Ворон и Лис

      Небольшая потрепанная временем и непогодой телега, запряженная плотно сбитым коротконогим мерином, остановилась на краю леса. Возница натянул вожжи и запрокинул голову, разглядывая надвигающуюся зеленую стену деревьев. Затем поправил съехавший на затылок капюшон теплого дорожного плаща, опустив его почти до самых глаз, бросил взгляд на припасы — все ли на месте? Проверил, легко ли вынимается из ножен на поясе нож. Длиннополый халат, такие часто носят торговцы, с широкими рукавами и поясом ужасно раздражал его. Настоящее оружие — два тонких бритвенно-острых меча-катаны и покрытый священными символами кинжал из метеоритного железа — лежали в ногах, завернутые в грязную холстину. Путник, конечно, предпочел бы держать их ближе, хотя бы на коленях. Духи духами, а местные и разбойников наведут — недорого возьмут! Но нет значит нет.       Уже сейчас лес прислушивается к нему множеством ушей, всматривается сотней глаз. Птицы, звери, даже насекомые, если и не опасны сами по себе, много могут рассказать настоящим хозяевам этой едва обжитой человеком провинции. Возница старательно, почти демонстративно, сотворил отводящий злых духов символ и щелкнул заскучавшего было мерина вожжами по крупу. Телега заскрипела дальше под нависающий над дорогой шатер густых ветвей. Связанные веревкой бочонки на ней гремели и булькали на ухабах, распространяя вокруг слабый запах пряного вина.       Молодой лис бежал по вечернему лесу, мелко перебирая тонкими лапами и любопытно втягивая влажным носом прохладный воздух. Где-то неподалеку течет ручей и цветет дикая слива, в тех кустах шуршит семейство ежей, а тут, кажется, прикопана дохлая лягушка… фу! Прошлогодняя! Он тоненько по-щенячьи чихнул и, сам смутившись этим звуком, прижал на секунду большие мягкие уши и понесся дальше длинными скачками. У цветов чертополоха подкараулил и съел несколько сочных бархатистых ночных мотыльков, погонял в корнях старого дуба мышонка, но ловить не стал — есть дела поважнее.       Сегодня в лесу человек. Лис уже хорошо запомнил, как выглядят и пахнут люди из соседних поселений, привык считать эту часть леса и прилегающие поля своими. И вдруг чужак? Откуда, издалека ли? Что везет он в своей телеге, можно ли за его счет поживиться и посмеяться? А, возможно, он вовсе не чтит законов гостеприимства и достоин лишь смерти? Лисенку пока лишь раз приходилось убивать человека: это был раненый кабаном охотник. Он перекусил парню артерию на шее, подарив быструю смерть. Это было милосердие. Что бы там ни говорили люди про его род, даже лисам знакомо сострадание, по крайней мере, по отношению к тем, кто не нарушает законов уважения и гостеприимства.       Лис вышел к поляне, где разбил лагерь чужак, когда закат догорел и в просветах среди ветвей проклюнулись звезды. Торговец распряг и напоил лошадь, проверил свой груз, затем развел небольшой костер и, нацедив из бочонка в глиняный кувшин немного вина, устроился возле огня, завернувшись в длинный плащ. Мужчина ужинал, а лисенок наблюдал за ним, затаившись среди кустов и прижав к бокам оба пушистых хвоста. Путник разочаровывал. Длинный халат, хоть и сшит из хорошей ткани, порядком изношен и засален. Капюшон подбитого заячьим мехом плаща закрывает его до самого носа, только поблескивают в свете костра темные глаза. Нижняя челюсть заросла черной щетиной. Молод он или стар? Хорош собой или уродлив? Невозможно сказать. Запах вина и специй, идущий от чужака, перекрывал его человеческий дух. Да и двигался он во всех этих тряпках тяжело и неповоротливо.       Наконец, мужчина закончил с трапезой и стал готовиться ко сну. Принес из телеги пару старых циновок и сверток мешковины в качестве подушки, подкинул дров в костер, плеснул в деревянную миску немного вина и поставил в корнях большого клена. Зажег палочку благовоний, воткнул рядом и склонил колени.       — О, духи этого места, без зла в сердце прохожу я здесь! — заговорил чужак согласно закону вежливости, и голос его оказался на удивление сильным, хоть и слегка хриплым от долгого молчания. — Примите мои дары, разделите со мной пищу, будьте гостеприимными хозяевами, а я буду вежливым гостем. Ибо в каждом человеке жив дикий дух, и всякому духу нужна человечность.       Закончив ритуальную формулу, он положил возле миски несколько ломтиков засахаренных апельсинов. У лисенка рот наполнился слюной. Очень уж редко в деревнях готовили сладости, и еще реже удавалось их украсть. Чужак поднялся, отряхнул колени и пошел спать на свою непритязательную лежанку. Наблюдатель едва дождался, пока мужчина перестанет ворочаться и начнет вместо этого негромко храпеть под своим плащом, и тут же обежал поляну по кругу, спеша добраться до угощений.       «В конце концов, мне и оставлено…», — думал лис, жадно поглощая апельсины и лакая вино. Благовония раздражающе пахли полынью и гвоздикой, и он, не отвлекаясь, втоптал их в землю. От мелочи какой, вроде кошмарника или плутуницы, эта вонючая палочка может и спасла бы, но не от настоящего демона, конечно, люди такие наивные. Расправившись с подношением, пушистый развернул узенькую мордочку к лагерю: — «Пожалуй, за провоз целой телеги этого маловато будет, куда там он сунул мешочек с остатками сладостей? Да и бочонок один укатить, конечно, можно. Припрятать, а на празднике поворота угостить кузенов и братишек, а может, и одна из сестренок согласится отведать напиток из мира людей…»       Облизнувшись, он принялся красться к спящему чужаку.       Будь молодой лис чуточку постарше, знай он людские повадки получше, так непременно приметил бы и характерную длину свертка, на который положил голову человек, и тот факт, что все бочонки на телеге старые и из разных винокурен, а мерин привычен скорее к пахоте и, похоже, куплен в ближайшей деревне. Что мозоли на руках человека оставлены, несомненно, рукоятью меча, а не поводьями, как у странствующих торговцев. А будь он еще постарше, ему и смотреть не нужно было бы, чтобы ощутить — смерть носит незнакомец за плечами. Свою смерть и тех, кого встречает. Аура его отмечена знаком мести и густо окрашена бордовой ненавистью, и нет в этом темно-красном море места ни ледяному синему страху, ни бледно-желтому сожалению. Но лисенок был молод, и любопытства у него было больше, чем шрамов.       Подкравшись к чужаку, лис тихонько тронул его лапой и отскочил, готовый убегать. Но мужчина лишь промычал что-то неразборчивое и перекатился на другой бок, выдыхая кислый винный перегар. Пушистый презрительно сморщил изящный нос: эти двуногие свиньи совсем не умеют пить. Он напружинился и, оттолкнувшись, невесомой тенью запрыгнул на бортик телеги, только едва слышно клацнули по доскам маленькие коготки. Балансируя хвостами, лис пробежал по бортику, спрыгнул внутрь телеги и принялся копаться среди пожитков. Нашел апельсины и жадно схватил, сколько влезло в пасть, а остальной мешочек выкинул за борт, и тот с мягким стуком упал на землю. Воришка бросил опасливый взгляд на спящего. Из-под капюшона блеснули глаза? Нет, показалось. Чужак лежит все так же неподвижно и все так же ровно дышит. Теперь можно и вином заняться. Вот только как из этой груды достать один? Перегрызть веревки? Так все с грохотом развалится… нет, лучше вынимать осторожно. А прежде выкрутить из каждого пробку и перепробовать товар, выбирая самый лучший. Тут нужны ловкие пальцы…       Путник лежал очень тихо, вслушиваясь в шорох, доносящийся из телеги. Одной рукой он осторожно и беззвучно отвел край плаща, чтобы не помешал вскочить. Пальцы другой на ощупь сражались с холстиной в попытке добраться до рукояти катаны, но проклятая тряпка, как назло, неудачно завернулась. Но вот из телеги выпал мешок, а следом выпрыгнул и сам демон. В полете лиса окутал мягкий серебристый туман и на землю ступил уже юноша. Драгоценное белое кимоно обнимало его стройную фигуру, подобно лунному свету. А нежная кожа, казалось, испускает собственный теплый жемчужный свет. На изящном юном личике выделялись, как два омута, темно-синие глаза-сапфиры. Если бы не их не по-детски лукавый взгляд, тонкие черты казались бы воплощением невинности. Грациозно перебросив на спину серебристую прядь волос, оборотень огляделся и деловито принялся расшатывать затычку на верхнем бочонке.       «Красив, зараза, красив, как… собственно, как демон, — размышлял лежащий на земле мужчина, из-под опущенных ресниц наблюдая за происходящим. — Все они такие: волшебная приманка в смертельной ловушке, огонь для глупых мотыльков. Но всего два хвоста… хотя этого и следовало ожидать. Что ж, выбирать не приходится, берем что есть». И мужчина на земле подобрался, готовясь к атаке.