Обернись для меня колокольным звоном

      Опустевший за буквально несколько дней Юн Мэн Цзян до сих пор в трауре. Не слышно даже весёлых разговоров адептов, все люди ведут себя тихо-тихо, словно боятся что-то сказать громко. Юн Мэн всегда славился своей непринужденностью, спокойствием и уютом — сейчас же все разлетелось в пепел, обратилось тёмной ночью, которой конца и края нет, заставляя поежиться, только глядя на эту траурную атмосферу.       Цзян Фэнмянь нервно сглатывает, сжимает руки, вновь подавляет желание закричать от собственной боли. Юй Цзыюань он никогда не любил, но она была ему дорога. Не их решением была свадьба, не они своими судьбами распоряжались. Она его ненавидела, презирала всем своим сердцем, а он не мог винить её в этом. Но после её смерти стало больно не слышать искрящийся Цзыдянь, норовящий ударить по кому-то из адептов, не видеть холодных пурпурных глаз, не слышать разгневанного голоса.        В этот злополучный день Цзян Фэнмянь потерял сразу двоих дорогих людей: в пеплище пожара умерла его супруга, а едва родившийся сын пропал, вероятно, задавленный досками, задохнувшийся от огня. Поиски оказались безрезультатны.       А-Ли — совсем не Цзыюань, даже по внешности, даже по взгляду — испуганно теребит край фиолетовых одежд, как бы напоминая Цзян Фэнмяню об обязанности оставаться сильным. Ради неё. Ради последнего родного человека. Ей едва исполнилось три года, и она чуть не умерла в том же пожаре, чудо, что её спасли слуги, пожертвовав собой. Молодая госпожа Цзян не сможет заменить главу ордена в случае чего, но она им всем безвозмездно дорога.       — Фэнмянь, мы знаем, как тебе больно, — старейшины говорят мягко, осторожно, знающие главу Юн Мэна с детства и уважающие каждое его решение, — но ордену нужен наследник. Ты должен жениться второй раз.       Цзян Фэнмянь не может их винить — слова правдивы, именно для этого их с Юй Цзыюань и женили. Он покорно опускает голову, повторяет, как вникает в ситуацию и просит немного времени. Достопочтенные учителя ласково кивают, мысленно деля с ним одну боль.       Бумаги. Слишком много бумаг. Надо заполнить, передать, а то начнется неразбериха. Голова раскалывается, но звать лекаря не хочется. Уже ничего не хочется. Он никогда не любил Юй Цзыюань, но велика потеря, так щемящая израненную душу.       Дверь в покои приоткрывается, и глава Цзян лишь облегчённо выдыхает — только один человек может беззастенчиво прокрадываться в его комнату, не стучась и не прося о разрешении войти. Цансэ-саньжэнь не нужно его разрешение, они в одной лодке, кренящейся к самому дну, плывут. В этом пеплище его подруга и давняя возлюбленная потеряла супруга, лучшего друга Цзян Фэнмяня и отца её маленького Вэй Ина.       — Фэнмянь, тебе надо поспать, — заботливо она кладёт тонкие пальцы на его плечи, слегка массируя. Цансэ-саньжэнь улыбается натянуто, неискренне, фальшиво, в жалком стремлении поддержать, — ты вообще себя видел? Выглядишь, как живой труп. Сестрица Юй бы не одобрила.       И, чуть помолчав, добавляет:       — Неужели так быстро хочешь с ней встретиться?       — Цансэ, — непривычно-усталый взгляд. Цзян Фэнмянь не мог дать слабину даже рядом со своей женой, но ученица Баошань-саньжэнь всегда понимала без слов, — если со мной что-то случится, обещай, что позаботишься об А-Ли.       — Ничего с тобой не случится! Откуда вообще такие мысли! — горячо восклицает Цансэ-саньжэнь, в глубине серых глаз плещется боль, — Фэнмянь, я потеряла своего супруга, я прекрасно понимаю, каково тебе. Но мы должны… Оставаться сильными. Ради наших детей — в первую очередь.       Цзян Фэнмянь в беспросветном уважении к ней ещё больше убеждается. Его подруга встанет с колен, если будет нужно, она справится, а он нет. Цансэ сильная, Цансэ та, кто без лишних проблем и конфликтов уладит ситуацию. Безмерно понимающая, быстро нашедшая в Юн Мэне своё место, любимица адептов, она будет сильной ради своего сына. А он не сможет.       — Да. Ты права.       Ловит возмущённый взгляд и понимает, что соврал. Иногда складывается пугающее ощущение, что Цансэ читает мысли — хотя, если бы кто-то и мог это сделать, то только она, и только ей это позволено. Цансэ видит ложь, как и своего давнего приятеля, проницательно.       — Старейшины говорят о том, что ордену нужен наследник, и я должен жениться второй раз. Цансэ, я… Я не перенесу этого. Я не смогу вновь жениться, помня, чем закончился наш брак с Цзыюань, — плечи судорожно вздрагивают, и глава Цзян успокаивается лишь от прикосновений Цансэ, — если я не сделаю это сам, они начнут искать невесту для меня. Я был молод и глуп тогда, что позволил им это сделал, и наш союз не принёс ничего, кроме страданий. Я не могу…       — Тише, Фэнмянь, — успокаивающе-мелодично пропевает девушка, робко обнимая. Она осознаёт всю важность ситуации, понимает, как никто другой — от этого, знаете, нестерпимо больно. В голову приходит сумасбродная идея, и Цансэ тут же её озвучивает: — если бы я стала твоей женой, ты бы принял нас с А-Сянем?       У Цзян Фэнмяня пересыхает горло. Он был пылко и страстно влюблён, но Цансэ смотрела от него в другую сторону, где стоял Вэй Чанцзэ, воспринимая наследника Цзян только как друга-товарища. Он таил самые нежные чувства к ней, но оказался на одном ложе с нелюбимой Юй Цзыюань, порицающей за каждый взгляд, брошенный не на неё. Он хотел, чтобы Цансэ принадлежала ему, но даже не рассматривал вариант сделать её наложницей, к примеру. Он хотел, чтобы она была счастлива и обрела то, что хотела, наблюдая за тем, как целует Вэй Чанцзэ на их собственной свадьбе.       Цзян Фэнмянь заставлял себя думать, что былые чувства угасли, заставлял себя полюбить Цзыюань, не давая даже намека на то, что первая влюбленность так и не прошла. Он был неудержимо виноват перед своим лучшим другом за желание хоть раз оказаться в объятиях Цансэ. Но… Фэнмянь был как никто другой рад рождению Вэй Ина, чувствовал счастье лишь видя улыбку на её лице. Сейчас они с одинаковыми лишениями-потерями и щемящей болью в груди стояли рядом и внимательно смотрели в глаза. Скажи Цансэ это раньше, разве посмел бы ей отказать? И сейчас не посмеет.       — Конечно. Это будет лучше, чем если меня вновь женят на ком-то другом, — вымученная улыбка растворяется в слезах, — Цансэ, скажи… Они бы нас простили?       — Чанцзэ простит. Я знаю, — тихо отвечает она, — он всегда хотел оставить тебя в безопасности. Если бы я слышала его последние слова, то ими, несомненно, было бы «позаботься о себе, А-Сяне и Фэнмяне». Наш ребёнок будет расти на правах наследника со своей старшей сестрой. А Цзыюань… Что ж, ей придется простить тебя. Она умная женщина, но всплычивая. Даже со своим характером она бы поняла причину.       От её слов становится лучше, и Цзян Фэнмянь впервые за долгое время ощущает прилив тепла к сердцу. Его судьба — быть нелюбимым, но Цансэ хотя бы его подруга. Она не оставит и не покинет, будет новой госпожой Пристани Лотоса, начнёт тренировать адептов в более мягкой манере, и больше никогда Юн Мэн Цзян не услышит скандалы главы и его супруги.       — Ты всегда говорила правильно, — признает он, — думаю, это решение — лучшее из тех, какие можно принять.       Цансэ печально улыбается и встаёт с места. Сокрушенная собственным горем, но не потерявшая опору под ногами. Вновь разбитая и потерянная. Цзян Фэнмянь берёт с неё пример и впервые обнимает первым.       — Не вижу смысла откладывать. Как думаешь? — слова произносятся с особым трепетом. Слухи полетят по Поднебесной, но на это нет никакой разницы — все понимают, для чего нужен их союз. Цансэ кивает.       — Мы прямо сейчас сообщим о нашем решении старейшинам? — и впервые в её голосе такие неуверенные нотки звучат.       — Если ты не против, то да.       — Конечно, я не против.       Собрание проходит без лишних эмоций — каждый знает о дружеских узах главы Цзян и Цансэ-саньжэнь, как и то, что их сроднило общее горе. Лояльнее относясь к ним обоим, старейшины выдвигают условия: если от их брака не родится ребёнок, то полноправным наследником станет Вэй Ин. И они соглашаются.       Свадьба проходит без лишнего шума, без ненужных гостей. Фэнмянь настаивал на более расширенном празднике, стремясь сделать Цансэ счастливой хоть в этом, но она, улыбаясь, говорила, что нет нужды. Они официально супруги, скажи главе Цзян это кто-то несколько лет назад — он бы не сдержал восторженный крик. Но не при знании обстоятельств.       Цансэ хорошо ладит с детьми. Маленькая Яньли, в которой, к счастью, нет ничего от величественной Юй Цзыюань, быстро к ней привыкает и зовёт матушкой. А-Сянь, которому исполнилось всего несколько месяцев, уже всеми чертами в Цансэ. Как будто кто-то специально заставляет забывать прошлое. °•°•°°•°•       С Цзыюань они долго друг друга сторонились после свадьбы. Привыкали. С Цансэ не так. С Цансэ проще. Ничего особо и не меняется в укладе жизни — теперь ещё чаще слышен детский смех и ласковое воркование над детьми.       Возвращаясь с очередного собрания вечером, Цзян Фэнмянь проходит мимо детской комнаты — и слышит мелодичный голос, напевающий давно забытую колыбельную из детства. Он останавливается у двери, не решаясь войти.       — Почему мама ушла? Разве супруги не должны быть вместе? — сонный голос Яньли режет сердце. Фэнмянь приоткрывает дверь и видит, как дочь сидит у Цансэ на коленях, помогая ей покачивать кроватку А-Сяня. Несмотря на усталость, на лице у супруги — улыбка.       — Твоя мама… Была очень хорошей женщиной. Всегда защищала свой дом и любила тебя. Она не оставляла нас — просто доверила тебя нам, мне и твоему отцу, потому что знала, что мы справимся. Рано или поздно ты увидишь её, но лучше не приближать этот момент, хорошо?       — Ты тоже моя матушка? — с интересом спрашивает А-Ли.       — Если ты хочешь называть меня так, я не против. А-Сянь — твой младший братик, и если уж на то пошло, я отныне — твоя главная советчица и наставница, — мудрость самой Баошань-саньжэнь звучит в словах Цзян Цансэ.       Не выдерживая, Фэнмянь заходит в комнату и садится на угол кровати. Мысли сбивают одна другую, подводя к точке невозврата — слов много, но ни одно он не может произнести. Яньли касается его расплетенных волос и смотрит доверчиво-невинно, а Цансэ продолжает улыбаться.       — Видишь, А-Ли, мы все одна семья. А теперь тебе уже пора спать. На дворе уже ночь, — ласково произносит она, укладывая неродную дочь на кроватку.       — Ты и правда любишь её, — скорее констатирует, чем спрашивает Цзян Фэнмянь, ловя удивленный взгляд.       — Как я не могу относиться к ней, как к своей дочери? Она — твой ребёнок, а значит, и мой тоже. Тем более, А-Ли ещё дитя, а уже твоего нрава. Думаю, она тоже будет ко мне относиться, как к матери, ну, а если нет, я не в праве её винить, — разумно замечает Цансэ и хитро щурит глаза, — тебе тоже пора спать. Ты устал.       Это был первый раз, когда они спали на одной кровати — без другого умысла, без чего. Цзян Фэнмянь мог по пальцем пересчитать разы, когда он делал это с Цзыюань — он слышал её дыхание рядом с собой только из-за необходимости родить наследника. С Цансэ было другое — она обнимала его, говоря, что всё будет хорошо, она напевала ему колыбель, как маленькому ребенку.       И он никогда не чувствовал такого тепла. °•°•°°•°•       В один день из тех, в которые стояла ужасная жара, а ближайшие леса полыхали огнём пожара, маленькая Вэнь Цин — девочка лет пяти, уже обладающая прекрасными чертами лица и твёрдостью движений, прогуливалась около огромной реки со своим младшим братом, Вэнь Нином. Заметив, что к берегу прибилась лодка, она поспешила взглянуть, что к ней.       Результат ужасно удивил и заставил сердце пропустить удар.       В ней, завернутый в простыню, пропитавшуюся запахом гари, плакал маленький ребёнок, сжимая в руках звенящий колокольчик.