Думай позитивно

      Клаус лежал на огромной льдине посреди океана. Над головой кружили птицы, крича так, что казалось, сейчас барабанные перепонки лопнут и белый снег под его головой окрасится кровью. Он попытался приподняться, чтобы осмотреться по сторонам, но не смог пошевелиться. Его как будто приковали к этой льдине. Клауса начало трясти — он знал, что после этого не последует ничего хорошего. Его рот начал заполняться ледяной водой, от которой сводило зубы, а на глазах выступали слёзы. В следующую секунду Клаус полностью погрузился в воду, лишаясь возможности вдохнуть. Он раскрыл рот в немом крике, из-за чего его лёгкие наполнились водой, одаривая адским жжением.       Клаус подскочил с пола, на котором уснул прошлой ночью. Он в отчаянии схватился за горло, пытаясь вдохнуть воздух, но вместо этого из груди вырвался глухой хрип. Наконец в его сдавленные лёгкие прошёл воздух. Клаус с облегчением откинулся на стену, прижимаясь затылком к холодному бетону. Он усмехнулся — всё ещё не умер.       Отдышавшись, Клаус повернул голову к мужчине, лежащему рядом, и толкнул его носком ботинка. Тот никак не отреагировал. Клаус попытался ещё раз — и снова ничего. В конце концов, он наклонился к нему и приложил два пальца к шее, пытаясь нащупать пульс. Ничего не почувствовав, Клаус убедился, что мужчина умер. Решив не ждать, пока действие дозы закончится и его опять окружат толпы мертвецов, он подхватил с пола рюкзак и, недолго думая, вышел из здания, которое оказалось заброшенным складом.       Пройдя несколько метров, он зябко поёжился и обхватил себя руками — разгуливать в лёгком пальто в начале марта — так себе затея, но и особого выбора у Клауса не было. Нормального жилья он лишился ещё пять лет назад, когда покинул академию, оставляя отца, Ваню и Лютера. С тех пор он либо спал на улице, либо в заброшенных зданиях, как в этот раз, поэтому все его пожитки, не включавшие в себя тёплую одежду, умещались в рюкзак за плечами. Поднеся руки к лицу, он подул на ладони, в надежде хоть как-то согреться и перестать трястись, как лист на ветру. Изо рта вместе с выдохом вырвался клуб пара, дарящий скорее ощущение сырости, чем теплоту. Клаус разочарованно засунул руки в неглубокие карманы и огляделся по сторонам.       Сзади, насколько хватало глаз, простирался пустырь, заросший сухой травой, а впереди его ждала бесконечно длинная кирпичная стена. Решив, что стена выглядит более обнадёживающее, он шмыгнул носом и, ссутулившись, двинулся вдоль неё.       Чтобы хоть как-то отвлечься от пробирающего до костей холода, Клаус принялся считать вслух, не заботясь о том, как выглядит со стороны. Вокруг не было ни души, а его единственный слушатель в лице покойного брата не объявлялся уже несколько месяцев, лишая и без того слабой надежды не сойти с ума окончательно и не умереть от передоза в тёмной подворотне.       Как только Бен отошёл в мир иной, Клаус потерял последние крохи здравомыслия и пустился во все тяжкие, зарабатывая на развлечения не самыми благородными методами. Если бы брат вдруг решил заскочить на огонёк, то его благородный призрачный желудок вывернуло бы наизнанку. Клаус всерьёз задумался над тем, что бы тот сказал, если бы увидел его сейчас. Вероятно, ничего лестного, в прочем, как и всегда. Из груди вырвался нервный смешок — после того, как он облажался с Диего, нотации Бена — детские сказки перед сном.       Клаус невольно скривился от воспоминаний. Он натворил много всего, о чём впоследствии очень жалел, но то, что он сделал с Диего — определённо самый отвратительный поступок. Тем вечером в клубе ему не удалось подцепить кого-нибудь, кто мог позволить остаться на ночь за определённую плату, само собой, а, ночуя на складе или улице, Клаус рисковал не проснуться следующим утром. Тогда в его затуманенный мозг не пришло ничего лучше, чем позвонить единственному родственнику, что оставил свой телефон перед уходом из академии.       Диего приехал на удивление быстро и, не задавая вопросов, отвёз его в своё жилище под каким-то бойцовским клубом, которое гордо называл своим домом, позволяя остаться на ночь. Клаус с его помощью добрался до дивана и, коснувшись головой подушки, тут же отключился до раннего утра. Проснувшись около четырёх утра, Клаус, стараясь не разбудить Диего, спящего на холодном полу, выгреб из холодильника скудный запас еды и вытряхнул из кошелька пару сотен, как можно тише покидая квартиру. В тот же день, как только Клаус достаточно пришёл в себя, чтобы осознать, что натворил, он купил новый телефон, утопив свой старый в реке, и зарёкся не появляться в центре города, потому что при всём желании не смог бы вернуть Диего уже потраченные деньги.       С того дня прошло около месяца, без того нечёткие воспоминания смазались, но ощущение обжигающего стыда не собиралось никуда исчезать. Клауса нисколько не смущала кража как таковая — это было одним из его способов выживать на улицах за неимением работы, учёбы и дома. Но одно дело — красть в магазинах или вытаскивать кошельки из задних карманов незнакомцев в клубах, а совсем другое — воровать у Диего, который мало того, что забрал его и приютил на ночь, но может отрезать руки-ноги и оставить истекать кровью в переулке. Единственным и довольно слабым оправданием Клаусу служил факт того, что он был очень пьян и укурен до звёзд под веками. Но ни один из этих факторов не освобождал от обжигающего стыда и вины.       Дойдя до шумной улицы, по которой сновали трудяги, Клаус огляделся по сторонам в поисках магазина. Желудок сводило от голода; он не помнил, когда в рот попадало что-то похожее на еду, и организм не отблагодарит его за это. Обнаружив что-то отдалённо напоминающее круглосуточный продуктовый, Клаус подошёл к зданию и, сощурив глаза, присмотрелся к двоящейся в глазах вывеске. С трудом разобрав буквы — отсутствие нормального сна и еды и постоянное пребывание в крови наркотиков сказывались на его состоянии. Клаус похлопал себя по карманам, прекрасно зная, что в них царит такая же пустота, как и в его голове в последние двадцать два года жизни. Театрально вздохнув, возведя глаза к небу и проклиная прошлого себя за то, что потратил последние деньги на амфетамин, он стянул с себя рюкзак и упал у дверей магазина, подбирая с земли пластиковый стаканчик и ставя его перед собой. Раньше он мог без стеснения просить денег на еду у прохожих, выдумав байку про родителей-алкоголиков, что выгнали его из дома. Но теперь, когда взросление взяло своё, Клауса перестали принимать за школьника-беспризорника, а потому он рисковал получить по лицу, если попытается подойти к кому-нибудь ближе, чем на метр.       Склонив голову к земле и придерживая пластиковый стаканчик, который всё норовил улететь прочь при малейшем дуновении ветерка, Клаус стойко отсидел на холодной земле около часа. Подняв голову и окинув мутным взглядом опустевшие улицы, он понял, что ловить здесь нечего, но голод не собирался никуда исчезать.       Он встал и, быстро отряхнувшись от приставшей щебёнки и мусора, внимательно посмотрел на дверь магазина. Наркотики всё ещё не вывелись из организма, но их эффект ослаб достаточно, чтобы Клауса перестало мотать из стороны в сторону. Подозревая, что план ещё на стадии идеи был не то, что рискованным — мертворождённым, Клаус мотнул головой и всё-таки решил попытать удачу; в любом случае, терять ему нечего.       Толкнув хлипкую пластиковую дверь, Клаус зашёл в магазин. Помимо скучающего продавца за кассой, лениво жевавшего что-то, и группки угрюмых подростков в дальнем углу, продуктовый пустовал. Он склонил голову, позволяя спутанным волосам прикрыть лицо, и прошёл вглубь магазина, скрываясь от подозрительного взгляда продавца за стеллажом. Осмотрев полки он с сожалением вздохнул — как только возьмёт продукты, придётся снова выйти на холод, а здесь было так тепло, и ветер наконец перестал трепать волосы и одежду. Как бы сильно не хотелось задержаться хотя бы на пару минут, Клаус отчётливо понимал, что чем дольше он проторчит здесь, тем меньше шансов у него будет улизнуть без последствий, поэтому, не медля ни секунды, он начал распихивать еду по карманам, рукавам и под рубашку. Когда он уже собрался покинуть тёплую обитель магазина, его остановила чья-то тяжёлая рука, опустившаяся на плечо.       — Сдаётся мне, ты не заплатил за это, — над ухом раздался низкий голос. Клаус, стараясь не совершать резких движений, повернулся к говорящему. Позади парня, который был на голову выше Клауса и как минимум в два раза тяжелее, стояли двое подростков, улыбающихся с видом, не предвещавшим ничего хорошего.       Взвесив все «за» и «против», Клаус пришёл к выводу, что побег — лучшее решение, если он хочет сохранить еду. Он ударил держащего его за плечо парня ладонью и, крутанувшись на месте, бросился к двери.       — Сука! — прошипел тот и схватился за место, куда был нанесён удар. Клаус, принося молитвы всем известным богам, бежал к двери, пока его не сбили с ног в издевательских сантиметрах от свободы. Он обернулся на подростков, возвышающихся над ним, от их наигранной вежливости не осталось ни следа. Клаус тяжело сглотнул — теперь так легко ему не отделаться.       — Берите его, — коротко приказал парень и, переступив через лежащего на полу Клауса, вышел на улицу. Двое подхватили того подмышки и выволокли следом. Клаус с сожалением наблюдал за тем, как из-под одежды вываливаются столь желанные продукты. Он изначально не рассчитывал на успех этой затеи, но, тем не менее, было до слёз обидно, что цель ускользнула из-под носа.       Пока Клаус был занят мыслями о неудавшейся трапезе, двое, тащивших несопротивляющегося вора за собой, бросили его на сырой асфальт в какой-то подворотне. Клаус неспешно поднял глаза на зловеще приближающегося к нему парня, на скуле которого всё ещё виднелся красный след от удара. Может быть, это были остатки наркотиков в крови, а может, зачатки страха, что появлялись в нём каждый раз, когда его затаскивали в подворотню с одной конкретной целью, но Клаусу стало насколько беспричинно смешно, что, как бы не пытался, он не смог сдержать короткий смешок. Подросток, что угрожающе надвигался на него, замер.       — Смешно тебе? — он метнулся к Клаусу и, за мгновения преодолев разделявшее их расстояние, ударил его в скулу с такой силой, что тот упал на землю, упираясь ладонями в асфальт. — Страх потерял?!       Этот вопрос вызвал приступ неистового смеха со стороны Клауса. Он задыхался, трясся и, упершись лбом в асфальт, даже не пытался успокоиться. С каждой секундой его смех становился всё громче и громче, пока Клаус не выдохся, издавая полузадушенные судорожные хрипы. «Страх потерял» — самое точное описание его жизни, если закрыть глаза на то, что он пришёл к тому, что имеет, именно из-за страха. Животного, неконтролируемого, парализующего страха.       Пинком в бок Клауса повалили на спину. С трудом сохраняя последние крупицы здравомыслия, он свернулся в комок, подтягивая колени ко лбу и зажимая руки между ног. Как показал его богатый опыт в избиениях — это единственный мало-мальски действенный способ защиты, так как махать кулаками в укуренном состоянии — решение не из лучших.       Подростки больше не снисходили до такой милости как удары руками — свернувшегося на земле Клауса безбожно пинали ногами. Удары хаотично прилетали со всех сторон. Как-то отстранённо Клаус подумал о том, что на спине останется больше всего синяков и в следующую неделю ему придётся спать исключительно на животе, если не загнётся раньше. Носок ботинка, ударивший по почкам, заставил Клауса болезненно вскрикнуть и выгнуться, спасаясь от боли. К его удивлению ударов не последовало, вместо этого его грубо потянули за волосы, заставляя оторваться от земли. Клаус послушно поднял взгляд на парня, в глазах которого плескались отвращение и презрение.       — Сунешься сюда ещё раз — умрёшь, — отчётливо произнёс он и смачно плюнул Клаусу в лицо. Отпустив его, парень брезгливо вытер руку о ткань джинс и, свистнув стоящим рядом подросткам, удалился.       Как только все трое скрылись за поворотом, Клаус дополз до мусорного бака и привалился к нему спиной, игнорируя исходящий из него смрад. В душе царила уверенность, что сам пахнет не лучше. Тыльной стороной ладони он вытер с лица слюну и оперся затылком на пластик бака, возводя глаза к облачному небу. Удивительно, но он перестал ощущать холод, что, по-хорошему, должно было насторожить его, но вместо этого он лишь вычеркнул из своего воображаемого списка потребностей один пункт.       Посидев несколько минут бездумно глядя в небо, Клаус пошарил в карманах в поисках телефона. Нащупав наконец гаджет, он вытянул его на свет божий и тут же разочарованно вздохнул — экран был разбит вдребезги, и телефон не подавал ни малейших признаков жизни. Это не было большой потерей — большую часть времени он был разряжен и находился в состоянии кирпича, но всё равно был тростинкой, планом Б, если Клаус вдруг решит вернуться на путь истинный, чего с большей вероятностью никогда не произойдёт. Устало отбросив теперь уже точно бесполезный телефон, Клаус уставился в кирпичную стену перед собой. К голоду прибавилась тошнота и головная боль — предвестники неизбежной трезвости, если он не примет в ближайшее время. Он тяжело сглотнул и судорожно втянул воздух ртом — трезвость, а точнее то, что идёт за ней, осталась единственным, что пугало его в достаточной степени, чтобы он заставил свой мозг работать на полную.       В голову пришёл один вариант. Клаус скривился при мысли о том, что ему придётся сделать, но, не имея такой привилегии как выбор, он, отчаянно морщась и закусывая губу, поднялся на ноги. Вцепившись до побелевших костяшек в мусорный контейнер, Клаус сделал несколько глубоких вдохов и двинулся в путь.       Благодаря интуиции или слепой удаче, немного побродив по городу, ему всегда удавалось попасть в нужное место, даже если он был пьян до чёртиков и не имел ни малейшего понятия, где находится. Отчасти благодаря этой способности он до сих пор выживал, почти всё время находясь в полубессознательном состоянии. Сейчас, когда действие наркотиков почти сошло на нет, Клаусу понадобилось всего каких-то полчаса, чтобы отыскать нужное здание. Потоптавшись у двери, сомневаясь в правильности своего решения, он всё-таки занёс руку и ударил несколько раз по красному лакированному дереву. Он убеждал себя, что это единственный способ, его пропуск к еде и столь необходимым психотропам.       Через несколько минут раздался щелчок замка, и дверь открылась. На пороге стояла длинноволосая женщина в строгом чёрном платье с сигаретой, зажатой между указательным и средним пальцами. При виде Клауса её губы, накрашенные ярко-красной помадой, растянулись в улыбке.       — Моя ночная бабочка вернулась, — произнесла она с грубоватым акцентом, складывая руки на груди.       — Светлана, — поприветствовала женщину Клаус, переминаясь с ноги на ногу. — Есть работа?       Вместо ответа она усмехнулась и кивнула головой вглубь квартиры, отходя к стене. Клаус, благодарно склонив голову, протиснулся внутрь и направился вдоль узкого коридора, прекрасно зная, куда идти. Он не раз брался за работу, предложенную Светланой, и по праву считал знакомство с ней самым полезным, что успел завести за годы самостоятельной жизни. Бесшумно выйдя вслед за Клаусом в гостиную, женщина тут же молча скрылась за стеклянными раздвижными дверьми, из-за которых через несколько секунд послышалось гудение микроволновки. Клаус, расстегнув пальто и бросив рюкзак на пол, развалился на мягком диване. За пару месяцев, что он не появлялся здесь, в квартире ничего не изменилось — всё те же нелепые обои в цветочек, старый пыльный ковёр на стене и массивная деревянная мебель, заполнившая собой всё пространство и без того небольшой комнаты.       Из кухни, с присущим ей безмолвием, вынырнула Светлана с тарелкой в одной руке и куском хлеба в другой. Поставив тарелку на раскладной стол перед Клаусом, она устроилась в кресле напротив, опуская глаза в книгу, не награждая его ни единым словом. Тот, не дожидаясь приглашения, принялся за еду. Тарелка супа и хлеб далеко не первой свежести казались самым вкусным блюдом, что он когда-либо пробовал или попробует ещё, он только глаза от удовольствия не закатывал. Кто же знал, что однажды такая, казалось бы, обычная трапеза станет для него небольшим праздником посреди монотонных серый будней; в животе тут же потеплело, и даже головная боль отошла на второй план. Клаус наконец перестал чувствовать себя запертым на рейв-вечеринке в собственной голове и смог расслабиться, откидываясь на жёсткие подушки и возводя глаза к потолку.       Как только он закончил, Светлана поднялась с дивана и, не произнеся ни слова, вышла из гостиной. Клаус с опозданием встал за ней и отправился следом. Только-только расслабившееся сознание вновь сковало напряжение, напоминая, зачем он здесь. Пусть Светлана и была необычайно благосклонна к нему — он сильно сомневался в том, что она кормила других «работников» за свой счёт — требовала от него такой же отдачи, как и от остальных. За наркотики из рук Светланы надо платить, и Клаус прекрасно знал, что это за плата.       Дойдя до самого конца тёмного коридора, женщина отперла хлипкую дверь и зашла в ванную, придерживая кусок тонкого пластика, приглашая Клауса за собой. Тот, не мешкая, зашёл в помещение, в котором отчётливо пахло сыростью, и вздрогнул, услышав грохот захлопнувшейся двери. Обернувшись к Светлане, которая, скрестив руки на груди, смотрела на него выжидающим взглядом, Клаус сдержал рвущийся наружу вздох и принялся стаскивать с себя одежду. Вслед за лёгким пальто на сырую серо-зелёную плитку пола полетели рубашка и штаны. Отпихнув снятые ботинки в сторону, Клаус поёжился и уставился на Светлану, которая внимательно следила за каждым его действием. Чувство стыда, никогда не имевшее чёткой позиции в душе, давным-давно кануло в лету, его нисколько не смущала почти полная нагота, чего нельзя было сказать о появившихся на краю сознания слабых криках.       Светлана, переступив через неаккуратную кучку грязной одежды на полу, подошла вплотную к Клаусу. Беглым взглядом осмотрев его, она дёрнула того за плечо, заставляя повернуться спиной. Клаус послушно повернулся и приглушённо зашипел, стоило женщине притронуться к синяку на пояснице. Пробормотав что-то по-русски, она обошла его и достала с полки над зеркалом тюбик какой-то мази. Не церемонясь, она вручила его Клаусу и произнесла:       — Намажешь после душа. Polezai, — она отдёрнула тонкую шторку. Клаус, оставив мазь на раковине, забрался в ванну и, отгородившись от Светланы шторкой, избавился от белья, кидая его к остальной своей одежде. Включив воду, он окончательно отключился от реальности, с головой погружаясь в ощущения.       Оставив кран на почти кипятке, Клаус вытянул руки вверх и, поморщившись, потянулся. Свежие синяки давали о себе знать, отзываясь тянущей болью при малейшем движении, несмотря на горячую воду, расслабляющую постоянно напряжённые мышцы. Горячие струи обжигали кожу, заставляя её покраснеть, а мокрые волосы липли к шее. Выдавливая на ладонь шампунь, найденный в углу ванны, Клаус рвано подумал о том, что стоит озаботиться стрижкой — иногда, особенно жарким летом, от волос было больше вреда, чем пользы. Затолкнув эти мысли куда подальше, решив, что обязательно подумает об этом позже, Клаус подставил лицо струям воды, наслаждаясь таким редким теплом.       Над ухом раздался визг, и Клаус, дёрнувшись, упал, больно ударяясь затылком о край ванны. Сквозь полупрозрачную шторку на него смотрела девушка с серой кожей и мокрыми волосами, свисающими слипшимися прядями до пояса, в порванной белой футболке. Медленно повернув голову, она уставилась пустым взглядом на до смерти перепуганного парня, вновь открывая рот в пронзительном визге. Клаус, сжавшись в комок на дне ванны, зажал уши ладонями, в отчаянной попытке заглушить этот крик. Казалось, ещё немного и его голова лопнет, забрызгав стену мозгами. За спиной кричащей девушки один за другим появлялись призраки: старик, голова которого была рассечена, а лицо залито тёмной кровью; парень с гематомами на шее и лопнувшими сосудами в глазах; беременная женщина, из глазницы которой торчал кухонный нож; маленькая девочка с лопнувшей, почти слезшей с лица кожей. Все они либо кричали, либо зловеще бормотали, протягивая к Клаусу руки, подходя всё ближе и ближе. Тот отчаянно вжался в кафель, с ужасом глядя на серые фигуры, заполонившие ванную. Животный страх бился в груди загнанной птицей, лишая лёгкие кислорода. Время притупило его воспоминания о мертвецах, за последние пять лет Клаус трезвел от силы пару раз, и каждый раз успевал надраться до того, как появятся призраки. Сегодня удача отвернулась от него, решив напомнить ощущение ужаса, переполнявшее всё его существо, заставляющее сердце биться где-то в горле.       Громкий удар двери о стену заставил призраков исчезнуть в мгновение ока. Клаус, не успев осознать произошедшее, медленно моргнул и рассеянно посмотрел за шторку. Единственное, что изменилось — на полке у зеркала появилось полотенце и стопка чистой одежды. Он, цепляясь соскальзывающими пальцами за бортики ванны, поднялся и, наскоро смыв с себя остатки шампуня, выключил уже прохладную воду и вылез, становясь босыми ногами на сырой кафель. Клаус взял с полки полотенце и развернул его, тут же набрасывая на плечи. Раздался стук упавших на пол предметов. Оплата. Он совсем про неё забыл.       Наскоро выжав волосы и завязав их в узел на затылке, он закрепил полотенце на груди и наклонился под раковину. Вслепую нашарив рукой искомое, он выпрямился, сжимая в ладони флакончик смазки и вибратор. Клаус уставился пустым взглядом на предметы. Они никак не отличались от тех, что были в прошлый или позапрошлый разы, но он продолжал тупо глазеть на них, мысленно уговаривая себя начать. После неожиданного нашествия толпы призраков, всё, чего хотелось — забиться в какой-нибудь тёмный угол наедине с бутылкой водки. Он посмотрел на окно — хлипкую деревянную раму не составляло труда выбить даже ему, а там — свобода. Клаус помотал головой, отгоняя эти мысли куда подальше. На «свободе» его ничего не ждёт, а обзавестись веществами как-то надо. К тому же портить отношения со Светланой — будет худшим и, вероятно, последним решением, что он примет в своей жизни.       С тихим щелчком открыв тюбик смазки, он поставил ногу на бортик ванны, и вновь взглянул в окно. В конце концов, всё не так плохо, как могло бы быть, секс в обмен на еду, деньги и наркотики, которых сейчас очень не хватало, не такая большая плата, Клаус никогда не стремился сохранить честь или то, что от неё осталось.       — Клаус.       Услышав до боли знакомый голос, он вздрогнул и обернулся. Из угла на него смотрел Бен, скрестивший руки на груди. Брат осмотрел его с головы до пят, подходя ближе. Встав напротив Клауса, он произнёс:       — Не надо.       Клаус не сдержал смешка — откуда Бену, мёртвому Бену, знать, что надо, а что нет. Ему, бесплотному духу, не надо заботиться о том, где взять еду и наркотики, чтобы наконец унять адскую головную боль и дрожь во всём теле, из-за которых невозможно было сосредоточить внимание ни на чём дольше пары секунд. Бен смотрел на него так, словно то, где Клаус оказался сейчас — его решение, хотя никакого выбора, по сути, у него не было. Либо мертвецы, тянущие свои скрюченные пальцы, чтобы схватить за одежду и утянуть за собой, либо то, что стало центром всего его существования. Никто бы в здравом уме на месте Клауса не шагнул в распростёртые объятия безумства, которое все гордо называли его способностью, «силой».       — Бенни, Бенни, Бенни, — с улыбкой произнёс Клаус, выдавливая на пальцы прохладную смазку. — И что ты предлагаешь?       Растерев меж пальцев вязкую прозрачную субстанцию, он задрал край полотенца и нажал указательным пальцем на проход, проскальзывая в себя.       Бен, обладавший большим, но не безграничным запасом терпения, поморщился и повернулся спиной к брату. Возведя глаза к потолку, он засунул руки в карманы и чуть более раздражённым голосом продолжил:       — Например, перестать гробить себя, — с каждым словом, срывающимся с губ, его голос приобретал всё более отчётливые нотки злости. Если Бен мог, то обязательно приложил бы Клауса о желтоватую плитку стены. — Вернуться к отцу.       Клаус неспешно растягивал себя пальцами, прикусывая итак потрескавшиеся губы от тянуще-ноющих ощущений, от которых успел отвыкнуть. Слова брата привлекли его внимание, на миг физические чувства отошли на второй план, уступив место колючему раздражению и почти непреодолимому желанию кричать на Бена, пока не сядет голос.       — Не нравится — уходи, — сипло прошипел Клаус, сверля затылок брата ненавидящим взглядом. Трезвость означает окончательное возвращение способности, и он знал, что если вновь будет видеть призраков на каждом шагу, то свихнётся и бросится с моста. Вопреки всему, он не горел желанием провести остаток времени, отведённого миру, в компании полоумных мертвецов, вероятно, став таким же.       В ответ на эти слова Бен фыркнул и растворился в воздухе. Клаус посмотрел на то место, где секунду назад стоял брат. Иногда ему до дрожи в коленях хотелось уметь также растворяться в воздухе, оставляя все мирские проблемы далеко позади. К сожалению, судьба не одарила его такой возможностью, поэтому всё, что оставалось, — это вернуться к своему занятию. Вместе с Беном исчез и единственный раздражитель, который мало-мальски отвлекал его от зарождающегося отвращения к себе, которое он успешно подавлял на протяжении почти всей жизни.       Вынув из себя пальцы, Клаус быстро прополоскал руку под ледяной и почему-то ржавой водой и бросил взгляд на вибратор, стоящий на краю ванны. Обречённо вздохнув, он, подкрепив необходимость начать сейчас же поговоркой «раньше начнёшь — раньше закончишь», выдавил на ладонь остатки смазки и прошёлся ей по вибратору, смазывая его. Прикрыв глаза, стараясь не задумываться над тем, что собирается сделать, он приставил вибратор к анусу и медленно ввёл его, чувствуя натяжение мышц, несмотря на растяжку. Медленно выдохнув, он аккуратно выпрямился и, проведя ладонью по сырым волосам, обернул сползшее полотенце вокруг бёдер. Стараясь не совершать резких движений, Клаус повернулся спиной к зеркалу над раковиной и вслепую нашарил мазь, выданную Светланой. Клаус вгляделся в надпись на пачке, из всего обилия русских слов понимая только предлоги. Справедливо решив, что если бы Светлана хотела, то давно бы его убила, Клаус открутил крышку и выдавил немного беловато-прозрачного крема на пальцы. Поднеся руку к лицу, он подозрительно принюхался. Резкий запах не внушал особого доверия, но если уж жизнь дала ему шанс зализать раны, тем более за чужой счёт, Клаус ни за что не упустит эту возможность.       Сказать, что спина выглядела ужасно, — значит не отразить и половины того, что Клаус наблюдал в зеркало, пока тщательно наносил мазь. Помимо старых, уже ставших желтоватыми, синяков, протянувшихся вдоль выпирающих позвонков, на лопатках, пояснице и по бокам расцвели сине-красные кровоподтёки, на которые даже смотреть было тошно. Каждое прикосновение отдавалось глухой болью, заставлявшей Клауса еле слышным шёпотом материть тех подростков из продуктового. Интуиция подсказывала ему, что эти синяки прошли бы нескоро, даже если бы он ухаживал за ними, но, учитывая разгульный образ жизни, следы останутся на спине намного дольше, чем ему бы того хотелось.       Закончив с синяками, Клаус натянул цветастую футболку, не доходившую ему и до пупка, и, развернув полотенце, закинул его на бельевую верёвку, натянутую под самым потолком. Аккуратно вытянув из себя вибратор, Клаус небрежно бросил его в раковину, надел чистое бельё и до ужаса узкие кожаные штаны.       Глянув в зеркало в последний раз, он ободряюще улыбнулся своему отражению и вышел в прохладный коридор. Под дверью его ждали почищенные ботинки и пальто. Мысленно принося Светлане благодарности и чуть ли не молитвы, он засунул озябшие на холодной плитке ноги в обувь и накинул на себя родное пальто, прошедшее не через один клуб и пьянку. Каждый раз, когда Клаус приходил сюда, Светлана забирала его одежду и, вероятно, выкидывала её, как только выходила из ванной, потому что больше эту одежду он не видел, о чём не особо жалел — большая её часть к тому времени превращалась в лохмотья.       Развернувшись на пятках, Клаус направился обратно в гостиную, где его ждала Светлана. Сколько раз бывал в этой квартире — ни разу не обращал внимания на низкий потолок и узкий проход. Желая избежать удушающий приступ клаустрофобии, с которым справляться не было ни сил, ни желания, он быстрым шагом влетел в гостиную, сбивая с ног Светлану.       — Blyad! — вскрикнула она, впиваясь пальцами в спинку ближайшего кресла, пытаясь удержать равновесие. — Ti ohyel?!       — Не знаю, что ты сказала, но, сдаётся мне, ничего лестного, — произнёс Клаус в привычной для него манере, растягивая губы в улыбке.       — Идиот, — пробормотала женщина, закатывая глаза. — Наклонись, — она поманила Клауса к себе пальцем. Тот послушно подошёл к ней и склонил голову. Женщина собрала подсохшие волосы в высокий хвост и перевязала их непонятно откуда взявшейся резинкой.       — Krasavets, — произнесла она, окидывая того взглядом. В её голосе сквозило что-то, отдалённо напоминающее теплоту, хотя, учитывая особенности языка, это могло быть и пожелание смерти.       — Пошли, — сказала она уже на английском, перекидывая сумку через плечо и покидая гостиную. Клаус, не мешкая, подхватил с пола рюкзак и вышел следом.       Покинув квартиру, Светлана заперла дверь на ключ и, не задерживаясь ни на миг, быстрым шагом двинулась вниз по улице. Клаус с трудом за ней поспевал, каждые несколько метров ему приходилось нагонять её мелкими перебежками. Удивительно, как у неё получалось с такой лёгкостью передвигаться по застывшему неровному льду в темноте, ни разу не поскользнувшись. Семеня вслед за Светланой, оставалось только молиться и надеяться не встретиться лицом с землёй.       Спустя пять бесконечно долгих минут, женщина остановилась у невзрачной двери очередной пятиэтажки и, сняв с руки перчатку, постучала. Клаус, вставший позади, без интереса оглядывал дом. Единственное, что его отличало от остальных зданий в округе — горшки с завядшими цветами, припорошенные полурастаявшим снегом. Клауса передёрнуло от дуновения ледяного ветра, и он плотнее укутался в пальто, прекрасно зная, что это никак не поможет.       Наконец дверь открылась, и из-за неё высунулась рыжеволосая девушка, в глазах которой виднелся тревожный страх.       — Ti privela kogo-nibyd? — она говорила громким шёпотом, глядя на Светлану широко раскрытыми глазами. — On zdes.       — Vse pod kontrolem, — невозмутимо ответила женщина, отпихивая девушку от двери и бесцеремонно проходя внутрь.       Клаус, не поняв из сказанного ни слова, молча прошёл следом, захлопнув за собой дверь. Не считая широкого коридора, эта квартира нисколько не отличалась от дома Светланы. Та, коротко махнув рукой, зашла в ближайшую дверь. Клаус мельком взглянул на девушку у стены, нервно сгрызающую ногти — с первого взгляда было понятно, что она здесь совсем недавно и не так закалена, как Светлана. От дальнейших размышлений его отвлёк материализовавшийся в углу призрак молодого парня, изо рта которого вытекала чёрная вода. Краем глаза заметив его, Клаус, с трудом сдержав короткий вскрик, поторопился скрыться за дверью. Действие наркотиков почти сошло на нет, и он всем сердцем надеялся, что успеет получить новую дозу до того, как предыдущая окончательно покинет организм.       Тесная полутёмная комнатка встретила их холодом. Светлана, пробормотав что-то себе под нос, захлопнула открытое нараспашку окно и, стянув с себя верхнюю одежду, упала на старый кожаный диванчик, стоящий у самой стены.       — Тебе туда, — она мотнула головой в сторону белой двери, которая выглядела как портал в другой мир на фоне грязных обоев с уже приевшимися цветами.       Клаус кивнул и, бросив свой драгоценный рюкзак под ноги женщине, стянул с себя пальто, озираясь по сторонам. Предыдущие места, в которые приводила его Светлана, не отличались благонадёжностью и гигиеной, но в этой квартире с порога веяло каким-то непонятным затхлым душком, как будто здесь совсем недавно кто-то умер, и квартиру продали за бесценок, лишь бы поскорее избавиться. Списав свои впечатления на то, что впервые за долгое время почти трезв и около часа назад столкнулся с толпой призраков, Клаус кинул пальто на подлокотник дивана и, бросив короткий взгляд на Светлану, надевшую очки и погрузившуюся в чтение, толкнул дверь, заходя внутрь.       В нос ударил удушающий запах лаванды. Сдерживая сухой кашель, рвущийся из груди, Клаус прошёл вглубь, останавливаясь у широкой кровати. Эта комната разительно отличалась от того, что он видел в этой квартире до этого — здесь царила идеальная чистота, комнату освещал холодный свет нескольких ламп, и ничто не отдавало характерным загнивающим душком.       Из-за боковой двери, судя по всему ведущей в ванную, показался мужчина примерно сорока лет, одетый в строгий костюм. Бесшумно закрыв за собой дверь ванной, он приблизился к замершему у кровати Клаусу и провёл кончиками пальцев по его шее. Клаус в свою очередь с трудом сдержал дрожь и шумно выдохнул, вытянувшись по струнке, впиваясь взглядом в стену напротив. В голове бились мысли о том, что это просто надо пережить, и он получит то, зачем пришёл. Несмотря на то, что он проходил через это далеко не в первый раз, сердце бешено билось где-то в горле так, что, казалось, вот-вот выскочит, а лоб покрылся испариной. Где-то в висках стучал страх и что-то, напоминающее панику. Клаус чувствовал себя отвратительно трезвым, что никак не помогало справиться с накатившими чувствами.       Тем временем мужчина, не произнеся ни слова, положил обе руки на его талию и толкнул от себя, заставляя упасть на кровать. Слишком занятый накатившей паникой, Клаус и не думал нарушать образовавшуюся тишину, вместо этого, не отрывая лица от покрывала, подогнул под себя колени, выпячивая зад, и упёрся руками в кровать. Мужчина сзади только хмыкнул, и кровать прогнулась под его весом. Клаус почувствовал чужие ладони, скользящие вверх по бёдрам. Молчаливый клиент самостоятельно расстегнул штаны и одним резким движением опустил их до колен вместе с бельём.       Плотную тишину как ножницами разрезало звоном пряжки ремня. Обнажённой ноги мимолётно коснулась мягкая ткань и тут же исчезла. Грубая ладонь мужчины забралась под футболку, проводя по выпирающим позвонкам всё выше и выше, пока не остановилась у основания шеи. Клаус, отчаянно прикусывая нижнюю губу от прострелившей боли, выпрямился и стянул с себя футболку, не спеша опускаться обратно. Незнакомец прижался к его спине, жар чужого тело резко контрастировал с холодной кожей Клауса. Мужчина медленно провёл руками от острых ключиц до талии, очерчивая каждый изгиб тела, вызывая дрожь, и прижался теснее. Всё сознание Клауса твердило ему, насколько он отвратителен и жалок; не покидающее чувство страха лишь всё усугубляло.       Наконец что-то в сознании Клауса резко изменилось, и все чувства разом покинули его — он как будто наблюдал за происходящим со стороны. Разум заполнила благословенная пелена, лишая сознание чёткости, за что Клаус был безмерно благодарен — пережить это в блаженном забытье намного лучше кристально чистого осознания.       Мужчина, вопреки своим ласкам, грубо схватил Клауса за шею и прижал его к кровати, лишая возможности двинуться, хоть тот и не предпринимал никаких попыток. Позабыв о своей игре в осторожность, он одним слитным движением вошёл в Клауса, выбивая из того болезненный всхлип. Хоть тот и был растянут, вибратор не шёл ни в какое сравнение с членом мужчины, который по ощущениям казался в разы больше. Незнакомец, перехватив шею Клауса крепче, начал медленные тягучие движения, почти полностью выходя и вколачиваясь вновь.       Клаус пустым взглядом скользил по комнате, не задерживая ни на чём взгляда и стараясь не концентрироваться на ощущениях в теле. Растяжка должна уменьшить ущерб, но, учитывая размеры клиента, на утро Клауса ждёт крайне неприятное пробуждение. Но даже на такие бытовые мелочи, как и на муки морали и совести, ему было плевать, а главное — ему было плевать, что ему плевать, что, по-хорошему, должно было подтолкнуть в сторону самоанализа и переосмысления своего бренного существования.       Мужчина, наращивая темп, навалился на Клауса, вжимая того в постель. Тот до скрипа сжал зубы — синяки на спине не преминули напомнить о себе, а рваные движения, с каждым мгновением становившиеся всё быстрее и быстрее, казалось, вот-вот разорвут его на части. Зажмурив глаза, Клаус из последних сил сдерживал в себе мольбы остановиться, не понаслышке зная, что незнакомец будет глух к его просьбам.       Со спины послышался протяжный стон, и мужчина над Клаусом глубоко толкнулся в него, замирая. Клаус, не готовый к тому, что ему засадят ещё глубже, выгнулся в спине и, широко раскрыв глаза, вскрикнул. Спустя минуту член клиента наконец выскользнул из него, даря тому облегчение, но никак не спасая от пульсирующей боли. Мужчина встал с кровати и, судя по удаляющимся шагам, направился в ванную.       Как только дверь за ним закрылась, Клаус выдохнул и перевернулся на спину, устремляя взгляд в серый потолок. Надоедливый запах лаванды наконец перестал раздражать нос. Клаус провёл ладонями по лицу и прикрыл глаза; проституция в трезвом виде — в десятки тысяч раз хуже, чем он предполагал; когда в крови бушуют психотропы, грубость клиентов не кажется такое унизительной, а на утро детали смазываются, и из воспоминаний остаётся только тянущая боль, проходящая через пару дней.       Преследовавший его от дома Светланы шум в голове и крики мертвецов на самом краю сознания усилились и обрели очертания — теперь Клаус мог различать голоса и отдельные слова, что его совершенно не радовало. Решив, что отдохнул достаточно, он натянул бельё с штанами и, аккуратно поднявшись с постели, подцепил пальцами футболку, лежавшую на полу, надевая её. Сделав несколько шагов к двери своей привычной походкой, Клаус болезненно поморщился и невольно зашипел, проклиная себя и весь мир за боль, расползающуюся острыми стеблями по спине.       Осторожными шажками, стараясь не совершать лишних телодвижений, Клаус вышел из комнаты, тут же натыкаясь на напряжённую Светлану, которая отложила книгу и, упершись локтями в колени, пристально смотрела на дверь.       — Думала, ты там ночевать собрался, — с присущей ей грубоватостью в тоне голоса произнесла она, откидываясь на спинку дивана. Женщина кивнула на место рядом с собой, приглашая сесть рядом, на что Клаус лишь отрицательно покачал головой и накинул на плечи пальто, благополучно пролежавшее всё это время на подлокотнике.       — Как хочешь, — пожала плечами Светлана и запустила руки в рядом стоящую сумку. — Оплата, — она протянула Клаусу купюру в пятьдесят долларов и пакетик белого порошка. Приняв их, тот аккуратно сложил купюру и засунул её в задний карман. Придирчиво встряхнув пакетик, он перевёл вопросительный взгляд на женщину, застёгивающую сумку.       — Мета нет, — пояснила она, заметив недоумение Клауса. В ответ тот вздохнул и, открыв пакетик, высыпал себе немного на кисть, тут же поднося руку к лицу и снюхивая порошок, запрокинув голову. Светлана, пронаблюдав за его действиями, хмыкнула и поплотнее завернулась в шаль.       — Точно не хочешь остаться? — по обыкновению спросила она. Не без удивления Клаус заметил нотки чего-то совершенно незнакомого в её голосе. Подняв глаза на Светлану, он увидел на её лице улыбку, но эта улыбка не имела ничего общего с той хищной ухмылкой, что появлялась на лице женщины, стоило ей найти очередную «ночную бабочку» или прибыльного клиента. Но в этой улыбке был заключён иной смысл, и Клауса пугало то, что он не мог понять его.       — Нет, — ответил он, беспричинно хрипло рассмеявшись. — Ты знаешь меня, свободен, как ветер в степи, — с этими словами он подхватил с пола рюкзак и, шутливо отдав честь на прощание, вышел за дверь.       Теперь, когда Клаус обеспечил себя деньгами и защитой от кричащих над ухом призраков, его настроение заметно поднялось. Непонятно было, связана ли эта перемена в настроении с тем, что его проблемы решены на время, или с тем, что в голову ударили наркотики — он не задавался такими прозаическими вопросами, а просто пошёл в ближайший клуб, способный утолить его жажду алкоголя и саморазрушительного веселья.       При помощи своего верного внутреннего компаса Клаус чудом доставил своё полубессознательное тело до какого-то захудалого полуподвальчика, из которого слышалась оглушающая музыка. Приняв по дороге ещё немного животворящего порошка, он плотно закрыл пакетик и засунул его за резинку трусов, твёрдо уверенный, что там его никто не найдёт. Опытным путём он выяснил, какие вещества дольше действуют и заглушают голоса призраков, и, к его огромному сожалению, порошок, отданный Светланой, относился к разряду «штырит сильно, но отпускает быстро». Не без мимолётной грусти Клаус подумал, что утро выдастся отвратно трезвым, но порошок стоит сохранить, а завтра продать тому дилеру на пересечении третьей и шестой улиц и на вырученные деньги купить мет, который в последние несколько месяцев стал его спасением.       Сделав себе пометку в памяти, Клаус толкнул хлипкую дверь клуба, с головой погружаясь в царившее там безумство — громкая музыка, из-за которой казалось, что голова вот-вот лопнет, множество хаотично движущихся тел на импровизированном танцполе и резкий опьяняющий с первого вдоха запах дешёвого алкоголя. Клаус вытянул руки в стороны и, запрокинув голову, глубоко вдохнул смесь пота и алкоголя с нотками рвоты — за что он любил пятницы, так это за то, что найти достойное место развлечения никогда не составляло труда.       Широко улыбнувшись, Клаус нырнул в сплетение пьяных и не очень тел, чувствуя себя здесь как рыба в воде. Такие «подвальные» клубы стали для него вторым домом — от места к месту они практически не имели различий, а контингент здесь обитал соответствующий, что вскоре перестало беспокоить, ведь, по правде говоря, он давно стал таким же.       Протолкнувшись сквозь толпу к барной стойке, Клаус, недолго думая и не оглядываясь по сторонам, аккуратно присел на потрескавшийся деревянный стул. Жестом подозвав к себе скучающего бармена, он произнёс:       — Виски. Самый дешёвый.       Бармен молча протянул ладонь, требуя плату. Клаус с мимолётным сожалением вручил ему купюру, и тот, скрывшись за стойкой на пару секунд, появился вновь с непочатой бутылкой в руках. Поставив её перед Клаусом, он вытянул из кармана несколько смятых бумажек и, быстро пересчитав их, кинул на столешницу, возвращаясь к бездумному натиранию стаканов.       Клаус, не проверяя сдачу, сгрёб деньги в кучку и засунул во внутренний карман пальто, возвращаясь к бутылке. Взяв её в руки, он крутанулся на стуле так, чтобы сидеть лицом к толпе и, оперевшись спиной на барную стойку, открыл бутылку, тут же прикладываясь к ней. Сделав пару щедрых глотков, он зажмурил глаза и, зажав бутылку меж бёдер, поднёс руки к лицу, стирая тыльной стороной ладоней выступившие на глаза слёзы. Избавившись от влаги, застилавшей взор, Клаус шмыгнул носом и окинул мимолётным взглядом окружение. Грязный пол, множество не самых благонадёжных личностей и неразговорчивый бармен были обязательными атрибутами тех мест, в которые обычно заносило Клауса, и в какой-то момент он перестал обращать внимание на такие чисто бытовые мелочи, предпочитая отдавать всего себя поглощению дешёвого алкоголя в компании своего затуманенного разума.       Безмятежное время препровождение Клауса прервало двое мужчин, уже несколько минут откровенно пялившихся на него. Краем глаза он заметил такое необычное внимание к своей персоне, но, не придавая этому большого значения, продолжил глотать обжигающую жидкость, глядя прямо перед собой на расплывающиеся в глазах силуэты людей. Наконец мужчины, тихо переговариваясь между собой, подошли к Клаусу.       — Эй, — перекрикивая шум музыки, привлёк его внимание самый высокий.       Клаус нехотя оторвал взгляд от толпы и повернулся к мужчинам, вяло отсалютовав им бутылкой.       — Знаешь Светлану Воловиц? — решив не тянуть резину, напрямую спросил мужчина. Клаус, склонив голову на бок, сощурился — Светлана никогда не называла своей фамилии, но, подумав, что шанс проживания двух русских эмигранток по имени Светлана в одном районе ничтожно мал, медленно кивнул.       — Работа?       — Тебе-то какое дело? — желая быстрее избавиться от непрошеных собеседников, огрызнулся Клаус, делая глоток. — Уж извини, лавочка закрыта. Но, думаю, твой друг будет не против отсосать тебе за банку пива, — утерев губы рукавом пальто, он вернулся к разглядыванию толпы. Действие наркотиков медленно, но верно начало распространяться по телу — под веками плясали огоньки, стоило только прикрыть глаза, и Клауса тёплой рекой уносило куда-то в небытие.       Его ускользающее внимание привлекли, бесцеремонно выдернув из ослабевших пальцев бутылку.       — Ты меня сейчас пидором назвал?! — тыча горлом бутылки в грудь Клауса, прошипел мужчина.       — А тебе есть, что скрывать, сладкий? — Клаус, пристально глядя ему в глаза, демонстративно высунул язык и лизнул воздух. Остатки здравого смысла кричали, что этими действиями он прописывает себе смертный приговор, но алкоголь и наркотики успешно заглушали этот тоненький голосок, подначивая продолжать. Последние капли страха покинули разум, и теперь он не обременял себя такой мелочью, как фильтрация слов и действий.       Мужчина, стоящий напротив развалившегося на стуле Клауса, задыхаясь от бешенства, схватил того за ворот пальто и, стянув со стула, потянул за собой куда-то в сторону. Его спутник молчаливо отправился следом.       Клауса посетило стойкое чувство дежавю. Напрягая размякший мозг, он вспомнил о своей неудавшейся попытке кражи и хихикнул. Мужчина, остановившийся у тяжёлой металлической двери, бросил на него нечитаемый взгляд и, открыв дверь, грубо вытолкнул Клауса в переулок. Брезгливо отряхнув руки, он крикнул:       — Педиков здесь не любят, увижу ещё хоть раз — живым отсюда не выйдешь! — и с зубодробящим лязгом захлопнул дверь.       Клаус рассмеялся и показал двери язык — в любом случае этот клуб ничем не отличался от других, разбросанных по всему городу, но вот виски было жаль, он успел выпить только половину. Раскинув руки в стороны, Клаус с широкой улыбкой упал на спину в лужу, и, игнорируя пульсирующую боль на самом краю сознания, поднял глаза к небу. Сверху падала смесь снега и дождя, заставляя одежду намокнуть и потяжелеть. Мир вокруг Клауса отплясывал причудливый бешеный танец, предметы теряли очертания и плавно перетекали один в другой, складываясь в запутанные узоры, а тёмное небо казалось настолько близким, что стоило только поднять руку — и она погрузится в почти чёрный тёплый суп, которым сейчас казались небеса. Асфальт перестал быть холодным и жёстким — чудилось, что ни на чём мягче он не лежал и никогда лежать не будет, поэтому, пустив мысли в свободный полёт, Клаус окончательно расслабился и прикрыл глаза.       Из блаженной неги его выдернул до чёртиков знакомый голос. С трудом разлепив глаза, Клаус уставился на размытое двоившееся в глазах лицо нарушителя своего спокойствия. Когда ему наконец удалось сфокусировать зрение и собрать разбегающиеся мысли в кучу, до него дошло, что перед ним на коленях сидит никто иной, как Диего, трясущий его за плечо.       — Клаус! Клаус! — его голос звучал так, словно он уже несколько минут пытался докричаться до него и почти потерял надежду.       Клаусу, находившемуся где-то между землёй и космосом, сил хватило только на то, чтобы простонать что-то нечленораздельное, показывая, что всё ещё жив.       — Слава богу, — выдохнул Диего, заглядывая ему в лицо. — Думал, ты окочурился.       — Не так, — Клаус икнул, — просто.       В ответ Диего облегчённо выдохнул и слабо улыбнулся. Придерживая Клауса за плечи, он заставил того принять вертикальное положение.       — Я тебя искал, — сказал он после минутного молчания.       — Какое совпадение, я как раз от тебя прятался, — сонливость и секундный паралич прошли, и Клаус вернулся в своё привычное состояние безбашенной язвы, только Бена под боком не хватало.       — Поехали домой, — ничего не ответив на колкость, Диего встал и потянул Клауса за собой. Как только слово «домой» вылетело из его рта, в Клаусе зашевелился закоренелый страх, и тот беспорядочно замахал руками, ударяя того куда-то в нос и вырываясь из его хватки. Шатаясь, он попятился назад, пока не упёрся спиной в мусорный бак.       — Нет! — в его голосе слышались истеричные нотки страха. — Я не вернусь в академию!       Диего, держась за кровящий нос, направился было к Клаусу, отчаянно вжимавшемуся в контейнер, но, услышав ужас в его голосе, остановился, выставив перед собой руки. Из носа к верхней губе спускалась смазанная струйка крови.       — Эй, Клаус, — начал Диего тихим, максимально спокойным голосом, медленно приближаясь.       Из машины, остановившейся у переулка, вышла невысокая девушка, в расстёгнутом плаще. Как только она подошла достаточно близко, Клаус заметил в её руках пистолет, прикрытый складками одежды. Увидев оружие, он непроизвольно дёрнулся и огляделся по сторонам, решая в какую сторону бежать.       Диего, резко обернувшись к девушке, выбросил руку вперёд и крикнул:       — Юдора, нет, это он!       Девушка застыла на месте, не сводя напряжённого взгляда с Клауса, застывшего у мусорного бака.       Диего обернулся к Клаусу и продолжил медленно подходить к нему.       — Мы не поедем в академию, слышишь? У меня есть своя квартира, поживёшь со мной, пока не решим, что делать, хорошо? Я не отдам тебя отцу, обещаю.       Клаус подозрительно сощурился, глядя на Диего. Мир перед глазами перестал плыть и, не считая уже привычного ощущения лёгкости во всём теле, Клаус был в состоянии оценивать сложившеюся ситуацию. Пистолет в руках подруги Диего не внушал ему надежды на успешный побег, но голос звучал достаточно искренне, чтобы Клаус принял его слова за обещание, пускай и в наличие у того целой квартиры верилось с трудом. Оторвавшись от мусорного бака, Клаус собрался сделать шаг навстречу, но резко накатившая тошнота заставила его отвернуться к стене здания, схватиться за контейнер и, согнувшись пополам, выблевать остатки обеда. У и без того шатавшегося из стороны в сторону Клауса подогнулись колени, и от неизбежной встречи с землёй его спас Диего, вовремя оказавшийся рядом и придержавший его за талию. Глаза наполнились влагой, и во рту ощущался мерзкий привкус рвоты. Не выверни его наизнанку ещё раз, он бы не преминул уточнить, точно ли Диего хочет притащить его к себе.       Сплюнув куда-то в сторону, Клаус попытался вывернуться из чужих рук и самостоятельно сделать несколько шагов, но и тут ноги его предали, и он полетел на землю. Единственное, что спасло Клауса от унизительной боли при падении — сознание покинуло тело раньше, чем оно успело встретиться с асфальтом.