***
Главная рождественская вечеринка в загородном доме Ким Сокджина продолжается и тот, вальяжно подходя к стойке с микрофоном, решил сделать мега важное, как ему казалось, объявление. — Дамы и Господа, уделите мне минуточку вашего драгоценного внимания… Я безумно рад, что имею честь видеть ваше присутствие на рождественской вечеринке. Но… У меня есть для вас одна небольшая, но очень значимая новость… — ухмылка украсила лицо Джина, поглядывающего на собравшихся людей. Немного погодя, собрав побольше внимательных взглядов на собственную персону, Джин продолжил: — Скоро состоится моя свадьба с одной прекрасной девушкой… Хёнджу-а, подойди сюда, милая… — прокричал Джин, поманив рукой ту самую девушку в костюме Красной Шапочки. Та ловко запрыгнула на сцену, несмотря на свое положение. — Чан Хёнджу, моя будущая жена и мать моего ребенка. Да, да, мы ждем пополнение. Жду бурные овации и всех вас на нашей свадьбе. — заливисто засмеялся Джин, заставляя присутствующих гостей разразиться оглушительными овациями. — А теперь продолжаем танцевать. Не успел Джин подойти к своему столу, как кто-то схватил его за красную рубашку, жестко развернув к себе. Ярость Намджуна пропитывала окружающий их воздух, заставляя обратить на себя внимание. Сокджин был как всегда непоколебим, высокомерно оглядывая Намджуна с ног до головы, одетого в костюм рыцаря. — Привет, доблестный Ким Намджун. — пропел Джин, не сводя с него глаз. — Что за нахер? — процедил Намджун, все еще удерживая Сокджина за рубашку. — Я смотрю, ты как всегда так рад за меня, что аж светишься гирляндой. — звонко захохотал Джин, хватая Джуна за руку. — Порвешь рубашку, отпусти. — сквозь зубы шикнул старший. — Какая нахуй свадьба? Пидор блять… — сокрушался Намджун, не желая выпускать Сокджина, смерившего его надменным взглядом, в кофейных глазах которого он каждый раз утопал, захлебываясь кофеином. — Пидор у нас тут только ты, а я — гей, хотя уже бисексуал, я бы сказал… — все также спокойно повествовал Джин, от тона которого Намджуну хотелось взорваться на куски. — А как же мы? — срывался Наму, в отчаянии дергая рубашку вместе с Сокджином на себя… — Какое мы? Намджун? — боль в голосе предательски вырывалась наружу… — Наше «мы», как ты говоришь, осталось в 2018 году благодаря тебе… Остались лишь ты и я… И свое «мы» ты теперь должен делить с Хосоком, я остался в прошлом, мои чувства остались в прошлом… Теперь у меня будет семья, жена, ребенок… — эмоции прожигали глотку Джина, с трудом помогая ему говорить… — Хочешь, я назову сына Намджуном? — обыденно произнес Джин, наблюдая за потемневшими глазами Наму, в которых блестели молнии, готовые ударить его насмерть… — Телефон… — процедил Наму, разжимая ладонь… — Чего? — не понял Джин, облизывая губы. — Ответь на звонок… — повторил Наму, сложив руки на груди. Джин поспешно вытащил телефон из своего кармана, прикладывая к уху. — Юнги-я… Что? Что с тобой? — жуткий кашель раздался из динамика, заставляя Намджуна прислушаться к разговору. — Сейчас, Юнги, я еду, еду! — страшная паника отразилась в расширившихся глазах Джина, хватая за руку Намджуна. — Намджун, вызывай скорую! — закричал Джин, утягивая с собой растерявшегося лидера. Пробегая мимо танцпола, пока Наму набирал номер скорой, разговаривая с диспетчерской, Джин на секунду остановился, посматривая на целующихся Чимина с Бомгю, намереваясь ударить Пака, но Наму утянул взбушевавшегося Джина, качая головой, мол, не надо, не сейчас, надо ехать к Юнги.***
Противная дрожь по телу не давала Юнги подняться с кровати, бросая то в холод, то в жар, электронный градусник противно пищал, высвечивая красную отметку 40… Раздирающий глотку кашель не давал нормально набрать нужный номер телефона, в груди болело так, что, казалось, вот-вот, и Мин выплюнет свои легкие и ему станет легче… Гудки… Долгие гудки… Чимин не отвечает… В скорую звонить нет смысла, он даже нормально не продиктует свой адрес, задыхаясь от кашля… Сокджин… Но у него вечеринка, он может не услышать… Была не была… — Хён… — прохрипел Юнги, захлебываясь в мокроте, задыхаясь от кашля, сгибаясь пополам… — Юнги-я… Что? Что с тобой? — раздалось на другом конце. — Тем…пера…. — Юнги не мог договорить, лихорадка сводила с ума… — Сейчас, Юнги, я еду, еду! Намджун, вызывай скорую! — крики Джина, это последнее, что помнил Юнги, погружаясь в темноту.***
Огромная светлая палата, увлажнитель воздуха и чья-то теплая рука, легонько сжимающая его ослабевшую руку. Приоткрыв сонные глаза, Юнги долго всматривался в сидящего рядом посетителя в белом халате, небрежно накинутом поверх красной рубашки. — Юнги… Слава богу, ты очнулся… — еле слышно, с беспокойством в голосе произнес Сокджин, крепче сжимая руку Мина. — Ну, раз все в порядке, хён… — начал Юнги, но тут же закашлялся, вцепляясь в руку Джина сильнее… — Пойдем, работы невпроворот. — Ты — псих, Мин Юнги… — болезненно засмеялся Джин… — У тебя двусторонняя пневмония, я молился Вселенной, чтобы это был не Ковид. Но это дерьмо не лучше. Тебе лежать и лежать тут… Юнги тепло посмотрел на Джина, польщенный заботой, невольно вспоминая напряженные отношения в группе… Иногда не знаешь, какие жизненные обстоятельства заставят тебя вновь сплотиться с человеком. Всё же долгие годы в группе так быстро не стереть из памяти. Как бы не хотелось признаваться, но эти семеро, были как семья… Естественно, это вполне нормально ненавидеть в определенные жизненные периоды членов семьи, чтобы спустя время, снова полюбить их. Это жизнь… Человек не может быть хорошим и плохим, как бы сказал Тэхен, человек — серый… Смешение черного и белого даёт серый… Любимый цвет Тэхена… Лишь клавиши фортепьяно, разделенные на черные и белые, дают нам прекрасную музыку, перемешиваясь, но оставаясь тем цветом, которым они были созданы первоначально… — Там к тебе еще посетители… — продолжил Джин. — Намджун приехал со мной, Хосок позже подъехал, пришлось разбудить Тэхена с Чонгуком… — Что? — еще больше закашлялся Юнги от удивления. — Они вместе? — Дааа… — блаженно протянул Джин. — Я не стал ни о чем спрашивать… — Чимин? — надежда в голосе Юнги медленно растворялась, сомневаясь в парне. — Недавно подъехал… — холодно отозвался Сокджин, вспоминая как пьяный, с засосами на шее Чимин ворвался в больницу, требуя пропустить его в палату, пока врачи делали Юнги нужные уколы. Влепив пару пощечин Чимину, замотав его блядскую шею красным шарфом, Сокджин бы избил эту эгоистичную паскуду, если бы его не остановил Намджун, ведь Чимин даже не сопротивлялся. Хорошо, что Бомгю не приехал — подумал Джин в тот момент. — Позови его… — прогудел Юнги. Но Джин вцепился в него двумя руками, недоумевающе смотря в его пронзительные темные глаза. — Юнги, нет. — Позови. — Юнги был весьма тверд в своей просьбе, которая звучала больше как приказ. Одарив Мина сомнительным взглядом, считая, что его просьба схожа с просьбой слетевшего с катушек пациента, Ким Сокджин вышел из палаты, приглашая Пак Чимина, застывшего у двери. — Чего стоишь? Проходи… — толкнул его внутрь Джин и закрыл за ним дверь. Чимин, виновато опустив глаза за не отвеченные, как позже обнаружил он, звонки, присел на край кровати, хватая Мина за руку, прижимая к своим покрасневшим губам. — Юнги-я, как хорошо, что ты в порядке. Я так переживал за тебя… — начал щебетать Чимин… но Юнги перебил его хриплым кашлем, не сводя с него грустных глаз. Сильно прокашлявшись, втянув пылающими легкими больничный воздух, Юнги прошептал: — Ты как всегда такой красивый… Чимин впервые в жизни испытал непонятный ему жгучий стыд, он так давно не видел этот любовный боготворящий взгляд Мин Юнги, который всем сердцем любил его несмотря ни на что. — Твои глаза… Они самые прекрасные на свете… Но я их не вижу… — сквозь подступающий кашель проговорил Юнги, мягко поглаживая покрасневшую щеку Чимина, которую совсем недавно расцеловывал Бомгю. Чимин был готов прямо сейчас провалиться в преисподнюю, лишь бы не слышать этот бархатный глубокий голос, ласкающий Чимина больше, чем ласкал его полчаса назад Бомгю. Пробирающий до мурашек низкий голос Мина сводил низ живота, заставляя еще больше мучиться угрызениями совести, желая сорвать с себя эти серебристые линзы и выкинуть их к чертям собачьим. — Я так люблю тебя, Чимин… — прикрыл глаза Юнги, морщась от подступающих слез… — Чимин-и… — кашель пробирается сквозь глотку, заставляя Юнги вновь согнуться пополам, выбивая предательские слезы, хорошо, что можно их появление скинуть на болезненный кашель, а не на сжигающие чувства… — Юнги-я, я тоже тебя люблю… Очень сильно… — расцеловывая ладонь, затем запястье, Чимин чуть ли не вгрызался в руку Юнги, боясь ее отпустить… — Чимин-и… Я устал… — сквозь ком в горле просипел Юнги, сдерживая кашель и рвущиеся наружу чувства… — Я знаю, любимый, я знаю… Я буду всегда с тобой… — словно кот, ластился об его руку Чимин, чувствую нарастающее напряжение, витающее в воздухе… — Собирай свои вещи, Чимин-и, уезжай к себе… Я больше не хочу тебя видеть… — еле прошептал Юнги, мгновенно закашлявшись, сильно согнувшись, почти доставая до колен. Чимин отчаянно схватил в охапку сотрясающегося Юнги, которого словно лихорадило от произнесенных слов. — Нет, нет, нет… — зашептал Пак, сильнее сжимая старшего, не выпуская его из объятий… — Я исправлюсь, Юнги, не надо, прошу, не надо… — покачивая Мина из стороны в сторону, будто убаюкивая, шептал ему на ухо Чимин. — Уходи… — прохрипел Юнги, не пытаясь вырваться из объятий, ему было так больно, так жарко, ему хотелось содрать с себя кожу, заткнуть уши берушами, лишь бы не слышать любимый умоляющий его голос Чимина. — Нет, хён, нет… Ты не можешь, не сейчас… Прямо сейчас, ты не можешь… — повысив голос, умолял Чимин, прижимая к себе Юнги, глаза которого дико щипало, а горло сжималось то ли от кашля, то ли от борющихся внутри чувств и свихнувшегося рассудка. Чимин просто сводил его с ума, мешая правильно думать… нет, не так… трезво…трезво мыслить… Чимин опьянял… Собрав все свои силы и волю в кулак, Юнги оттолкнул не верящего в происходящее Чимина и спокойно повторил: — Уходи… И скажи, чтобы остальные тоже ушли… Я хочу побыть один… Больше не хочу видеть тебя… Тебя больше нет в моей жизни… Чимин упал на колени перед кроватью Мина, сжимая его руку, умоляя раскаивающимся взглядом старшего вернуть свои слова обратно… Юнги лишь закрыл глаза и отвернулся, убирая руку из ладони Чимина. Громкие рыдания наполнили палату, сжимая сердце Юнги в тиски, заставляя сожалеть о сказанном. Юнги всегда любил Чимина, всегда прощал ему всё. Чимин никогда этого не ценил… Юнги всегда ждал… с завтраком, обедом и ужином… Не думал ли Чимин, что так будет всегда? Именно так и думал… Его всегда любят, всегда прощают… А сейчас он не верил… Совершенно не верил в то, что только что услышал… Его просят уйти, навсегда… Навсегда из жизни Мина… Не может этого быть… Охваченный болью, гневом и необъяснимым чувством пустоты, Чимин утопал в чувствах несправедливости, едва не сползая на пол палаты, цепляясь за край кровати… Весьма опасно для своих глаз, Чимин вытащил серебристые линзы, положив их на ладонь… — Юнги-я… — дрожащим голосом завыл Чимин, тыча ладонью в лицо отвернувшемуся Юнги… — Смотри, посмотри в мои глаза, я их вытащил… Линзы, я их выкину… — Чимин подбежал к окну, открыв его и выбросив линзы на снежную улицу, отражавшуюся в небе белым полотном. — Юнги… Юнги… — едва срывался на крик Чимин, подбегая к нему. — Взгляни в мои глаза… Пожалуйста… — Юнги не реагировал, не отражая в своих глазах ничего, скрывая свой потерянный взгляд, наблюдая, как Чимин сходит с ума, ничего не предпринимая. — Посмотри в мои глаза, любимый… Последний раз… Юнги медленно повернул голову в сторону Чимина, вглядываясь в эти ореховые безумные глаза, но такие красивые, любимые глаза Чимина, столько лет скрытые серебристой искусственной оболочкой. Потребовалось меньше пяти минут, чтобы он догадался от них избавиться, после слов Юнги… Раньше на просьбу Мина снять эти противные линзы, Чимин лишь отмахивался, говоря, что это часть его образа… И это очень даже стильно… И что Юнги ничего не понимает. У Чимина явно подгорало, он как дикая кошка, запертая в клетке, мечущаяся от стены к прутьям, не понимая, что нужно сделать, чтобы ее выпустили… Может помурлыкать? Может дать себя погладить? И Чимин… Чимин пытался, надеясь, что Юнги обладал бесконечным терпением. Теперь Чимин видел в глазах Юнги боль, граничащую с обожанием. Юнги действительно любит его, но реальность такова, что будь тот на грани жизни и смерти, Чимин не спасет его… да и не должен… розовые очки сурового рэпера разбились о реальность, которую он упорно не хотел признавать… Он устал слепо любить… Он обожал эти глаза… И большое спасибо Чимину, что разрешил полюбоваться ими в последний раз… — Юнги-я… — жалобно проговорил Чимин… — Если бы ты только знал, насколько ты драгоценный… Если бы ты мог понять, насколько я люблю тебя… Давай начнем новую жизнь… — Позови Джина… — прохрипел Юнги, не сводя с Чимина тревожного взгляда… — Да, сейчас… Джин, тебя Юнги зовет… — открыв дверь, прокричал Чимин… Джин поспешно вошел в палату, удивленно всматриваясь в побледневшего Юнги и Чимина с покрасневшими опухшими глазами. — Выведи его из палаты, я больше не хочу его видеть, проследи, прошу тебя, за тем, чтобы он вынес свои вещи из моей квартиры… — на удивление, Юнги даже ни разу не кашлянул, жмуря от боли глаза. — Я устал, хочу отдохнуть. Чимин с недоумением вглядывался в темные глаза Юнги, в которых не было ничего, кроме пустоты… — Юнги… — с горечью в голосе произнес Джин. — Юнги-я… Любимый… — прошептал Чимин, прикрыв тыльной стороной ладони рот, сдерживая подступающие вновь слезы. — Все кончено, Чимин… Джин, прошу… — Юнги был непоколебим. — Пойдем-ка со мной, родной… — схватив Чимина за плечи, Джин повел сотрясающегося парня к выходу, хотя тот и не смел сопротивляться, опустив голову. Уже открыв дверь и собираясь выйти, мужчины услышали хриплый голос Мина. — Чимин-а… Парни разом развернулись к зовущему Юнги, Джин с болью в глазах пытался мысленно отгородиться от развернувшейся драмы, но даже ему было совершенно не по себе. — Черные волосы… Тебе так хорошо… — прохрипел Юнги, закашлявшись, вытирая слезы, то ли от боли в груди из-за пневмонии, то ли от боли в груди из-за Чимина. Чимин понуро взглянул последний раз на Юнги, все еще надеясь, что Юнги передумает… Но нет… Закрыв за собой дверь, Чимин с Джином предстали перед парнями, ожидающими своей очереди увидеть Юнги. — Юнги попросил всех уйти, ему нужен отдых… — взяв себя в руки, твердо произнес Джин… — А ты, Чимин, поедешь со мной к Юнги собирать свои вещи… — Может быть не сегодня? — плача, простонал Чимин, пытаясь обнять Джина, надеясь на его сочувствие. Но Джин мягко оттолкнул Чимина, вызвав в его глазах еще большее недоумение и печаль. — Нет, мой мальчик. Ты думал все, что ты делал и делаешь, останется безнаказанным? Юнги, по-твоему, дебил? — спокойным тоном произнес Джин. — Чонгук, это ты ему рассказал, да? — вцепился в черный свитшот Гука, Чимин, не понимая, что не так, и узнал ли Юнги о Бомгю. Но Чонгук лишь безрадостно смотрел на слетевшего с катушек Чимина, который пытался сам себя оправдать… Он стоял каменной статуей перед Чимином, пока тот пытался его сдвинуть с места, поколотить, ругал его разными словами… Пока Тэхен мягко не обнял его со спины, прижимая к себе когда-то бывшего лучшего друга… — Чимин-и, Гук ничего не говорил… Юнги все знал, знал о твоих изменах, бармен в клубе его хороший друг… Но главное не это… Он прощал тебе измены, твое вечное отсутствие… — начал успокаивать его Тэхен, мягко произнося каждое слово… Джин не выдержав, по его мнению, глупых сюсюканий со стороны Тэ, резко подошел к ним и выдернул Чимина из тэхеновских объятий… — Ты какого хуя его тут успокаиваешь? — зарычал Джин, напускное спокойствие мигом испарилось, выпустив наружу весь накопленный гнев старшего. — А теперь послушай меня сюда, рыжая…блядь нет…теперь черная тварь! Юнги срать было на твои измены… Но каждый раз он ждал тебя с завтраком, обедом и ужином… Но даже не это главное! Чимин ошеломленно взирал на разгневанного Джина, в глазах которого бушевал ураган. — Чимин-и, мать твою, Юнги мог умереть! Ты не брал трубку, когда ему нужна была твоя помощь! Он позвонил тебе, никому другому… Тебе… А ты облизывался со своим тонсеном, пока Юнги умирал… А если бы он не стал звонить мне? — раздражение в голосе Джина усиливалось. Остальные обескураженно наблюдали за представшим перед ними дьяволом, готовым всех убивать… Но как же Джин был прав… Они и не помнят, когда Сокджин в последний раз был таким… Никто даже не пытался вымолвить и слова, словно нашкодившие ученики, которых отчитывал строгий учитель. Поток слез Чимина лишь усиливался, подтверждая правильность слов Джина, ведь действительно, когда Юнги стало плохо, он даже не ответил на звонок… А если бы этот звонок был последним? Медленно и болезненно до Чимина доходило, что это и был последний звонок Юнги, он никогда ему больше не позвонит… Джин был абсолютно прав… — Если бы мы не находились в больнице, Богом клянусь, я впечатал тебя в стену твоей смазливой мордашкой… — гневно прошипел Джин, хватая Чимина за ворот рубашки. — Джин-и хён, может вместе отпразднуем Рождество? — попытался сменить тему поникший Хосок, положив ладонь на джиново плечо. Но тот лишь сбросил с себя его руку, сверкая налитыми кровью глазами. — Я? С вами? Рождество? — выплевывая каждое слово, не унимался Джин, охваченный яростью. — Я благодарю Вселенную каждый день, что наша группа распалась. Тэхен-и, спасибо тебе большущее за столь прекрасный подарок. После этих слов Тэ невольно вздрогнул, пылая от стыда, бросая на Джина затравленный взгляд. — Хосок-а… — елейным голосом протянул Джин. — Ты следи лучше за своим парнем, который до сих пор достает меня, живя прошлым. У Хосока неприятно заныло в груди, он поежился от слов Джина, с укором глядя на остолбеневшего Намджуна. — Намджун-и, прекрати уже цепляться за прошлое, отвали от меня, я прошу по-хорошему. — понизив голос, продолжил отчитывать бывших мемберов Джин. Намджун многое хотел сейчас сказать Джину, если бы не было столько лишних глаз, поэтому предпочел сжать губы от злости, подавив в себе гнев и многочисленные возмущения, роющиеся, как пчелы, в его голове. — Вам я ничего не скажу, уже давным-давно взрослые мужчины, а все страдаете синдромом Питер Пэна, выйдите из режима пиздюков. — шикнул на Чонгука с Тэхеном Джин, ухмыляясь, окидывая их умиротворенным взглядом, в котором читалось: «Я рад, наконец-таки, что вы снова вместе». Наградив каждого гневной тирадой, Джин направился к раздевалке, чтобы покинуть больницу, но немного погодя, развернулся, окликнув Чимина. — Пак Чимин! Даю тебе день, можешь поваляться в его квартире, понюхать напоследок его вещи, покататься по ковру в слезах и соплях, жалея себя. Но завтра я приду, и чтобы вещей твоих там не оказалось, иначе я скину их с балкона. Отвечаю. — договорил Джин, выходя на лестничную площадку больницы, не оборачиваясь, помахав рукой. — Ты все равно нас любишь! Ким Сокджин. — прокричал Тэхен в удаляющуюся спину хёна. — Говорите себе это почаще. — повернув голову и оценивающе взглянув на Тэ, прокричал Джин в ответ. Может быть Тэхену показалось, но уголки пухлых губ Джина поползли вверх, напоминая полуулыбку. Кто-то неуверенно ткнулся лицом в тэхеново плечо, нервно подрагивая. Тэ удивленно обнаружил черную макушку, прильнувшую к нему, почувствовал вцепившиеся пальцы в его руку, услышал сдавленные, еле различимые рыдания. Пак Чимин. Отчего-то Тэхену стало не по себе и он невольно сомкнул руки вокруг дрожащего тела, позволив себе отбросить все обиды и пожалеть бывшего лучшего друга. Тэ прекрасно понимал, что Чимин сам во всем виноват, но почему-то его слезы отдавались болью в груди Тэхена, заставляя сострадать. — Нам пора… — позвал всех на выход Чонгук, дабы не создавать много шума в больнице и не привлекать к себе особого внимания, ведь они все же оставались знаменитыми личностями, хоть и находились в дорогой частной клинике. Прислушиваясь к различным звукам и голосам за дверью, Юнги убедился, что он, к счастью, один. Превозмогая сжигающую боль и отрывистый кашель, Юнги безумно засмеялся, смахивая обильные слезы, растекающиеся по щекам, переходя на тяжелые стоны разрывающегося от горя сердца. Чимин ушел. И Юнги показалось, что он потерял половину рассудка. Это казалось настолько сюрреалистичным, ужасным кошмаром. Сном, из которого не выбраться. Ложным пробуждением. Что не убивает меня, делает сильнее — думал Юнги. — Но никто не убивает меня так, как ты, Пак Чимин. Он настолько за эти годы пропитался Чимином, что ему казалось, будто младший течет по его венам и Мину нужно срочно сделать переливание крови. Иначе он умрет. Юнги смеялся и рыдал, иронично вспоминая, как Чимин подсел на экстази, а Юнги подсел на наркотик по имени Пак Чимин. Закрыв лицо руками, Юнги истошно завыл, надрывая сердце, не представляя, что дальше делать без любимого человека. Ведь он был тенью, он всегда был тенью Чимина, в прекрасном смысле этого слова. Чимин был его солнцем, его надеждой, его ангелом, отбрасывающим тень по имени Мин Юнги. Кто он теперь без него? Он — звезда рэпа. Он на вершине. Он — король. Но всё это теперь не имеет никакого значения… Я боюсь летать высоко Высокий полет так сильно пугает Никто мне не говорил, Насколько здесь одиноко Да, я могу высоко подняться Но я потом испачкаюсь Теперь я знаю, что возможность убежать Лучшая возможность для меня, я остановлюсь Люди говорят, что свет делает из тебя гордеца Но моя растущая тень пожирает меня и становится монстром Поднимусь вверх, вверх, еще выше Я могу лететь вверх, Но головокружение сводит меня с ума… (Слова песни BTS — Shadow)