Влюбиться можно в красоту, но полюбить — лишь только душу! Уильям Шекспир
***
05/01/06 Квартал Учиха, Конохагакуре-но Сато. Шисуи ласково разматывает уродливо смотревшиеся на беззащитной бледной шее, изжившие себя бинты и, обмакивая чистую тряпочку в горячую воду из чаши, аккуратно стирает ею кровавые разводы на ключицах, плечах, плавно опускаясь к упругой бархатной на ощупь груди. У нее лицо словно из мрамора создано — сказать, что на нем отпечатались тени презрения, будет такой же ложью, как и заявить о елейном самозабвении. Если бы не тщательно скрываемый в личном деле факт о дополнительной практике в разведывательном отделе, он бы и не заметил, как на мгновение остановилось ее дыхание, а сердце забилось в несколько раз быстрее. Что было совершенно не удивительно. Являться меченной омегой и не суметь отреагировать на прикосновения собственного альфы? Что за абсурд. — Сегодня, когда я прогуливалась по кварталу, то встретила одного невероятно красивого альфу, — аккуратно собирая распущенные волосы на левом плече, дабы те не мешались при дезинфицировании «укуса», Саюри непринужденным вдумчивым тоном продолжила, мастерски не замечая излишне болезненно прижавшейся к открытой ране вездесущей тряпки. — Он представился как Итачи-сан и скрасил оставшуюся прогулку своей компанией, после чего сердечно поздравил с помолвкой. На какое-то сиюминутное мгновение ему без лишних раздумий захотелось вырвать ей язык, которым она столь бессовестно признавалась в пристрастии к незнакомцу. К счастью, он сдержался и выслушал чужую речь до конца. Итачи являлся фальшивым альфой, дефектным, если точнее, однако что-то внутри все равно сжимается при непрошенных мыслях о том, что кто-то, кроме него, осмелился заговорить с его изумительной, греховно пленяющей бабочкой. Будь его воля, он бы запечатлел ее в собственном Цукуеми и контролировал бы каждый вдох и каждый выдох. Некоторое время Учиха просто любуется ее склоненным в терпеливом ожидании, безупречным ликом, прежде чем понимает, что должен что-то ответить, особенно после стольких совершенных ошибок на начальном этапе их отношений: — Мы с детства дружили друг с другом, хотя правильнее было бы сказать, что мне поручили присматривать за ним. Ита-кун рос очень способным шиноби, никто и не сомневался в том, что он будет альфой. Только природа обделила его правом выбора и сделала тем, кого презирает весь клан — омегой. Итачи должен был стать следующим главой клана, чего Фугаку-сан, естественно, не мог допустить. Шисуи откладывает тряпку в сторону, неторопливо тянется к махровому полотенцу и с присущей только ему хищной грацией стряхивает посторонние капли на девичьих ключицах, усиленно пряча опечаленный, прискорбный взгляд при предательски всплывших воспоминаниях десятилетней давности. Одновременно самые счастливые и самые тяжелые годы его жизни. — Он перенес тяжелую стерилизацию и до сих пор принимает пагубные для его здоровья сильные подавители, изначально предназначенные для девиантных альф. Не скрою, что для меня это было большим ударом. Я хотел как-то помочь, поддержать, уберечь, но не смог. И когда я увидел, как ты смотрела на утес, то понял, насколько же ваши судьбы похожи между собой. Только тебя спасти я мог. Саюри холодеет, сохраняя лишь дежурное участие при его словах, перед тем как резко встает на ноги, запахивая ворот домашней легкой юкаты: — Я никогда не сомневалась в том, что обязана тебе своей жизнью, поэтому могу только поблагодарить за то, что принимал меня в уникальной роли собственной возлюбленной. Это был крайне… познавательный опыт. — Ты ревнуешь, — проницательно отмечает он, лукаво прищуривая зажегшиеся недобрым огнем, непроглядно черные глаза. На что она, впервые на его памяти покрываясь смущенным румянцем, восклицает экспансивное, категоричное: — Нет. Шисуи игриво смеется, обхватывает чужие горящие щеки своими ладонями и, невинно приникая к поджатым в ужасной злости губам, думает, что будет припоминать это всю свою жизнь.