Руслану ли жаловаться на то, что вокруг никого нет?
Черными проводами прошлого и настоящего связывались между собой ученики. Иногда из этой паутины хотелось выбраться, как из уродливой грязной клетки. Но бесполезно было даже пытаться что-либо предпринять. Все это знали, но забывали, когда всё шло достаточно хорошо. Именно поэтому никто не хотел ни с кем связываться, если их изначально не связали семейные узы. Правда, иногда и их хотелось разорвать, но шансы на это так призрачны… Школа, как большая белая комната, представляла собой замученных детей, которых уже не спасти, ведь те убедились, что только с помощью хитрости и боли других можно устроиться в жизни. Самый яркий пример этой школы — Тушенцов Руслан Сергеевич, самый грозный и жестокий человек, который делает, что хочет и когда захочет. Никто и никогда не был ему помехой. Все хотели быть такими же, как он, править людьми и подчинять всё вокруг своей воле. Сейчас же эти люди потеряли идеал. Но что может случиться с кучкой болванов, которые потеряли идола? Разумеется, многие Тушенцова начали открыто презирать, некоторые — захотели занять его место, но лишь единицы увидели, к какому спокойствию все пришло без бесконечных угроз, криков и избиений. К таким выводам пришли в основном ученики десятого и одиннадцатого классов, которым доставалось больше всех. Девушкам в особенности. Руслан сам не заметил, как воспитал целое поколение эгоистичных ублюдков, которых даже собственные родители по приходу домой не узнавали. Он не знал, что долгие годы поступая по-одному, нельзя без упреков резко поступить по-другому, без критики и осуждения. Руслан всегда был один. Но другие тоже всегда были одни. По его вине.***
Постоянно отправляя летящую от ветра прядь за ухо, Неред прогуливалась с Дашей по заднему двору. На лавочке поодаль сидела Милена, едва согреваясь в своем красивом пальто. Ветер, прикрывая волосами безрадостное Дашино лицо, гулял между ними стылыми потоками. — Слушай, холодно, — мыльно из-за шарфа высказалась Лиза, отворачиваясь от непогоды, — Может, внутрь пойдем? — Хочешь — иди, — сухо бросила Даша, пряча руки в кармане дутой куртки, но, задумавшись над тем, что уж Лиза-то точно ни в чем не виновата, тихо продолжила, — Прости. У Лизы язык чесался подтвердить свою догадку, не из-за Онешко ли это, и из-за Дашиной грубости она решила, что по-дружески влезть в чужие дела хоть разок не страшно. — Где Юлик? — Откуда я знаю, — буркнула Добренко, но без злобы. Скорее, с безысходностью, — Как будто он станет говорить. — Насколько я помню, он всегда тебе все рассказывал. — Раньше — да. — Может, он просто не хочет, типа… возникать со своими проблемами? Даша вздохнула и устало посмотрела на подругу. — И что с того? Что-то ни на грамм легче не стало. Лиза дернула уголком губ и посмотрела на время, заметив, что пока они гуляли, стало темновато. — Мне нужно на завтра русский сделать, — тихо объяснилась Лиза, перед тем, как удалиться ко входу. — Хорошо. До завтра. Потоки ветра клонили на землю. Хоть девушка и не желала этого, подошла к лавочке, на конце которой сидела Милена, и, тяжело вздохнув, примостилась на противоположный край, надеясь на то, что никаких разговоров за этим не последует. — У тебя все хорошо? — раздался справа знакомый «конфетный» голос. Даша цокнула. Не то что бы Милена вызывала у Даши неприязнь. Конец их дружбе пришел сам собой после того случая с Юликом. Добренко не знала, почему общение с Миленой стало даваться настолько тяжело, они отдалялись с каждым днем, пока не дошли до статуса «нежелательные знакомые». Может, из солидарности к Онешко, может, из-за собственных убеждений, черт его знает, Милена в ее глазах получила ярлык партнерши Руслана, а сам Руслан — предателя. — Нет, — кратко ответила Даша, потирая руки от холода. Неловкое молчание еще больше усугубило ситуацию. Даша уже было хотела последовать за Лизой, но внезапные слова от Милены остановили ее тело. — Я бы хотела дружить, как раньше. Чтобы ты и я могли делиться друг с другом всем. Даша осела обратно на лавочку, хмуря аккуратные брови. Только этого не хватало. — Ты и я уже давно другие люди, — черство ответила Даша, — А у меня нет желания делиться чем-либо с незнакомым человеком. Неизвестно почему, но она все еще сидела на этой злосчастной лавке, ждала ответа бывшей подруги, хотя знала, что на такое явно не захочется отвечать. И правда: Милена потупила голову, кусая губы от обиды, но что еще делать, если услышал горькую правду? — Ты меня знаешь больше, чем кто-либо другой, — внезапно возразила девушка, поднимая взгляд на Дашу. Та удивленно замолчала, не ожидая увидеть столь искренних глаз от Милены, что вечность строила из себя куклу барби. — Уже нет, — все же выдавила из себя Добренко спустя несколько секунд неловкого молчания, — И не хочу узнавать новую тебя, прости. Дело не в тебе, просто проблем выше крыши… Даша не знала, зачем оправдалась после собственного прямолинейного и резкого ответа, но в итоге Милена ушла, и стало на порядок легче. Правда. Даша особо никогда не находилась в одиночестве, но теперь так ясно ощущала то самое чувство, когда вокруг никого нет, кто бы смог помочь, кому бы можно было банально высказаться, но вместе с этим от злости на происходящее она сама отвергала любого, кто подходил близко. От поведения Онешко начало казаться, что ее везде окружает притворство, куда бы она не пошла, и что бы ни делала. Все эти чувства рекой начали выливаться на всех, кто находился близко к девушке. Она прекрасно понимала, что так недалеко до абсолютного одиночества и потери всех друзей, но не могла ничего поделать с собой. Однако остался последний человек, которому она все еще верила и надеялась на его помощь.***
— Руслан, блять! Парень со взлохмаченной рыжей шевелюрой отмахивался от настойчивых рук, что никак не хотели выпускать его из кровати. — Хуй ты пойдешь куда сегодня! — с явной агрессией поставил перед фактом Тушенцов, притягивая обмякшее от обреченности тело к себе. — Мне нужно зайти в рубку! — Тебе нужно заткнуться! Кашин замогильно провел рукой по лицу, стеклянно устремляя взгляд в потолок. Тушенцов сегодня буквально сошел с ума, с самого утра не давая ему и пошевелиться лишний раз. Ну, слава богу, хоть не домогался… Хотя до этого недалеко с его хищными оскалами и горящими глазами. Все никак не мог переварить вчерашнее? Наконец, понял, что Даня — его? Поняв, что рыжий сдался, Руслан удовлетворенно прижался щекой к его плечу и снова засопел, будто не спал до этого десять часов. — Та ты охуел, родной, — возмутился*
Это воскресенье стремилось к концу на турбо-скоростях, сбивая с дороги последние шансы передохнуть перед будущей рабочей неделей. Захотелось даже немного припоздниться с режимом сна. В неспешном темпе Даня помогал звуковикам с будущим концертом в честь окончания учебного года, но даже так не почувствовал этого запаха свободы от школьных будней. Да и за окном погода была отнюдь не весенняя. В Казани, где Даня проживал свою дошкольную жизнь, хотя бы солнце иногда выглядывало, а тут из-за туч темно, как в жопе. Выходя из рубки, Даня не чувствовал ничего, кроме удовлетворенной усталости. Маневрируя между снующимися туда-сюда учениками, он поднялся на свой этаж, планировал уже счастливо ухнуться в постель, но вот незадача. Поодаль стояла Даша. Заплаканная. Манила его рукой, буквально умоляла пойти с ней. Даня недоуменно отпустил ручку своей двери. Блять, ну опять какая-то хуйня произошла. — Что случилось? — обеспокоенно спросил Кашин, едва подошел ближе. Даша завела его в свою пустую комнату, и Даня случайно зацепился взглядом за бардак на полу, что вот прям никак не стояло рядом с комнатой Юлика и Даши. Сопоставив факты, он пришел к выводу, что все очень плохо. — Юлика хотят… — Даша всхлипнула и перевела дыхание, — Да нет, не хотят. Его исключают! — Что? Нет, глухота еще не одолела его. Просто… Что? — Я не знаю, что делать, — продолжила Даша. Ее дрожащие руки потянулись к пачке салфеток, пока Кашин стеклянно смотрел перед собой, — Его буквально подставили, а он даже не пытается оправдаться. Видимо, уже все принял… как должное. Что ж, это на него вполне похоже. — Мне жаль. Кажется, это прозвучало неестественней, чем «серийный самоубийца» (коим и являлся Онешко). Но то ли Даша мало что различала от безнадёги, то ли Дане правда было жаль. Блять, он не знал, жаль ли ему, что парня его подруги подставили и сейчас исключают из школы. А все потому, что считал, что гребаный Онешко это заслужил после всего, что натворил сам. Стыдно ли ему было за то, что вся его жалость моментально канула в Лету? Да. Но в то же время разделить чувства подруги он был в состоянии. Парень обнял Дашу за плечи, хоть и выглядела она уже относительно успокоенной. Даша ответила взаимностью. — Помоги, — прозвучало из девичьих уст прежде, чем Даня смог проникнуться ее болью. — Помочь… с чем? — не понял Кашин. — Я знаю, ты можешь. Ты сильнее, чем я, — Даша сильнее сжала его в объятиях, голос ослабел и превратился в сиплый молящий шепот, — Пожалуйста, сделай что-нибудь. Они долго сидели в тишине, но пока Даша думала, что Даня пытается придумать способы помочь, сам Даня придумывал способы повежливее отказать. Часы на стене отбивали уже пять минут напряженного молчания, и в конце концов Даня непослушными губами выговорил: — Не могу ничем помочь. Дашин взгляд ошпарил сильнее кипящего масла. Внезапно Даня понял, что именно его ждала Даша, его искала среди всех друзей, потому что верила ему. Верила, что Даня сможет спасти Юлика. И… да, это правда. Однако Даня просто не хотел. И в момент, когда полностью осознал это, решил сказать все как можно ближе к правде. — Ты правда дорога мне, и мне жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться, но Онешко мне больше не друг. Помогать ему у меня нет ни малейшего желания. — Почему больше не друг? — Даша выглядела очень удивленной, — Что случилось-то между вами?! — Не могу ничего сказать. Это наши личные разногласия. Даша поджала губы, искренне не понимая, что такого серьезного могло произойти между друзьями, чтобы один другого бросил на произвол судьбы в трудный момент. — Прошу тебя, Дань! — Даша уже не знала, куда себя деть от безысходности, — Прошу, он тут учился пять лет! Да его родители убьют за это ебаное исключение! Даня встал, выпутываясь из трясущих его рук и, прошептав тихое «прости», вышел из чужой комнаты. Больше он находиться там не мог. Даша осталась одна со своей огромной проблемой. Совсем одна. И, сжав кулаки, яростно прошептала: — Я запомню, Дань. Я запомню. К серо-карим глазам девушки подступили слезы.***
Онешко молча сидел на стуле, выслушивая от родителей оскорбления в свою сторону. Даже директриса не могла их успокоить. Что ж, обычно они были вполне благосклонными, но только тогда, когда Онешко оправдывал их ожидания, а вылет сына из престижной школы из-за несостоявшейся кражи школьного имущества явно не входил в их планы. — Позор! Вырастили сына! — Пожалуйста, возьмите документы Юлия, — директриса уже устала вмешиваться в семейные дела, поэтому всего лишь выполняла свою работу, — Юлий, вы надумали объясниться? Юлик мотнул головой, на что родители лишь сильнее запричитали, говоря, что от всей души мечтают провалиться под землю. — Хочу предупредить, что наша школа готова переопределить Юлия Онешко в любую из выбранных вами других школ. Процедура не займет более суток, а пока он сможет продолжать обучение здесь. — Спасибо за помощь, но не думаю, что он этого заслуживает, — вступил в разговор отец Юлика. Директриса нахмурилась. — Онешко не достиг того возраста, чтобы мог самостоятельно выбирать, посещать или не посещать ему школу. По закону ему придется остаться как минимум еще на день, пока перевод в другую школу не состоится. Родители парой тяжело вздохнули и переглянулись, не зная, что ответить. Тем временем директриса смотрела на Юлика, что ни разу за разговор не поднял головы. — Есть еще один вариант. Так как вам далеко ехать до дома, можете забрать Юлия сегодня, документы тоже заберете и переопределите его в другую школу сами, я вышлю вам наилучшие варианты на почту. Но до этого момента прошу предоставить ему доступ к компьютеру, он будет получать образование дистанционно. — Да… Да, давайте так, — мотнул рукой Александр. — Отлично, — возрадовалась директриса, хлопая ладонью по столу, — Тогда, Юлий, можете идти собирать вещи, поедете сегодня домой. Но… — женщина снова замялась, с какой-то материнской жалостью посмотрев на зажатого парня, — Вы все еще можете опровергнуть свою вину. На видео видно только как кто-то в капюшоне шарил по ящикам моего комода, а свидетелей того, что это были вы, не так много… Онешко поджал губы, продолжая упорно молчать. Директриса обреченно вздохнула. — Ладно, иди собирайся. Парень отрешенно кивнул и вылетел из кабинета, потирая от напряжения локоть. Он был словно натянутая струна. До предела натянутая струна, которую продолжали натягивать. Онешко провожали все, кто только мог из десятого «Б» класса. Даже некоторые дети, увидев, что Юлик уезжает, бросились к нему и заумоляли не бросать их. За все время Юлик так и не улыбнулся, лишь посмотрел наверх, на пятый этаж, откуда на него глядела пара разбитых зеленых глаз. Юлик не видел Даню, не видел никого в тех пустынных окнах, в которых отражались серые тучи. Открыв дверцу, он сел в родительскую машину и, сквозь стекло помахав Даше, увидел, насколько тяжело ей дался его отъезд. Онешко улыбнулся впервые за день, еще раз помахал ей рукой. Машина, провожаемая многими людьми, удалилась за пределы школы. Ворота захлопнулись для нее навсегда.