самые счастливые

Хотел быть пожарным - будь. Доучился. Что хотел, то и получил. Теперь Рома летает на самолёте, прыгает с парашютом, тушит и охраняет неделями леса - караулит. Задача сложная, но как-то притерлось. Лес уже как родной: спать на ветках легко, будто всегда так делал. Команда приняла - теперь он общается со всеми на равных. Ну почти. Есть тут один..одуванчик кучерявый. С ним нормально не получается, потому что смотришь на него и забываешь, что сказать хотел. Максимка зовут, а на деле - солнце. Уже месяц как Ильин официально спасатель лесов, но с Шустовым сойтись в общении не может почти два. Ему как-то неловко быть с ним рядом, а наедине - клиника. Он весь такой-разтакой. Перед ним и сглупить страшно, в неловкой ситуации оказаться. Он хоть и в шутку всё превращает, но серьёзный до ужаса, особенно когда нужно. Ромка видит, что тот всегда не прочь поговорить, посмеяться, да и к Ильину тянется периодически. Но Рома не может, ему покоя глаза красивые не дают, улыбка лучезарная и красивый голос, мелодичный - под гитару самое то. Всё не даёт покоя... Запах.. Ммм.. Конфеты, костёр, мужской одеколон, порядком выветрившийся. Весь Максим покоя не даёт. Он как плюшевый мишка: милый и всем с ним хорошо, спокойно. Но у Ромы другое. Рядом быть хочется, обнимать, пальцы впутать в светлые кудри, ладонью прикоснуться к щетинистой щеке. А ещё поцеловать. Когда они на выезде, Макс вечерами всегда на гитаре играет, песни поёт, а Рома понемногу умирает от голоса, который так мелодично сливается с гитарой, а ещё от красивых пальцев, которые зажимают аккорды и от кудрей растрепавшихся. Песни успокаивают, голос как колыбельная - окутывает и убаюкивает.              Как же Рома любит М̶а̶к̶с̶и̶м̶а̶ свою работу. *** Порядком идут рабочие будни. Только у Ильина они выходные - ногу повредил. Хромает, прыгает на правой, стоит на одной как цапля. -Хей, одноногий! - так кличет его Серёга. Шутник хренов. -Да пшёл ты! - отвечает ему Рома и они заливаются хохотом. В один из дней, пока их команда обедала, парней вызвали для разъяснения обстоятельств выезда на очередной пожар. Рома остался за пустым столом в полном ступоре, потому что Макс. Ему. Подмигнул. Уходя. В голове не было ничего из путных мыслей, только момент этой улыбки с подмигом прокручивался воспоминанием в мозгу. Шустов очарователен и он об этом знает. Ильину лишь бы продержаться, переждать, может чувства утихнут и сердце перестанет отзываться на любимый голос бешеным стуком, улыбкой и бабочками в животе. Может улыбка станет обычной, а не той, которую хочется видеть каждый день по утрам и двадцать четыре на семь. Может это всё ему только кажется? Он доедает свой обед и ждёт парней. Сам с ними он не отправится, но обстановку узнать надо. Их нет десять, пятнадцать, двадцать минут - наверное что-то глобальное. Вдруг первым приходит Серёга, лица на нём нет, весь поник. -Что случилось? - Рома отпивает воды из стакана и смотрит на напарника. - Неужто весь лес? -Весь, абсолютно. Нам даже вторую группу отправят на подмогу - сами не справимся. Настолько всё плохо. - молодой человек сжимает в руках вилку и опускает взгляд в тарелку. - Там очень опасно. Последний раз такое было два года назад. Неожиданно влетает Макс с остальными и щебечет что-то о том, что пора собираться. Рома смотрит на него со стороны, а тот унося тарелки, не замечает взволнованных глаз. Не замечает Шустов беспокойства, торопится слишком. Величук уже ушёл собираться, Серёга за ним. Палыч болтает с Костей, как с будущим инструктором. Оба мрачные, всё понимают. Макс суетится, отшучивается с поварихами - молодыми девчонками. Они всё шепчутся о нём, да Серёге. Только у второго там девушка, которая нравится и других ему не надо. А Шустов всех околдовал. В какой-то момент он проходит мимо Ильина и тот хватает его за жёлтую форму. -Макс.. Слушай.. - он опять теряется. -Ромашка, давай, если что-то не срочное, то потом? У нас вылет. - Максим говорит спокойно, улыбается слегка. -Да я хотел удачи пожелать. И ты это... Возвращайся только, хорошо? - парень мнет в руках салфетку, нервничает. -Ромуль, ну ты чего? Конечно я вернусь, обещаю. - он треплет каштановые волосы Ильина и, улыбаясь, убегает по зову Палыча.  А Рома сидит растерянный и удивленный. *** На сердце неспокойно. Раненный кое-как допрыгивает до взлетной на плече знакомого пилота, смотрит - ищет глазами кучерявую макушку. Находит. И орёт. -Шустов! ШУСТОВ! - слышится через всю полосу и Макс оборачивается. - Сюда подойди! - и он бежит со всех ног. Подбегает, чуть ли не лоб в лоб сталкивается, но за плечи удерживает парня в позе цапли. -Ромашка, ну что такое? - улыбается засранец, обезоруживающе так. -Ты должен мне пообещать.. Нет. Ты должен поклясться, что вернёшься. Потому что я тебе кое-что сказать должен. -Давай сейчас? Если что - умирая буду думать об этом. - Макс смеётся, а Рома глазами сверкает. -Ты лучше выживая думай, что я скажу это когда вернёшься. Я кстати с вами полечу, но только до места высадки. Не могу так, не могу остаться. Шустов хмурится, закидывает руку на плечо и они идут к самолёту. -Поддержать летишь? - интересуется Алексей Палыч. - Дело хорошее. Они грузятся в самолёт, Рому затаскивает Макс и сажает рядом с собой. Повисает тишина. Каждый молчит, Петр пересматривает видео с женой и мрачнеет сильнее. Журавель усердно думает, возможно мысленно обещает жене и детям вернуться. Макс держит гитару за гриф, на лице нет ничего мрачного, но в глазах беспокойный огонёк. Палыч поджигает спичку. Она не тухнет. Все переглядываются. -Всё будет хорошо. Звучит не очень обнадеживающе, но все делают вид, что это не так. Самолёт начинает разгон и отрывается от земли. В иллюминаторе замечаешь увеличение высоты, поля с взлетными полосами меняются на леса - густые и темные. Рома чувствует толчок в плечо и отмирает, переводит взгляд на Шустова. У него что-то зажато в кулак. Он берёт руку Ильина ладонью вверх и высыпает любимые конфеты младшего, у которого под чехлом штук пять фантиков от них - хранит. -Скушай потом и не грусти, я вернусь. Мы вернемся. - Рома раскисает, на глаза набегают слёзы. Он опускает взгляд. -Хорошо. - шепчет второй, чтобы не спалиться с дрожащим голосом и убирает конфеты в карман. Руки предательски трясутся. Молчание это наверное лучшее, что может подойти в данной ситуации. Никто не говорит, не шепчется, не шутит. Кажется даже не дышат. Шустов опустил локти на колени, запутал в кудрях тонкие пальцы и не поднимал глаз до сигнала о прибытии на место прыжка. Парни по очереди вставали, становились в очередь и всё так же молчали. Открылась дверь и первым прыгнул Алексей Палыч. За ним Журавль, потом Серёга, Величук.. а Шустов ещё раз прошептал обещание и тоже прыгнул. Ильин остался один. Он просто закрыл лицо руками и согнулся. Болела голова, колотилось сердце, в кармане шуршали кофеты. Ильин резко поднял голову, над которой располагался небольшой железный прут обвязанный наполовину фантиками. От тех самых конфет. В груди закололо. *** В столовой никого не было. Рома сидел один и копался в телефоне. Вот фото с тусовки, вот с первого дня в штабе пожарных, а вот и исподтишка запечатленный Шустов Максим. Играет на гитаре, улыбается. А вот фотка, которую сделал сам гитарист, взяв телефон без спроса. Знаете какого это когда душу на части рвет? Вот у Ильина сейчас так. Там его л̶ю̶б̶и̶м̶ы̶й̶ напарники. Он боялся за всех, но больше всего за Шустова. Он боялся не успеть сказать самое главное, боялся, что это сегодня они виделись последний раз. К горлу подступил ком, будто крепко сдавили ладонями. Глаза защипало - так неприятно и больно. Стало невыносимо тоскливо и пусто. Даже спустя неделю не прекратили скрести на душе кошки. Они будто вкладывали все силы и царапали душу не жалея когтей. Конечно же никаких кошек не было и в помине - это Рома изводил себя. В какую-то ночь даже не уснуть было, вроде в одну из первых. Это безумие. От безысходности хотелось орать, лезть на стену. Ильин пытался отвлечься: гулял по взлетной, прихрамывая, общался с пилотами, поварихами, теми, кто сидит за мониторами и следит за ситуацией с пожарами по России. Он сидел у практикантов на лекциях и вспоминал себя: как пришел, осваивался, знакомился со всеми. Такая ностальгия. Он счастлив, что когда-то выбрал эту профессию, что пришел сюда. *** На улице сегодня пасмурно. Ильин шагает по пустой, абсолютно пустой взлетной. Прошло уже больше недели, июнь, особенно жаркий в этом году, подходил к концу. Рома не спал две ночи подряд, а если спал, то очень тревожно. Вздрагивал от каждого шороха. Вдруг в небе прогремел гром, сгущались тучи. Ну хоть нога прошла и то хорошо. Наконец-то можно будет вернуться на работу. Сгущались тучи и в душе парня. -Рома! ИЛЬИН, ЕТИТЬ ТЕБЯ ЗА НОГУ! - орал, бегущий в сторону Романа, оператор связи с группами пожарных на вылете. Ильин подскочил. В душе скручивался комок из переживаний и подступающей истерики. По выражению лица оператора нельзя было понять, какую именно новость он хочет сказать: плохую или хорошую. - Ну не молчи же! Что случилось? - руки ходили ходуном, ноги подкашивались. Это от нервов. -Наши..наши летят ..назад.. - задыхаясь от бега пролепетал оператор Мухин и взялся за бок. -Фух, набегался... Тут то и прорвало. Рома отвернулся от парня, потому что по щекам потекли слезы. Он сразу стер их. Эмоций не было, по уставшему лицу без особых усилий просто катились соленые капли. Осталось ждать. -Пойдем что-ли, чаю выпьем? - спросил, отдышавшись, Мухин. -Не хочу. - неэмоционально ответил Ильин, присаживаясь на прежнее место. -Ну я тогда пошел.. - протараторил парень, видимо вспомня, что его ждут на посту. И остался Ильин сидеть один. Полчаса сидел, час. Думал о всяком и не всегда позитивном. Больше всего волновало состояние Шустова. Как он там? Где он там? Жив ли вообще? От последнего даже передергивало и хотелось рвать на себе волосы. Но как только послышался гул самолёта, Ильин понял, что сейчас то всё и решится. Сейчас то он либо увидит своего улыбчивого Макса, либо... *** Самолёт аккуратно ехал по взлётке, останавливаясь. У Ромы дрожало всё. Даже душа, казалось трясется где-то внутри. Когда заглохли двигатели парень как будто отмер. На подкашивающихся ногах он двинулся к машине, ускоряясь с каждым шагом. Никто не выходил. А Рома начинал выходить из себя. Нет, он не злился - не было сил. Он просто чувствовал, что если что случится он просто рухнет морально. Он первый раз влюбился, чтобы ВОТ ТАК. Чтоб по уши. И терять он всё это был не готов. Он чувствовал себя беззащитным от этого чувства влюбленности. Он зависел теперь от Шустова. Вел себя наверно как школьница, которая сохнет по старшекласснику, но ничего поделать с этим не мог. Открылась дверца, показался Серёга. Он улыбался, хоть и слегка, но это давало надежду на лучшее. Кое-как он спустился, весь уставший, и выдохнув произнёс -Наконец-то дома. Наконец-то посплю нормально. - послышался смешок и за ним тихие матюги сверху. Лез Журавль. -Здарова, хромоножка. Как жизнь молодая? - он был в приподнятом настроении. Рома, глядя на него, начал отходить от нервяка. -Нога прошла. - улыбнулся Ильин в ответ и тут же пожал руку подошедшему Палычу. - Здравствуйте, Алексей Палыч. -Привет, Ром. Нога говоришь прошла? Это замечательно. Я так и... Руководитель что-то говорил, но парень уже не слушал. По ступенькам спускался Шустов. Такой же весёлый, с улыбкой, гитарой, но измученный работой. С последних двух ступенек он спрыгнул и подошёл почти вплотную к Ильину. -Привет, Ромашка. Как ты тут без меня? - кудри развивались на ветру, отчего прическа лохматилась по-смешному. - Что ты сказать то хотел? Недели, эдак,  две назад. - он поставил гитару на землю и продолжил. - Я из-за твоей тайны даже в пекло самое не лез, чтоб вернуться точно целым, так что давай свинтим отсюда и ты мне сразу расскажешь, а то уж больно интересно, Ромка. У Ромы пропал дар речи. Он сейчас либо заплачет, либо будет нервно посмеиваться. Всё обошлось. А Макс понимал, что тот в ступоре, поэтому оперативно передав гитару Петру, сразу же схватил молодого за руку и повёл в, пустующий год так третий, амбар. Там было сено, всякие побрякушки, хозяйственные штуки по типу лопат, метелок, ведер и прочего хлама. Сена там было много, можно спрятаться. Они плюхнулись в крупный стог и Макс с ожиданием уставился на Рому. -Ну что, будем в молчанку играть или как? - он улыбнулся и устроился поудобнее. Рома долго думал как начать. Но так как путного в голову ничего не приходило, то надо было действовать. Он просто подполз ближе, делая вид, что хочет шепнуть на ухо, но в последний момент изменил траекторию. Он повернул к себе Шустова и мягко прильнул к его губам. На удивление кучерявый ответил взаимностью, в каком-то смысле даже взяв инициативу в свои руки. Он аккуратно повалил Рому на спину и навис сверху не прекращая целовать, а Ильин лишь прижал его ближе. Рука младшего сама потянулась к кудрям и парень наконец смог потрогать эти прекрасные завитушки. Пальцы утопали в золотистых прядях и Рома кайфовал, перебирая их, отчего Макс чуть ли не мурлыкал. От Шустова пахло теми же конфетами, костром, но уже более недавним и мужским одеколоном. Все тем же слегка выветрившимся. А ещё пахло сеном, приятно и от обоих. Рука коснулась, отросшей за время их разлуки, щетины. Это было второе, о чем очень давно мечтал Ильин, и если ему не показалось, то кудрявый прильнул навстречу ладони. Наконец расцепившись, они уставились друг другу в глаза. Оба тяжело дышали и глупо улыбались. -Так сказать то ты что хотел? - спросил во второй раз Макс. Рома выгнул бровь дугой. - А, я понял. Если ты хотел признаться, то я тебя разочарую.. - парень под кучерявым напрягся. - Я уже давно всё сам понял, конспиратор. Ты спалился.. - пропел последнюю фразу Макс. -Ну твою то мать... - ругнулся Рома. - Давно? -Наверное. Ты очень много раз давал поводы так подумать, а потом я кое-что увидел. - Рома принялся вспоминать всё, что было. - Я записку нашёл, недописанную. На полу, под твоей кроватью. Она была не сложена и я случайно прочитал. Где-то месяц назад. Могу сказать одно - это взаимно. Всё, что ты там написал - взаимно. Рома не верил своему счастью. Он широко и мило улыбнулся, обнял Шустова и они валялись так, в обнимку, ещё часа два. Болтали обо всем. А когда решили вернуться, то попали под дождь и пришли в штаб оба мокрые до нитки.                                       Зато самые счастливые. *!примечание! - у кости фамилия Журавель, но я упоминала его как Журавль намеренно.