в любви нет страха
Тэхёну каждую ночь снится Чонгук, который спит по правую сторону и мило сопит ближе к шести утра. Его тёмные волосы всегда беспорядочно прикрывают лоб, так что приходится убирать непослушные пряди и целовать в центр лба, но не так, чтобы разбудить. А сегодня вместо парня — стопки книг и полная неразбериха, он, довольный, стоит у входа в комнату, пока Тэхён потирает глаза, закутавшись в одеяло. — Я перевёз твои самые важные вещи сюда, — обворожительно улыбается Чонгук, сложив руки на груди. А у Тэхёна в голове не укладывается… А у Тэхёна в голове: «Какой же он супер-классный!». И вся жизнь тоже вдруг в глаза бросается, по ощущениям — прошлая. Когда все озвученные книги перед Кимом и те, которые ещё должен озвучить, если, конечно, захочет… Когда три романа и один детектив, заляпанный чаем с мелиссой, потому что однажды поперхнулся от скуки. Не его. Вот фантастика — что-то более приемлемое, но и те две книги в какой-то чепухе. Ноутбук, зарядка и исписанный блокнот. — Я пригласил твою маму в гости, — хихикает Чонгук, присаживаясь у кровати. На нём настолько широкая рубашка, что хочется снять, потому что из-за неё не видно изящных очертаний тела. Нежно-жёлтый цвет застилает всё, но он точно не к разлуке. — А она что? — безразлично спрашивает Тэхён, перебирая вещи. Носки с зайчиками, Зюзя под завалами. — Она проигнорила, прикинь, — фыркает старший, перехватывая руку, и аккуратно целует костяшки. — Прикидаю, — улыбается Тэхён. Он наклоняется к сидящему на корточках Чонгуку и берёт лицо в свои ладони, свисая с кровати. — Спасибо. Квартира двухкомнатная, но чувство, что может заменить весь мир. Тэхён и не помнит, когда в последний раз выходил, он забросил любые дела, чтобы побольше насладиться Чонгуком, как, впрочем, и тот. Но старший более ответственный: он притащил кучу журналов, газет, подключил самый высокоскоростной интернет, надеясь на то, что Тэхён захочет поискать себе занятия или даже поступить в университет. Пусть ради корочки, но почему бы и нет? Это весело, по крайней мере. Совместные завтраки, ванны с разноцветными бомбочками и лавандовой солью, цветущие горшки с цветами на светлых широких подоконниках VS солнечные улицы, по которым бродят люди, что зачастую сравнимы с бомбами замедленного действия, кафе, поэтические вечера… Выбор очевиден — естественно, первый вариант Тэхёна привлекает больше. Он не хочет ни за что покидать матовых стен квартиры с узорами на кухне, деревянного покрытия в гостиной, ровных поверхностей мебели и сломанного телевизора, что висит напротив кровати. Тэхёну не хочется перебираться куда-то в центр Сеула, ему вообще всё равно, где быть. Ему вообще всё равно, как и что выглядит, если честно. Ким даже не уверен в этаже… До сих пор. Он не хочет ни за что покидать Чонгука. Но, конечно же, это просто такой период. Тэхён всё-таки решает в один из дней навестить Чимина и Дохи, которых двадцать лет (чуть меньше, ха) не видел, потому что те ему позвонили один за другим, чтобы узнать о делах. Совпадение? Судьба. Но не всё так просто. Чонгук ловит за запястье, когда Тэхён пытается накинуть на себя кардиган возле шкафа-купе в спальне, и прижимает к себе спиной, уместив подбородок на хрупком плече. Старший уже без каких-либо рубашек, так красиво… Идеальные пропорции, виднеющиеся кубики пресса, которые хочется лизнуть как шоколадные плитки… — Что? — смеётся Тэхён, когда Чон руками забирается под одежду и исследует рёбра. — Ты сам выгонял меня из дома, чтобы я прогулялся. Чонгук кусает за мочку уха, хихикая, шепчет что-то вроде «нужно было идти тогда, когда я настаивал, уже всё, надо было раньше», а Тэхён сдаётся, запрокинув голову, когда на животе тёплые ладони. — Не очень-то и хотелось, — прикрывает он глаза, радуясь, что есть повод никуда не идти. Если повод, то только такой. Чонгук. Это не просто имя, а опрокинутое с алкоголем кофе, испорченный свитер, неловкие переписки и ещё более неловкие разговоры, это одна роза на двоих, смешавшаяся кровь на снегу, аудиозаписи тихим голосом, просьбы не разговаривать о любви и молчать о страсти… Это огонь в камине, треск поленьев, стихи с идеальными рифмами и медленный танец под лунную музыку, это слёзы, кольца на пальцах и красная нить. Это всё, что только можно вспомнить или представить, но точно не просто имя… Это Дохи-таксист и её машина, оставленная на парковке, сто тысяч поцелуев и два профана в кинематографическом искусстве. Наверное, Чонгук — это три бутылки вина, две бутылки шампанского и двадцать четыре часа в сутки, а ещё ночные огни Сеула. Чонгук — это тысячи слов, миллионы фраз и бесконечное количество поступков. — А мне тебя очень хочется, — шепчет Чонгук на ухо, из-за чего всё тело дрожит. Бежать не хочется, только в ванную комнату, прислонившись взмокшей спиной к холодной плитке, чтобы прийти в себя, пока за дверью Чонгук задвигает шторы и зажигает свечи. Секс — это просто секс. Но не в данном случае. Тэхён меряет шагами ванную от душа до раковины, заглядывает в зеркало, нервно поправляет отросшие волосы, пытаясь заправить за уши, чистит два раза зубы и почти что плюётся кровавой слюной, тяжело вздыхая. И как они раньше вообще держались, живя под одной крышей? Экспресс-купание, чистое бельё с запахом роз (о боже, кто выбирал этот кондиционер?) и две бутылочки смазки, одну из которых Тэхён стыдливо прячет за унитаз, потому что на коробочке написано «с блёстками». Кто такое вообще придумал и зачем?.. — Знаешь, а у меня идея! — слышится восторженный крик Чонгука, а рука Тэхёна замирает над ручкой. Выйти из ванной комнаты или не выйти — вот в чём вопрос. А рука какая красивая… Беспорядочные линии сложились в лепестки. — Не знаю, — сипло отвечает Тэхён, даже не представляя, что старший уже с той стороны двери с прислонённым к ней стаканом, чтобы слышать каждое слово. — А я тебе покажу. Ким подскакивает испуганно из-за загадочного голоса слишком близко по ту сторону и хватается за сердце, роняя то, что держал в руке, с громким стуком. — Кто так пугает?! — вздыхает младший, обессиленно скатываясь на пол. — Открывай дверь, я не могу договориться с ней, — смеётся Чонгук, заставляя послушно клацнуть замком. На плитах Тэхён с обиженно оттопыренной нижней губой и в коротких синих шортах, на что Чонгук лишь недовольно клацает языком, потому что, вообще-то, пол без подогрева (как у людей, короче). — И что мы тут сидим? — нежно спрашивает старший, присев рядом. Его джинсы сами вынуждают просунуть большие пальцы в лямки для пояса, а грудь — упереться лбом. — У меня трясутся ноги, — смеётся Тэхён, а Чонгук с ним — в унисон. — Ну ты сам сказал «давай сделаем это, сейчас же!» Ким стыдливо стонет, барахтаясь в руках, которые обнимают, но затихает сразу же, как плавной волной его накрывают поцелуи-бабочки. — И я не отказываюсь от своих слов… — шепчет. Чонгук читает по губам. Он в них, малиновых, находит успокоение и вкус, которого раньше не встречал, потому что таким счастливым никогда и не был. Учёба, работа, учёба, работа… Это была его жизнь. Сейчас, конечно же, всё то же, но уже с Тэхёном. Когда приходит любовь, даже неудачи с привкусом смысла и ароматом ценности. Даже фотографии в рамках, расставленные по всей квартире, кажутся намного теплее тропиков. Вдруг и внезапно (вместо айсбергов). Родители. В этот день Тэхён получает всё и даже больше, но не то, к чему пытался морально подготовиться. Его исцеловывают всего абсолютно, пьют до дна, как мультифруктовый сок, и швыряют снарядами под названием «нежность и трепет» прямо в лицо, а потом отводят в кафе и заставляют читать стихи, которые написал недавно. О том, как классно жить. О том, как хочется… …просыпаться по утрам, чувствовать ногу и руку, что придавливают к матрасу. В этом весь Чонгук, это тоже то, что входит в значение его имени — спать так на двуспальной кровати, словно совершенно один и вообще в детской кроватке. А ещё в значение его имени входят миллиарды галактик… О том, как хочется… …смеяться от всей души над шутками Чимина и не завидовать ни чёрной завистью, ни белой, когда тот целует Дохи на глазах у всех посетителей. Тэхён тоже может так Чонгука целовать. И целует, хвастаясь тем, что ему это позволено… О том, как хочется… …не бояться прикоснуться к случайному прохожему. Но это, увы, не всегда возможно… Даже люди без врождённых фобий любви — боятся кому-то довериться. — Давай сделаем это! — восклицает Тэхён, ввалившись спросонья в гостиную, надеясь застать Чонгука. — О… Я сплю?.. — неловко заканчивает он, заторможенно жестикулируя руками. На ковре посреди комнаты сидят два Сокджина, а напротив них — Чонгук с удивлённо распахнутым ртом. — Что вы сделаете? — улыбается психотерапевт, переводя взгляд от одного к другому, а Тэхён, нервно смеясь, ретируется из помещения, спустя секунду возвращаясь назад. — Так, это не ваше дело! — по слогам выговаривает он, зло смотря в глаза однофамильцам. — Понятно? — Ты хочешь об этом поговорить? — смеётся психотерапевт, запрокинув голову, а Сокджин тычет его в бок локтем, что-то шипя на ухо. — С каких пор мы на «ты»? И вообще почему я должен хотеть с кем-то поговорить? Да ещё и о таком! — О каком? — Так, стоп, — взмахивает руками Тэхён, пытаясь создать тишину в четырёх стенах, — разговор уходит не туда. Что вы тут забыли? — Пришли кланяться в ноги, просить прощения… — уже Сокджин говорит, улыбчиво, а Тэхён лишь глаза закатывает под смех Чонгука. — Вижу, чувство юмора вернулось, шиза не беспокоит больше… — Тэхён! — одновременно восклицают Чонгук и психотерапевт. Ах, да, как же он мог забыть, что нельзя о подобном шутить… Сокджины, видимо, решили и стиль объединить: парные вещи, серьёзно? Выглядят как таблица умножения на два, но ладно… Хорошо… Вечером Тэхён забирается в кровати на Чонгука верхом и ноет о том, что тоже так хочет… — Не обижаешься на Сокджина? — Да вообще пофиг, — заводит Тэхён руки Чонгука над головой и впивается страстным поцелуем в губы, по живому терзая тонкую кожицу. Тот мычит и походит на струну, которая рвётся, — либо Тэхён слишком плох, либо чересчур старается. Наверное, второе. Он хорош, откровенно говоря. И видимо бахнул чего-то перед тем, как сжимать коленями Чонгуковы бёдра и тереться пахом о его возбуждённый член. — М-м, какой смелый… — приглушённо стонет Чонгук, запрокинув голову, когда тонкие пальцы исследуют его всего и ныряют под ширинку свободных штанов, сжимая ягодицы. — Я сегодня твой герой, парень, — хихикает Тэхён, радуясь тому, что вызывает у кого-то широкую улыбку. И целует ряды зубов, пока те не прячутся. Потом выемку над губой. Потом кончик носа. — Ты говорил об университете, — вспоминает Тэхён, скидывая с себя футболку под потемневшим взглядом, — я хочу быть географом. — А я географией, — стонет старший, подаваясь бёдрами вперёд, но его за тазовые косточки тут же вжимают в измятую белую простынь. — Назови новые семь чудес света, — просит Тэхён, ударившись в романтику и лбом о лоб лежащего под ним Чонгука, а тот не думает над ответом: — Пальцы на твоих ногах… — Чего?! — возмущённо восклицает Тэхён, хлопая Чонгука по плечу, а тот перехватывает его запястья, соединив вместе, и переворачивает соулмейта, подминая под себя. Пользуется моментом и тем, что теперь в его руках власть и кисть. Две. — У тебя идеальные семь пальцев на ногах, три кривые… Это не моя вина… А на руках и вовсе — все… — Чонгук! — смеётся Тэхён, начиная толкать того ногами, но млеет, робеет, слабеет в руках, когда его шеи касается горячее дыхание и шершавый язык. Кошачий. Мур-мяу. Кошки-мышки, но правила немного другие. Чонгук тянется рукой к прикроватной тумбочке и нащупывает в одном из ящиков те самые их два кольца, что связаны прочной красной нитью. Давно они их не носили… И почему же? Интересное было занятие, сейчас — будет ещё интереснее… — Что за выкрутасы? — хмурится Тэхён, когда старший его руки, как он сам минутами ранее, заводит над головой и обматывает нитью — от локтя и до самых пальцев. — Доигрался ты, герой, — хихикает Чон, безумным взглядом следя за тем, как нить завязывается в прочные узлы, а на её концах звенят драгоценные металлы. Тэхён мычит и пытается выбраться, когда старший крепит всю конструкцию к деревянной спинке кровати, прерывая все пути к отступлению. — А я, кажется, антигерой, — смеётся, размещая ладони на теле совсем беспомощного и скользит к талии, чтобы на бёдра и ниже, ниже… Освежитель воздуха с запахом абрикос, а в носу лишь концентрация любви. Как странно и непредсказуемо. «— Ты не похож на гордого, — недоумеваешь. И слышишь тихий смешок возле самого уха, затем шёпот: — К-к-конечно, в-в-в-ведь ты обнимаешь м-м-м-меня…» — как в одной из озвученных Тэхёном книг. Тело трещит по швам от переизбытка чувств, когда Тэхёна избавляют от одежды и целуют оголённые нервы, разбросанные по всей коже и под ней. Говорят, что бог видит нас сверху, но это чушь. Он видит изнутри, а Чонгук изнутри окропляет любовью. «Ты хлопаешь его по хрупкой спине, он поднимает на тебя взгляд. Большие растерянные глаза, слюна на губах… Как хочется, как сильно… Подзываешь взглядом, он нависает над тобой, вы полностью соприкасаетесь, так хорошо соприкасаетесь…» — как в одной из озвученных Тэхёном книг. Тэхён обхватывает пальцы Чонгука губами и упивается солёным вкусом, пока тот ищет ответы на вопросы вселенной между рёбер и на фарфоровой коже. Та не светлее, чем собственная, оттого и виднее белыми буквами почерком неизвестного — «мир слишком прост, если не усложнять». «— Так люблю… До умопомрачения…» — почему все книги так похожи на реальность? Почему каждая строчка словно не о других людях, а о них самих? Почемупочемупочему?.. Тэхёну не хватает тепла, и он жмётся слепым котёнком, чувствует, как раскалённый воздух холодит мокрые дорожки между бёдер, где теряется лицо Чонгука, а затем и сам Тэхён в нём теряется в физическом смысле, начиная громче обычного стонать. Не в физическом — потерян давно. И он не мог представить лучшего исхода. Лучшего исхода, чем то, как совершенно любимый и желанный не жалеет, не щадит, не обращает внимания на фразы «развяжи мне руки, придурок», а внимает только совсем тихим, но таким понятным «продолжай». «Ты опять его целуешь, разве можно когда-то прекратить?..» — голосом цветов, которыми парни вместе обставили всю квартиру. Совместные растения, статуэтки и овсянка из одной миски, вперемешку с корицей и яблоками. Но мёд лишь на одной стороне, потому что Чонгук его не ест. Говорит, слишком сладко… А сейчас? Когда язык слизывает влагу, делится с вкусовыми рецепторами и глоткой. Гланды скажут «спасибо», а потомки — пока не рождены. Пальцы, двигающиеся между ягодиц, лишние, Тэхён нервно восклицает: — Я уже всё сам, я уже всё сам, господи! Чонгук смеётся в такой ответственный момент, но его руки дрожат, когда он всё равно греет в них смазку с блёстками, которую нашёл спрятанной, и, лукаво ухмыляясь, размазывает по нежной коже, проникая фалангами пальцев в младшего. Не забывает целовать, иногда отрываться, чтобы раздеть и себя догола. А Тэхёну совсем не до смеха и не до шуток. Он обезоружен, беззащитен, связан, в конце концов, по рукам, а перед ним такие виды… Взмокший Чонгук между ног на коленях со вставшим налившимся кровью членом и малюсенькой татуировкой-молнией на выбритом лобке. — Прости, что?.. — стонет Тэхён. — Почему я… узнаю об этом… — сглатывает. — Последним?.. — Не последним, я сам её набил, — смеётся Чонгук, затыкая тому ладонью рот, столкнувшись с Тэхёном лбами, и тычется головкой между ног, тяжело дыша. — Потом об этом, хорошо? Ладно? — Да, ладно, ладно… — быстро кивает младший, зажмурившись. Семь чудес света — каждая из вздрогнувших мышц, когда Чонгук толкается внутрь, а Тэхён непроизвольно сжимается. Расслабляется, лишь когда его гладят по груди и обводят подушечками пальцев соски, бормоча что-то типа «надо выбросить телефоны или вообще отправиться на безлюдный остров жить, чтобы всегда-всегда быть вдвоём»… — Только вдвоём, — неразборчиво глубоким голосом Тэхёна, пока на теле остаются разводы из-за прикосновений: нежных и грубых одновременно. Сильных. Печати. Да пожалуйста… «Я думал, ты ни за что не сможешь меня полюбить…» Если вспоминать о том, какова была вероятность успеха, то… Один процент? Ничтожно мало? А что теперь? Кажется, один процент — это намного больше, чем невозможно. 99/100 — хорошая вероятность. Тэхён стонет, потому что Чонгук тоже — ему в губы, а ещё потому, что двигается в нём самом совершенно искусно и подходяще, словно младший до этого составил анкету «как я хочу, чтобы со мной занимались любовью». Но такой анкеты не было. Только глаза в глаза и безмолвные диалоги. Как Чонгук прочёл мысли и узнал о желаниях, про которые сам Ким даже не подозревал? Быть связанным — очень даже… вау. — Я нравлюсь тебе? — еле-как формулирует Тэхён вопрос, а Чонгук замедляется, держит того в руках и толкается мучительно-медленно, попадая по простате. Так хорошо, так хорошо… Можно вечно наблюдать за несколькими вещами… Как горит огонь, как бежит вода, всякие там бла-бла-бла и как член Тэхёна бьётся о его живот, а тоненькая нить смазки тянется от уретры к пупку… Вот-вот разорвётся… Если нет, то Чонгук её языком… — Нравишься, — отвечает старший, кусает за подбородок и спускается к соскам, вылизывая попутно каждый миллиметр. — Влюблён в меня? — Конечно. — И любишь? — Безусловно, — на ответы не требуется время, у Чонгука есть мантра с такими словами. «Тому, кто нравится, в кого влюблён, кого люблю…» — а продолжение? Оно, бесспорно, есть. — А я тебя, моя наука, — сжимает Тэхён ноги на талии старшего. Хочется его всего объять, зарыться руками в волосы, исцарапать спину, но Чон предусмотрительно вчера обрезал ногти Киму, пока тот листал ленту в инстаграме… Вот зачем это было… Вот какой Чон Чонгук продуманный… «Я думал, он хочет стать мастером маникюра…» А он, всё-таки, — география. Тэхён выгибается, роняет бисеринки пота на постель и ни за что не захочет отправлять бельё в стирку, потому что именно на нём Чонгук переворачивает, вновь входит, вновь входит, вновь шепчет и шепчет на ухо со спины, что любит, а затем сгибает одну ногу младшего, придавив к матрасу, чтобы поменять угол, и прижимается всем телом, ни за что не желая останавливаться. Если беспорядок, то только такой. Два имени. — Почему ты шепчешь? — стонет Тэхён. «А почему ты стонешь?» — Почему ты всегда говоришь очень тихо?.. Чонгук носом вдыхает запах волос, какой морской бриз… Прикрыть глаза, чтобы унестись на тот самый безлюдный остров… Но нет, в реальности так нельзя, в реальности надо говорить правду. И никуда нельзя убегать чересчур внезапно. — Чтобы не слышать своего голоса, — на грани слышимости, заставляя возмущённо елозить под телом, накрывшим полностью. — Не говори ничего об этом… — Я всё равно скажу… — обещает Тэхён, утыкаясь лицом в подушку, когда Чонгук переходит на размашистые толчки, и дуреет от того, как всё тело горит из-за любых касаний, как простынь сдирает соски до крови (гипербола, ладно). — Как же так?.. Ты же поёшь… Чонгук вздыхает, кожа горит огнём, соприкасаясь… Если вернуть парней в то время, когда без касаний, то они не выживут. Они умрут от голода. Они умрут от тактильного голода. «…всего себя отдам».2