Ease My Pain

Все это, разумеется, вышло абсолютно случайно. То есть Банни, конечно, негодовал, но уж в этот-то раз Котецу был совершенно ни при чем. Ну так получилось, зачем же его, Котецу, ругать? И вообще, если кого и следовало обвинять, то только самого Банни. Хотя он, конечно, нипочем не признается, что облажался... Да Котецу, если честно, не особо и расстраивался. Вляпался он, конечно, капитально, но обернулось все не так уж плохо. Да уж. Гм. И ничего он не краснеет, и незачем ржать, придурки! В общем, дело было так… Знакомый заморенный судья с мешками под глазами и растрепанным узлом светлых волос стукнул молоточком и поднялся с кресла. Банни тут же проследовал из зала суда церемониальным шагом, даже не оглянувшись на Котецу. Тот виновато почесал в затылке на скамье подсудимых. Со спаленным рестораном, отбитой головой статуи Форда и проломленной крышей мэрии оно, конечно, нехорошо получилось – но зато Лунатику они вчера всыпали по первое число. По правде говоря, Котецу не так чтобы очень уж хотелось с ним драться – тот ему в свое время все же здорово помог. Но не оставлять же было того депутатишку на смерть? Мерзкий, конечно, тип, но даже он имел право на суд. Ну, Тигр немного и разошелся – за отпущенную ему минуту оторвался на полную. Уже после он осмотрел свои бронедоспехи – на белом кулаке запеклись ржавые пятна крови. Тут же кольнула совесть, но ведь у него и выбора-то особого не было. В общем, Котецу пошел в бар, выпил пива, решил, что при случае непременно извинится, и успокоился. А теперь вот Банни делает вид, что они незнакомы. И так паршиво, а тут еще и он... Котецу засунул руки в карманы и, сгорбившись, шаркающей походкой поплелся вон из зала. Мимо него прошагал тот самый заморенный судья, чем-то смутно знакомый. Уж не он ли выписывал Котецу какой-то штраф еще в те старые добрые времена, когда Котецу не узнавали без маски? А впрочем, разве их всех упомнишь, судей этих. Хотя… да не он ли у них, у героев штернбилдских, куратором числился? Вот так встреча, подумал Котецу угрюмо. Прошел, в общем, судья – тощий, лицо землистое, под глазами круги. Задел даже полой мантии брюки Котецу... и споткнулся на пороге. Не упал, правда, – тут же восстановил равновесие, неловко взмахнув руками, одна с дипломатом, в другой какие-то папки зажаты, – но Котецу все равно на всякий случай бросился и придержал его за плечо. Судья дернулся и зашипел сквозь зубы, и Котецу отступил, подняв руки и улыбаясь самым что ни на есть миролюбивым образом. Раньше не похоже было, чтоб у судьи был на него зуб, но кто его знает? Наконец тот выпрямился и обернулся к нему, и Котецу едва не отшатнулся в ужасе. И без того не пышущее румянцем лицо побледнело до синевы, даже закушенные синюшные губы побелели – вряд ли такое бывает от того, что запнулся о порог, догадался Котецу. Судья, тяжело дыша, прислонился к косяку двери и смерил его взглядом. Вернее, Взглядом. Так на Котецу с Антонио взирал завуч после их очередной шалости, так на Котецу посмотрела Томоэ, когда тот по случаю рождения Каэде набрался в хлам и плясал с Лопесом пасодобль на барной стойке, так на Котецу глядел Барнаби... гм... почти всегда, что уж там. Но судья был чужой, чуток смахивающий на упыря и представитель власти, а поэтому значительно более страшный. Котецу сглотнул, но не дрогнул и не отступил. – Вам... э-э-э... нехорошо? Может, позвать кого? – робко предложил он. Судья открыл было рот – для холодного отказа, по глазам видно было, – но затем поджал губы и попробовал пожать плечами. Поморщился – похоже, от боли, – еще раз окинул Котецу взглядом и ответствовал: – Спасибо, господин Кабураги, ваша помощь здесь не требуется. В городе еще много зданий, которые только и ждут, чтобы вы их разрушили. И холодно удалился, и по шагу почти не заметно было, что он только что едва не свалился в обморок. Котецу немного подумал и бросился следом. – Эй! Погодите! Вы, как вас там… – Петров. Юрий Петров, – зеленый, слегка пошатывающийся, но тем не менее идеально невозмутимый судья приподнял бровь. – Вы желаете обжаловать вердикт суда? – Э… нет, вы не так поняли! – Котецу, немного поколебавшись, протянул Петрову руку. Тот удивленно на нее покосился. – В общем, я тут подумал… Не хотите выпить? – запинаясь, предложил Котецу. Было в этом Юрии что-то странное и даже стремное, но шестым чувством Котецу отчетливо ощущал: что этому парню сейчас надо, так это кружка пива и хороший собутыльник. А еще, похоже, доктор не помешал бы – но если Котецу Т. Кабураги и был когда-либо в чем-либо уверен, так это в том, что от любых физических и душевных горестей лучше всех лекарств спасает пиво. Петров некоторое время с непроницаемым лицом смотрел на Котецу, затем усмехнулся углом рта и подал ему руку. Тот с энтузиазмом ее потряс и за нее же выволок Юрия из зала. Петров издал протестующий возглас, но Котецу пропустил его мимо ушей: их уже ждала «Планета героев». – И вот, значит, вбегаю я и вижу: какой-то здоровенный лоб держит мэра на мушке... Эй, Петров, да ты никак не слушаешь! – Я слушаю, господин Кабураги, продолжайте. Крайне… захватывающая история. – А, ну тогда ладно. Так вот, вбегаю я в кабинет мэра, а дверь-то немножко того… старая, в общем, была, хлипкая. – Антикварная, если мне не изменяет память. Три столетия, мореный дуб, резьба представляет... представляла значительную культурно-историческую ценность. – Зануда ты, Петров, вот что. Я за этот чертов антиквариат до сих пор не расплатился, – Котецу надулся и, пригорюнившись, забросил в рот сухарик. – Короче, вламываюсь я в кабинет, а там с десяток бандитов, и с ними двое НЕКСТов – один тут же меня об стенку и приложил, телекинетик был. Лежу я среди обломков – и чувствую, будто ем вареную морковку… – Что?.. – А я ее с детства терпеть не могу, понимаешь? Второй-то, оказывается, телепат был – вытащил у меня из памяти эту дрянь и мне же это воспоминание заново и скормил. Вот ведь засранец, я потом полдня отплеваться не мог. – И как же вы спаслись из этого отчаянного положения, господин Кабураги? – Эй, ты надо мной не смеешься часом? Это не смешно! – Я верю, господин Кабураги. Я в свою очередь не испытываю особой любви к соленым орешкам, поэтому вполне понимаю ваши чувства. Котецу, прищурившись, окинул Юрия подозрительным взглядом и подозвал бармена: – Мне еще пива, а этому парню чего-нибудь покрепче, чтоб на человека стал похож. Расслабься, Петров, ты не на работе. В общем, они надо мной ржут, а тут как раз Банни с Розой подоспели… – Гляди, Петров, Сириус! – обрадовался Котецу и немедленно пошатнулся, запнувшись о собственные ноги. Юрий элегантным движением поймал его – и тут же опасно накренился вперед. Некоторое время конструкция из цепляющихся друг за друга судьи и героя на полставки опасно колебалась и с грехом пополам балансировала, беспорядочно размахивая руками, но затем Котецу, как более опытный гуляка, привел их в шаткое равновесие и триумфально ткнул пальцем в помигивающее тусклыми городскими звездами небо: – Эй, куда он делся?! Только что ведь тут был! А, все, нашел – видишь, Петров? Прямо у тебя над макушкой! Эх, до чего яркий… – Это дирижабль, – Юрий многотерпеливо поджал губы и вздохнул, старательно переставляя ноги по относительно прямой линии. – Кабураги… – А? Чего? – Котецу обернулся к нему, расплывшись в беззастенчиво широкой улыбке. – Кабураги… Мне кажется, я пьян. – Глаза Юрия, пронзительные и строгие, растерянно и несколько косо глядели на него в поисках подтверждения. Котецу подумал. Потом еще подумал. Тщательно оглядел Юрия сверху донизу, особо задержавшись взглядом на выбившейся из штанов рубашке и галстуке, концы которого висели у Юрия за спиной. Принюхался к дыханию из полураскрытых губ… и наконец глубокомысленно кивнул. – А ты знаешь, Петров… – он выдержал интригующую паузу, – мне тоже так кажется. – И кажется, это значит, что нам не кажется, – задумался он вслух, мимоходом приобнимая Юрия за плечи. Юрий с усилием нахмурился и стряхнул руку. Та немедленно вернулась на место, но при этом слегка промахнулась, угодив ладонью Юрию по уху. Тот потряс головой, чтобы избавиться от звона в ушах, и безуспешно попытался сдуть с носа выбившуюся из завязанных в конский хвост волос прядь. Котецу сиял безмятежной улыбкой, как клещ вцепившись ему в плечо. Его разбирала любовь к миру вообще и к своему собутыльнику в частности. – О! – воскликнул он вдруг. – О! И повлек вяло сопротивляющегося Юрия к проходу во двор между жилыми домами, на детскую площадку со старой покосившейся каруселью. – Ощути радость жизни, Петров! – провозгласил Котецу и запихнул Юрия на сиденье, тут же забравшись следом и оттолкнувшись ногой. Юрий скорчился на узком сиденье, уткнувшись носом в колени, и глядел на него снизу вверх большими прозрачными глазами из-под недоуменно сведенных бровей. Котецу оттолкнулся еще раз, и еще, и еще, покуда скрипящая, громыхающая карусель не стала крутиться так быстро, что мир начал казаться смазанным. Юрий икнул и ухватился за спинку переднего сиденья, уставившись на Котецу: пару раз он пытался отвести от него взгляд, но тут же зеленел и вновь переводил глаза на Кабураги – единственную устойчивую постоянную в мире, на головокружительной скорости убегающем прочь. У Котецу и самого закружилась голова: от холодного ли ночного воздуха, бьющего им в лицо, от выпитого ли пива или от странно беззащитного взгляда Юрия, прозрачно-зеленого из-под длинных, черных как смоль ресниц. Он плюхнулся рядом, вцепившись в ту же спинку, что и Юрий, чтобы не вывалиться из карусели. Та неслась, из-за разлаженного механизма жалобно полязгивая и покачиваясь, как корабль на морских волнах, и звезды бешено кружились у них над головой. А потом карусель стала замедляться, и улегшийся ветер, вновь останавливающийся вокруг них мир отозвались в груди Котецу легким разочарованием и грустью. Карусель со страшным скрежетом колыхнулась в последний раз и замерла. Юрий тихо дышал у его плеча. – Хорошо! – сказал Котецу наконец, и Юрий медленно, осторожно, как будто даже неумело улыбнулся и подтвердил, едва заметно кивнув головой: – Хорошо. Звезды отражались у него в глазах, словно купались в двух прохладных озерах. Почему-то здесь, в этом дворе, их видно было хорошо, не то что обычно в Штернбилде. Юрий опустил ресницы, и звезды спрятались. Котецу подумал и решил, что он сейчас как раз в настроении полюбоваться на звездное небо. – Пошли, – дернул он Юрия за руку, и тот, притихший и ошеломленный, послушно последовал за ним. – Ложись! – скомандовал Котецу и подал пример, плюхнувшись на спину посреди песочницы. В спину ему тут же впилась забытая лопатка, но прямо над ним было столько звезд, огромных, сияющих, невозможно близких, казалось – руку протяни, и достанешь, – что Котецу совершенно позабыл и о лопатке у него под лопаткой, и о ночном холоде, пощипывающем кожу. Юрий настороженно улегся рядом, и волосы из окончательно развязавшегося хвоста защекотали Котецу щеку. Странное дело: Котецу, конечно, не мог ощутить тепла его кожи – не настолько Юрий был близко. Но он лежал рядом с Котецу, неслышно дыша и глядя в небо, и тому отчего-то стало теплее. Хотя, быть может, дело было просто-напросто в пиве. Кряхтящий, постанывающий Котецу кое-как выполз из своей постели (не слишком свежей) и по стенке пробрался на кухню (не особо опрятную), не озаботившись даже натянуть штаны (все равно по ним словно мамонты топтались. К тому же Котецу был у себя дома! Или он не имел права раз в кои-то веки походить в собственном доме без штанов?) На кухне он обнаружил Юрия, который с байронически-страдальческим видом прихлебывал горячий куриный бульон. – Э-э-э… – сказал Котецу и побежал за штанами. – Не трудитесь, Кабураги, вы не нанесете моей нравственности особого урона видом своих боксеров. Хотя… сердечки? Моя вера в человечество разрушена до основания. Котецу выглянул из-за угла, смущенно улыбаясь и прикрываясь штанами. – Это… как вы себя чувствуете, ваша честь? – Прекрасно, – надменно отрезал Юрий, пригубил бульону и мученически поморщился. – Кабураги, я искренне ценю вашу заботу, но мне пора. Благодарю за крайне… гм… познавательный вечер. – С вами же не все было в порядке, ведь так? Вчера, то есть, – пояснил Котецу в ответ на вежливо-недоуменный взгляд Юрия. – Вы как будто плохо себя чувствовали. Мне точно не показалось – вы чуть не с ног валились там, в суде. Может, вам это… к доктору сходить? Юрий разглядывал его с ничего не выражающим лицом. Затем отставил миску с бульоном и поднялся: – До свидания, Кабураги. Польщен вашим беспокойством, но работа не ждет. Ничего от него не добьешься, понял Котецу. Упертый, как Банни. И нос задирает совсем как Банни в начале их с Котецу знакомства. И волосы тоже светлые, и ресницы до того длинные, что аж оторопь берет. Видно, это судьба, решил Котецу – и поспешно окликнул встрепанного, помятого, но вроде бы едва заметно повеселевшего по сравнению со вчерашним судью: – Эй, господин Петров! Заходите еще, выпьем по бутылочке, – и улыбнулся самой обезоруживающей улыбкой из своего обширного арсенала. Петров бросил на него подозрительный взгляд из-под нахмуренных бровей, затем бесстрастно кивнул и поспешил прочь. Дверь за ним закрылась с негромким щелчком. Только сейчас Котецу ощутил, до чего у него раскалывается голова. Дотянувшись до миски с недопитым бульоном, он за раз проглотил горячую наваристую жидкость и обмяк, блаженно вздохнув: по телу тут же разбежалось живительное тепло, утишившее боль и приглушившее тошноту. Спустя странно свободную от Лунатика неделю он на радостях заскочил в «Планету героев» (Банни перестал дуться уже на следующий день, но пить с ним все равно отказывался – вот ведь зануда!) и обнаружил там Петрова, одиноко ютящегося в уголке с чашкой чаю. Котецу ухмыльнулся и заказал два пива. Вечер обещал быть совсем неплохим. Как от относительно дружеских посиделок на троих: Котецу, Юрий и пиво, – дело дошло до этого, Котецу мог только догадываться. Но не хотел. Ему вообще сейчас сложновато было соображать. Кожа Юрия на ощупь оказалась куда более горячей, чем Котецу предполагал по виду. Горячей, и бархатистой, и, кажется, намагниченной: Котецу все никак не мог оторвать от нее ладони, как ни старался. (Правду сказать, он и не старался. Ничуточки). Наверное, не зря ему в последнее время стало казаться, что Юрий все-таки не очень похож на Банни. Или на Антонио, который тоже был ему друг, хоть и не блондин с длинными ресницами. С Сайто Котецу, вздрогнув, решил Юрия даже не сравнивать. Юрий был особенный. Его хотелось трогать, желательно под одеждой. Его хотелось обнять и не отпускать. У Юрия были волосы, без сомнения, нарочно созданные для того, чтобы Котецу запускал в них пальцы. У Юрия были губы слаще меда и хмельнее виски. Он был красивый, весь, от макушки до кончиков пальцев на ногах, – и не так, как Банни, красоту которого Котецу признавал, но особо не замечал. Юрия Котецу видел, видел по-настоящему – вернее сказать, глаз отвести не мог, когда Юрий был с ним в одной комнате. Котецу начал было думать, что все это чуток подозрительно и немного не похоже на суровую мужскую дружбу. Друзья, конечно, иногда целуются, но не в губы же, и уж тем более не с языком! А Котецу даже во сне, бывало, грезилось, как он слизывает с губ Юрия остатки чая. Котецу был положительно в смятении. А сейчас он и сомневаться забыл. Привалившийся к стене, тяжело дышащий Юрий даже в нос ему не дал – наоборот, приоткрыл губы, впустил внутрь. Котецу мудро решил, что подумает о своих странных порывах завтра. Ситуация призывала не к размышлениям, а к действиям. Он жадно провел рукой от расстегнутого ворота рубашки Юрия книзу, книзу и до самого паха, задев кончиками пальцев обнаженную кожу, – и отшатнулся, нащупав ладонью твердую тяжесть. Внезапное отрезвление было подобно ведру ледяной воды на голову. В один миг они оказались на расстоянии полутора метров; пытались отдышаться, глядя куда угодно, только не друг на друга. – Э-э-э... – растерянно протянул Котецу, усердно изучая носки своих ботинок. – Э-э-э... – изрек Юрий, казалось, завороженный стенкой справа от него. Затем, очевидно, вспомнил о своем высоком положении и приличествующем ему достоинстве и поспешно воззрился на Котецу суровым взглядом сверху вниз. Телефон Котецу зазвонил, и его хозяин подпрыгнул от неожиданности. – Аллё? Что?.. Банни? Куда? Зачем? Погоди, я сейчас… – Котецу перевел взгляд на молча поправляющего одежду Юрия и вздохнул: – …свободен я, то есть. Да, сейчас буду. Эй, погоди, ты куда?!. Нет, я не тебе, тут у меня один… ну вот, ушел. Зачем же я так напился-то… Знаю, знаю – не зуди, Банни, и без тебя тошно. Выезжаю… то есть выхожу, наверное, иначе ведь как есть поймают и оштрафуют за езду в нетрезвом. Да ничего не случилось! И ничего не грустный! А я говорю, тебе мерещится! Ладно, буду на месте через пять минут… …А потом Котецу попался противник не по зубам. Банни наседкой клохтал над ним, то отчитывая за неосторожность, то своим фирменным ледяным взглядом превращая нерадивых (по его мнению) врачей в небольшие айсберги. Натан расточал материнскую заботу, не забывая оглаживать его по пострадавшей голове, покрытым синяками плечам и обнаженному почему-то торсу. Антонио сурово похлопал его по плечу и мужественно шмыгнул носом. Другие, кажется, тоже его навещали, с цветами, апельсинами и ценными советами (Карина даже печенье ему испекла, милая девчушка), но все происходящее виделось Котецу в смутной дымке сотрясения и обезболивающего. А потом, поздно ночью, когда всех посетителей, даже незыблемого как скала Банни, выдворили из палаты, в дверь скользнула бледная тень в строгом сером костюме и опустилась на край его постели, иссиженный уже всеми героями по очереди. – Привет, – сглотнув, выдавил наконец Котецу хрипло и улыбнулся, как сумел. Двигать мышцами лица было тяжелее, чем в свое время поднимать колоду, привалившую дверь святилища, в котором оказалась заперта Каэде. Котецу боялся, что ему просто мерещится. Бледная длиннопалая ладонь нерешительно коснулась тыльной стороны его запястья и осталась там. Не мерещится, понял Котецу и обрадовался сквозь заволакивающий сознание туман. – Кабураги, – сказал Юрий и наклонился, чтобы коснуться губами его лба – легко и обжигающе, словно прикосновение языка пламени. Потом он выпрямился и поглядел на Котецу. Тот шевельнул губами. Юрий кивнул, будто понял, и уселся на кровати так, чтобы не мешать больному. Его ладонь все еще лежала на запястье Котецу, отсчитывая удары: раз-два, раз-два, медленно и измученно, раз-два. Раз-два, Юрий-здесь, хорошо-спокойно, теперь-спать. Он больше не приходил к Котецу в больницу. Потом Котецу выписали, и тот нетерпеливо возвратился домой. Юрий не пришел и туда. Неделю Котецу его не видел, и под конец этой недели Банни принялся по-настоящему тревожиться за партнера. Тот бродил по Башне Правосудия как привидение, таращась в пространство невидящим взглядом, и даже начал отказываться от пива. Банни терзали страшные сомнения. А через неделю в дверь позвонили, и пасмурный небритый Котецу с размаху открыл дверь, едва не сломав Юрию нос. Тот неодобрительно поглядел на него и прошествовал внутрь. Котецу веревочкой проследовал за ним, забыв закрыть дверь. Юрий остановился у кухонного стола, открыл портфель и выгрузил на стол две бутылки лимонада. – Пьянство до добра не доведет, – наставительно сообщил он, защелкнул на портфеле замок и подошел к Котецу. Тот сказал «ага», пялясь на него с открытым ртом. Юрий остановился, когда между ними оставался шаг, и сказал: – Твоя беспечность превосходит все мыслимые пределы. А эта твоя привычка лезть в самое опасное место! Удивляюсь, как только ты дожил до… м-м-м! Улыбающийся до ушей Котецу заткнул его нотации наиболее эффективным способом. У него было больше недели на размышления, и сейчас он хотел действовать. Тем более что рядом с Юрием думалось… плоховато. Котецу не знал, что полагается делать, оказавшись в постели с мужчиной. Юрий знал. Котецу возмутился было, но ненадолго. Все познания Юрия – наверняка из интернета, утешил он себя. К тому же им они определенно пригодились. Потом Юрий долго и нервно чистил зубы, а Котецу в блаженном тумане нажарил огромную сковороду жареного риса, которой им хватило на два дня. На завтраки, обеды и ужины. А потом началась рабочая неделя, и Юрия не стало рядом. Он заходил по вечерам и, бывало, мелькал по телевизору, но ощущение того, что Котецу будто отрезали руку или ногу, не проходило. По ночам Юрий извивался под ним, разгоряченный, разрумянившийся, и на лбу его проступала испарина, которую Котецу нравилось слизывать, а потом он отворачивался и засыпал, перекатившись на правый бок, так что светлая шелковистая грива его падала на лицо, пряча его черты. Пару раз Котецу померещилось что-то странное – будто кожа на правой стороне лица Юрия была другого цвета, другой на ощупь, – но в конце концов он решил, что ему кажется. С виду-то все было нормально… хотя Юрий почему-то очень не любил, когда его трогали за лицо. А потом Котецу вспомнил кое-что странное. – Юрий! Эй, Юрий! Ты спишь? – Прекрасный вопрос, – огрызнулись из-под одеял. – Жемчужина логики. Продолжай в том же духе. – Слышь, Юрий. А помнишь, как мы в первый раз вместе напились? Ты тогда выглядел что твой зомби. Я чего спросить хотел… в чем дело-то было? Не выспался, что ли? – И сейчас не высплюсь, если не прекратишь задавать дурацкие вопросы! – отрезали из-под одеял сварливо и решительно накрылись с головой. Что-то здесь было не так, понял Котецу. Но вот что? – Стоять, Лунатик! – повелительным тоном произнес Банни. Котецу тайком оценил, до чего круто это смотрелось на камеру. – Отпусти их! – крикнул он вслух. Заложники жались на земле, всхлипывая от сдавленных рыданий: совсем молоденькие девушка и парень. Убившие девять НЕКСТов с безобидными способностями вроде той бабули, умеющей потеть ведрами. Но даже эти одержимые заслуживали суда. Лунатик права судить не имел. Юрий имел, подумал Котецу и едва не улыбнулся, несмотря на труп умеющего линять НЕКСТа почти у него под ногами. Юрий вынес бы этим двоим справедливый приговор. Лунатик глядел на них из-под своей жуткой маски. Странно, подумал вдруг Котецу, в последнее время он нас как будто избегал: не нарывался на драку, старался ускользнуть, прежде чем они с Банни прибудут на место, и даже преступников им пару раз… уступил, по-другому не скажешь. Решил хорошо себя вести, что ли? А затем Лунатик, не отрывая взгляда от Котецу и Барнаби, поднял и нацелил арбалет. Зеленая молния метнулась, прижала его к стене, выбила арбалет из рук. Лунатик ответил метким ударом кулака в живот, защищенный броней. Та от удара едва заметно погнулась, смялась. Котецу стиснул кулак и с размаху заехал Лунатику в уродливую маску. Та треснула и рассыпалась на мелкие кусочки. Котецу только на миг увидел бледное лицо, расширившиеся глаза – и Лунатик тут же рванулся прочь, исчез вспышкой в темном безлунном небе. Котецу остановившимся взглядом смотрел прямо перед собой, туда, где секунду назад был – Лунатик? Или же… – и ошеломленно моргал. – Что-то случилось? – подлетел к нему встревоженный Банни. – Господин Котецу?.. Котецу тряхнул головой и с усилием оторвался от созерцания пустоты. – Нет, ничего, – рассеянно ответил он. – Ничего. Юрий ждал его дома – строгий, мрачный и бледный. Котецу аккуратно прикрыл за собой входную дверь, порылся в холодильнике, извлек пару пива, задумчиво посозерцал ее и убрал обратно, вытащив вместо этого бутылку виски. Налил, выпил и обратил на Юрия растерянный взор. Юрий бросал на него короткие, панические взгляды, теребя манжету старомодной рубашки. Его распущенные волосы волнами стекали по плечам. – А волосы почему не завязал? – брякнул наконец Котецу, не придумав ничего получше. Юрий смерил его снисходительным взглядом и отвел волосы от шеи. На той отчетливо виднелся яркий багровый засос. Котецу разинул рот и покраснел до ушей. Глаза Юрия, сначала смятенно-испуганные, чуть потеплели, уголки губ едва заметно приподнялись вверх. Светлые волосы растрепались, лезли в глаза; одна прядь упала на лицо, щекотала Юрию нос, отчего Петров морщился и раздраженно встряхивал головой. Котецу, не думая, протянул руку и заправил прядь Юрию за ухо, задев ладонью высокий жесткий воротник костюма Лунатика, – и тут же отдернул пальцы, словно обжегшись, смущенно отвел глаза и принялся переминаться с ноги на ногу. – В чем дело, Котецу? Разве ты не собирался меня арестовывать? – подал Юрий голос в конце концов. – Ну... да. В смысле нет. Хотя, наверное, да. То есть я ничего не понял! Так ты что... ты, получается, и есть Лунатик? Губы Юрия страдальчески дрогнули. – Поразительная догадливость, – пробормотал он, скривившись. – Нет, погоди... ты же выступал за то, чтобы его посадили! Тебе еще фанатки Лунатика за это письма с угрозами слали! – У меня раздвоение личности, – ответил Юрий с непроницаемым лицом. Котецу вновь разинул рот: – Что, правда, что ли? – Нет. – Юрий почему-то закатил глаза и провел ладонью по лицу. – А как же тогда? – Котецу решительно ничего не понимал. Похоже, его Юрий и был Лунатиком. Кто бы мог подумать! Хотя Котецу, конечно, всегда казался подозрительным этот жуткий галстук в лунатиковской цветовой гамме… – Это долгая история, – проговорил наконец Юрий тяжело. – Я никуда не спешу, – тут же заявил Котецу. Юрий обреченно вздохнул и заговорил. – Так, значит… – переспросил все еще ошеломленный Котецу раздраженно ерзающий бугор под простыней. – Ага, – нетерпеливо ответили из-под простыни. – А как же… – Ни в коем случае, – безапелляционно отрезали из-под простыни. – А… – Котецу. Заткнись, – из-под простыни высунулась светловолосая макушка: Юрий недовольно воззрился на него из-под потемневших от пота прядей, отмахиваясь от лезущих ему в лицо локонов. Котецу отчетливо видел его шрам: каждый рубец, каждый бугорок. Багровая сожженная кожа, грубая и шершавая на ощупь, через все лицо – поперек правой щеки, лба и обоих глаз. Ужасный шрам. Красивый Юрий, красивый до боли в горле. – А может, все-таки не будешь убивать людей? – попросил Котецу на всякий случай. Из-под простыни саркастически фыркнули. Котецу покорно пожал плечами и дотянулся до ночника, приняв твердое решение поработать над этим. Юрий сонно, умиротворенно замычал и нащупал ладонью его ладонь, переплел пальцы и крепко стиснул. Котецу забрался под одеяло, и Юрий тут же перекатился к нему под бок, уткнулся правой, обожженной стороной лица ему в плечо и глубоко, ровно задышал. Котецу подумал о своем долге – выдать преступника. Потом Котецу подумал о другом долге, который так и не отплатил Юрию, – долге за спасенную жизнь. Затем Котецу подумал о том, какие мягкие у Юрия губы и как беззащитно могут глядеть его глаза из-под длинных, длинных черных ресниц. Всю жизнь Котецу Т. Кабураги делал не то, что велят, а то, что считал правильным. И сейчас, глядя на приоткрытые во сне губы Юрия, его сомкнутые веки, Котецу абсолютно точно знал, какое решение будет правильным в этот раз. Юрий пробормотал что-то во сне и улыбнулся, сжав его пальцы. Котецу и не думал, что он такой конспиратор. Два месяца они с Юрием предавались неуставным отношениям прямо под носом у всех героев Штернбилда, и никто ни разу не заметил ни припухших губ Котецу, ни растрепанных (ладно, ладно – более растрепанных, чем обычно) волос Юрия. А потом Банни что-то понадобилось на служебной лестнице. Котецу не сразу его заметил, занятый бледной шеей Юрия, на которой так красиво распускались красные засосы. Его сосредоточение нарушила твердая рука Юрия, который за волосы оттащил его подальше от своей шеи, и возглас Банни – нечто среднее между сдавленным хрипом и истерическим взвизгом. Ребята удивились, конечно, а кое-кто так и вовсе не поверил. Но в штыки новость принял один Банни – партнер вот уж неделю как дулся и на Котецу глядеть категорически не желал. Тот искренне не понимал, в чем дело, а Юрий только снисходительно смотрел на него и загадочно покачивал головой. Но ведь если разобраться, заварил-то всю эту кашу именно Банни: не уйди он один тогда из зала суда, Котецу наверняка не потащил бы в бар малознакомого судью и уж точно бы не… Гм. Но Котецу определенно не жаловался. Так и знайте.