил внимания на столь шумного парня и не стал шептаться за его спиной. То, насколько смущающе звучали слова из уст непреклонного нисколь этим заявлением парнем, выводило старшего из равновесия. Джисон смотрел выжидающе, сжимая губы в полосу и постукивая пальцами по столу. Красивый, с новым цветом волос и с одной висячей серьгой в ухе, в любимой толстовке и кепке — Хан выглядел безупречно как всегда. — Хён? — Джисон, ты, — Минхо потирает виски, не зная, что говорить, — просто сумасшедший. — Ага, потому что влюблён в тебя, — пухлые губы смыкаются на трубочке, и Джисон делает глоток, задумчиво пялясь в потолок. — Можно я переночую у тебя? — Нельзя. — Ну Минхо! — Послушай, Сони, — отодвигая в сторону уже пустой стакан, Ли кладет свою ладонь на чужую, чуть сжимая и нежно заглядывает в карие глаза. — Я тоже этого хочу… — Тогда поехали. Джисон перебивает, в его глазах мелькает пыль от искр желания, и весь он источает нетерпение. Минхо то ли хочет его поцеловать, то ли ударить. — Ты… Слов нет. Минхо невыносимо рядом с этим мальчишкой. Безбашенный, шумный и озорной. Полная его противоположность. Но всё равно, когда старший смотрит в его глаза, на его улыбку, и слышит этот заразительный звонкий смех, то он готов поднести весь мир к его ногам. — Хёнджин рассказал мне, как это происходит у мужчин, я всё знаю, — с каждым словом Джисона, Минхо удивлялся сильнее. Куда делся мой милый смущающийся от любых извращённых слов парень? — Если хочешь, ты можешь… — Всё, стоп, Джисон, остановись, — Минхо тянется через стол и накрывает чужой рот ладонью. — Если ты продолжишь говорить об этом здесь, я встану и уйду. С улицы сквозь панорамные окна пробивается солнечный свет, холодный и белый он падает на их стол и лица, чуть слепя глаза. Джисон дуется, пока старший издевается над ним, наслаждаясь секундами удовольствия. В их паре всё так просто и легко, поцелуи в щеки и объятия в дождливую погоду, привычные шутки и подколы. Они встречаются каждый день и каждый их день такой легкий и простой, наполненный наслаждением и спокойной атмосферой. Джисон шумный, но дарит душе уют. Минхо тихий, но готов на всё ради своего мальчика. — Минхо! — из кафе они выходит держась за руки. — Заткнись, — Минхо прячет смущение в словах и заталкивает парня в одолженную Чанбином машину. Сам он садится на водительское место, и прежде чем младший начнет ворчать, тянется затыкая его коротким поцелуем. — Я тебя люблю, но, пожалуйста, давай ты перестанешь быть таким извращенцем. Джисон обнимает Минхо за шею, не желая отпускать и дует щеки. — Так ты всё-таки асексуал? Знаешь, в этом ничего плохого, я все равно буду тебя любить… — Ты издеваешься? — Минхо закатывает глаза и снова целует, напористо, надавливая на шею. — Что за бред ты сегодня несёшь, малыш? — Хёнджин сказал… — Так вот оно что, — он вздыхает, усмехаясь. — Я не асексуал, дурак. Не слушай этого Хёнджина. — Но тебе же 26… — Джисон, послушай, я такой, не потому что не хочу, — Минхо начинает перебирать волосы на затылке своего парня, поглаживая кожу подушечками пальцев, нежно улыбаясь. — А потому что до встречи с тобой я жил работой. И просто не задумывался о сексе и отношениях. Да, звучит неправдоподобно, но так оно и есть. — Тогда давай сделаем это сейчас. — О господи. — Но я хочу тебя, Минхо. — Я отвезу тебя домой. — Нет, нет, пожалуйста, Минхо. Машина трогается с места. Джисон просит и ноет, дергая свободную руку старшего на себя. Тот лишь молча улыбался, закатывая иногда глаза, и переплетал свои пальцы с чужими, сильно сжимая и успокаивая этим своего парня, ведь невозможно вести машину, не отвлекаясь на шумное чудо рядом. — Давай заедем в аптеку, — Джисон не унимается, вытягивает голову при каждой аптеки, которую они проезжали. — Нам нужна смазка и презервативы. — Тебе нужны успокоительные, а не презервативы, — мрачно затыкает старший. — Ну, хён! Пожалуйста. Их свидание медленно завершалось. Осеннее солнце заходило, оранжевые нити окрасили облака, проскальзывали в машину, тенями падая на улыбчивые лица. Джисон строил рожицы, ругался и смешил старшего. Импульсивный и игривый, как море в дожди, как звезды ночью и фейерверки, яркие и очень громкие. Джисон всё и сразу. Он немного открывает окно, впуская вечернего воздуха внутрь; он тормошил ему волосы и обдувал лицо, заставляя прикрыть глаза и вздохнуть. На щеке пылью оставлены тысячи поцелуев, Джисон ощущает каждый из них, чувствует запах естественный для машины с нотками яблок и мяты. Он давно привык к этому запаху чужой машины, но всё равно любил тот, что источает Минхо. Такой приятный, чистый и сладковатый, кружащий голову и сводящий с ума, при любой близости. Минхо крепче стискивает его ладонь, поглаживает большим пальцем тыльную его сторону, и, не отрывая взгляда от дороги, улыбается. Такой красивый. — Тогда, увидимся завтра? Солнце зашло, тени опустились на улицу. Машина припарковалась у огромной высотки, но Джисон не торопился выходить. — Я не смогу, Сони, прости, — рука старшего тянет на себя, а губы целуют узнаваемо приятно и быстро. — Завтра получаем ордер на арест Пак Чихуна, будет куча работы. Джисон дует губки, опуская взгляд на сцепленные руки. Минхо гладит по волосам и целует в щеку. Ещё один след, таящий на поверхности, запечатанный в груди. Он навсегда запомнится. — Тогда позвони мне вечером, обязательно. — Если поцелуешь, — хитрая улыбка скользит на губах, а следующее прикосновение ощущается покалыванием в бедре и в низу живота. Искрится не только сердце, блестят глаза и всё тело в импульсах тока. Джисон улыбается в поцелуе и свободную руку опускает вниз, кладя на пах старшему. Это вызывает судорожный вздох у последнего. — Сделай так, чтобы эти извращённые мысли покинули твою головку, малыш, и поднимайся домой, — все прикосновения пресекаются в ту же секунду. — Ты портишь весь настрой, хён. — Вали спать, любимый. Я позвоню тебе утром и вечером, обещаю, — последний поцелуй и Джисон выходит из машины, машет рукой, пока старший не скрывается в дали, и поднимается к себе в квартиру. Утром, как Минхо и обещал, он позвонил, улыбался, пока ехал на работу и слушал сонное ворчание своего парня, только поднявшегося с постели. Вечером, уставший и без сил, тоже позвонил, слушал своего мальчика бодрого и шумного, как будто вся тревога улетучилась. Весёлый голос в трубке телефона заставлял улыбаться от ушей, представляя рядом самого Джисона. Они разговаривали очень долго и, как всегда, ни о чём.