Дневники Затишья

      На третий день я смог уже самостоятельно сменить бинты и даже вышел на улицу. Активно гонять чакру по организму было сродни лечебным дзюцу, но так как я был не очень силен в них, да ещё без внешнего преобразования, лечение шло медленно. Но шло. Я мог двигаться свободно, хоть периодически раны и кровили.       В запах хаори, в котором я передвигался, были видны повязки, как бы я их не прикрывал. Надеть глухую кофту пока было сложно, но выходить на улицу в чем-то нужно было.       Осталось отбросить все свои надуманные опасения и поднимать как обычно глаза на людей. Игнорировать свое смятение я научился давно: смотреть прямо в лица тех, кого наказывал, чьих соклановцев убивал, кого смущался или ненавидел. Но не думал, что ещё будет хотя бы раз, когда мне придется снова стесняться себя.       Мадара сказал, что клан Учиха принял мою жертву…       Я долго думал над этой его фразой, выходит, мне можно было не волноваться о том, что показательная порка сделает меня вновь ненадежным и подозрительным в глазах наших новых жителей? Хотелось бы думать… Я бы к такому сомнительному шиноби без опаски бы не подходил: раз наказали — значит косячит, если косячит — значит не может сделать нормально. Если не делает нормально почему-то — то на это есть причина. И всегда не очень приятная…       В общем, моя логика была прямой, и я сомневался, что у Учиха будет как-то по другому. Все же, мышление шиноби это не дворцовые интриги.       Каково же было мое удивление, когда проходя под вечер по улицам мимо кварталов с нашим дружественным, почти родным, кланом, ко мне подступили несколько женщин, среди которых я узнал нянечку, что передавала мне Кагами.       — Господин Тобирама, хвала Ками! Ой… у нашего главы такая тяжелая рука… мы так переживали. Рады, что вы в порядке! — женщина рядом аж всхлипнула, сунула мне в руки свёрток. Это был коробочек с едой. — Сока, дочь старейшины, и ее дитя тоже благодарны вам, они все ещё отдыхают, но когда поправятся, тоже хотят отблагодарить вас.       — Поправляйтесь и вы. И кушайте!       Я не знал, что сказать. Мне было очень неловко от того, что женщины меня обступили, касались, причитали что-то. Стискивал в руках коробку с бенто, мялся.       Это было неправильно…       — Не стоит, все нормально, — улыбнулся им. — Пусть отдыхают.       — Тобирама-сама, нам жаль, что вам пришлось ослушаться вашу главу, — и женщины поклонились в пояс.       «Клан Учиха примет тебя».       Ебаный Мадара…       Я поклонился в ответ.       — Мы теперь одна семья, вы можете расчитывать на меня.       И ведь я не лицемерил.       Каждая из женщин как к статуе феодала прикоснулась ко мне напоследок, и только потом меня отпустили дальше. Подумал, что это была разовая акция. Но и это было не все.       Пройдя вдоль всего квартала я стал обладателем ещё одной коробки с едой, свертка с онигири, бутылочки саке и горстью сушеных сладостей, которые мне стесняясь и смущаясь с горой насыпала пятилетняя девчушка.       Я был настолько удивлен, что почти расстроен.       Расстроен тем, как я сам о себе думал.       Уничижительно.       И скорее всего я не перестану так думать, так как сотни убитых сыновей, мужей, дочерей во время нашей войны не искупят две спасёные жизни и двадцать ударов плетью. Никто не знал, чем ещё я доплатил, но и в этом случае все равно обмен был неравноценным. Я по прежнему убийца. Стану ли я лучше теперь? Можно ли мне простить себя?       И эта еда в благодарность… ее было много. И наверняка будет ещё больше. Надо бы поделиться, чтобы не пропала.       Я подумал, что было бы неплохо отдать половину Изуне. Теперь, когда у Кагами появилась мать, ему наверное стало чуть легче, хотя я бы был не против видеть его с ребёнком на руках.       Но было одно но. С того самого дня, когда меня пороли я его больше не видел. В покоях Хаширамы на нем лица не было. Я не услышал от него ни слова, и не знал, видел ли он как меня били, хоть и видел его ленту с волос. Мадара отказался отвечать, что с ним будет. И сейчас медленно в животе скручивалась спираль тревоги.       Я уселся на порожках дома, отложил коробки в сторону и сосредоточился на технике сканирования. Хотел быстро найти его самым доступным методом.       И как только я активировал технику, меня буквально раскатало мощным откликом. Такого раньше не было. Я увидел очаги всех людей в деревне, все живые организмы начиная от собак и кошек и заканчивая скотом, все работающие и скрытые печати. Я мог отличить по ауре чакры ее природу и принадлежность человеку. Я почти поперхнулся вдохом от такой лавины сигналов. Прервался чтобы откашляться.       Бабка….       Неужели это то, что отдала мне Канне? То, чему она якобы не смогла меня научить в свое время? Только что проявилась такая же мощь, которая была схожа с силой Хаширамы. Какой-то запредельно новый уровень контроля.       Нехило старушка наградила меня напоследок. Утешительный леденец взамен тому, что я не смогу оставить потомство?       Я оскалился кривой улыбкой.       Охуенный леденец!       Если будущее мое потомство вызывало у меня вопросы своей гипотетичностью в принципе, то вот возросший потенциал контроля над чакрой здесь и сейчас радовал меня неимоверно.       Вздохнув чуть спокойнее, я снова активировал технику. Мне даже не пришлось закрывать глаза и концентрироваться, чтобы визуализировать результаты поиска, я видел их отчетливо и не сбивая концентрации об окружающую действительность.       Люди.       Шиноби….       Их чакра.       Я видел всё как ходячие очаги разной силы и оттенка. Смог не напрягаясь сказать, что сейчас в деревне было около трёх тысяч человек, три сотни крупного скота, действующие пятьсот двенадцать печатей защитной техники которые устанавливал я сам по периметру деревни, еще около пятидесяти спящих по большому периметру.       Восхитительно!       По оттенку и размеру ауры даже мог понять, что это был за человек.       Без задней мысли захотел рассмотреть, как выглядела аура брата. Его мощь могла сбить с ног даже когда он не пользовался чакрой. Проводил эксперимент над тем, кто был ближе всего.       В соседнем здании быстро нашел его яркую зеленую как весенняя трава ауру, и тут же пожалел. Судя по всему Хаширама был занят тем что «наказывал» Мадару. Второй сгусток энергии холодного ледяного оттенка был там же.       — Фублять! — я выругался вслух, сбросив технику, чтобы поскорее избавиться от картинки того, как двигались очаги чакры, в каких позах и с какой скоростью.       Сам виноват.       Хотя, я был куда больше доволен тем, каким мощным стал мой контроль, нежели расстроен увиденным.       Плевать.       Тем более я собирался отыскать Изуну, а не подглядывать за братом и его капризной принцессой.       Сосредоточившись на образе ауры Изуны, я принялся ощупывать все вокруг, сравнивая с той знакомой чакрой из моей памяти.       Не найдя в первую минуту, я удивился. Расстроился и взволновался секундой позже. В деревне мелкого Учиха не было.       Не было.       Его нет.       — Где он? — шепотом вырвалось у меня. — Где?! ГДЕ ОН?!       Я снова активировал технику и теперь направил свой взор до горизонта, охватывая не только нашу деревню, но и все места, до которых дотягивался, и даже практически до старой деревни Учиха, чтобы понять, что и там его нет.       Холод на спине и шее, спертое дыхание. Последняя фраза патлатого о том, что наказание Изуны не моя забота… нет. Нет. Нет!       Мадара!       Что ты сделал с моим Учиха?!

      Я топтался у двери покоев брата намереваясь ворваться и выяснить куда Дели МОЁ? Но уже некоторое время просто стоял.       Импульсивность и гнев делали из меня не мудрого шиноби, а какого-то дворового босяка, у которого по правилам игры забрали любимый деревянный меч.       Оказывается я так сросся с мыслью, что Изуна теперь мой, поверил и принял это, также как Хаширама считал своим Мадару, что напрочь не видел отличий.       Изуна не мой.       У него был свой глава и свой старший брат. Был тот, против чьего слова идти было невозможно. И мне стоило брать это в расчет с самого начала.       Стоило увидеть это раньше, ведь вся та близость между нами это все было с позволения Мадары. Так же как и мои первые шаги просьбой Хаширамы пойти навстречу.       А сейчас что? А сейчас я хотел оттаскать его за патлы, вытаскивая из-под своего же брата, чтобы спросить, какого хера он распоряжается своим шиноби как считает нужным?       Вот это ты идиот, Тобирама.       Я уже долгое время стоял перед седзе комнаты с протянутой рукой, чтобы открыть дверь. Прокручивал в голове все прошлые ситуации, решения, конфликты. Был погружен в запоздавшие размышления.       Нужно успокоиться…       Створка двери внезапно отъехала сама, отчего я даже не вздрогнул, и напротив увидел всея Учиха. Мадара в коротком до неприличия кимоно на голое тело пилил меня взглядом.       — Ну? И чего тупишь? Забыл, зачем пришел?       Я был слегка обескуражен. Всем одновременно: и непристойным видом патлатого, и запахом секса исходящим от него, и тем как спокойно он спрашивал меня — словно ждал.       Неужели они заметили, что я так нагло их сканировал? Ну и конечно, я весьма очевидно тормозил, так долго стоял, что они успели закончить, обсудить и даже одеться.       В момент мне перехотелось задавать какие-либо вопросы. Собирался было развернуться и уйти, но тело не слушалось.       — Неважно, — спокойно выдохнул я, с трудом отрывая взгляд от безволосой, слабо прикрытой широкой груди Учиха. В конце концов я обрел достаточную мощь, чтобы не дожидаться чьего-то ответа.       — Вы посмотрите на него, какой нежный. Чего хотел-то?       — Тоби? — Из-за спины патлатого явился брат, уже, слава богам, одетый. В руках держал поднос с чайными принадлежностями. — Что-то стряслось? Давайте в соседнюю комнату пройдем, а то тут… душновато…       Высоченная махина в светло-оливковом кимоно что-то напевая как ни в чем не бывало прошла между нами.       Мадара следом начал теснить меня, чтобы я сдвинулся с места. Я и правда слегка завис, шокированный всем сразу. Но в первую очередь своей неуравновешенностью, тупостью и наглостью.       — Так и в чем вопрос, раз ты не поленился ночью прийти к порогу спальни двух занятых людей?       — Думаю, я знаю почему не постучал, — Хаширама разливал чай по пиалам.       — Потому что ты был во мне? — без тени смущения спросил патлатый неприкрыто заигрывая.       Тц…       Да еп твою налево!       Меня как холодной водой отрезвила эта фраза и я наконец вышел из своего транса.       — И ты меня мерзким зовешь ещё? — обычные эмоции вмиг захлестнули меня.       — Тоби, ты уже и сам понял, что Изуна не принадлежит сам себе, и также, как и ты имеет обязательства перед своим главой. — Хаширама не замечал нашей перепалки, умел вставить слово вовремя, говорить и сочувственно и твердо одновременно.       — Да, — кивнул я. — Я хочу знать, что за наказание ему назначили.       Мадара усмехнулся, и нарочно растягивая молчание прихлебывал чай:       — Тебе не понравится.       — Мне твои муди неприкрытые не нравятся, — огрызнулся я.       — А зачем ты туда смотришь?       Брат молча кинул на колени своему сокровищу чайное полотенце:       — Изуна отправлен в клан Нара, для налаживания дипломатических связей, — выдал коротко.       Я тут же насторожился и противная спираль внутри сжалась ещё сильнее.       — Если проще: это подготовка к клановому браку. Акимичи сильный клан. И если у тебя не хватило мозгов ублажить один раз девчонку из Нара, то это сделает отото в порядке приказа с более выгодным по силе кланом, — выдал патлатый.       Хорошо, что я сидел, иначе бы мои ноги подогнулись.       Голова в мгновение закружилась.       Услышанное превосходило все мои худшие ожидания.       — И если он облажается, то следом его ждёт миссия под прикрытием в другом клане. А затем следующая миссия.       — Ты не можешь так поступить со своим братом…. — прошептал я шокировано.       Комната стала медленно и неотвратимо вращаться, словно бочка.       Зачем?       За что?!       — Тобирама? Тоби, — руки коснулся брат, заставляя мой мир остановиться и больше не кружиться. По груди растекалась боль от треснутой от напряжения пружины, которая там скручивалась все время с момента сканирования деревни. — Брат, посмотри на меня…       Я нехотя перевёл взгляд на Хашираму, и тот сгреб меня в объятия. держал мою бочку реальности, чтобы она не проворачивалась. Вот только это мало помогало.       — Ещё …. — выдавил я сипло. — Я согласен ещё на двадцать ударов…. Только верните его. Не изгоняйте.       В голове было больно. В груди было больно.       Хаширама не выпускал, держал крепко.       — Я … я готов…       — Изуна налажал сильнее, чем ты. — Непреклонный голос Мадары в который раз зачитывал приговоры. — Ты-то добрый баран, тебя попросили — ты сделал. — А отото осознанно склонил тебя к нарушения слова, данного тобой твоему брату и главе. Двадцать ударов это мелочи, если переводить в его эквивалент. — пояснял Учиха. — Ты должен был уже понять, что Изу гораздо более жестокий и непреклонный… и не может и не станет принимать многие вещи как есть. Очень надеюсь что ты осознал, что тебя используют.       — Плевать.       — Типичный Сенджу… В изгнание я не мог его отправить, но и урок преподать надо. Пока что наказание такое, что в эту деревню он больше не вернётся. И тебе с этим лучше смириться.       — Но он жив, Тоби, — брат выпустил из объятий, держал перед собой.       — Вы… ВЫ! Ничего не понимаете, — оскалился я. — Вы лично гоните его в могилу! Это проклятие ненависти, что сжирает его при любом удобном случае, поглотит его! Его добьет банальная тоска!       — По тебе? — усмехнулся Учиха.       — Нет, блять, по тебе! — огрызнулся, отмахиваясь от рук брата. — Он сам себя добьет своей ненавистью, идиоты…       Я встал не попробовав чаю, и пошел на выход. По спине лезвием резанула боль от одного разошедшегося шва. Да и посрать.       — Не смей идти искать его. Это приказ, — твердо выдал Хаширама. — Может мы и идиоты, но не думаешь ли ты, что те, кто с детства ковырялись с этим проклятием настолько тупые? М?       Я молчал.       Ощущал себя курицей, которой состригли крылья чтобы на забор не забиралась. Снова приказ.       Снова слово главы.       Узкий коридор, из которого не сбежать.       Ошейник и поводок.       Я не мог сдержать обиду и лицо перекосила гримаса. И возразить я не смел.       — Отдыхай. У тебя впереди важное задание, — чуть мягче добавил брат.       Стоя почти у порога я телом чувства, как в груди догорает и превращается в уголь мой огонь. Мои чувства, любовь, желания, мечты превращались в пепел. И если сравнить с тем, что отнял Шинигами, то сейчас моя потеря была больнее, осязаемой, и от того более ценной.       — Как прикажешь, — кинул я, и сложив печать в мгновение перенесся в свой дом.       Тут же свалился на колени уткнувшись в пол, по лицу текли слезы, само лицо болело от гневного оскала. Я не мог выносить такое с прежним спокойствием. Моей выдержки уже не хватало.       Мое сердце было вырвано из груди