The earth disguised away. Don’t blink tonight. The earth will see our eyes Don’t blink tonight.
Deftones — Kimdracula
25 декабря 2015. — Тебе ведь не обязательно смотреть. — Если хочешь, чтобы я ушёл, так и скажи. — Нет, — невесомая улыбка, — не хочу. «…» — Я постоянно думаю последнее время: неужели судьба не могла сложиться как-то иначе? Небольшой скальпель блеснул в свете лампы. — Всё могло быть гораздо хуже.***
15 июля 2000. Полёт на самом деле был тяжёлым, но Мисато не чувствовала этого, лишь осознавала краем разума. Восторг вытеснял любую попытку физического и психологического дискомфорта испортить ей настроение. Отец выглядел, словно сам не свой: с радостью рассказывал и объяснял ей буквально всё о природе облаков, которые стелились под крыльями сплошным полотном, о причине турбулентности, периодически встряхивающей самолёт и поначалу нешуточно пугающей. После его объяснений стало почти не страшно. Единственное, что по-прежнему беспокоило Мисато, это настороженные взгляды других взрослых, которые те периодически бросали, ходя по грузовой кабине. Не понимая причину этого, она уличила момент и шёпотом спросила: — Пап, почему все так смотрят на меня? — отец оглянул пару коллег, разговаривающих между собой, и немного смущённо улыбнулся. — Не обращай внимания, — вторил он её шёпоту. — Просто никто не знал, что я возьму тебя с собой. — А у тебя не будет проблем из-за меня? — Нет, что ты! И никто тебя не обидит. Здесь почти все — мои подчинённые. Мисато широко распахнула глаза. Она и представить не могла, что у папы могут быть подчинённые, точнее, как это может выглядеть на деле. Дома он зачастую и одежду свою мог не найти без помощи мамы, а уж чтобы командовать столькими людьми… Неизвестное количество времени они летели, приземлившись один раз на дозаправку. Пустынный аэродром с единичными техническими постройками и почти безлюдный. Никто даже не знал, что это за страна. За бортом стояла глубокая ночь. Последние пару часов внутри становилось холоднее с каждой минутой, и пассажиры принялись утепляться выданной одеждой. Для Мисато чудом нашёлся комплект минимального имеющегося размера, но он всё равно оказался великоват. Кацураги мысленно поблагодарила маму за то, что та настояла на своём и положила ей в рюкзак тёплые вещи, которые плотно сидели под зелёной формой полярника. От тепла, окутывающего её, как мягким одеялом, начало клонить в сон. Задремав ненадолго, Мисато услышала над ухом: — Просыпайся, — прикосновение к плечу. — Идём на посадку. Кацураги снова пристегнулась и мысленно подобралась. Было немного страшно, особенно из-за того, что иллюминаторы словно занавешены снаружи чёрным полотном. — Сколько время? — спросила она у отца. Взглянув на часы, тот ответил: — Девять часов утра. «Не может быть». — Но почему тогда так темно? — Полярная ночь. В Южном полушарии сейчас середина зимы, а за полярным кругом — полярная ночь. Но через неделю-полторы день снова начнёт прирастать. Невероятно. Как можно жить без солнца? Нос самолёта начал наклоняться вниз, Мисато крепче схватилась за сидение, хотя не чувствовала, что падает. Постепенное выравнивание и жёсткий стык с землёй, тряска, скрип металла. В иллюминаторах на миг сверкнули огоньки. Как только самолёт остановился, пилот объявил по связи, что можно собираться на выход. Снаружи слышался низкий гул, и такое чувство, что фюзеляж слегка покачивался в сторону. Отстегнувшись, Мисато уткнулась в упор в ближайший иллюминатор. Открывался скудный вид на часть аэродрома, подсвечиваемую малочисленными белыми фонарями на невысоких столбах. Частые и быстрые порывы ветра резко поднимали с земли мелкий снег высоко вверх, и тот не успевал оседать. Чуть дальше виднелись ещё огни фонарей. Задний люк раскрылся, и в ту же секунду внутрь залетел ледяной ветер, от которого все пассажиры синхронно отвернулись и прикрыли лица высокими воротниками курток. — У-ух, какой тёплый приём! — громко усмехнулся один из учёных. — Да уж. Я уже скучаю по домашней ванне, — поддержал его другой. Мисато, очень быстро прочувствовав все «слабые» места в своей одежде, принялась как можно скорее запахиваться и заправляться плотнее. Как из ниоткуда, снаружи к люку подошёл человек, по дороге расстёгивающий липучку капюшона, чтобы можно было его услышать. — Доктор Кацураги, вы здесь? — перекричал он турбины самолёта. Отец сразу зашагал навстречу. — Добро пожаловать! — человек в такой же зелёной форме вошёл внутрь, за секунду оглядел всё и всех. — Оборудование в полном объёме? — Да. Все списки у меня, — Широ повернулся в сторону рюкзака на сидении, но его тут же остановили. — Позже. Сначала нужно как можно скорее всё разгрузить. Самолёт должен взлететь до наступления бури. А техникой мы здесь не сильно богаты, — он раздосадованно развёл руками. — Ну что ж. Не будем терять времени, — согласился отец. — Ребята начнут снимать крепления, а вы пока отнесите вещи в корпус. Прошу за мной. Кацураги взвалил рюкзак на спину и стал слегка подталкивать Мисато к выходу. Снаружи было очень шумно, темно и жутко холодно. Не особо стараясь запомнить маршрут, да и не шибко разбирая его, Мисато спешила за отцом, который так же торопился за «гидом», идущим с огромной скоростью. Подошвы ботинок за считанные секунды превратились в камень, жёстко отбивающий каждый шаг по льду; под ногами всё скрипело. Ледяной воздух не успевал согреться в носу и залетал в лёгкие, охлаждая тело изнутри. Мисато не поспевала за всеми экстремальными переживаниями. Мозг переключился на какой-то аварийный режим и сосредоточился только на одном: поиске тепла. Последние шаги она уже почти бежала, успев поднять голову у порога небольшого здания, возвышавшегося над землёй на сваях. Поднявшись по довольно крутой лестнице внутрь, Мисато почувствовала, как зазвенело в ушах с непривычной тишины. Ни шума турбин, ни гула ветра, ни скрипа многочисленных шагов. Тепло, светло, хотя и несколько сурово. При входе был обустроен небольшой склад с ящиками, похожими на привезённые ими. Дальше их повели через некое подобие столовой с белыми пластиковыми столами и стульями к лестнице на второй этаж. Там расположилось несколько комнаток по обе стороны узкого коридора и два больших рабочих помещения, визуально разделённых чисто символически. — В жилых комнатах по три места, — «гид» указал на коридор. — Смотрите, где свободно, и жду вас на разгрузке. Новоприбывших насчитывалось восемь, включая Мисато. Пока остальные переглядывались и отчего-то стеснялись пройти первыми, отец снова подтолкнул её вперёд. За первой дверью налево оказалась тесная комнатушка, в которой помещались только одна двухъярусная и одна обычная кровати, стол, высокий узкий шкаф до потолка и полки по стенам. Но всё уже было занято. За следующей дверью занято два места. За следующей — свободно всё. Тут же сбрасывая рюкзак с плеч на кровать, Широ обратился к Мисато. — Как ты? Сильно замёрзла? Всё так по-другому, так незнакомо. Даже папа здесь совсем другой: внимательный, поддерживающий. С таким ей хотелось провести как можно больше времени. — Нет, — мотнула головой. — Я хочу помочь тебе с этими ящиками. — Ну, смотри сама, — улыбнулся он и потрепал по голове через капюшон и шапку. — Тогда тебе самая ответственная часть: в маленьких ящиках самые хрупкие вещи. Справишься? Мисато довольно хмыкнула. — Раз плюнуть!***
День прошёл чрезвычайно насыщенно. После разгрузки, в которой Мисато приняла самое активное участие, состоялась экскурсия по их жилому корпусу и выдана для ознакомления примерная карта здешней местности. Поскольку шла активная стройка двух других корпусов и прокладка тоннелей, карта была нарисована от руки. Также всем новеньким выдали по комплекту настоящей полярной одежды и качественную обувь. С размерами для Мисато, опять же, всё оказалось не так радужно: даже самый маленький был большеват, и пришлось снова плотнее подбивать нижние слои кофт, свитеров и носков. Как только стих ветер, им организовали прогулку по улице. Да, в новой экипировке находиться на морозе гораздо приятнее. Но даже в местный полдень свет не дотягивал до состояния хотя бы ранних сумерек. Это совсем не укладывалось в голове, ведь как может не быть солнца? После обеда отец ушёл куда-то с тем человеком, оставив Мисато обживать их новую комнату. Разложив свои немногочисленные вещи по ящичкам и полкам, Кацураги почувствовала, что подустала. Тяжело вздохнув, она решила ещё раз пройтись по корпусу, чтобы оттянуть время сна. Кругом провода, столы с компьютерами, принтерами, по углам стояли треноги с какими-то приборами с круглыми циферблатами под стеклом. Глядя на них, Мисато вспомнила вопрос мамы о том, чем же она будет здесь заниматься. И ответа на него пока не находилось. Кацураги неторопливо устроилась за столом в столовой, и её тут же безудержно потянуло в сон. Продержавшись почти сутки на одном восторге, она исчерпала все силы и, размариваемая драгоценным ныне теплом, уснула. Снилась обыкновенная бессмыслица, мешанина из абсурда с редкими вставками реально пережитых событий. К своему удивлению, проснулась она в другом месте — на кровати в новой комнате. Отец принёс её туда? И она даже не почувствовала? Вслед за этим последовала лёгкая головная боль, а при вставании — головокружение. Кажется, не сильно-то Мисато отдохнула. Электронные часы показывали восемь утра. Койка сверху пустовала, соседняя тоже. Вот теперь это похоже на папу. По возможности приведя себя в порядок, Мисато снова спустилась в столовую. Непонятное чувство. Такая слабость, как от голода, а есть особо не хотелось. И дышалось тяжелее обычного. Внизу оказался один из её соседей-учёных. Было довольно неловко проводить утро одной в компании чужого человека. Но тот учтиво поздоровался, пожелал приятного аппетита и молча завтракал. Пока в один момент всё-таки не заговорил: — Мисато-чан, ты что-то совсем бледная. С тобой всё хорошо? Не сразу восприняв его слова, Кацураги смутилась ещё больше. — Всё хорошо, — соврала она и вежливо улыбнулась. — Просто устала за вчера. Учёный пожал плечами, но не похоже было, что он поверил. Может, в самом деле сходить к доктору? После скромнейшего завтрака, Мисато ещё раз умылась, приглядевшись на себя в зеркало. Действительно: синяков под глазами, как от недосыпа, нет, а вот кожа бледная. При этом в сон тянуло всё равно, разве что не так сильно, как вечером. «Это не может быть просто усталость». Сумев впихнуть себя в полный «боекомплект», Мисато внимательно изучила карту в поисках медицинской части и отправилась туда. Откуда-то издалека доносился шум работы строительной техники. Примерно в ста метрах за снежными навалами подсвечивались прожекторами гусеничные экскаваторы и силуэты других машин, названия и предназначения которых Мисато не знала. Сколько же людей здесь живёт? Мороз нещадно кусал неприкрытую кожу лица. Свернув по «улице» направо, Кацураги дошла до здания, в котором обозначалась медицинская часть. Оно так же стояло на сваях над землёй, а после входной двери сначала был небольшой шлюз или тамбур. Пройдя дальше, Мисато оказалась в помещении, похожем одновременно на гостиную и на больничную палату с койками. — Здравствуйте? — громко сказала Кацураги в пустоту, оглядывая все углы. Из-за одной из ширм показалась молодая женщина в медицинской форме. — Доброе утро, — она подошла ближе и с плохо скрываемым любопытством разглядывала гостью. Мисато принялась снимать всё с головы и лица. — Помогите, пожалуйста. Я не очень хорошо себя чувствую. Когда Кацураги предстала перед доктором во всём своём детском обличье, удивления той уже было не избежать. — Конечно. Раздевайтесь и проходите. Теперь обратно раздеваться… Это уже начинает надоедать. Пройдя к белой кушетке, на которую указывала врач, Мисато мысленно пыталась подобрать слова. Она нечасто ходила в больницы и каждый раз волновалась. — Как вас зовут? — уточнила доктор. — Мисато. Кацураги Мисато. — Очень приятно, Мисато-сан. А я доктор Тукири Хана. Сколько вам лет? — Тринадцать с половиной. — Что же вас беспокоит? Как можно более подробно рассказав о своём состоянии и ответив на все вопросы, Кацураги увидела на лице Тукири-сан добрую улыбку, от которой уже стало легче. — Ничего страшного, Мисато-сан. У вас лёгкая форма высотной болезни. — Какой-какой? — Высотной. Мы находимся на высоте чуть более двух километров над уровнем моря, и давление кислорода здесь меньше, чем обычно. Поэтому он хуже проникает в кровь. «То есть мы словно в горах?» Доктор Тукири вытащила из кармана какой-то прибор, похожий на толстую широкую прищепку, и надела его Мисато на указательный палец. — Смотрите: уровень кислорода у вас в крови девяносто три процента, — объяснила она загоревшуюся на приборе цифру. — Небольшой недостаток. — То есть я так и буду всю дорогу? — жалобно вопросила Кацураги. — Нет. Через неделю-две ваш организм акклиматизируется, и слабость пройдёт. Самое главное: в течение этого времени больше никаких работ грузчиком, хорошо? — Договорились, — улыбнулась Мисато, опустив взгляд. — Сейчас я дам вам подышать кислородом через маску, и вам станет гораздо лучше. Тукири-сан что-то покрутила на приборе на стене рядом и протянула Мисато прозрачную маску с узеньким шлангом. Первый вдох кислорода был, как будто она вдохнула саму жизнь. И спустя буквально пять минут она почувствовала себя совершенно здоровой. Словно вышла из душного помещения. — Вот это да! Спасибо вам, Тукири-сенсей. — На здоровье. Обязательно высыпайтесь, хорошо кушайте и ни в коем случае не перенапрягаться! — подогнув рукава шерстяной кофты, надетой под красную форму, Хана выключила прибор и убрала маску на место. — Мисато-сан, можно одну просьбу? — Конечно. — Передайте всем, кто прилетел с вами, чтобы пришли ко мне на осмотр. — Передам, — с радостью согласилась Мисато.***
Стоя поодаль от работающих буровых установок, Широ беседовал с начальником станции. Лоренц заранее предупредил, что Нидзима Аяру — их человек, поэтому с ним — и только с ним — можно в полной мере обсуждать работу. — Самые точные расчёты глубины: пятьсот сорок метров. Плюс-минус пять, ввиду разной плотности льда, — рассказывал он. — Так как заходим под углом, общая длина шахты будет примерно семьсот шестьдесят метров. Полость пещеры действительно огромна, предположительно около восьмисот метров в поперечнике. Я даже удивлён, почему никто раньше не заметил её. Кацураги невольно впечатлился. — Какого диаметра получается скважина? — уточнил он. — Ровно метр. Две установки квадратом бурят четыре скважины с расстоянием в ещё полметра. Получится достаточно места для эффективного задействования другой техники для расширения тоннеля. — Это хорошо. В свете мощных строительных прожекторов, изредка затмеваемом вздымающимися столпами снега, сновали туда-сюда два десятка людей; на безупречно белом снеге оседала серая пыль от мазута и мельчайшей металлической крошки. Чёрные толстые кабели, как щупальца глубинного спрута, опутывали всё вокруг. — Доктор Кацураги, мне не терпится, наконец, увидеть подтверждение, что под всей этой массой льда действительно лежит он, — Аяру повернулся лицом к Широ. — Вы сомневаетесь? — Кацураги прищурился бы ещё сильнее, но из-за ветра итак стоял почти с закрытыми глазами. — Нет. Просто, наверное, уже сгораю от нетерпения. Сами видите, сколько сил потрачено. — В лабораторных условиях мне удалось откалибровать оборудование на поиск до глубины двести метров. Опять же, различная плотность льда, скорее всего, затруднит прохождение сигнала. Поэтому сейчас это лишь вопрос времени. Сколько метров в день проходят бурильщики? — В среднем — шестьдесят-шестьдесят пять. Иногда возникают проблемы с подачей подогрева на бурильную головку, — вздохнул Аяру. — Как её решить? — А никак. Из-за того, что поиски так затянулись, пришлось начать бурение в середине зимы в чёртовой Антарктиде! Кацураги усмехнулся. Его самого несколько шокировал факт, что экспедиция состоится именно зимой. — Что ж, тогда получается… — Широ в уме считал, сколько дней уйдёт на достижение точки «икс» — … семь-десять дней, и я покажу вам его. Но, разумеется, буду каждый день пытаться поймать сигнал. Аяру вдохнул холодного воздуха поглубже. — Бесконечные, бесконечные дни.***
17 июля 2000. Юи всматривалась в компьютерную визуализацию души, созданную программой. Наиболее полная карта, которую удалось составить на данный момент. «Карта» выглядела более чем странно: бесформенное облако с разноцветными участками (порой даже не соединёнными друг с другом), на легенде обозначаемыми, как «поле низкой ЭМ-активности» или «средней». Почему существует эта разница в активности? — Что, если это некие проекционные зоны, как в коре головного мозга? — предложил Гендо. — Хм, вроде отражений? — развила мысль Юи. — Отпечатки, отражения… — он задумчиво подпирал кулаком щёку. — Отражают ли они заложенное с рождения или то, что накопилось за жизнь? — Заниматься одними гипотезами — тратить время. Надо уже что-то делать. — Что? — Не знаю, — устало вздохнула Юи. Она чувствовала себя математиком, загнанным в тупик. Уравнение не решалось. А если оно не решается — возвращайся к началу. «К началу», — эхом пронеслось в голове. К самому началу. — Думаю, нужно поговорить с папой. — Пойдём, — Гендо собрался вставать, но Юи его остановила. — Нет, — он вопросительно поднял бровь. — Знаешь, мне кажется, что скорее это папе нужно поговорить со мной. — Не понимаю… Юи мягко улыбнулась и поцеловала Гендо в высокую скулу. — Я обязательно всё расскажу потом. Оставив его с забавным растерянным видом, Юи отправилась в кабинет отца, надеясь, что он сейчас там. Постучавшись, Икари нажала на дверную ручку. Открыто. — Привет, — поздоровалась первой. — Ты очень занят? — Привет, — Окито не оторвал взгляд от рабочих бумаг. — Да, но, если что-то срочное, я отвлекусь. — Мне нужен самый полный отчёт об эксперименте от второго октября восемьдесят пятого года. Окито замер на пару секунд, наконец встречаясь взглядом с Юи. — Он есть в открытом доступе. — Не юли, пап, — постаралась она сказать максимально дружелюбно. — Время секретов прошло. Старший Икари по-прежнему делал вид, будто не знает, о чём разговор. — Я прочитала официальный отчёт от и до тысячу раз. Но я ни за что не поверю, что вы ограничились этим, — глаза Окито вдруг словно потемнели. — Не после всего услышанного и своих экспериментов. Отец выжидательно смотрел ей в глаза ещё несколько секунд. — Ты начинаешь меня пугать, Ю-чан, — тихо и с тревогой произнёс он. — Мы бьёмся над загадками, а у тебя, возможно, есть подсказки. Окито протяжно выдохнул, аккуратно складывая бумаги по стопкам. Нехотя поднялся из-за стола и подошёл к Юи. В его лице и взгляде было беспокойство. — Любопытство и жажда знаний через край, да? — он усмехнулся. — Знаю, каково это. Юи понимающе улыбнулась уголком губ. — Я прошу тебя только об одном: будь очень осторожна с этим любопытством. Скоро мир изменится до неузнаваемости, и цена за некоторые знания возрастёт до невиданных прежде значений. Увидев в глазах дочери осознание, Окито потянулся ко внутреннему карману пиджака и отошёл к книжному шкафу. Он убрал книги с центральной высокой полки, и из-за них в стене показалась маленькая замочная скважина. В открывшемся маленьком сейфе лежало лишь несколько бумаг и две видеокассеты. Всё это отец вручил ей, но за пределы своего кабинета уйти не позволил. В груди появилась небольшая тяжесть. Юи решила сначала прочитать письменный отчёт. Сперва не обнаруживалось никаких отличий от официальной версии. Приборы фиксируют в границах человеческого тела видоизменённое электромагнитное поле, не похожее по свойствам ни на одно известное науке, но совпадающее с таковыми у животных, изученных ранее. При попытке воздействовать на него не происходит ничего. Далее аппаратуру перенастраивают на знакомые параметры. Мощность приборов постепенно увеличивают. В официальном отчёте на этом месте идёт описание, как «изменений не зафиксировано». А в этом — регистрируется небольшой скачок температуры, воздействие направленным пучком энергии длится сто сорок три секунды и… — Что? — нахмурилась Юи, не веря прочитанному. Быстро поморгав несколько раз, она приставила палец к началу строчки. «…дальнейшее сложно описать максимально объективно. На сто сорок четвёртой секунде тело подопытного превратилось в оранжевую жидкость, которая тут же растеклась по полу. Осталась лишь одежда». Она прочла ещё три раза, но лучшего понимания это не привнесло. — Что это значит? — строго спросила Юи у отца. — Ровно то, что там написано, — бесстрастно ответил он и кивнул в сторону небольшого телевизора с видеомагнитофоном. Кассета плавно заехала внутрь. Серые помехи на экране сменились чётким изображением, и видео сразу же запустилось. Звук тоже присутствовал. Посреди светлой комнаты, обставленной габаритной аппаратурой сидел на стуле худощавый мужчина-европеец лет тридцати. На нём было лишь нижнее бельё и огромное количество проводов от датчиков: электроды энцефалографа, кардиографа, биоимпедансметра и других. Он сидел молча и почти неподвижно. Трудно сказать, испытывал ли он волнение или страх. Кто-то за кадром обратился к нему по-английски: — Сообщайте сразу, как только почувствуете хоть какие-то изменения. — Хорошо, — тихо отозвался мужчина. Юи смотрела на экран, периодически отрываясь на текст отчёта, чтобы сверяться с происходящим. Оборудование гудело, пиликало, жужжало, но сам человек никак не реагировал. — Хорошо, сейчас приступим ко второй части. Икари замерла. После закадровой команды «Пуск!» она принялась мысленно отсчитывать секунды. На сто двадцать первой секунде человек вдруг меняется в лице. — Мне немного страшно. Качество записи не позволяло чётко разглядеть черты лица, но видно, что он слегка поджал губы. — Температура тела возросла на три десятых градуса, — последовал голос учёного. «Сто сорок, сто сорок один, сто сорок два, сто сорок…», — Юи не успевает досчитать. Тело мужчины, как воздушный шарик с водой, в который ткнули иглой, лопнуло. А вместо воды внутри оказалась оранжевая жидкость, которая в первое мгновение показалась даже красной, как кровь. Она разлилась на стул и пол с характерным плеском. Следом вниз посыпались все датчики. — О, господи! — Что произошло? Юи, оцепеневши, стояла перед экраном, не в состоянии оторвать взгляд и чувствовала, как что-то переворачивается внутри неё. На записи из-за кадра вырывается вперёд кто-то из учёных, но его тут же окрикивает молодой голос Окито: — Не подходи! После чего плёнка резко обрывается. Спустя пару мгновений в чёрном экране Юи увидела своё отражение. — Это… — севшим голосом выдавила она, — …это было… что? Одеревенелым телом развернувшись к Окито, Юи встретила самый серьёзный из его взглядов. — Скоро будет пятнадцать лет, как мы пытаемся понять, — глухо произнёс он и покачал головой. Осознание увиденного всё никак не налезало на представления о мире. Как это человеческое тело может лопнуть? И разлиться? Юи несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. В мозгу закрутились роем тысячи вопросов. — Он… умер? — Икари вновь посмотрела на отца. — Разумеется. — А что стало с его душой? — Неизвестно, — Окито отвёл взгляд чуть в сторону. — Всё, что мы смогли сделать, — собрать остатки этой субстанции. В течение недели сканировали помещение и всю лабораторию, но не нашли никаких следов души. Три года назад сканировали снова, с последним оборудованием. Безуспешно. Холодные мурашки пробежали по спине, но шок постепенно отходил, освобождая место рациональности. Юи глубоко вдохнула ещё пару раз. — Эта субстанция… ты прислал тогда все характеристики, чтобы я провела химический анализ и сравнение с первичным бульоном. Это оно? — Всё верно. Она отложила планшет с отчётом и посмотрела на свои руки. — И она внутри каждого из нас? — Предположительно, да. Лично я уверен в этом на сто процентов. Невероятно. Любой ребёнок знает, что если порезаться, то из раны пойдёт кровь. Любой грамотный человек представляет, что находится внутри тела. Любой учёный рассмеётся, если рассказать ему другие вещи. Мысли вихрем кружились, и никак не выходило уцепиться за какую-нибудь одну. Сделав очередной глубокий вдох, Юи порывисто сказала: — Гендо тоже должен это знать. Окито сдержанно кивнул в согласии.***
От увиденного у него свело затылок. Ткнув пальцем в сторону экрана через карман расстёгнутого халата, Гендо озвучил своё впечатление: — Это, безусловно, самая жуткая вещь, что я видел. Он недоумённо смотрел на абсолютно спокойного Окито. — Как вам удалось переиначить официальную версию? — в следующую же секунду он сам догадался. — Впрочем, я примерно понимаю, как. Глава лаборатории одобрительно ухмыльнулся. — А что на второй кассете? — вспомнил Гендо. — Это копия на всякий случай, — старший Икари запустил её, чтобы не быть голословным. — Мы обрезали полную запись. Никто не хотел пересматривать, как мы носимся со шприцами, колбами, пробирками и собираем остатки, — он скривился в лёгком отвращении. — Даже сейчас помню этот запах. — И какой же он? — уже с любопытством спрашивала Юи. — Как самая кровавая кровь. Въедливый и совершенно незабываемый. Гендо выключил звук и продолжил пересматривать запись. — И всё-таки: что произошло? — тихо размышлял он. Юи вернулась к отчёту и принялась проговаривать вслух свои мысли. — Заданные параметры максимально приближены к тем, что мы используем при извлечении души. И мощность выше. Значит, при более длительной экспозиции их оказывается достаточно для конечного результата. — По-твоему, душа тогда вышла из тела? — уточнил Окито. — Не знаю. Ни одно из подопытных животных не заканчивало… вот так. К тому же ты сказал, что извлечённую душу так и не нашли. — Она была уничтожена? — Сомневаюсь. Мы столько раз пробовали её разделить и ничего не добились. Что уж говорить об уничтожении. — А что, если, — задумчиво протянул Гендо, — она попала в Комнату Гафа? — Окито заинтригованно хмыкнул. — Вы говорили, что души изначально находятся там. Что, если она вернулась туда после извлечения? — Но с душами животных такого не происходит, — заметила Юи. — Потому что мы ловим их в резонансное поле. Что будет, если этого не сделать? — Даже так, животные не лопаются после выхода души. — Тоже верно. Повисло бессильное молчание. Царящее напряжение умов можно было физически ощутить, но коварная загадка так и оставалась нетронутой. Гендо запустил запись по четвёртому кругу, а Юи уже была не в состоянии смотреть на это. Первым не выдержал Окито: — Столько лет прошло. И сейчас мы близки ко всем ответам, как никогда прежде, — он стёр суровость с лица. — Я готов подождать ещё, если требуется. Но теперь найти их — наша обязанность, а не желание. Вы меня поняли? Юи с Гендо синхронно кивнули. — Я также продолжаю думать, что нам поможет изучение добавочных полей, которые ты нашла. — Мне тоже последнее время кажется, что они гораздо важнее, чем на первый взгляд. — Попробуем подобраться с этой стороны.***
19 июля 2000. Дальняя дорога наконец-то подошла к концу, и первую минуту у Рицуко сохранялось чувство, будто голова до сих пор едет вперёд. Зато ей сразу пришёлся по душе пейзаж: небольшой городок в окружении холмов и зелени. Так тихо по сравнению с большим Киото. Новость о переезде сперва вызвала у неё неприятие. Это ведь изменится вся жизнь! Но стоило посмотреть на ситуацию под другим углом, и Рицуко поняла: а ведь правда, жизнь изменится. В лучшую сторону, она надеется. Разве что пришлось заниматься этим посреди учебной недели. Почему нельзя было немного подождать? До каникул всего ничего. Наоко шла к новому дому твёрдым шагом, несмотря на три сумки в руках и ещё одну за спиной. Рицуко мысленно восхитилась мамой и по примеру выпрямила спину под грузом своих вещей. Внутри оказалось светло и просторно, и приятно пахло. — Мне нравится, — улыбнулась младшая Акаги и стянула со спины рюкзак. — Мне, пожалуй, тоже, — согласилась Наоко. Полдня они провели, разбирая вещи и изучая все помещения. Было так здорово: всё это время мама казалась… мамой. Домашней, внимательной, создающей уют. Бесценные моменты, ради которых стоило всё поменять. Увы, они не длятся долго. Кто-то позвонил Наоко во второй половине дня, и та в мгновения превратилась из мамы в строгую учёную, интересующуюся только делом. — Риц-чан, не забудь сегодня зайти в школу, — напомнила она, подправляя макияж перед выходом. — Я помню, — Рицуко опустила голову. За обедом, приготовленным на скорую руку, она изучила карту Хаконэ, чтобы найти новую школу. Необходимо занести все документы и официально зачислиться прежде, чем продолжать учёбу. Рицуко надеялась, что грядущее знакомство с одноклассниками пройдёт так же безболезненно, как минувшее расставание.***
20 июля 2000. Комитет приложил все силы, чтобы реорганизация Gehirn шла с минимальным влиянием на непосредственную работу института и Лаборатории Искусственной Эволюции. Для научного и технического персонала было абсолютно неважно, какая вывеска будет висеть у них при входе в здание, а для Комитета это — ещё один пункт в грандиозном плане. Теперь головное отделение Gehirn полностью слилось с ЛИЭ, и Окито был назначен его официальным директором. Внутри новоиспечённого отделения по этому поводу ограничились лишь рабочим совещанием с руководителями различных звеньев. Кто-то воспринял новости несколько раздражённо, кто-то равнодушно. Восторга не слышалось вообще. Никто просто-напросто не понимал, для чего реорганизацию в принципе затеяли. После окончания совещания Гендо пропустил всех вперёд и задержался, прикрывая дверь. — Вот так комитет старается не привлекать сюда лишнего внимания? — с лёгкой язвительностью спросил он у директора. — Gehirn — крупный институт с полностью открытой деятельностью. Окито снисходительно усмехнулся. — Запомни, Гендо-кун. В этой жизни всегда нужно быть чуточку хитрее и наглее. — По-моему, эти явления противоположны. — Да, и в этом вся прелесть. В умении найти баланс. Гендо ещё несколько секунд обдумывал странную мудрость и молча вышел из кабинета.***
21 июля 2000. Отдел биотехнологий сегодня ликовал. Долгожданный прорыв после упорного труда — лучшая награда для пытливых умов. Желая ещё раз посмотреть на результат своими глазами, Гендо принёс к микроскопу стёклышко с уже зафиксированным препаратом и добавил пару капель люминесцирующего раствора. Бледно-зелёное свечение заполняет всю клетку, добирается до ядра, распределяется в разной концентрации. В другой, нежели получалось ранее. Справа послышались быстрые шаги кого-то из коллег. — Икари-сан? — Всё получилось, — Гендо не сдержал радостной улыбки. — Эухроматина становится всё больше. Теперь мы можем на порядки усилить экспрессию.***
23 июля 2000. Сквозь непрерывное рычание бурильных установок операторам еле удалось услышать из рации команду остановиться. Машины синхронно затормозили буры и заглушили двигатели, давая людским ушам и головам отдохнуть. — Сколько? — по привычке громко спросил бригадир. — Двадцать семь метров. — Хороший темп! Всё, поднимаем лёд. Перекур. Два экипажа по два человека, разделённые полуметровой стеной льда, с неохотой выбрались из тёплых машин. За восемь дней они прошли пятьсот метров, две трети от расчётного пути, и спустились на глубину триста пятьдесят пять метров. Надо признать, подниматься обратно не хотелось: на поверхности гораздо холоднее из-за ветра. Сейчас сюда по рельсам, которые прокладывают сразу после бурения, прикатят телеги для подъёма льда, а потом снова вгрызаться в нескончаемую белую стену. Навстречу им уже спускались другие рабочие. Их налобные фонарики выглядели яркими звёздами, медленно падающими с неба. За рабочими показался доктор Кацураги, несущий в охапку две треноги и небольшой тёмный ящик. Он ступал очень аккуратно по крутому подобию лестницы, чтобы ни в коем случае не поскользнуться и не разбить хрупкие приборы. Через несколько минут он наконец-то дошёл до конца туннеля и встал чуть в стороне, но не мешать шахтёрам не получалось. — Господин учёный, нам нельзя задерживаться, — сказал один из них по-английски без акцента. — Всего пять минут, пожалуйста, — невозмутимо ответил Кацураги, расставляя треноги рядом друг с другом. Рабочие лишь развели руками и взялись за кирки. Непродолжительная тишина сменилась скрежетом металла, врезающегося в лёд. Широ подкрутил винты на датчиках-треногах, опустился на колени, открыл ящик и принялся щёлкать тумблерами и двигать бегунки в нём. Свет от налобного фонаря ослеплял на близком расстоянии, пришлось снять и отложить его в сторону. Тусклые цифры на электронном табло зафиксировали значение, маленький зелёный индикатор редко замигал. Это значит, что оборудование засекло электромагнитный след Адама. Кацураги часто задышал, выпуская облака пара изо рта. Он достал из глубокого кармана куртки рацию и переключил на нужную частоту. — Нидзима-сан, слышите меня? Я поймал сигнал! Широ всматривался в лёд перед собой. Сердце быстро билось, и его так и подмывало лично взять в руки кирку, лишь бы скорее добраться до пещеры.***
24 июля 2000. Наоко не удалось избежать лёгкого волнения перед входом на территорию комплекса в Хаконэ. Обида на руководство киотского университета утихла не полностью, и ей непроизвольно мерещилось будущее разочарование в предстоящей работе. Как же хорошо, что этот человек, Томиясу Юто, встретил её и не отступал ни на шаг, проводя краткую экскурсию. Без его оптимизма пришлось бы хуже. Коридоры не оказались очень запутанными, на стенах грамотно развешены указатели. Это производило приятное впечатление. — Недавно у нас произошли перемены, мы стали чуть более открыты миру. Но это не отменяет тех правил, которые мы обсуждали, — тон Томиясу был дружелюбным. — Надеюсь, это не будет для вас проблемой. — Не думаю, — Наоко пока не могла сказать, насколько комфортно ей придётся в изоляции от остального мира. Звонки за пределы города оказались строго ограничены. — Отлично. На самом деле перемены случаются часто и произойдут ещё не раз, видится мне. Сразу скажу, что не стоит загружать этим голову, бюрократия пройдёт мимо вас, — Акаги скептически хмыкнула. — Да? Не обнаружу ли я себя с носом опять, после какой-нибудь «перемены», хм? С облика Юто немного слетело пышущее гостеприимство, но он не сменил тона. — Мы не для этого вас звали, Акаги-сан, — она смущённо улыбнулась. Пора взять себя в руки, наконец. — Прошу прощения. Мне всего лишь хочется, чтобы подобное не повторилось со мной. Давайте приступать к работе поскорее. — Согласен. Часть нашего отделения сейчас занята созданием единой информационной базы для всех частей института во всех городах, они присоединятся к нам позже. Наоко с интересом слушала, как здешние программисты занимаются разработкой самообучаемых нейросетей. Пара идей показалась ей полезной для собственной схемы. Она немедленно принялась вводить поправки в копию кода, чтобы протестировать их. Новые коллеги производили приятное впечатление за счёт увлечённости общим делом и полного отсутствия разговоров, к нему не относящихся. И так протянулось почти до шести вечера. Все кругом незаметно разошлись, кроме Акаги и Томиясу. — Вот это да, как же быстро прошло время! — не на шутку удивилась Наоко. Рицуко наверняка уже давно пришла домой со школы. — На сегодня, пожалуй, хватит. — Конечно, Акаги-сан. Юто после долгой работы не смог сохранить прежнюю бодрость духа, он явно устал. А, значит, тем более нужно идти домой. Наоко аккуратно вешала халат на спинку сидения, как дверь в их кабинет открылась. — Ох, я уже не надеялась, что здесь кто-нибудь остался, — внутрь зашла девушка в таком же белом халате и лиловой рубашке под ним. — Томиясу-сан, вы не поможете? Опять сбой в доступе к базе данных. — Сомневаюсь, что смогу это сейчас исправить, — вздохнул Юто. — Пока идут технические работы, доступ так и будет блокироваться время от времени. — Как долго они будут идти? — Ещё пять дней. Вам никак не обойтись без этого сейчас? — Нет-нет, просто не хочется терять время. Томиясу усмехнулся. Наоко за это время собрала свои флэшки в сумку. — Кстати, знакомьтесь, — он встал с кресла и жестом указал на Наоко. — Акаги Наоко, кандидат технических наук и наша новая сотрудница. От такого представления Акаги несколько смутилась и бросила короткий вопросительный взгляд на Юто. — Очень приятно, Акаги-сан, — поклонилась девушка. — А я Икари Юи из отделения метафизической биологии. — Взаимно, Икари-сан. И даже метафизику здесь изучают? — Наоко сделала шаг навстречу. — Изучаем, небезуспешно, — Юи улыбнулась очень тёплой улыбкой. — Зайдите как-нибудь к нам. Покажем и расскажем вам всё. — Очень постараюсь. Но сегодня точно нет, — не удавалось скрыть утомление в голосе. — Я поняла. Тогда до встречи. Доброго вечера всем, — она легко откланялась и ушла. Наоко ещё раз переглянулась с Юто. Тот пожал плечами и начал выключать компьютеры.***
27 июля 2000. Единственное занятие, которое смогла найти себе Мисато, — смотреть за строительством новых корпусов и прокладыванием коммуникаций. Кругом мельтешила безостановочная суета, усиливающаяся с каждым днём. Особенно после новостей от папы, который всё-таки нашёл какой-то сигнал и теперь при каждом случае бегал в тот тоннель, чтобы поймать его снова. Мисато иногда подслушивала разговоры рабочих. Она ещё не очень хорошо понимала английский, но без труда смогла разобрать, что отец изрядно надоел шахтёрам своими вылазками. Как же она их понимала… По-честному, ей самой очень хотелось спуститься туда. В конце концов, все эти люди, весь этот шум затеялись ради одного — открыть загадочную пещеру. Но никто не разрешал ей сделать этого, взглянуть хотя бы одним глазом. Ещё ей хотелось поговорить с мамой. Рассказать, как она соскучилась по ней, по дому, теплу, вкусной еде и свету солнца. Увы, у неё нет никакой возможности связаться с ней. Папа сказал, что спутник связи пролетает над ними всего три раза в день, и соединение есть только с его научным центром. Мастерски приспособив одежду к противостоянию с ледяным ветром, Мисато наблюдала, как рабочие тянули электрические провода к новому корпусу. Несколько человек быстрым шагом прошли мимо неё, в сторону тоннеля. Затем ещё несколько, и ещё, и даже трое на снегоходах. Обернувшись, Мисато увидела, как к святая святых экспедиции направляется целая толпа, и не смогла остаться в стороне.***
Бригада бурильщиков знала, что вот-вот доберётся. Ещё пара десятков метров, и бур тяжёлой машины проваливается в пустоту. От неожиданности оператор сперва остановил механизм. Немедленно связался с поверхностью и запустил его снова, чтобы расширить скважину. Отогнав машину чуть назад, он и напарник выбрались, ступая на ледяную крошку. Сзади уже подошли другие шахтёры. Перед ними зияла круглая чёрная дыра, будто огромный зрачок. Она втягивала в себя воздух, и низкий гул ветра заполнил тоннель. Рабочие устремили взгляды в его сторону, чтобы свет фонариков рассеял тьму, но тот бесследно растворялся в ней. Выглядело несколько пугающе. — Нам нужен самый мощный свет, какой найдётся, — запросил по рации один из шахтёров. — Ну, кто первый? — бросил вызов другой. — Пока не увижу, что там, я туда не полезу, — категорично отрезал стоящий ближе всех. Сверху притащили прожекторы. В тоннеле стремительно прибавлялось людей, будто вся экспедиция решила пролезть в пещеру, отчего места хватало не всем. — Да не толпитесь вы, дайте пройти! — возмущался тянущий провода. Три прожектора поставили на край и подали ток. Тьма немного отступила, и вдали показалась противоположная стена пещеры, если это была она. — Ну, что там? — чей-то нетерпеливый голос сзади. — Ничего ещё не понятно, — раздражённо говорил человек, крутящий прожекторы. Он обернулся к прилично накопившейся толпе и замахал на них руками. — Разойдитесь! Здесь ещё полно работы! Чего, как дети малые? Через три часа обе бурильные установки вытащили на поверхность, вместе с ними — остатки разбитого льда. Спустили ещё несколько мощных фонарей и оборудование для измерения размеров пещеры. Пока снаряжались спелеологи, Нидзима Аяру дежурил у радиостанции в ожидании спутникового сигнала. Как только шипение радио сменилось на ясную волну, он сообщил оперативному штабу комитета, с просьбой передать лично председателю Лоренцу, что Луна открыта. Оказалось, вниз ещё почти сотня метров. Четверо спелеологов аккуратно спускались в кромешный ледяной мрак и тишину. Оказавшись на твёрдом дне, они убедились в безопасности и направили свет внутрь полости. Что-то искажало рельеф дна, какой-то крупный массив, выступающий снизу-вверх. Вокруг него поверхность была вполне ровной. Массив имел закруглённые края и белый матовый цвет — блики фонарей не отражались, как ото льда. Но в этой темноте и с низкого уровня ничего не получается разобрать. Спелеологи подкрадывались всё ближе, пока не подошли вплотную. Массив был в высоту не меньше десяти метров и имел несколько выступающих в стороны округлых частей, которые будто росли прямо из льда или были вморожены в него. Один из спелеологов направил прожектор снизу-вверх, чтобы оценить размеры. В луч света попали странные столбы, растущие примерно из центра массива, очень близко расположенные друг к другу и соединяющиеся в один высоко вверху. Они почему-то оказались покрыты льдом. — Как же это всё ужасно странно, — не сдержался один из исследователей. Другой вытащил рацию. — Вам там всё видно? — обратился он к следящим за ними из «окна» тоннеля. — Слушайте, не хочу никого заранее пугать, но у меня странные мысли, — отозвались сверху. Все четверо синхронно нахмурились. — Надо направить свет со всех сторон. Постарайтесь разойтись подальше друг от друга. Спелеологи дальше потянули за собой тяжёлые провода прожекторов, расступаясь по разные стороны. — Боже правый, — изумлённый полушёпот из рации. — Да что такое? — Это ведь… человек.