Тот, кто стоит за спиной

Хёнджин тихо мычит под боком Джисона, последняя слеза скатывается по его щеке и он тихо вздыхает, утыкаясь носом в подушку. На улице глубокая, звездная, почти волшебная ночь. Хан не спит, смотрит в окно и очень много думает. О всей сложившейся ситуации, о Минхо, о своем отце, о Чонине и его родителях. Он так запутался во всех своих чувствах, что не мог точно сказать самому себе, что делать дальше. Простить Чонина? Своего отца? А Минхо? Теперь он знал обо всем. Страшило ли это Хана? Нет. Возможно чуть-чуть. Он так хотел знать Минхо, но совсем забыл о последствиях этих знаний. Он понимал и знал, что Минхо скрывает от него что-то важное, но Хан и подумать не мог, что эта тайна окажется связана с ним. Той ночью Минхо следил за ним, как и утром следующего дня и каждый день напролет он был рядом. И тогда у университета он был близко, потому что следил за ним. Это немного озадачило в первую минуту мыслей, но сейчас Хан просто хотел встретиться со старшим и услышать от него правду собственных чувств. Он ведь не мог обманывать насчет них? Эта мысль появилась лишь на секунду, потому что Джисон одернул себя, не позволяя вновь усомниться в своем хёне. Да, Минхо скрывал это, но он обещал рассказать вскоре. Он был честен. Значит и его чувства искренни. Он меня любит. Точно любит. Джисон устало вздыхает, думая, что ему дали слишком мало времени разжевать всю информацию. Нужно для начала встать на ноги и перестать шипеть всякий раз, как он двигает руками. Их разговор придется отложить, как бы сильно Хан не хотел увидеться и расспросить Минхо обо всём. Хёнджин всхлипывает, привлекая внимание и чуть сильнее прижимается к боку друга. — Джинён меня бросил, — произносит неожиданно и резко, разрезая воздух в комнате, оглушающую тишиной. Джисон переводит взгляд на друга. В красивых тёмных глазах начали поблескивать новые слезы. — Прости, тебе не до этого сейчас, — он шмыгает носом, отворачиваясь. — Почему это произошло? — Джисон останавливает друга, поворачивая его лицом к себе. — Расскажи, Джинни. — Всё как ты говорил, — Хёнджин приобнимает Хана за талию. — Он учитель, я — студент. А ещё он скоро женится. — Что? Хёнджин хмыкает. Он должен был раньше рассказать об этом Джисону. Возможно он был окрылен их мимолетной страстью и совсем забыл о действительных проблемах, толкающих Джинёна в пропасть с каждым днем. Его распирало от чувств, таких внеземных и волшебных, что реальность казалось не существовала и вовсе. Но это не так. Он поднялся слишком высоко, а упал быстро и больно. Вот она — жизнь. — Наши отношения с самого начала были плохой идеей. — Джинни, — Хан вздыхает и обнимает друга в ответ, утешающе поглаживая по спине. — Мне так жаль. — А мне жаль, что с тобой это произошло, Сони. Прости меня, если сможешь, — очередной тихий всхлип режет ножом сердце. Джисон ещё долго будет чувствовать себя так паршиво? — Насчет Чонина… — Он не плохой, Хёнджин, — отрезает часами ранее разговор. Хвану всё-таки пришлось рассказать другу о нем. Это привело Джисона в ужас и шок, но он не хотел в это верить. И не собирался. — Люди, которые сделали это со мной — виноваты. Чонина там не было. — Я просто… Должен был пойти с тобой, если бы я… Джисон крепче стискивает друга в объятиях, прося замолчать. Он твердит ему битый час, что он в порядке и что всё будет хорошо. Хан на этом настаивает. Он терпит и ждет, когда поправится, чтобы поговорить с Минхо и Чонином. Объясниться, услышать оправдания или чистую правду и закрыть наконец эту ужасную историю железным замком. Потому что он этого хочет. И именно так оно и будет.

***

Солнце нещадно пекло голову, легкий ветерок не спасал, а несущиеся туда сюда люди только нагоняли удушающей жары и не позволяли дышать. Середина лета была беспощадной и убивающей, Минхо казалось что он тонет в клубах пыли и нещадного сухого воздуха, пока следовал за Джисоном, находясь на небольшом расстоянии от него. Мимо шумят машины, людской говор и непонятно откуда доносящая музыка на живой улице добавляли своей суматохи и безумства. Сквозь чёрные солнцезащитные стёкла очков проскальзывали лучи солнца, и Минхо всякий раз возмущённо пыхтел, чувствуя жар на спине и оголённых руках. Ему неожиданно приходит на ум чистый свежий берег моря, у которого они месяц назад отдыхали с Джисоном, и улыбка самозабвенно расплывается на лице. Он дёргается, качая головой, и движется за Ханом, стараясь не упустить его из виду. Прошло чуть больше месяца с их последней встречи, когда Джисон весь избитый лежал на полу чёртового подвала в доме Яна Чонина. Эти воспоминания душат, и Минхо хотелось бы о них вообще не вспоминать, но всякий раз выходило наоборот. Ему казалось, что он сделал огромную ошибку в своей работе, поэтому с парнем это и произошло, словно виноват был он, а не те мужчины. Впрочем, после всё наладилось. Сон Мигука посадили, а отца Ян Чонина упекли в клинику психически больных. Судьбу подростка ввели в руки Банчана. Минхо ещё озирается на него недоверчиво всякий раз, как бывает у друга в гостях, но понемногу успокаивается и начинает его принимать. Казалось, что всё хорошо. Но нет. Минхо игнорировал непрекращающиеся звонки Джисона на протяжении всего месяца. Ему было стыдно. Нет. Это не то определение сводящих скул, сжимающего в тиски сердца и зудящей боли где-то на кончиках пальцев, что так ни разу не приняли звонок Хана. Ему было страшно. Возможно, именно это чувство не давало каплю храбрости лучшему полицейскому Сеула на один маленький разговор с любимым парнем. Страх оказаться лживым и гнусным предателем, что только и делал, что нагло врал в лицо, прося лишь молча верить. Или же страх, что их начавшаяся любовь так быстро закончится. Минхо разрывался, давился, но не переставал охранять Джисона и дня. В духоте жаркого дня, когда в нос забивался запах пыли, а горло изнывало от желания выпить холодного напитка, он, думая, куда направляется Джисон, двигался в след за ним, выходя из многолюдной улицы в тихий и темный переулок. Небольшие беспокойство подкралось неожиданно, и Минхо ускорился, боясь потерять парня из виду. Темный и довольно прохладный переулок, представляющий из себя тонкий коридор между двумя жилыми высокими домами, встретил Минхо мусорными баками, легкой вонью и откуда-то появившейся кошкой. Минхо снял с себя очки и отошел в сторону, заметив остановившегося Джисона рядом с этой бродячей кошкой. Сдалека было видно плохо, но Ли понял, что Джисон, улыбаясь, кормил милое создание и нежно гладил по шёрстке. Придурок. Только ради этого сюда пришел? Он беззлобно ухмыляется и думает, что нет на свете парня добрее Джисона. Сердце вдруг больно сжалось, и Минхо ощутил острое желание подойти и обнять любимого, поцеловать и попросить прощения. Только для начало ему бы самого себя простить. Кошка благодарно промурчала, но быстро убежала, оставив Хана одного. Тот приподнялся, встряхнул пыль с колен и двинулся вперед, исчезая за правым поворотом. Минхо последовал за ним. Всё происходит слишком быстро. Легкий аромат клубники бьет в ноздри, точно так же, как и затылок о кирпичную стену, а сузившиеся такие красивые глаза Джисона теперь находится очень близко и у Минхо перехватывает дыхание. — Трус, — на выдохе произносит Джисон, впиваясь в губы Минхо, не двигая ими и отстраняясь от них через пару секунд. — Ты чертов трус, Минхо, — голос дрогнул, словно вот вот и из глаз потекут слёзы, но Джисон только крепче обхватил талию старшего, боясь отпустить его теперь. — Почему… Почему ты так… Минхо так и стоял, ошеломлённый и прижатый к кирпичной стене непонятного переулка и не мог выдавить и слова, пока Джисон неотрывно изучал его лицо, покусывая свои губы. — Хён, — беспомощный писк и просьба ответить что-нибудь. Столько сил Джисону потребовалось переселить себя, подкараулить следящего за ним Минхо и прижать его к стенке в прямом и переносном смысле, не для того, чтобы тот молчал, растоптав всю былую уверенность подростка. — Я люблю тебя. Джисон падал. Тонул в собственных словах, которыми пытался открыть свое сердце для такого невидящего ничего хёна. Его уверенность пропадает, потому что Минхо всё ещё молчит, глаза его расширены, а губы чуть приоткрыты. О чём он думает? Почему молчит? Секунды превращались в бесконечность. — Ты прав, — Минхо отмирает, страх будто рукой сняло, он также притянул младшего за талию, облизнулся, готовясь к важному разговору. — Я трус, слабак, который даже не смог открыться тебе. А ещё я не защитил тебя… — Хён… — Ты необыкновенный, Джисони, — ласковое обращение колит в сердце. — Я должен был тебя охранять, но влюбился, как дурак, но если честно, я даже не знаю, какого это влюбиться, как дурак. Ты ведь у меня первый. В этом я не врал, — горячая ладонь поднялась к мягкой щеке. Минхо было не остановить. — Я был напуган. Прости. Прости за то, что я такой трус. — Не прощу, идиот, — мягкие губы впечатываются как нечто быстрое, но ощутимо сладкое и приятное. Такое горячее чувство, с мокрым языком внутри и разгорающейся страстью; вокруг плывут не только стены за спиной, плывут ноги, держат от падения только руки Минхо. Это сносит крышу. Мягкие губы, мокрые от слюны и два горячих языка, жадно переплетенных в одно целое. Старший целует неистово; он так скучал и хотел этого всё время, что ждать сил больше нет. — Я тоже люблю тебя, я так тебя люблю, Джисони, — проговаривает, поглаживая по щекам и томно выдыхая. Дышать получалось тяжело. — Докажи, — Джисон тоже дышал тяжело, крепко цепляясь за плечи Ли и не сводя туманных глаз с его чуть пухлых губ. Хотелось больше. Он так долго этого ждал. — Поцелуй меня. И он целует. Прижимает к себе близко, растоптав любое правило личного пространства, словно становясь одним целым, растворяясь в друг друге, и это чувство просто неописуемо прекрасно. Совсем по другому, как когда-то с той девушкой в школе. У Минхо не было отношений и физического контакта с кем-либо, ну а Джисон понимает, что ничего лучше у него уже не будет. — Я люблю тебя. Не важно, кто из них сказал это, важно то, какими глазами они смотрели друг на друга. То как они целовались, то как бились их сердца в одном ударе и сколько ещё раз в это мгновение были произнесены слова любви. Кажется вокруг стало ещё жарче, воздух сухой и одновременно влажный, такой, что пот собирается в ладонях, крепко стискивающих чужие плечи, на шее мелкие кристалики, стекают, исчезая в воротнике футболки и голову кружит как от крепкого алкоголя. Запах Джисона впитывается в кожу, им хочется задохнуться. — Ли Минхо, — шёпот обжигает губы и мурашки стадом пробегают по спине от того, как было произнесено собственное имя из чужих таких соблазнительных губ. — Это же твое настоящее имя? — Я молчал только о своей работе, всё остальное — чистая правда, — выдыхает, всё ещё чувствуя ком вины в горле. — Я приводил тебя домой и показал своих любимец. Ты мне очень дорог, Джисони. — То есть, мы теперь можем, — младший мнется, чуть отодвигаясь. Его так долго терзали собственные чувства, которые теперь было не в состояние сдерживать, что только об этом он мог думать. Ли Минхо — полицейский. Да плевать. Он красивый. Он шпионил за Джисоном на протяжении двух месяцев. У него супер милые кошки. Его нанял отец. А ещё он улыбается так нежно, с икрами в тёмных глазах, со смешинкой в улыбке и произносит «люблю» как нечто необходимое, как глоток воздуха. Именно это так нужно сейчас. Вот оно считается важным, а остальное затухает в сознание быстрой спичкой, которая уже никогда не вспыхнет. Потому что Джисону плевать. — Мне 26 лет, — вдруг говорит Минхо. — Я забыл сказать. Но это правда последняя ложь. Клянусь. Джисон смеётся. Он необходим Минхо, точно так же, как и он ему. И даже эта небольшая разница в возрасте отодвигается на второй план, когда руки старшего ловко придвигают к себе за талию, нежно целуя в щеку. — Ну тогда, если больше никаких секретов нет, то давай начнем встречаться, хён, — Только это отдавалось в сознание красным светом и только это сейчас хотелось знать больше всего на свете. Просто скажи да. И он говорит. Смеется, целуя в кончик носа и ещё пару раз просит прощения, за всю недосказанность и молчание, слышит в ответ ворчание и игривое «не прощу, пока не поцелуешь» и считает себя самым счастливым человеком на свете. Солнце над их головой нещадно печет, но высокие здания скрывают их двоих, целующихся и тонущих в любви, прохладной тенью и от глаз посторонних людей. Они, казалось, могли бы вечность так стоять, утопая в друг друге, вдыхая друг друга, словно вкушая запретного плода. У них у обоих в груди плещется что-то азартное, игривое и детское, то, что дает им секунду забытия. Секунду, которая останавливает весь мир, всё вокруг застывает, нет ни шума, ни запахов, только острые чувства, прикосновения и ощущения от жара двух тел. В уголках губ покалывает россыпью звезд; это прикосновения чужих, пухлых, обкусанных, но не менее сладких и мокрых. Минхо на секунду застывает, его руки двигаются сами по себе вдоль позвоночника Джисона, а разум останавливается. Он избегал Джисона целый месяц, а тому стоило заметить чужое присутствие за спиной и прижать к стене, требуя объяснений. И он не злился, он не был разочарован и ни сколько не переставал любить своего хёна, он просто шутливо пристыдил и поцеловал. Как всегда. Как обычно. Такое обычное и одновременно неописуемое дежавю, колющее в сердце, отдающее на губах. Джисон шутит по дороге, весело потягивая за собой старшего, сцепившись с ним руками и долго насмехается. Ведь Минхо тот, кто влюбился первым. А ещё он тот, кто стоял за спиной с самого начала.