Inside of every man there’s a monster, inside of every monster there’s a man

Близ университета Сорбонны, на одной из узких мощеных Парижских улочек, близ лавки кузнеца стоял в тени каменный дом. Он выглядел куда богаче соседних домиков, имея во внутреннем дворе собственную конюшню и колодец, с витражным стеклом в окнах и кованными дверными ручками, однако даже в солнечные деньки дом стоял в тени, будто прячась от окружающей нищеты и грязи. Хозяин дома, уважаемый врач, имел привычку смотреть на других жителей города свысока, и смею предположить, что он заимел её после того, как стал преподавателем в вышеупомянутом университете. Гордыню, возможно, он возымел благодаря собственному отцу, который в свое время помогал очистить город от зараженных чумой, и пусть сам мсье Фролло ни одну жизнь не спас, считал, что горожане заведомо должны проявлять к его персоне особое почтение. Супруга его была менее эгоцентричной особой, владея при этом ювелирной лавкой и имея известность у Парижской знати. Женщина с рождения имела слабое здоровье, а посему держалась за мужа, боясь, что без его рекомендаций и лечения может скоропостижно скончаться. К счастью, почти не выходя из дома и не пренебрегая гигиеной даже во времена мрачного и грязного Средневековья, мадам Фролло могла не бояться многочисленных болезней, витающих в городском воздухе даже имея склонность к сердечным болям. Одному Господу было известно, как эти двое сошлись и жили в гармонии, что подмечала прислуга в большом мрачном доме — редко когда удается устроиться на подработку, где хозяева не швыряют друг в друга фамильными ценностями. Еще больше прислуга удивлялась, как изменились хладнокровные и отстраненные хозяева после рождения первого ребенка в 1427 году от Рождества Христова. Мальчик был копией своих родителей, и с каждым годом становился все больше на них похож — утонченные черты лица достались от матери, карие глаза и черные волосы были явно отцовские. Юный Клод с детства перенял увлечение отца медициной, рассматривая картинки из книг и свитков, и в пять лет заявил о своем желании продолжить семейное дело. Мсье Фролло был счастлив, знакомя свое юное дарование с коллегами и знатными пациентами. Шли годы, страсть Клода к учебе лишь росла, и пока его сверстники уже вовсю интересовались противоположным полом, юный Фролло проводил вечера за книгами, сидя в большой зале у камина и взахлеб читал трактаты об анатомии и медицине под стук молоточка матери. Порой отец выводил сына в город, и даже нанял для него учителя по верховой езде, наотрез запрещая наследнику ходить пешком. Клод не питал к лошадям никакой симпатии, как и к остальным животным, однако спорить с родителем не желал. Юноша привык смотреть на улицы Парижа сверху вниз, не замечая вокруг простой люд и медленно становясь таким же высокомерным, как отец. Единственным источником положительных черт характера, таких как терпение и хладнокровие, Клод перенимал у матери, а когда она забеременела во второй раз, научился заботиться о своем ближнем. Если Клод, как и его родители, рос холодным, мрачным и безэмоциональным, то Жеан с самого рождения будто светился и был его полной противоположностью. Унаследовав у матери золотые локоны, мальчик до пяти лет не замолкал ни на секунду, то плача, то смеясь, наполняя мрачное семейное гнездо солнечным светом. Однако, потом солнце снова погасло — вторые роды сильно подкосили и без того слабое здоровье мадам Фролло, приковав её к постели, вынудив Клода отложить учебу и заботиться о больной матери. Супруг несчастной начал куда чаще пропадать в университетской библиотеке, ища панацею от тогда еще неведомого заболевания, и не найдя нужного лекарства покинул Париж, надеясь на успех в других странах. Так, в один из дней, мать Клода и Жеана так и не проснулась от вечернего сна. Клод, которому на тот момент исполнилось двадцать, не был так напуган, как его младший братец, но навсегда сохранил в памяти страшный момент, когда он проверял пульс на изящной руке, и не обнаружив таковой, просидел у постели матери до того момента, пока ладонь женщины не стала холодной как лед. Тогда братья впервые приказали ехать к собору Парижской богоматери. Войдя в прохладное помещение, Клод почувствовал, как у него кружится голова от запаха ладана, от сводчатых потолков, от яркого света, бьющего через витражное стекло. За его ногу цеплялся маленький Жеан, впервые покинувший территорию родного дома и жадно рассматривающий все вокруг. Помнил Клод и то, как к нему вышел молодой священник, который был на пару лет старше его. Фролло на удивление спокойным голосом сказал, что хотел бы провести отпевание его матушки и предать её земле не дожидаясь отца. На тот момент юноша был уже хорошо осведомлен о трупном запахе и о том, как тяжело он потом выветривается из дома. Тогда юный священник принялся успокаивать Клода, но тот не слушал. Настойчивость и излишняя мягкотелость юноши начинала его раздражать, и Клод, гордо развернувшись, вышел на весенний воздух. На площади он обнаружил, что его младший брат, видимо устав и расстроившись от разговоров о покойной матери, выбежал под шумок на улицу поиграть с другими детьми. Тогда Клод впервые пришел в ярость, подхватив Жеана на руки и забрав его домой. Там же юношу ждало письмо от отцовского знакомого, сообщающего в послании о гибели отца — его хрупкая лошадь, скорее всего, не смогла пройти по весенней слякоти, поскользнулась и сорвалась в реку. Если бы не сильная гроза, возможно, исход был бы иной, но факт оставался фактом, и раздутое тело мсье Фролло обнаружили в реке близ Льежа. После похорон матери, на которые Клод не решился брать ребенка, юноша вернулся домой с остекленевшим взглядом. Собрав все памятные для родителей вещи, например, дедушкину маску чумного доктора, которую так лелеял отец, Фролло сложил их в родительской спальне и навсегда запер в нее дверь. Из семейных реликвий он оставил лишь отцовские кольца, которые мать когда-то делала в подарок любимому супругу. Много месяцев, глядя на украшения на изящных руках, сердце Клода болезненно сжималось, до определенного момента. Юноша понимал, что это скорее всего «время вылечило», но на деле ему попросту было некогда скорбеть. Для человека, с детства читающего про эфемерность человеческого тела, глупо было удивляться столь естественному процессу. Это же Клод попытался объяснить Жеану, но в силу то ли возраста, то ли характера, мальчик со временем снова стал таким же веселым и жизнерадостным. Натренировавшись, если так можно выразиться, на матери, Клод заботился о младшем брате как мог, изредка разрешая ему выходить за пределы родительского гнезда и играть с другими детьми. Именно в эти моменты юноша возвращался к книгам, среди которых постепенно начали появляться и религиозные учения. Почему-то к Фролло привязался тот молодой священник, и часто, когда Клод приходил на могилу матери, начинал с ним разговор. Юношу раздражал назойливый святоша, поэтому со временем он предпочел собственное спокойствие походам на соборное кладбище. Постепенно Клод Фролло начинал ощущать, как его сердце покрывается коркой, оставаясь мягким лишь для любимого брата, который пусть и не был идеальным, но дополнял мрачного юношу своей светлой душой.