Мёртвый анархист

      — Ты?.. какого черта, — Саша, прижимая к груди надорванный конверт, сделала несколько шагов назад. В дверях стояли Палачов и его очкастый приятель. В глазах девушки отражался неимоверный животный страх; она была загнанной добычей, стояла у стены и не имела даже самой ничтожной возможности выбежать из проклятого кабинета. Илья Абрамович надменно смотрел на девушку, потирая ладони: он уже знал, что с ней произойдёт в ближайшие часы.       Чёрное авто увозило Вознесенскую и ее сопровождающих все дальше от города. А ведь пару часов назад она ехала на этой же машине сюда, к своей личной «точке невозврата» и тогда у неё ещё был шанс не наделать ошибок, за которые прийдется дорого заплатить. Был. Да у неё все было пару часов назад.       Девушка так сильно сжала подол своего платья, что костяшки на хрупких ручках побелели и стали в тон ее ситцевому одеянию. Нервно сглотнула. Было страшно дышать, не то что шевелиться. Было страшно думать о том, чего она лишается из-за своей торопливости и глупости, из-за своего желания исправить всех и вся.       Теперь и Саше было ясно, как пройдут ее последние часы: она будет просто…дай Бог, просто убита. Никто ей не поможет, никакого Мишки рядом не будет. На глазах появились первые слезинки, которые практически сразу потекли по щекам, постепенно создавая на лице девушки сияющие соленые ручейки. Страшно. Никакой сказки со счастливым концом. Такова жизнь.

Ну…в конце то концов… ты помогла Мише? Он вроде завязал, держится. А ты и так знала, что что-то должно произойти в этот год.

      Саша перевела взгляд на руку сидящего рядом «палача»: на его запястье красовались дорогие часы, отсчитывающие время до смерти Вознесенской. Под стрелками, в маленьком окошечке была дата «22.06.01».

Значит я была права, когда предполагала, что двух Саш существовать не может. Вот, к полночи мы как раз приедем. А может и раньше, только в полночь я подохну как псина. Сдохну в свой день рождения, 23 июня. Может быть реинкарнацируюсь в своё настоящее тело? Блять, что за глупости и тупые надежды... нет...нет, не хочу я умирать, не хочу оставлять его! И не хочу что бы этот мудак, Палачов, был на свободе.

      Саша нервно дернула плечом, чем вызвала интерес у Ильи Абрамовича, который незамедлительно обернулся на пленницу: «Чего дергаешься?»       Как забавно. Действительно, чего это она дергается и нервничает?       Телефон, как и следовало ожидать, у Саши был забран, вариантов, как можно связаться с «внешним миром» не было.       — Если вы решили меня грохнуть из-за каких-то бумажек, то, может быть, хоть дадите попрощаться с близкими, позвонить там…       — Размечталась, — мужчина ухмыльнулся и, подавшись чуть вперёд, дотронулся до плеча водителя, — приехали.       Осторожно повернув голову к окну, в густой тени деревьев девушка смогла разглядеть знак «М. Броннецкая». Рядом населенный пункт?       В этот же момент, мужчина, резко и весьма болезненно схватив спутницу за запястье, рывком вытащил ее из авто. А машина-то на катафалк похожа.       Ледяной ветер тут же ударил в лицо, обжигая нежную кожу, причиняя боль при каждом вздохе. Саша чуть поморщилась.

Чудесный, должно быть, вечер.

***

      — Извини, ты девочку лет 18, вот такого роста,— Миша взволнованно помахал ладонью в районе своего плеча,— не видела? Она...блять, тут должна была быть сегодня, понимаешь, да? Должна, только её нет нихуя.       — Откуда мне знать? Много тут таких.       — Слышь, ну не дури ты, стопудово ты понимаешь о ком я говорю,- парень прищурился,- видно же, что понимаешь.       — За информацию, мальчик, платят.       —Какое нахуй платят? Ты ебанутая? У меня, блять,- Горшок чуть наклонился вперёд, прямо к лицу блондинистой куртизанки, встреченной рядом с домом, о котором перед отъездом говорила Саша,— человек у меня пропал. Ты ж сама баба, прояви малость сострадания.

***

Аккуратно отодвинув дулом пистолета со лба девушки каштановые мокрые волосы, мужчина снял оружие с предохранителя. Холодная сталь прижалась к виску, заставляя несчастную жертву резко и болезненно вздохнуть. Карие глаза блестели от слез, но она держалась, изо всех сил старалась не показать, насколько ей страшно.       — Мне жаль, что ты решила сунуть свой хорошенький носик отнюдь не в своё дело, Саша, — голос Палачова был угрожающим, хотя говорил он спокойно. Ни один мускул на его лице не выдавал подлинных эмоций если они, конечно же, вообще были. На это Вознесенская лишь жалобно процедила сквозь зубы: «Какой же ты ублюдок.»       — Ублюдок, Саша, ублюдок. Только я свободный ублюдок и мне совершенно не хочется, что бы что-то в моей жизни изменилось из-за какой-то чрезмерно любопытной пизды, — мужчина резко дернул девушку за руку так, что бы она оказалась ближе к нему, — хочешь что-нибудь сказать напоследок? Давай, как в ебучем фильме, малыш.       Не в силах больше стоять на месте, не в силах слушать эту «прощальную речь», молясь, что сможет выбраться из западни живой, Саша, резко оттолкнув Палачова, бросилась в сторону дороги. Как в фильме. Как в ебучем фильме, она- главная героиня и она, разумеется, спасётся. Иначе никак. Не должно быть иначе, у неё ведь столько планов ещё, столько всего впереди. Герои не умирают.

Он не выстрелит, не сможет.

      Внезапно резкая боль пронзает сердце, заставляет оступиться. Холод. Она на асфальте. Пытается встать, но руки не слушаются, подгибаются, не давая на них опереться. Смотрит вниз- алые капли падают откуда-то сверху, окрашивая собой мокрую от дождя землю. На языке привкус крови. Неужели попал? Приглушённые крики, очередной выстрел.

Хоть бы с Мишей все было хорошо…я ведь…даже если умру, то, должно быть, просто очнусь в 2019. Все так и будет, да, точно так...

      Кто-то бежит, слышно, как хлюпает под тяжелыми ботинками вода, но нет сил поднять голову и посмотреть. Внезапно девушку кто-то подхватывает, бережно придерживая взлохмаченную голову, укладывает на колени. Это Мишка. Собрав все оставшиеся силы, Саша улыбается, хочет сказать, что все будет хорошо, но вместо этого слабо хрипит, из горла доносятся неприятные бурлящие звуки. Во взгляде читается неимоверный ужас. Девушка чуть поворачивает голову, откашливает кровь, снова пытается говорить:       — Все хорошо будет, — по телу проходит легкая судорога, — уже через недельку будем это вспоминать и…и смеяться, что так перепугались, да?       — Д-да, конечно, ты только живи, — его голос, такой приятный и глубокий, срывался, переходил на торопливый шёпот, — держись, е-мае, не вздумай отключаться. На меня смотри! Как же я без тебя буду? А на гитаре кто учиться играть будет, Саш?       Перед глазами все плыло, но девушка упорно цеплялась за стремительно темнеющий силуэт перепуганного Горшенева.       Холодеющие дрожащие пальцы слабо сжимали мишин свитер, будто бы их владелица надеялась таким образом удержать себя в сознании.       Тёплая струйка алой крови тянулась от бледнеющих губ к самому подбородку, становясь все шире с каждым болезненным вздохом, знаменуя собой близящийся финал только начавшейся жизни. Хрип.       Девичья грудь обрывисто вздымается, на перепачканном ситцевом платье быстро разрастается красное пятно, а легкие, более не способные вобрать в себя достаточно кислорода, причиняют тем самым ужасную боль. Ей так страшно.       Девушка еле- еле отцепляется от тёмной кофты и тянется руками куда-то вверх, слабо чувствует тепло чьих-то раскрасневшихся щёк, чувствует чьи-то слёзы. Спускается немеющей ладонью чуть ниже, и вот кончики пальцев покалывает легкая щетина. Как тогда, как тем вечером.       Саша чувствует слёзы и на своих щеках. Отчего же так больно?       Девушка хочет сказать что-то, но мысли, словно карточный домик, рассыпаются в разные стороны, ускользают, словно шелковая лента, которую мама вплетала ей когда-то в волосы. Рука немощно обрывается и падает прямо на мокрый, пропитанный кровью асфальт.       Тьма стремительно сгущается, унося сознание в свои недра, вопреки желанию умирающей. Она не может просто исчезнуть, это ведь так не работает.       — Мишутка, — голос прозвучал совершенно непривычно, будто бы говорил другой, незнакомый Саше человек, — ты меня запомнишь?       Не в силах что- либо ответить, глотая соленые слёзы, которые более он не мог и не хотел сдерживать, Горшенев уткнулся Саше в макушку.       Неужели сегодня он в последний раз ощущает, как бьется ее буйное сердце, неужели в последний раз он чувствует аромат ее волос, в последний раз слышит полюбившийся ему мягкий голос? Прижимает девушку к груди, кричит что-то вслед ее угасающему сознанию, сам не знает что именно, но упорно продолжает это делать, слепо надеясь, что она слышит. Но ни один его пламенный, пропитанный скорбью возглас не дошёл до адресата.       Пышные ресницы в последний раз сомкнулись, закрыв собою вопрошающие девичьи глаза. Он продолжает жать безжизненное тело к себе, пытаясь согреть, пытаясь остановить вытекающую из ее груди кровь, не в силах смирится с тем, что девушка на его руках больше никогда не очнётся. Ее кожа стремительно бледнеет, последние следы румянца сходят с влажного то ли от слез, то ли от дождя лица. Вот смерть заполучила к себе в коллекцию очередное творение искусства, которое сама же и создала, заставив сердце несчастной навеки остановиться. Теперь это не человек, а прекрасная мраморная статуя или безвольная фарфоровая кукла с тряпичным телом, которая навеки упокоится где-то на полках мироздания, словно прочитанная книга: забытая, более не нужная, одна из миллионов таких же прочитанных книжек, как и она сама.       — Я всегда буду тебя помнить.

***

      Небольшую студию освещала одинокая лампа, болтающаяся где-то под высоким и немного скошенным потолком. Два человека перед камерой.       —…Спасибо! Михаил Юрьевич, последний вопрос: какой человек оказался на вас наибольшее влияние? На вашу творческую деятельность?       — В этом плане…думаю, что многим я обязан одной своей старой подруге. Хорошая была девушка, помнится, считал ее своей путеводной звездочкой, — Горшенев мечтательно прикрыл уставшие глаза, — я ей слишком многим обязан. Александрой звали, как и дочку мою. Сашка..       — Значит, дочка в ее честь названа? Вы можете рассказать, почему «была»? Вы больше не общаетесь, имели место какие- нибудь личные конфликты?       Миша лишь горько усмехнулся и махнул рукой, мол личное это.       — Ну что же, спасибо большое, Михаил, —интервьюер дружелюбно подался вперёд для рукопожатия, на лице его играла доброжелательная улыбка. Ну не ответили ему на вопрос и не ответили, это ничего для него не значит, — надеюсь, ещё увидимся с вами на «Нашествии» в грядущем 2021!