Думай позитивно

      Ветерок, еле колышущий волосы на макушке, служил единственным напоминанием о том, что за стенами склепа всё ещё существует мир. Парень не знал, сколько он просидел, запертый в полном одиночестве, — может, пару минут, может, несколько часов; время слилось в бесконечный поток прибывающих призраков. Клаус давно сорвал голос, безумно крича, стоило взгляду упасть на очередного мертвеца; теперь о рвущемся наружу страхе свидетельствовали лишь широко раскрытые глаза, наполненные влагой, и свистящие хрипы, сопровождающие каждый его вдох.       Упираясь коленями в ледяной каменный пол, Клаус, стараясь не оборачиваться, судорожно бился о старые потрескавшиеся кирпичи, через щели в которых проглядывался лунный свет. За спиной отчаянно завывали и визжали призраки, пытаясь схватить его за воротник пиджака, но их скрюченные пальцы проходили сквозь парня, вызывая у мертвецов очередной приступ отчаянного крика. Ободранные, скользкие от крови пальцы Клауса заплетались, не слушались и лишь слабо скребли о кирпичи, не сдвинувшиеся ни на йоту. Сознание парня так и норовило отправиться в свободное плавание, оставляя его тело безжизненно лежать на сыром полу. Единственное, что не давало ему окончательно унестись в астрал, — то и дело проходящие сквозь тело руки призраков, заставляющие дрожать из-за прошибающего холода, идущего откуда-то изнутри.       Клаус обессиленно ударил кулаком и прижался лбом к шершавой стене. Его тело вновь пробила дрожь, стоило призраку с леденящим визгом пропустить сквозь парня руки, усеянные рваными полусгнившими ранами, сквозь которые виднелись кости. Клаус в ужасе уставился на серую конечность, торчащую из его груди и, отчаянно махая руками, развернулся и прижался спиной к стене, ощутимо ударяясь копчиком о торчащий осколок. Жалобно всхлипнув, он невольно открыл глаза.       Из темноты склепа на него смотрели десятки горящих неистовым безумством глаз. Призраки, отскочив от Клауса, который впервые предпринял попытку отбиться от них, вскоре поняли, что заплаканный мальчик-медиум не представляет для них угрозы, и вновь начали медленно выползать из углов, стремясь утащить душу, светящую, как фонарь в безлунную ночь за собой.       Первым на свет вышел мужчина. Клаус, не успевший отвернуться, с ужасом вытаращился на кровавое месиво, когда-то бывшее лицом живого человека. Глаза ввалились внутрь черепа, виднелись лишь намёки на глазные яблоки, усеянные лопнувшими чёрными сосудами. Мужчина раскрыл нечто, когда-то являвшееся ртом, из его горла донеслось отчётливое бульканье; в следующую секунду из ротового отверстия, обрамлённого сколотыми гниющими зубами, потекла тёмная, почти чёрная кровь, медленно стекающая по шее и впитывающаяся в жалкие лохмотья, когда-то являвшиеся строгим офисным костюмом.       Клаус раскрыл рот в немом крике. Парень зажмурился так, что в закрытых глазах заплясали белые мушки, и изо всех сил сжал голову ладонями, затыкая уши, заменяя стоны и крики гудением и пульсацией воспалённого сознания. Он медленно сполз по стене и завалился на бок, сворачиваясь в комок, притягивая колени к груди. Парень лежал в неглубокой луже, образовавшейся то ли из-за подтекающей крыши, то ли из-за общей сырости склепа. Он нисколько не обращал внимания на пробирающий до костей холод и неприятно липнущую к телу одежду. Через пару минут Клаус погрузился в поверхностный, тревожный сон.       Над головой шумела листва, а откуда-то сбоку слышался отдалённый треск недавно разведённого костра. Клаус с трудом поднял тяжёлые, словно налившиеся свинцом веки и уставился на крону окружающих его деревьев, почти полностью закрывших оранжевое предзакатное небо, оставляя лишь ничтожные просветы. Парень вдохнул полной грудью свежий, приятно холодящий лесной воздух и медленно поднялся с голой земли. Рассеяно оглядевшись по сторонам, Клаус озадаченно почесал затылок и удивлённо уставился на левую руку. Он не помнил, как и почему, но мог поклясться, что на трёх пальцах левой руки не должно быть ногтей — он оторвал их, когда…       Тело парня прострелила адская боль, заставившая согнуться пополам и глухо простонать. Спустя несколько минут боль отпустила, позволяя вновь выпрямиться. Парень моргнул и потёр глаза: листва на деревьях поменяла цвет с насыщенно-зелёного на золотисто-жёлтый, а местами поросшая мхом земля покрылась толстым слоем пожухлых, опавших листьев. Клаус тряхнул головой и, обхватив себя руками, побрёл за звуком костра, который отчего-то стал громче. С каждым мгновением чувство опасности возрастало, заставляя сорваться на бег.       Приятный свежий воздух сменился удушливой гарью, каждый вдох которой отдавался болью, режущей лёгкие тупым ножом. Нарастающий треск горящего дерева теперь слышался со всех сторон одновременно, становясь всё громче и громче, пока наконец не заполнил собой всё пространство. Клаус скривился — длительный бег вымотал его, и сдавленные лёгкие стали отдавать неприятной пульсацией при каждом движении. Он попытался остановиться или хотя бы перейти на быстрый шаг, но ноги продолжали нести его сквозь чащу леса, не повинуясь приказу. Тело больше не принадлежало Клаусу — парень словно стал безвольной марионеткой в руках опытного кукловода. Разум охватил страх: Клаус не мог остановить бег, спёртый воздух с трудом просачивался в лёгкие, обдавая грудь нестерпимым жаром, а чувство тревоги почти переросло в неконтролируемую панику.       Глаза парня защипали слёзы — он был уверен, что совсем скоро умрёт в этом лесу из-за удушья, с каждой секундой кислорода становилось всё меньше и меньше, или будет бежать, движимый какой-то неизвестной, а оттого и пугающей, силой, пока не упадёт замертво. Клаус почувствовал, как раскрасневшиеся щёки обожгло слезами, а нижняя губа затряслась, предзнаменуя скорые всхлипы, на которые ему, казалось, не хватит сил.       Но всё закончилось так же неожиданно, как и началось — ноги вынесли его на большую поляну, окружённую ровным, словно вычерченным на циркулю кольцом деревьев, и наконец остановились. Клаус изнеможённо привалился к ближайшему дереву, жадно хватая ртом воздух, который вновь стал свежим, отдающим прохладой. Более менее отдышавшись, парень оглянулся — листва вернула приятный глазу зелёный цвет, а сводящий с ума треск горящего дерева бесследно исчез, очищая разум. Клаус прикрыл глаза — чувство неясной тревоги не отступало; в затылке зудело, крича о надвигающейся опасности.       Парень, не открывая глаз, оторвался от дерева и сделал несколько шагов вперёд. Зуд усилился и к нему прибавился с трудом различимый белый шум в ушах. Клаус сделал ещё несколько шагов. Зуд стал практически невыносимым, шум усилился. Повинуясь ощущениям, парень продолжил движение. Как только гул усилился настолько, что заглушил внешний мир, он распахнул глаза, натыкаясь взглядом на окровавленного Бена.       Загипнотизировано глядя на труп брата, Клаус медленно опустился на землю, не обращая внимания на влагу, которая тут же пропитала брюки, заставляя их липнуть к коленям. Положив руку на плечо, парень осторожно перевернул тело брата на спину. Он выглядел в точности так же, как и полгода назад, когда его мёртвым нашли по окончанию миссии в отдалённом доке. Грудь была прошита несколькими десятками пуль, вдоль живота тянулась глубокая рваная рана, кровь которой свернулась и приобрела тёмный оттенок. Пустые, полузакатившиеся глаза бессмысленно смотрели в никуда, заставляя холодок пробежать по спине Клауса. Даже не пытаясь унять дрожь, парень прикрыл глаза брата и стянул с себя пиджак, скрывая от глаз рану на животе, в которой проглядывались органы. Клаус вздрогнул и отвёл взгляд — устоявшийся образ живого, мягко улыбающегося брата с неизменной книгой в руках опасно накренился, рискуя разбиться на мельчайшие осколки и уступить место холодному трупу с закатившимися глазами, искривлённым в предсмертном крике ртом и органами, вываливающимися из глубокой раны.       Блуждая взглядом по ровной, как будто созданной человеческими руками, поляне, Клаус наткнулся на щупальца монстров, что прятались внутри Бена. Те почернели и усохли, а из ровных разрезов их оснований вытекала желтовато-белая жидкость, которая почему-то не впитывалась в землю, но собиралась в лужицы под щупальцами. Клауса затошнило; отчаянно не хотелось верить, что это всё, что осталось от Бена.       Внезапно парня словно окатило водой. На мгновение потеряв ориентацию, Клаус упал на спину, больно ударяясь локтями о землю. Проморгавшись, он первым делом заметил вновь пожелтевшую листву и напрягся всем телом, не желая начинать бег наперегонки с самим собой. Когда зрение наконец вернулось к нему, парень уставился на призрак Бена, возвышавшийся над трупом. Не считая характерной сероватости кожи, он выглядел точно так же, как и при жизни. Клаус выдавил из себя неправдоподобную улыбку и попытался пробормотать приветствие, но вместо слов из горла вырвался свист. Расстроено нахмурившись, парень попытался ещё раз и вновь потерпел неудачу. Бен, наблюдавший за ним, в привычном жесте покачал головой и, переступив через свой труп, присел на корточки рядом с братом, положив руку тому на плечо. К большому удивлению Клауса, ладонь Бена не прошла сквозь него, а легла приятной тяжестью. Тёплые, живые глаза брата прямо смотрели на него, заставляя сковавшее сознание напряжение исчезнуть, а бешено стучащее сердце успокоиться.       Тонкие губы Бена растянулись в улыбке. Клаус ощущал нечто, похожее на умиротворение, глядя на брата, пока его рот не растянулся шире, чем это было возможно. Из груди парня выбило последний воздух; он попытался отползти от Бена, но тот усилил хватку, не позволяя двинуться с места. Из щели между губами показался ряд тонких острых клыков. Парень с ужасом следил за тем, как пасть твари, которой стал Бен, медленно раскрывалась, обнажая несколько рядов этих тонких смертоносных игл. Сердце Клауса переполнял животный страх, с каждой секундой становившийся всё сильнее. Парень отчаянно зарылся пальцами в землю, пытаясь вырваться и отползти подальше, но рука брата сжалась так крепко, что Клаус почти слышал жалобный хруст костей. Бен приблизился к нему вплотную так, что парень мог заглянуть ему в глотку, и сомкнул клыки-иглы на его лице.       Послышался лязг отпирающихся засовов, и Клаус подскочил с пола, хватаясь руками за лицо, загнанно дыша. «Просто сон», — с облегчением подумал он, напряжённо вглядываясь в медленно открывающуюся дверь. Сердце стучало где-то в горле, сам он чувствовал себя оголённым проводом, искрившим от малейшего движения воздуха; одежда пропиталась грязной ледяной водой из лужи, заставляя парня дрожать, как лист на веру не только от расползшегося на костям страха.       Наконец дверь распахнулась, являя воспалённым, уставшим глазам Клауса отца, возвышавшегося над порогом с чёрным зонтом в руке в сопровождении угрюмого Пого, освещавшего склеп тусклым фонарём, зажатым в мелко подрагивающей руке. Сощурившись, парень рассмотрел вечно поджатые губы, выражающие крайнюю степень презрения, и привычно холодные, почти что мёртвые глаза. Клаус подтянул колени к груди и обхватил их ледяными руками — по-хорошему, надо было встать, но он не был уверен, что ноги удержат его. Парень положил подбородок на колени и, краем глаза следя за колыханием пары призраков в углу, впился взглядом в глаза отца, ожидая вердикта. За многие годы этих пыток он усвоил одно — слёзы и мольбы о помощи ничем не помогут, его палач будет беспристрастно смотреть, как он валяется в ногах, вымаливая свободу. Клаусу никто не собирался помогать, никакой сказочный герой не собирался вот-вот примчаться и вырвать его из лап садиста, по иронии судьбы ставшего ему отцом, и отгородить от всех ужасов загробного мира. Парень даже не был уверен, что братья и сестры знают, куда он пропадает каждую ночь.       Мокрую то ли от пота, то ли от воды шею обдало ледяным дыханием. Клаус вздрогнул всем телом, сбрасывая оковы вмиг охватившего его потустороннего холода, и инстинктивно посмотрел в сторону, сталкиваясь взглядом с уже знакомым призраком без лица. Вблизи тот оказался в разы отвратительнее — парень смог разглядеть отходящие от костей пласты мяса и желтоватое нечто, скопившееся в уголках глаз и рта. Клаус, позабыв об отце, стоявшем на пороге склепа, закричал во весь голос, срываясь на откровенный визг, и, скользя руками по сырым плитам пола, отполз назад, пока не упёрся спиной в стену.       С трудом оторвав взгляд от призрака, не спешившего приближаться к нему, Клаус выгнул одеревеневшую шею, чтобы в последний момент увидеть, как отец шевелит губами, договаривая что-то, и Пого захлопывает тяжёлую дверь. Как только парня вновь оставили в одиночестве, мертвецы, до этого забившиеся в самые тёмные углы, страшась неестественно яркого лунного света, пробивавшегося сквозь открытую дверь, осмелели и принялись окружать юного медиума, скользя по полу и стенам безмолвными тенями, норовя забраться в самую душу. Клаус загнанно озирался по сторонам, то и дело натыкаясь на изуродованные смертью лица призраков. Наконец, пожилая женщина, голова которой держалась на тонком куске дряблой кожи, что опасливо растягивался при каждом её движении, протянула по локоть залитую кровью руку с длинными грязными ногтями и попыталась схватить Клауса за воротник когда-то безупречно белой рубашки.       Как только рядом с лицом парня оказалась костлявая скрюченная рука, он резво вскочил на ноги и, беспорядочно размахивая руками, бросился к надёжно запертой двери, открыть которую изнутри не представлялось возможным. Неожиданно у него на пути материализовался призрак мальчика с ровно перерезанным горлом и руками, согнутыми под неестественным углом, из ног которого торчали белесые кости. Клаус хватило мимолётного взгляда на него, чтобы сразу же попытаться остановиться, однако фортуна решила зло пошутить над ним, и парень прошёл сквозь призрак, болезненно вскрикивая из-за окатившего его холода, после спотыкаясь о выступ и летя на пол. Единственное, что уберегло его от ощутимой боли при встрече с каменными плитами, — сознание, наконец покинувшее его изнурённое тело.       Из небытия парня выдернуло лёгкое, почти невесомое прикосновение ко лбу. Резко втянув отчего-то тёплый воздух, Клаус раскрыл глаза, тут же ослепнув от яркого света люстры. Дезориентированный, он забарахтался, пытаясь высвободится из объятий тяжёлого одеяла. Его остановила тонкая изящная рука, опустившаяся на плечо и прижавшая его к постели. Наконец проморгавшись, Клаус увидел лицо Грейс с неизменной, намертво приклеенной к лицу полуулыбкой. Он раздражённо дёрнул плечом в последний раз попытавшись высвободиться, и затих, стараясь смотреть куда-угодно, но не на робота-няню, сидящую на самом краю кровати.       В шестнадцать у Клауса пробудилась способность чувствовать ауры, и, к его огромному сожалению, мир не стал пестрить сиянием тысячей душ, разукрашивая монотонно-серые будни парня; вместо этого где-то глубоко в груди поселился тугой узел, чутко реагирующий на каждую душу в радиусе нескольких сотен метров. Со временем ему чудом удалось свыкнуться с ещё одним остроумно-издевательским подарком судьбы и настолько к нему привыкнуть, что почти не обращать внимания, пока на горизонте не замаячат призраки. Если раньше Клауса пугали лишь их изуродованный облик и попытки утащить за собой, то теперь он явственно ощущал переливы смерти в каждом из них. Они мертвы в самом неприглядном из всех возможных смыслов, не пульсируют и не чувствуются приятной, родной тяжестью на коже, но вызывают первобытный порыв бежать так далеко, как только возможно.       Грейс — робот, по умолчанию не способный иметь ни души, ни ауры. Для Клауса, с самого рождения крепко связанного с тонкими материями, было невыносимо смотреть и видеть вроде бы живого человека, но чувствовать на его месте абсолютное ничего. Прикрыв глаза, он медленно выдохнул и, собравшись с силами, взглянул на Грейс, терпеливо ждущую его внимания.       — Твой отец был сильно разочарован, — произнесла она наконец тихим, размеренным голосом.       Клаус с трудом сдержал рвущийся из груди стон и откинулся на подушку — отец никогда не был не разочарован в нём, словно с задачей просидеть несколько часов в холодном сыром склепе в окружении толпы злобных призраков мог справиться трёхлетний ребёнок. Парень слабо ударил рукой по кровати и тут же поморщился. Поднеся руку к лицу, он озадаченно осмотрел обработанные ссадины и пальцы с полностью отсутствующими на них ногтями. Смотреть было тошно, а пульсирующая боль и ощущение, будто ладонь окатило кипятком, не добавляло радостных чувств. Клаус положил ладонь поверх одеяла, растопырив пальцы, и устало посмотрел на неподвижную Грейс, надеясь, что она наконец уйдёт.       Та, словно прочитав его мысли, ещё раз окинула его взглядом и, особенно задержавшись на руках Клауса, поднялась с постели.       — Отдыхай, — она сдержанно похлопала его по торчащему из-под одеяла колену и, шурша юбкой, ушла, прикрыв за собой дверь.       Парень облегчённо выдохнул, забираясь под одеяло с головой. Всё тело ломило, руки жгло так, словно их засунули в костёр, а в воспалённом сознании всё ещё звучали отдалённые крики и стоны. Клаус закрыл уставшие, нещадно щипавшие глаза и, перевернувшись на бок, зарылся носом в подушку, пахнувшую кондиционером для белья. Его настолько измотала сегодняшняя, ещё не подошедшая к концу ночь, что сон накрыл его, стоило тому затихнуть.       В нос ударил резкий запах соли. Поморщившись от неприятного покалывания в носу, Клаус открыл глаза, тут же испуганно цепляясь пальцами за низкие перила — единственную преграду между ним и бьющимися о корпус корабля пенящимися волнами. Опасливо посмотрев вниз, он, полусогнувшись, отошёл от края палубы, не желая попасть в жестокие объятия холодной морской воды. Оглядевшись по сторонам, он невольно вздрогнул — его настораживала абсолютная пустота и ненормальная тишина, не прерывающаяся даже звуком столкновения волн с кораблём. Не зная, куда себя деть, парень побрёл к металлическим ящикам, нарушавшим идеальное запустение палубы. Пошатываясь, неуверенно замирая перед каждым шагом — казалось, что он не удержится на ногах и вот-вот упадёт — Клаус дошёл до ящиков. «И что дальше?» — задал он вопрос самому себе, внимательно рассматривая абсолютно чистые металлические кубы, без намёка на какие бы то ни было надписи или опознавательные знаки. Нахмурившись, парень прислушался к внутренним ощущениям, надеясь, что хотя бы шестое чувство подскажет ему, что делать. Однако внутренний компас, на который Клаус полагался практически всю жизнь, словно сошёл с ума: в одно мгновение парню казалось, что корабль битком набит вполне живыми людьми, а через секунду он не чувствовал ничего, как будто он здесь единственный пассажир.       Парень стоял в нерешительности, не зная, что ему делать, и пытаясь как-то сладить со способностью. Отчаявшись обуздать силу, Клаус устало потёр переносицу и обошёл ящики, надеясь всё-таки найти зацепку. Из-за угла показалась нога в тяжёлом армейском ботинке. Клаус замер и, положив ладони на металлическую поверхность, тягуче медленно сделал несколько осторожных шагов, выглядывая из-за угла. Опираясь спиной на ящики, на палубе безвольно сидел Диего, выглядящий на несколько лет старше, чем Клаус знал его, — с бородкой и завязанными в неаккуратный пучок волосами. При виде брата Клаус слабо улыбнулся — его присутствие значительно облегчало нахождение в этом пугающе тихом месте.       Не теряя бдительности, парень, осторожно ступая, подошёл к Диего и присел на корточки перед ним. Клаус несильно толкнул его в плечо, из-за чего тот привалился к рядом стоящему ящику. Парень испуганно вздрогнул, скользнув взглядом чуть ниже, — тёмная футболка Диего блестела, пропитавшись его кровью.       — Диего?.. — срывающимся голосом неуверенно позвал парень, надеясь, что брат откроет глаза и притворно проворчит что-то в духе «ещё пять минуток».       Клаус всхлипнул и провёл рукавом пиджака по лицу. Собравшись с силами, он потряс Диего за плечо, сипло зовя его по имени. Ответом ему было молчание. Где-то вдалеке крикнула чайка.       Выбившись из сил, Клаус опустился на колени, сложил руки на колене Диего и продолжил смотреть в бледное лицо брата. Порывы ледяного ветра пробирали до костей, вынуждая трястись и кутаться в тонкий, почти не греющий пиджак. Через несколько минут глаза начали предательски слипаться, и Клаус то и дело заваливался вбок, но упорно продолжал смотреть на брата, словно это что-то исправит.       Неожиданно глаза Диего раскрылись, и тот выпрямился, заставляя Клауса опрокинуться на спину и вмиг растерять всю свою сонливость. Сморгнув пелену с глаз, парень уже было собрался броситься на шею Диего и разрыдаться от облегчения, как заметил его абсолютно чёрные глаза, без намёка на радужку или склеру. Пугающая, ничего не выражающая чернота. В уголке глаза Диего показалась красная капелька, через секунду превратившаяся в тонкую струйку крови, стекающую по щеке. На губах появился кривой оскал, и он протянул окровавленную ладонь к Клаусу, желая схватить того за пиджак.       Парень, задыхаясь от так и не вырвавшегося наружу крика, беспорядочно перебирая руками и ногами, пополз назад, дальше от Диего, который почти встал на ноги, пока не упёрся спиной в ящик. Диего неумолимо приближался.       Клаус зажмурился, в нос ударил запах полусгнившей рыбы, и парень закашлялся, невольно открывая глаза. В считанных сантиметрах от него сидел Диего, из чёрных глаз которого продолжала течь кровь. Он сомкнул руки на шее дрожащего Клауса и сжал их, лишая возможности вдохнуть. Лёгкие начало нестерпимо жечь, парень отчаянно забился в руках брата, пытаясь высвободиться, но тщетно — глаза постепенно заволокла пелена.       Клаус подскочил на кровати, жадно глотая воздух ртом. Охвативший во сне ужас перед близкой смертью не отпускал, парню всё ещё казалось, что на его шее лежат сильные руки, с каждой секундой сжимающиеся всё сильнее и сильнее. Отчаянно протянув ладони к шее, Клаус попытался вырваться из силков, ударить душителя, чтобы тот наконец отпустил, но вместо этого скользнул дрожащими пальцами по холодной мокрой от пота шее, обессиленно роняя руки на колени.       В окно ударила раскачанная ветром тяжёлая ветвь, заставляя оконную раму жалобно скрипнуть и выгнуться под напором. В горящие лёгкие Клауса наконец прошёл воздух, и тот закашлялся, согнувшись пополам, касаясь лбом простыни. Отдышавшись, парень выпрямился и утёр выступившие на глазах слёзы. Чувство страха и тревоги, готовой вот-вот выплеснуться в полноценную панику, не покидали его, тяжким грузом опускаясь на и без того усталые плечи. Клаус обхватил себя руками и уставился невидящим взглядом в окно. Небо начало приобретать противно-серый оттенок, предвещая скорое наступление утра. Клаус раздражённо спихнул на пол одеяло, сбившееся в комок в ногах, и откинулся на пропитавшиеся потом простыни, переворачиваясь на бок. Сверля дырку в старом потрескавшемся дереве двери, Клаус лениво прикидывал, как долго призраки не будут донимать его и хватит ли травки, спрятанной под матрасом на сегодняшний день. С каждым разом доза, необходимая для заглушения способности, росла, и парень стал всё чаще задумываться над тем, что скоро настанет время, когда лёгкие наркотики и пара рюмок алкоголя перестанут ему помогать. Клаус шмыгнул носом и потёр слезящийся глаз — значит, придётся искать что-то потяжелее, иначе в этом заточении не выжить.       — Клаус, — дверь со скрипом приоткрылась, и из-за неё показалась растрёпанная макушка Диего. Парень, увидев брата, замер в напряжении — кошмар и охвативший его ужас были слишком свежи в памяти. — Я знаю, ты не спишь.       Парень мысленно проклял наблюдательность брата. Видеть Диего совершенно не хотелось, его вид напоминал о смерти, от которой Клаус отчаянно пытался убежать. Ночь выдалась тяжёлой, всё, чего ему хотелось, — пролежать остаток жизни на липнущих к коже простынях и сгнить заживо.       — Клаус, — настойчиво позвал Диего и шагнул в комнату. Он остановился у письменного стола, в нерешительности теребя в руках неаккуратно вырванный клетчатый листок, сложенный пополам. — Нам надо поговорить.       Клаус устало перевёл взгляд с рук брата на его лицо в страхе, что его будничная неуверенность и подрагивающий голос — всего лишь прикрытие, ловушка, и сейчас его встретят бездонные чёрные дыры. Но в ответ на парня смотрели всё те же карие глаза, бегающие по лицу, пытаясь разглядеть что-то.       — Уходи, — глухо прошептал Клаус, закрывая слезящийся глаз. Диего казался частью совсем другого, чуждого парню мира, возможно, лучшего, но разбираться в этом не было сил.       — Это важно, — возразил Диего и шагнул к кровати, на которой скрючился брат. Клаус попытался встать, но мокрые ладони соскользнули, вынуждая парня упасть обратно, клацнув зубами.       — Съебись, — он попытался вложить в это слово всю возможную злость, но вместо этого из груди вырвался жалкий полушёпот-полувсхлип. Парень подтянул колени к груди и обхватил их руками, не переставая смотреть на Диего. Беспокойство в глазах того росло с каждым мгновением.       — Хорошо, — наконец произнёс он и отступил. Клауса словно ударило под дых — в глубине души он надеялся, что Диего привычно настоит на своём и останется, как обычно это бывало, сядет на пол у кровати и будет долго рассказывать какую-то ерунду, пока Клаус не забудется сном без сновидений. Парень чувствовал себя почти что преданным. Диего, оставив измятый тетрадный лист поверх доски Уиджа на столе, в последний раз бросил на брата обеспокоенный извиняющийся взгляд и ушёл, как Грейс несколькими часами ранее, но интуиция подсказывала парню, что в следующий раз он увидит брата очень нескоро.       Внезапно воздух перед кроватью пошёл рябью, появилось слабое неоново-голубое свечение, и следующее мгновение перед кроватью стоял Бен, привычно засунув руки в карманы куртки и глядя на брата с будничной смесью презрения и отвращения. Клаус, скользнув взглядом по вечно недовольному лицу Бена, со стоном перевернулся на спину.       — Не надо было его прогонять, — начал призрак, и Клаус демонстративно зажал уши ладонями, надеясь, что тот сообразит, что его нотациям здесь не рады, и замолкнет.       — Вдруг, это что-то важное, — парень на секунду открыл уши, услышал, что Бен не закончил поучения, и заткнул их обратно, нехотя поднимаясь. Последние надежды на покой исчезли вместе с появлением брата, а значит смысла оставаться в постели не было. Клаус сполз на пол и, приподняв матрас, пошарил там рукой в поисках заветных самокруток и зажигалки.       — Клаус! — повысил голос Бен, привлекая к себе внимание. Парень, сев на пол, опёрся спиной на край кровати и закурил, раздражённо мотнув головой. — Он ушёл, — тихо, будто сам себе не верил, закончил призрак.       Клаус, сведя брови у переносицы, неспешно встал с пола и, пошатываясь, подошёл к столу, где была оставлена, как оказалось, прощальная записка. Перекатывая языком оторвавшийся кусочек бумаги, парень взял в руки листок и поднёс его к лицу. Тупым карандашом на нём был выведен номер телефона, а после неразборчивым мелким подчерком Диего значилось: «ушёл из Академии. Если вдруг понадоблюсь — выше новый телефон. С любовью, №2».       Клаус хмыкнул и бросил бумажку на стол, затягиваясь. Короткое «с любовью» особенно его умилило — будь он наивнее, подумал бы, что адресовано ему, но, зная Диего, парень мог с уверенностью сказать, что адресат записки — Ваня, а он всего лишь курьер. Парень облокотился на стол и поднял глаза на Бена, не без удивления замечая в глазах того испуг; он уже начал забывать, что на лице брата иногда появляется что-то помимо отвращения и осуждения.       — Его надо остановить, — твёрдо произнёс Бен, бегая глазами по комнате, избегая зрительного контакта с Клаусом. Каким бы непреклонным, бесконечно мудрым и познавшим жизнь, что звучало особенно абсурдно в сочетании с его бесхитростной смертью, тот не казался, парень насквозь видел брата и, глядя в самое его естество, чувствовал, что тот растерян, казалось, впервые за всю свою жизнь и не-жизнь вместе взятые. Запихнув подальше в душу развернувшееся иссиня-чёрное злорадство, готовое насквозь его пропитать, Клаус покачал головой и, отправив бычок под батарею лёгким щелчком, выхватил из ярко-розового, выглядящего как насмешка над пыльно-серой замызганной жизнью парня, стаканчика ручку, склонился над столом, чувствуя на себе взгляд Бена, наэлектризованная нервозность которого ощущалась на коже.       Наскоро нацарапав на листке: «Клаус тоже ушёл. Ему не звони, сама знаешь почему» идеальными печатными буквами, парень небрежно кинул ручку куда-то себе под ноги и выудил из-за стола старый рюкзак, видавший и лучшие времена, пристраивая его на стуле. Игнорируя непонимающий взгляд Бена, Клаус стянул с себя форму академии, оставляя её небрежной кучей у шкафа, и оделся в самые неприметные джинсы и толстовку, что смог отыскать. Настороженный Бен, не отрывая взгляда от Клауса, бросающего свои скромные пожитки в рюкзак, словно тот мог в любой момент наброситься на него и задушить, подошёл к столу и вгляделся в записку.       — Ты не можешь уйти, — сказал он, пока Клаус тщательно пересчитывал деньги.       — Да ладно? — тот запихнул помятый конверт в рюкзак и застегнул его. Быстро накинул на себя пальто, словно Бен мог пригвоздить его к стене и не дать сбежать, и закинул рюкзак на спину. — Но вот он я, и я ухожу.       Взяв в руки записку, парень прочитал её ещё раз, убеждая себя, что всё делает правильно. Желание сбежать зрело в его душе давно — с тех пор, как исчез Пятый; с уходом Эллисон оно усилилось, а побег Диего лишь укрепил его, давая понять, что пора. Пора наконец покончить с бессмысленными грёзами о том, как он собирает вещи и выходит из особняка, оставляя тяжёлую чернеющую ограду далеко позади, и вырывается в Большой Мир. Пора побороть страх расставания с прежней, пусть и отнюдь не лёгкой жизнью и отправиться в свободное плавание.       — Не уходи! — оклик звучал как приказ, проигнорировать который Клаус не имел никакого права, но в тёмных, ненормально живых для мертвеца глазах искрились испуг и отчаяние, рискующие выплеснуться на пол и впитаться в грязный ковёр под ногами.       — А что ты мне сделаешь? — как бы сильно парню не хотелось не делать этого, он высокомерно приподнял подбородок и посмотрел на растерянного, казавшегося несравнимо маленьким Бена. Клаус невольно скривился, чувствуя, как сильно сейчас напоминает отца. — Позвонишь на тот свет, пожалуешься в небесную канцелярию?       Парень хлопнул дверью, заканчивая разговор, отгораживаясь куском дерева от брата, готового разразиться гневной тирадой. Видеть Бена, а тем более продолжать препирательства не было ни сил, ни желания — каждый из них всё равно останется при своём; вот только Бену, как безвременно скончавшемуся, должно быть всё равно, оставаться в академии или нет, а Клаусу с каждым прошедшим днём крыша ближайшей высотки казалась всё привлекательней.       Взмахом руки парень сбил с тумбочки до смешного витиеватую вазу, заставляя её с оглушительным звоном разбиться о зеркальный паркет, и, не скрываясь, зашагал вдоль коридора. В голове мелькнула мысль, что стоит вести себя тише, но исчезла она так же быстро — в какой-то степени Клаусу хотелось, чтобы его поймали, хотелось кричать и разносить помпезно-вылизанные комнаты до состояния неприглядных руин, хотелось, чтобы у его ухода были свидетели, помимо перепуганного подростка-призрака, такого же, как и он сам, который отличался лишь тем, что достиг завидного мастерства в бездарной постановке «жизнь» в окружении декораций из полусгнившей цветной бумаги.       Хотелось, чтобы все видели, как ему осточертело это место, и он, наконец, уходит, не собираясь возвращаться, просто потому что может.       Клаус замер перед дверью с аккуратной позолоченной цифрой семь на ней. Вытащив из кармана неприлично узких джинс родной побитый телефон, он наскоро перепечатал номер Диего в заметки, уверяя себя, что никогда им не воспользуется — раз уж брат ушёл, то их пути точно разошлись без малейшего шанса пересечься вновь. Как можно тише приоткрыв дверь спальни сестры, страшась её разбудить — пусть они никогда не были особо близки, Клаус знал, что Ваня будет уговаривать его остаться, как делала это с Эллисон, и парень не был уверен, что ему хватить духу отказать милой сестре в такой мелочи, как сломать себя и лишить последних призрачных надежд.       Кинув сложенный листок на пушистый ковёр, Клаус прикрыл дверь, долгим взглядом глядя на поблескивающую цифру семь. Где-то в доме есть дверь с такой же сверкающей циферкой четыре, за которой теперь обитает лишь слабый дух его присутствия, что совсем скоро выветрится, оставляя после себя мёртвые огрызки прошлой хрупкой жизни.       Парень сбежал по лестнице, с топотом, разносящимся эхом по всему особняку, преодолел вестибюль и, наконец, вырвался на свободу навстречу свежему утреннему воздуху. Больше в этом мире не существовало Номера Четыре, природного медиума и провидца, он рассыпался пеплом, растворился в холодном воздухе, вырвавшись вместе с паром изо рта.       Был только Клаус Харгривз, щуплый подросток со старым рюкзаком за спиной, травкой в кармане и верой в светлое будущее, которой суждено было разбиться на мелкие осколки в туалете замызганного бара под шумное сопение грузного мужчины и звон расстёгнутой пряжки ремня, чувствующейся на обнажённой коже обжигающе ледяным клеймом.