Since you've gone I been lost without a trace I dream at night I can only see your face I look around but it's you I can't replace I feel so cold and I long for your embrace I keep crying baby, baby please Every move you make Every vow you break Every smile you fake Every claim you stake I'll be watching you Every Breath You Take Sting, The Police
Она спала тихо, но беспокойно, будто ощущала, как возле её постели столпилось сразу несколько человек, что глазели на неё. Её крупные каштановые кудри были разбросаны по большой подушке, на лбу залегла новая глубокая морщинка от того, как она хмурилась, губы изредка поджимались от неспокойного сна, пока всё это время Драко возвышался возле неё, наблюдая за пациенткой Мунго и держа в одной руке чёрно-белую колдографию. — Пора, Малфой, — с нотками стыда произнёс Поттер, положив руку на плечо слизеринца. Гарри был одет в тёмную униформу Аврора. Он пришёл сегодня за ним. — Ещё пять минут, — задумчиво попросил Драко, не отрывая взгляда от Грейнджер. — Я нарушил уже несколько предписаний по задержанию и разрешил попрощаться. Нужно идти, — в его голосе отчётливо слышалась мольба, никаких приказов. — Позаботься о ней, Поттер, — развернулся к Аврору блондин. — Она не должна сесть в Азкабан. — Я сделаю всё возможное, — кивнул тот. — И невозможное тоже, — процедил Драко. Гарри хотел было что-то ответить собеседнику, но лишь угрюмо поджал губы и в очередной раз кивнул головой, соглашаясь с Малфоем. — Встретимся через пару лет, — весело хмыкнул Драко, обернувшись к Блейзу и Тео, что стояли на другой стороне у постели. — Мы присмотрим за твоим домом, приятель, — сдерживая эмоции, горько усмехнулся мулат. — О нет, только не вы, — искренне улыбнулся блондин, — от него тогда точно ничего не останется, когда я выйду. Трое друзей обнялись на прощание, словно провожая одного из них в дальнее плавание. Уже у выхода Драко крайний раз кинул взгляд на постель, где лежала хрупкая фигура девушки. — До встречи.***
Гермиона резко проснулась, будто её кто-то насильно выпихнул из собственного сна. Она по-прежнему находилась в Больнице Святого Мунго, но сейчас это осознавалось ясно. Внезапно в голове стали всплывать ускоренные яркие картинки предыдущих месяцев. Девушка подняла своё тело на трясущихся руках и стала быстро осматриваться, пытаясь запомнить каждую новую деталь, пока сама же заглатывала воздух ртом, словно боролась с гипоксией. — Гермиона, милая, — успокоительно произнёс женский голос, и холодная мягкая рука накрыла её ладонь, — всё хорошо. Нарцисса Малфой сидела справа от её кровати и бережно поглаживала её своими белыми пальцами. — Вы, — на выдохе заметила Гермиона, и единственное произнесённое слово выкачало из неё весь кислород. — Ты очнулась впервые за несколько дней, дорогая. Твой организм, а в особенности мозг, были слишком истощены, целители разума уверяли, что такой длительный сон пойдёт тебе лишь на пользу. Сейчас тебе не стоит волноваться. — Несколько дней, — из всего сказанного заключила девушка. — Почему я здесь? Миссис Малфой непонимающе склонила голову вправо, будто придерживала при себе очевидные мысли, которыми не хотела делиться с Грейнджер. — Почему я ещё не в Азкабане? — уверенно задала вопрос Гермиона. Левый уголок рта женщины приподнялся, и она сложила руки перед собой на коленях, выдерживая при этом ровную осанку. — Тебе очень повезло с друзьями, дорогая, — улыбнулась она. — Мистеру Поттеру будет приятно узнать, что ты уже очнулась, и никакая опасность тебе не грозит, — сказала она, поднимаясь со стула. — Где Драко? Нарцисса остановилась у двери. — Ему пришлось уйти, — с горечью ответила она. — Но он просил передать тебе, чтобы ты ни в чём себя не винила. — Так и сказал? — Дословно это звучало: "И скажи ей, чтобы в её вечно забитую кудрявую голову не лезли эти идиотские мысли о дебильном гриффиндорском представлении вины, справедливости и прочей хрени". Нарцисса усмехнулась, вспомнив нахальную выходку сына, отчего Грейнджер сильнее прежнего затряслась. — Я не хотела, миссис Малфой, — спазмы горечи сжали челюсти и горло девушки, пока тёплые слёзы сыпались из глаз, как бусы с порванного ожерелья. — Я так не хотела всего этого. — Ну-ну, дорогая, не стоит слёз. Ты сделала всё, что смогла, когда никто другой бы не справился с этим, и ты сдержала обещание, данное мне. Спасибо, — в очередной раз тепло и успокаивающе улыбнулась Нарцисса. — Я приведу к тебе друзей. Но не успела миссис Малфой открыть дверь, как в палату влетели Гарри с Джинни, у которых на двоих был один взволнованный вид и растрёпанные от бега волосы. Видимо, после брака некоторые вещи передаются друг другу на особенном субмолекулярном уровне. — Гермиона, — в унисон произнесли супруги. — Я вас оставлю, — напоследок кивнула Нарцисса и бесшумно покинула помещение, оставляя после себя лишь приятный ягодный шлейф. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно схватилась Джинни за предплечье подруги. — В голове шум, — нахмурилась Гермиона. — Позвать целителя? — спросил Гарри. — Нет. Гарри, где Драко? Поттер виновато поджал губы и на несколько сантиметров отпрянул от кровати Гермионы, словно обжёгся о простыни. — Мне жаль, Герми. — Я не понимаю... — Его забрали в Азкабан, — ответила Джинни, не утаивая правды. — Три дня назад. — Я разговаривал с Кингсли и всё объяснил ему, — продолжил за жену Гарри, — он обещал сделать всё возможное, чтобы ему смягчили приговор. Суд будет через несколько дней. — Но за что? — возмущалась Грейнджер. — Создание, хранение и распространение незарегистрированных тёмных артефактов, зелий, а также убийство Аврора. — Долиш, — тихо произнесла Гермиона, будто увидев его образ перед глазами. — Но это удастся преподнести как самооборону. Я уверен, что... — А я? — резко перебила друга девушка. — О чём ты? — Когда мой суд? — серьёзно спросила Гермиона. Поттеры переглянулись в своём немом непонимании. — Ты не виновна, милая, — сказала Джинни. — Никто не станет судить тебя, Гермиона. Мне удалось уладить все дела, пока ты была здесь. — Это несправедливо, — закачала головой гриффиндорка, осознавая, как волна паники и некого бессилия накрывали её тело, словно цунами. — Тебе нужно отдохнуть, — залепетала рядом Джинни. — Когда тебя выпишут, отправишься в безопасное место. Это ненадолго, милая, пока ты не оправишься, и все не забудут об этом ужасном инциденте. Гермиона уверенно боролась с нахлынувшей на неё эмоциональной стихией, заставляя при этом саму себя оспорить с друзьями несправедливое решение, принятое без её ведома. В палате замелькали салатовые халаты и пухлые женщины, которые что-то упорно вливали в рот девушке, пока её тело вконец не обмякло безвольной грудой расслабленных мышц и костей, а в ушах не перестал гудеть шум.***
За всё время, что он провёл в этом помещении, оно ни на минуту не переставало быть таким же сырым и затхлым, будто никакого тепла человеческого тела или присутствия живой души не было достаточно, чтобы отогреть это место. Оно должно оставаться таким же вакуумным — высасывающим страдание, раскаивание и саму жизнь. Азкабан оставался пробирающим до жути вместилищем потерянных душ, учитывая, что забирать души уже было некому. Но Драко весь свой положенный срок провёл здесь, сохраняя самые тёплые моменты из недавнего прошлого в белом и сером веществе головного мозга, чтобы не отдать этим мокрым, грязным, промозглым камням свою радость, свои воспоминания, что держали его на плаву в океане чистого разума. Воспоминания о шоколадных кудрях, о россыпи веснушек, о поджатых после смеха губах, о нахмуренных бровях, о Гермионе. Всё это тепло, словно от атомного реактора, излучалось от чёрно-белой колдографии, которую Малфой бесстыдно присвоил себе из комнаты гриффиндорки и прикрепил на стене в своей камере магической тюрьмы. На ней он и она. Те, кому никогда не стоило сближаться. Те, которые всегда должны были отталкиваться друг от друга, но притягивались с пущей силой, как разноимённые частицы в бесконечном хаосе. Те, что никогда на дух друг друга не переносили. Почему он предложил ей остаться в своём доме тогда? Почему позволил творить полнейшим беспредел, как на картинах у Дали, под собственной крышей? — Малфой, — резко и довольно-таки грубо прогремел голос за металлической дверью, — на выход. Драко вновь задумчиво глянул на колдографию, будто не рассмотрел на ней всех деталей до тягостного ощущения в подложечной области, и, сняв её со стены, спрятал в потрёпанном кармане штанов. Воздух в этом районе Англии был намного приятнее, чем воздух у местностей Малфой-Мэнора, а уж тем более, чем у берегов Северного моря, что омывало стены Азкабана. Наверное, поэтому он выбрал этот дом здесь, возле этого холма, за которым прячется тёмное озеро, возле этой протоптанной неизвестно кем дорожки, что вела прямо к порогу здания, что было без высоких заборов и белых павлинов. Он втянул этого воздуха как можно больше в свои растягивающиеся лёгкие, с запасом, и, безуспешно попытавшись уложить волосы правой ладонью, пошагал к дому. Три коротких стука в дверь. Как глупо стучаться в собственное жилище. — Василиск меня раздери, — радостно-удивлённый голос мулата, — Драко. — Мне сказали, что из моего дома сделали дешёвый бордель и место с таким же дешёвым подпольным алкоголем, — хмыкнул блондин, — меня выпустили и сказали, чтобы я быстрее разобрался с этим. Около трёх секунд Забини молча поглядывал на прибывшего друга, словно его слова застревали в слуховом проходе, затем парень звонко рассмеялся и крепко обнял Малфоя, который по-прежнему вальяжно стоял на собственном пороге. — Я говорил, что слава о нашем злачном месте дойдёт аж до Азкабана, — уверенно отозвался за спиной у Блейза Тео, — прости, брат, что так долго раскручивались, так бы вытащили тебя поскорее. Драко быстро зашёл в дом и, не скрывая эмоций, поспешил заключить в объятия Нотта-младшего. — Даже с этими отросшими платиновыми патлами ты выглядишь лучше, чем наш смуглый друг, — прошептал Тео, и Малфой вновь тихо рассмеялся, похлопав парня по спине. Дверь за хозяином дома закрылась, и все трое оказались в гостиной, где всё оставалось прежним, как и несколько месяцев назад. Это было похоже на недолгую отлучку. Те же друзья, развалившиеся на диване, тот же нестерпимый маггловский телевизор, то же фортепиано, те же цветы в вазе. Цветы. Драко ошеломлённо остановился возле них, на секунду позволив себе поверить, что розы создала она, что ещё одна гостья дома просто на кухне, готовит свой любимый горячий шоколад с корицей. Но её не было. Малфой неосознанно потянулся рукой к карману, где лежала его маленькая похищенная колдография, но остановил себя на половине пути. Он раскрыл рот, чтобы невзначай узнать у друзей о Грейнджер, где она, что с ней, почему не посещала его в Азкабане, но быстро сомкнул губы. — Приводи себя в порядок, — сказал Блейз, — мы будем ждать тебя здесь. Драко успешно скрыл болезненное разочарование и тоску, что могли прочитаться на его лице, и пошагал к лестнице. Пока ноги поочерёдно переступали деревянные ступеньки, слизеринец находил в своей голове по сотне причин, чтобы не проверять дальнюю комнату на втором этаже, где жила она, и тысячи причин, чтобы проверить её. Остановившись у двери, парень услышал негромкое, но отчётливое звучание музыкальных клавиш фортепиано. — Что за... — с негодованием отозвался Драко. (Рекомендовано к прослушиванию: Ludovico Einaudi, Daniel Hope, l Virtuosi Italiani - Einaudi: Experience) Как только он осознал, что музыка не являлась миражом, её ноты стали слышаться ему громче и громче. Ноги понесли парня по коридору к дальней двери, которая не была закрыта до конца. Малфой растерянно остановился у неё и приковал взгляд к светлой щёлке, что манила и дьявольски соблазняла его. Он тихо раскрыл дверь, отчего музыка стала разливаться по комнате и, словно бурная волна, отбивалась от стен, доставая до парня и исчезая в другом конце коридора. Напротив окна расположился массивный инструмент, который издавал чувственные мелодии, за ним сидела хрупкая девушка, виртуозно создававшая искусство, по чьему лицу сползал тёплый оранжевый закат, будто художник переносил лучами солнца краски с неба на неё. Это была она. Ещё одна гостья этого дома. Виновница цветов в вазе. Гермиона Грейнджер. Её пальчики быстро и умело перебегали с одной белой клавиши на другую, а затем на чёрную, воспроизводя что-то нежное, чуткое, даже осязаемое. Это была музыка, что похожа на внутривенную инъекцию из летних дождей, рассветных запахов и луговых цветов с дозой анальгетика, чтобы обезболить искалеченную душу слушателя. Малфой стоял ровно на одном месте, как будто прирос к половицам ногами и глазами к бегающим женским пальчикам. Она склонялась к фортепиано, создавая своим телом ту самую мелодичную волну, что начинала разбег с неё и белых клавиш. Он не помнил, как закончилось звучание классических нот, наверное, тогда, когда резкая тишина стала оглушающей, а тело стало предательски ныть от неудобной статической позы. — Ты вернулся, — бархатным голосом промолвила она, встав из-за инструмента. — Да. — Как ты? — беспечно спросила она. — Dum spiro spero*, — ту же простоту вернул ей он. — Почему ты здесь? — Мне нужно было остаться на время в безопасном месте, пока шумиха не уляжется, и разум полностью не восстановится. —Все гриффиндорцы бегут от шумих? — изогнул бровь Малфой. — Нет, только те, которые предпочли спрятаться в безопасном месте, в доме у Драко Малфоя. Ноги парня мгновенно преодолели расстояние до девушки в несколько метров, пока его сердце бешено билось, совершенно не слушаясь и приводя к аритмии. Длинные пальцы блондина зарылись в густых каштановых волосах, и их губы одновременно соприкоснулись в диком желании передать чужое человеческое тепло и вожделение. Женские ладони скользили по его торсу и груди к выступающим ключицам и улеглись в проекции трапециевидной мышцы, притягивая парня ближе к себе, находясь по-прежнему ниже его почти на голову. Левой рукой Малфой трепетно вырисовывал незамысловатые узоры на её щеке, челюсти, шее пальцами, будто оставлял искрящие руны — метки об её принадлежности только ему. И ей нравилось. Он слышал это в каждом её новом выдохе в его губы, сопровождающийся лёгким стоном, похожем на музыку, что она ранее исполняла, пока их поцелуй перерастал из глубокого чувственного, наполненного горечью и тоской, в жадный, страстный, ядовитый. Это была их радиационная территория. Он потратил пару быстротечных секунд, чтобы вмиг сбросить с себя ненужное полотно — помятую рубашку, что ограничивала его раскалённую кожу от её нужных касаний. В горле провибрировал очередной полурык, когда она прервала поцелуй, закусив при этом его нижнюю губу, чтобы скинуть с себя лёгкое платье и нижнее бельё, и он мог в деталях рассмотреть её красивое тело. Без единого изъяна, со шрамами, но без изъянов, без чёрных пожжённых вен, без мертвецкого цвета кожи. Оно было создано для того, чтобы его касались так жадно, так эгоистично, брали его и хранили, как картины в Лувре. Она была обнажена и грешно красива, безнаказанно соблазнительна. И он, Драко Малфой, для всех созданный для агрессии и зла, своенравный и не знающий нежности, с благовейным трепетом, медленно, легонько касаясь, проводил пальчиками по её запястью, плечу, ключице, грудине, спускаясь ниже, вызывая рой женских мурашек. Это было невыносимо, крышесносно. Эта нежность пленила и окутывала его полностью. Она рассказывала о мужских чувствах и передавалась каждым новым касанием. Гермиона бесшумно опустилась на шёлковые простыни, а Драко присел у её кровати и продолжил спускаться пальчиками ниже по её бедру, голени и щиколотке, очерчивая неровные линии ногтями. Его губы аккуратно примкнули к её коленке, оставив влажный поцелуй, руки незаметно медленно раздвигали ноги в стороны, а поцелуи оказывались всё выше. Он за пару мгновений похитил её способность дышать, доводя до дрожи и тихих стонов, обдавая тонкую кожу своим разгорячённым дыханием. Гермиона откинулась спиной на холодные простыни и сжала их пальцами, пытаясь то сжать их, то придвинуть ближе к себе, пока дразнящий язык Драко обводил круги вокруг её клитора. Он скользил им вниз, собирая все женские соки, и властно вводил в неё два пальца, когда она извивалась на кровати и сладкими губами шептала слово "да". Каждая клеточка тела Малфоя горела от ощущения её близости, коктейля из страсти, буйности и зашкаливающего уровня адреналина, который превращал кровь в жидкое текучее пламя. Ему было крайне необходимо ощутить всю её на вкус, на запах, на ощупь. Драко резко навис над ней, одной рукой подняв и поместив её хрупкое тело выше на постели. Он смотрел в её глаза точно зверь, лев, с прищуренными веками, и неожиданно из его горла был издан низкий животный рык, когда она обвила его талию ногами, притянув ближе к себе, давая знать, что она тоже львица. Драко вошёл в неё, не дожидаясь прошения, ощущая её лёгкую дрожь в теле, и украл звонкий стон со сладких губ, что освящали его внутренний огонь, в то же время будучи тем самым огнём внутри него самого. Он наполнял её собою полностью, без остатка, отдавая каждую частичку себя, покрывая её шею страстными поцелуями, сжимая её грудь, когда она царапала его спину и выдыхала его имя в ухо, зарываясь пальцами в платиновые волосы. — Драко, — повторяла она, извиваясь под ним, и он позволял, наслаждался. Его толчки усилились, ускорились и стали ритмичны с биением её сердца, парень вновь очертил указательным пальцем границу женской ареолы, и его рука спустилась ниже, нащупывая самое чувствительное и набухшее от прильнувшей крови с гормонами место. Она вновь изогнулась, будто дуга и протяжно заскулила, жалобно моля о большем, пока её мышцы сокращались, доводя его до беспамятства. — Пожалуйста, — просила она, кусая губы. Новый толчок, и Гермиону наполнила изнутри новая эмоциональная, разрушительная стихия, её мышцы сжались до секундной крепатуры, и она ощутила тёплую вязкую жидкость, что стекала по внутренней стороне её бёдер. Кровь шумела в ушах, разнося по организму эндорфины, что радовали каждую клеточку тела. Драко расположился рядом, упав, подобно девушке, спиной на влажные простыни. После нескольких минут, которые потребовались для восстановления дыхания, Гермиона поднялась на локтях на кровати и обратила внимание на разбросанные вещи, что валялись на полу. А в особенности, на мужские штаны. — Это же моя колдография, — заметила она. Драко привстал и обратил внимание на выпавший из штанов чужой снимок. — Я одолжил её у тебя на время, — соврал он. — Зачем? Гермиона смотрела на него, наблюдала за тем, как в сумеречном свете медленно опадала его грудная клетка. Он не волновался. Нет. Он полностью был уверен в своих мыслях. — Чтобы видеть тебя каждый день и представлять, как ты касаешься меня, — хриплым голосом ответил он. — Почему? — одними губами прошептала она. — Потому что я эгоист. Я своенравный, неблагодарный, нахальный, самодовольный эгоист, как ты всегда и говорила. Я беру то, что хочу, потому что я избалованный. И ты — моя самая большая прихоть. Я хочу, чтобы ты устраивала ебучий зоопарк на моём заднем дворе, рассаживала своих мандрагор у порога дома и создавала тысячи букетов в моей гостиной, я хочу, чтобы ты играла на фортепиано каждый вечер и каждую ночь, чтобы варила этот гадкий горячий шоколад и включала шумный телевизор, нарушая моё спокойствие. Я хочу, чтобы ты постоянно смотрела на меня так, как сейчас, и не давала моей жизни разрушиться. Она продолжала смотреть на него, пытаясь усмирить подъёмы собственной грудной клетки, чтобы не выдать волнения. — И потому что я люблю тебя, — закончил он. В её груди что-то защемилось, словно замкнулась электрическая цепь, проводящая токи по организму. Гермиона молча исследовала его лицо глазами в попытке отыскать признаки лжи и нахально скрытой шутки. — Тогда мне придётся остаться здесь, — тихо заметила она, — в безопасном месте. А то шумиха ещё не улеглась. Он усмехнулся. — Придётся остаться. P.S. На небольшой особняк медленно, но покорно опускалась весенняя ночь, которая вот-вот должна была смениться летней. Безопасное место, ставшее таким совершенно случайно, охраняло в своих стенах четырёх друзей, троих слизеринцев, двоих возлюбленных и одну гриффиндорку, подругу Гарри Поттера, участницу Золотого Трио, лучшую волшебницу нового поколения и бывшего Аврора. В доме по вечерам приятно пахло свежесваренным шоколадом и немного корицей, а также терпкими сигаретами с кислой вишней. С первого этажа доносились звуки фортепиано и весёлые возгласы парней, которые иногда перекрывались голосами с телевизора. А на заднем дворе по-прежнему находился пруд, что был виден со спальни на втором этаже, где была кровать с чёрными шёлковыми простынями, на ней лежали парень и девушка, что часто выходили на балкон и смотрели на этот пруд. А в частности, на четырёх лебедей, что всегда размеренно исследовали воду, двое из которых всегда держались вместе.КОНЕЦ
Dum spiro spero* (с лат. — «пока дышу, надеюсь»)