1999 год
По большой гостиной, обставленной чёрно-белой мебелью, разливались закатные лучи, мягко цепляя глаза Руслана. В воздухе, прямо перед ними, витали редкие частички пыли, которые мальчик провожал нетерпеливым взглядом, поджимая губы. — Маму свою ждёшь? Руслан дёрнулся, но, распознав детский голос и глотнув порцию неприязни, лишь насупился и отвел глаза вниз. А тем временем голос продолжал. — Папа говорил, что не хочет видеть твою маму, поэтому вряд ли она придет. — Она придëт. Это её дом, — вдруг рык вырвался из уст ребенка. Руслан встал с дивана и грозно посмотрел на своего брата. Тот лишь смеялся. И чем сильнее в сердце входил этот нож, тем сильнее щипало глаза. Руслан Тушенцов рос в неблагоприятных для ребёнка условиях. Через споры и ругань родителей — он пробирался сквозь непонимание маминых слëз и папиных нервных срывов, и только через них. И несмотря на это, в три-четыре года он всё ещё любил их, как своих самых близких людей. Папа относился к нему с уважением, мама лелеяла. До того, как случились те страшные события. Тогда маме Руслана приходилось жить отдельно, потому что… Она занята? Но ведь, пап, ты тоже занят, но домой приходишь… Ничего не оставалось, кроме как ждать. Бесконечно долго ждать. Хлопок двери заставил вздрогнуть двух детей разом. Руслан осторожно переглянулся с братом, очевидно, поняв, что это явно не его мама пришла. Тут же, даже не сняв уличную обувь, высокий и страшный отец вихрем пронесся по гостиной в сторону своего кабинета. — Папа… — Тушенцов-младший вцепился пальчиками в обивку дивана, нерешительно смотря ему вслед и чувствуя затылком пристальный взгляд брата. — Не мешайся, ясно тебе? — мальчик зыркнул на Руслана, обойдя диван и направляясь в свою комнату, — Опять из-за твоей доставучести кричать будет. — Не указывай! Я тебя старше на полгода! — возмущенно крикнул Руслан. — И тупее на полхромосомы. — Что? Мальчик непонятливо похлопал ресницами, слыша чужой смех в коридоре. Но вскоре забыл об этом неприятном и странном инциденте, глазами цепляясь за темную твердую дверь отцовского кабинета. Он же все-таки соскучился… Пройдя по неосвещаемому коридору, он потянулся и дернул за ручку двери, с любопытством заглядывая внутрь. Что же его так разозлило? Хочется узнать и утешить! Хотя, папа говорил, мужчина не нуждается в утешении… Руслан перемялся с ноги на ногу и тихонько позвал, заходя внутрь. — Пап? Тихо. Его что, не заметили? Не услышали? Руслан захотел позвать погромче, но, вспомнив недавние слова брата, передумал. Он уже не знал, что делать, ведь помочь хочется, но как это сделать, оставаясь как можно более незаметным? — Папа, что-то случилось? Дыхание отца стало ощутимо тяжелей. Руслан боялся его только тогда, когда он кричал, но сейчас именно молчание приводило его в трепет молодого ясеня в ураган. — Сдохни. Мальчик осел и широко раскрыл глаза, таращась на спину своего отца. — Ты… кому так? Маленькие ладони начали потеть. Что-то тут нечисто. Тяжело дышать в этой комнате. Тяжело дышать рядом с ним. Отец пулей вскочил с места, но развернулся медленно, вдоволь давая времени ужаснуться своими налитыми ненавистью глазами. Руслан никогда не видел ничего подобного и ошалевше попятился назад. Но ничего не успел сделать. — ТЕБЕ, — отец подбежал и взял ужаснувшегося ребенка за ворот. Руслан дрожащими пальцами пытался высвободиться, но хватка становилась всё сильнее, пока кулак не припечатал его горло к двери, — ТЕБЕ Я СКАЗАЛ СДОХНУТЬ. ТЕБЕ И ТВОЕЙ МАТЕРИ! Маленькие глаза заблестели слезами. Пустая чаша слишком резко наполнилась и моментально разбилась вдребезги. Кулак на горле потихоньку начал ослабевать, а Руслан — скатываться по двери вниз. Из несмыкающихся глаз лилась струями вода, и ни слова не было вымолвлено. Только сейчас Сергей понял, что сделал. — Боже… боже… — отец поднял сына и посадил на свой стул, утирая чужие слезы, — Прости меня! Я повздорил с твоей мамой и выместил это на тебе, — Сергей неловко рассмеялся, рассеянно отводя взгляд от сына. Что… это… было?.. В воздухе завис кислотный привкус, во рту одновременно мокро и сухо. Руслан не знал, что за чувства он испытывает. Не понимал, как это остановить. Не осознавал, что руки отца на горле уже нет. Но услышал его слова. В тишине он переборол скованность в горле и, неслышно всхлипнув, поднял голову с надеждой в глазах. — Т-ты же это понарошку, да? Задумчиво глядя в стену, отец отстранённо кивнул. Его брови сошлись у переносицы, а белые обои, казалось, сейчас обуглятся от такого прицела. — Малыш. Ты же знаешь, почему мы с мамой ссоримся? — Из-за меня? — всхлип. Отец удивленно поднял брови. — С чего ты решил? — Так брат всё время говорит. Отец рассмеялся, хлопая себя по бедру. — Я, конечно, говорил тебе его побольше слушать, но ты перестарался, — последний раз усмехнувшись, он бросил взгляд на бледного и дрожащего сына, — Ну, ты чего? Руслан почувствовал, как рука отца треплет его по голове, и едва ощутимо дрогнул, возвращаясь из мутных ощущений в реальность. — Так это неправда? Сергей встал со стула и начал ходить по комнате, почесывая под носом. — В любом случае, твоя помощь пригодится. — Я готов! — увлеченно проговорил мальчик сиплым голосом. — Тогда слушай внимательно, — Сергей наклонился, настроившись на серьезный лад, — Когда тебя мама домой заберет, достань у неё из сумки красную папочку. — Мама заберет меня к себе?! — Тихо. Руслан замолк, становясь таким же бледным, как минуту назад. — От твоих действий зависят наши с мамой отношения. Забери красную папку и принеси её мне, ладно? — Что в ней? — Там твоё мрачное будущее. Я разорву его в клочья, обещаю, — улыбнулся Сергей. — Но зачем оно маме? — удивлённо хлопнул ресницами мальчик. — Понимаешь… Она тоже хочет тебе хорошего будущего, но она не посоветовалась с тобой. Скажи, тебе бы понравилось делать только то, что написано мамой и ничто другое? Руслан вспомнил колючую шапку зимой и попытки мамы натянуть на неё ещё и капюшон и поëжился. — Она это делает для твоего же блага, для твоей безопасности, но, согласись, жить по чужим правилам — отстой. — Неужели она… В голове был размытый силуэт мамы на фоне грозного будущего, куда она его подпинывала. Глаза, прикрытые дрожащими ресницами, становилось всё тяжелее оторвать от одной точки. — Тогда вперед, маме ни слова, потом с ней обо всем поговоришь, ладно? Руслана моментально почти вышвырнули за дверь. В коридоре стало на порядок темнее. Мальчик поëжился, вслушиваясь в тишину, пропитанную морозным воздухом. И почему в квартире так холодно? Молча он дошёл до своей кровати, сглатывая вязкую слюну, сел в кровать, накрыл ноги одеялом и обнял их руками. Почему-то из глаз снова начали сочиться слезы. — Так все-таки из-за меня… Почему папа накричал на меня? Брат… Почему мама… Почему она… В мрачной комнате всю ночь были слышны лишь всхлипы маленького ребенка, и тогда никто не мог ему помочь пережить всё, что произошло. Никто из тех, кто был близко. А ведь он их правда любил. Так почему?!***
2013 год
Руслан поднял глаза на остолбеневшего Кашина, будто смиренно ожидая ехидной насмешки или чего-то подобного, что подтвердит слова, прозвучавшие в голосовом. Но когда чужое молчание продлилось больше минуты, он лишь цокнул, горько ухмыляясь, и поднялся с места. И именно в этот момент Кашин отмер и схватил его за руку. — Сядь. Руслан зажмурился, пытаясь связать этот ужасный день с тем моментом, чтобы не трепаться, забыть всё, как страшный сон. Чтобы не переживать ту боль снова. Но, черт, в голову лезло другое. — Отъебись. Тут было тепло. — Ты даже не выслушаешь?! Руслан развернулся и с насмешливой улыбкой напомнил: — У тебя было время. К тому же мне не интересно, почему ты это делал или что-то в этом роде, — Руслан вдруг хмуро глянул вниз, — Отпусти руку. Данино горло сжала обида настолько, что в глазах потемнело. — То есть ты считаешь, что всё то, что я для тебя делал до этого времени, было типа спектаклем? — сипло выдавил Кашин, дëргая Руслана за руку, разворачивая к себе. — Мне похуй, — сухо ответил Тушенцов. — ЗАКРОЙ РОТ! — Кашин впился в татуированную руку, совершенно выходя из себя, — Я бы никогда не предал того, кого люблю, понятно? Как у тебя, блять, язык поворачивается после всего, что произошло раньше?! Внезапно Руслан перед ним переменился в лице и, кажется, резко потерял желание разговаривать. — Для тупых повторю: мне похуй, — выдавил Тушенцов спустя 5 неловких секунд. Прокололся. «Ненавижу любовь. Нет, не так. Любить ненавижу». Вспоминая всё, что было, Руслан просто усмехался своему тупому детскому мозгу, что не осознал банальных вещей и не понял того, что отец прикрылся обманом матери, дабы обмануть по-своему. Зубы скрежечут от одного лишь упоминания этой поганой рожи. А Руслан ведь любил! — Нет, правда, — Даня стал делать длинные паузы, пока Руслан медленно, но верно падал на самое дно своего внутреннего мира, — Почему? — Что почему? Почему я не имею право просто, блять, быть любимым хоть кем-то? Я тоже не знаю! Да и не надо! — Руслан рассвирепел, вскакивая с кровати и швыряя это Дане в лицо. А Даня… Руслан замер, оторопело смотря, как с уголка глаза Дани катится слеза. А сам он, кажись, этого даже не понимает. Смотрит всё в глаза и уточняет с подавленной полуулыбкой. — Почему ты поверил? Руслана будто холодной водой окатили. Он смотрел в пустоту стеклянным взглядом, пока неожиданно не осел на кровать. Было так больно, а Руслан боялся боли. С детства. Боялся предательства и невзаимности. Разве люди могут быть другими?! Дыхание Дани было сравнимо с перетаскиванием мешков с цементом. Руслан слышал это. Но горло снова пережало. Он не мог ни двинуться, ни сказать ни слова. Хотя, наверно, стоило сказать хотя бы то, что Дане он поверил моментально. Руслан понимал, что он не врет, он искренен, но, к сожалению, уже успел связать это с одним случаем из своего детства. И почему именно с этим… Возможно, потому что Руслан опять виноват в том, что подумал такое о Дане? Наверное. — Я правда не знаю, что у тебя в голове происходит, но… Прости меня. Это я виноват, что ты так подумал обо мне. Руслан сглотнул, ловя каждое Данино слово. — Я вел себя как свинья последние несколько дней… недель… Бля, я даже это не помню, — Даня стыдливо отвел глаза, — Я заставил тебя поверить в то, что ты мне неинтересен, говорил, типа, поговорить с тобой нормально нельзя, а в итоге сам проебался. Прости. И всё же мне обидно, что ты подумал так обо мне, — Даня неловко рассмеялся. Руслана как током шибануло. — Боже… боже… — отец поднял сына и посадил на свой стул, утирая чужие слезы, — Прости меня! Я повздорил с твоей мамой и выместил это на тебе, — Сергей неловко рассмеялся, рассеянно отводя взгляд от сына. — Я вел себя как свинья последние несколько дней… недель… Бля, я даже это не помню, — Даня стыдливо отвёл глаза, — Я заставил тебя поверить в то, что ты мне неинтересен, говорил, типа, поговорить с тобой нормально нельзя, а в итоге сам проебался. Прости. Руслан фантомно почувствовал разъяренную хватку на своем горле, а потом ощутил нервные и виноватые поглаживания на своей руке. Нет, только не реветь. Только не как тогда. Это разные ситуации. Разные люди. Разные чувства. Руслан не один. Схватив Даню за щеки, он совершенно неожиданно для того врезается в его губы, рьяно покрывая их ранами. Он чувствует вину. И любовь. Пытается унять свои чувства, и Даня даёт это сделать. Они валятся на кровать Руслана, целуясь будто перед смертной казнью, пока сил не остаётся совсем. Пока Даня не чувствует, как Руслан начинает дышать медленней и глубже.***