Midnight Sun / Солнце Полуночи

Я СЛЕДИЛ ЗА НЕЙ ВЕСЬ ДЕНЬ, ГЛАЗАМИ ДРУГИХ ЛЮДЕЙ, ЕДВА осознавая своё собственное окружение. Только не глазами Майка Ньютона, потому что я больше не мог выносить его оскорбительных фантазий, и не глазами Джессики Стэнли, потому что её негодование по отношению к Белле раздражала. Анджела Вебер была наилучшим выбором, когда её глаза оказывались в доступности. Она была доброй — было легко находиться в её голове. И потом, иногда именно учителя обеспечивали наилучший вид. Наблюдая, как на протяжении дня Белла, то и дело спотыкается — зацепиться о трещины на тротуаре, разбросанные книги, но чаще всего, о собственные ноги — я был удивлен тому, что люди, которых я подслушивал, считали её неуклюжей. Я задумался над этим. Это правда, ей довольно часто было нелегко оставаться в вертикальном положении. Я вспомнил, как она споткнулась о стол в тот первый день, как скользила по льду перед аварией, как споткнулась вчера о нижний край дверного косяка. Как странно — похоже, они были правы. Она была неуклюжей. Я не знал, почему это так смешило меня, но я так громко смеялся пока шёл с истории Америки на урок английского языка, что несколько человек бросали на меня насторожённые взгляды, но тут же отворачивались при виде моих обнажённых зубов. Как же я раньше этого не замечал? Может, потому, что в её неподвижности было нечто очень грациозное, в том, как она держала голову, в изгибе её шеи… Однако сейчас в ней не было ничего грациозного. Мистер Вернер наблюдал, как она зацепилась носком ботинка за ковёр и буквально рухнула на свой стул. Я снова рассмеялся. Время тянулось с невероятной медлительностью, пока я дожидался своего шанса увидеть её собственными глазами. Наконец, прозвенел звонок. Я быстро зашагал в кафетерий, чтобы занять себе место. Я был одним из первых, вошедших в помещение. Я выбрал столик, который обычно пустовал, и был уверен, что так и останется, ведь теперь на него тем более никто не станет претендовать, после того, как я сяду за ним. Когда моя семья вошла и увидела меня сидящим в одиночестве на новом месте, они не удивились. Элис, должно быть, их предупредила. Розали с гордым видом прошествовала мимо, не удостоив меня даже взглядом. «Идиот». У нас с Розали никогда не было простых взаимоотношений — я обидел её в тот самый первый раз, когда она услышала мной сказанную фразу, и с того момента всё катилось лишь вниз по наклонной — но, казалось, в последние несколько дней она стала ещё более вспыльчивой, чем обычно. Я вздохнул. Розали волновала лишь она сама. Проходя мимо, Джаспер слегка улыбнулся мне. «Удачи», — с сомнением подумал он. Эмметт закатил глаза и покачал головой. «Бедный ребёнок, совсем лишился рассудка». Элис вся сияла, её зубы мерцали слишком ярко. «А теперь мне можно поговорить с Беллой?» — Не вмешивайся, — сказал я себе под нос. Её лицо погрустнело, но тут же вновь просветлело. «Ну и ладно. Можешь упрямствовать дальше. Это лишь вопрос времени». Я снова вздохнул. «Не забудь про сегодняшнюю лабораторную по биологии», — напомнила она мне. Я кивнул. Меня угнетало, что мистер Беннер строил такие планы. Я потратил столько часов на уроки биологии, сидя рядом с ней и делая вид, будто не замечаю её; мне показалось в этом какая-то болезненная ирония, что именно сегодня мне придётся пропустить занятие. Пока дожидался прибытия Беллы, я следил за ней глазами первокурсника, который шёл за Джессикой по пути в кафетерий. Джессика болтала о предстоящем танце, но Белла ничего ей не ответила. Не то чтобы Джессика давала ей много шансов вставить хоть слово. В тот момент, когда Белла вошла в дверь, её глаза метнулись к столику, за которым сидели мои братья и сёстры. Мгновение она смотрела на него, а затем её лоб наморщился, а её глаза уткнулись в пол. Она не заметила меня здесь. Она выглядела такой… грустной. Я почувствовал непреодолимое желание встать и подойти к ней, и как-то утешить её, только я не знал, что именно она сочтёт утешительным. Я понятия не имел, что заставило её выглядеть такой. Джессика всё ещё продолжала тараторить о танцах. Была ли Белла расстроена тем, что собирается пропустить их? Это казалось маловероятным. Но если это правда… я желал чтобы я мог предложить ей такую возможность. Невозможно. Физическая близость, необходимая для танца, была бы слишком опасной. На обед, она купила себе лишь попить и ничего больше. Было ли это правильно? Не нуждается ли она в большем питании. Прежде, я никогда не уделял особого внимания на человеческую диету. Люди были чрезвычайно хрупкими! Было миллион разных причин, о которых стоило беспокоиться. — Эдвард Каллен снова пялиться на тебя, — услышал я голос Джессики. — Интересно, почему он сегодня сидит один? Я был благодарен Джессике — однако теперь она обиделась ещё сильнее — потому что Белла резко вскинула голову и её глаза стали исследовать столовую, пока не встретились с моими. Теперь на её лице не осталось и следа печали. Я позволил себе надеяться, что она чувствовала себя несчастной, потому что думала, что я пораньше ушёл из школы, и эта надежда заставила меня улыбнуться. Жестом я пригласил её присоединиться ко мне. Она выглядела настолько поражённой, что мне снова захотелось подразнить её. Так что, я подмигнул, и её рот приоткрылся в изумлении. — Это он тебя имеет в виду? — грубо спросила Джессика. — Может, ему нужна помощь с домашним заданием по биологии, — сказала она тихим, неуверенным голосом. — Э-м, я лучше пойду, узнаю, что ему нужно. Это был почти ещё один да. Она дважды споткнулась по пути к моему столику, хотя на её пути не было ничего, кроме идеально ровного линолеума. Серьезно, как же я не замечал этого раньше? Я уделял больше внимания её безмолвным мыслям, полагаю. Что ещё я упустил? Она уже почти подошла к моему новому столику. Я попытался подготовить себя. «Сохраняй честность, сохраняй лёгкость», — молча скандировал я. Она остановилась позади стула напротив меня, колеблясь. Я глубоко вдохнул, на этот раз через нос, а не через рот. «Почувствуй жжение», — сухо подумал я. — Не хочешь сегодня сесть со мной? — спросил я у нее. Она выдвинула стул и присела, не сводя с меня глаз, все это время. Она выглядела нервной, но её согласие на приглашение, означало очередной да. Я ждал, пока она заговорит. Это заняло момент, но, в конце концов, она сказала: — Это необычно. — Что ж… — замялся я. — Я решил, что раз уж всё равно следую дорогой в ад, то надо хотя бы не жалеть усердия. Что заставило меня сказать это? Полагаю, это было честно, по крайней мере. И, возможно, она услышит недвусмысленное предостережение, которое подразумевали мои слова. Может, она поймёт, что ей следует встать и уйти настолько быстро, насколько это возможно. Она не встала. А глядела на меня, выжидающе, будто я оставил свою фразу незаконченной. — Ты же знаешь, я понятия не имею, что ты имеешь в виду, — сказала она, не дождавшись моего продолжения. Это стало облегчением. Я улыбнулся. — Знаю. Стало трудно игнорировать мысли, кричащие на меня из-за её спины — к тому же, мне всё равно хотелось сменить тему. — Кажется, твои друзья злятся на меня за то, что я похитил тебя у них. Похоже, это её не волновало. — Переживут. — А ведь я могу и не вернуть тебя. — Я даже не знал, старался ли я сейчас быть честен или же это очередная попытка её подразнить. Находясь рядом с ней, все мои мысли путались. Белла громко сглотнула. Я рассмеялся, увидев выражение её лица. — Ты выглядишь взволнованной. — По правде это было не смешно. Ей следовало беспокоиться. — Нет. — Я знал, что это, должно быть, ложь, её голос дрогнул, выдавая её обман. — На самом деле удивлена.… В честь чего всё это вызвано? — Я же сказал, — напомнил я ей. — Я устал от попыток избегать тебя. Так что я сдаюсь. Мне с трудом удавалось удерживать улыбку на лице. Это совершенно не сработало — попытка быть честным и небрежным одновременно. — Сдаёшься? — повторила она, сбитая с толку. — Да, сдаюсь от попыток быть хорошим. — И, по всей видимости, сдаюсь от попыток казаться беспечным. — С сегодняшнего дня я просто буду делать то, что хочу, а там уж как фишки лягут. — Это было достаточно честно. Пусть она увидит мой эгоизм. Пусть это тоже послужит ей предупреждением. — Прости, ты снова меня запутал. Я был достаточно эгоистичен, чтобы радоваться этому. — Разговаривая с тобой, я всегда скажу слишком много — и это одна из проблем. Довольно несущественная проблема по сравнению с остальными. — Не беспокойся, — заверила она меня. — Я всё равно ничего не понимаю. Хорошо. Тогда она останется. — На это я и рассчитываю. — Итак, говоря простым языком, мы теперь друзья? Я на секунду задумался. — Друзья… — повторил я. Мне не понравилось, как это звучит. Этого было... недостаточно. — Или нет, — пробормотала она смущённо. Неужели она считает, что даже настолько мне не нравится? Я улыбнулся: — Что ж, полагаю, мы можем попытаться. Но предупреждаю сразу — я не самый подходящий друг для тебя. Я ждал её ответа, разрываясь надвое — между желанием, чтобы она, наконец, услышала меня и поняла, и страхом, что могу умереть, если это произойдёт. До чего мелодраматично! Её сердце забилось быстрее. — Ты часто так говоришь. — Да, потому что ты меня не слушаешь, — сказал я, и снова излишне напористо. — Я всё ещё жду, когда ты в это поверишь. Если ты умна, то будешь избегать меня. Я мог лишь догадываться о той боли, которую почувствую в тот миг, когда она поймёт достаточно, чтобы сделать правильный выбор. Её глаза сузились. — Кажется, ты уже составил ясное мнение относительно моих интеллектуальных способностей. Я не совсем был уверен, что именно она имела в виду, но улыбнулся в знак извинения, догадываясь, что, должно быть, случайно обидел её. — Итак, — медленно проговорила она. — Настолько долго, насколько я остаюсь… не умной, мы попытаемся стать друзьями? — Звучит примерно так. Она опустила взгляд, пристально глядя на бутылку лимонада в своих руках. Меня по-прежнему мучило давнее любопытство. — О чём ты думаешь? — спросил я. Произнести, наконец, эти слова вслух, стало для меня огромным облегчением. Я уже не мог вспомнить, каково это — ощущать потребность в кислороде в легких, но я задался вопросом, может ли облегчение при вдохе быть хоть немного похоже на это. Она встретилась со мной взглядом, и её дыхание участилось, а щёки окрасились легким румянцем. Я вдохнул, желая ощутить этот вкус в воздухе. — Пытаюсь понять, кто ты такой. Я сдержал улыбку на своём лице, заперев свои черты в таком положении, не позволяя моим страхам отразиться на них, в то время как паника охватила всё моё тело. Разумеется, ей это было интересно. У неё светлый ум. Я и не надеялся, что она не заметит чего-то столь очевидного. — И как, есть успехи? — спросил я, так беспечно, как только мог. — Не очень, — призналась она. Я усмехнулся с внезапным облегчением. — Есть же какие-то теории? Они не могли быть хуже правды, вне зависимости от того, до чего бы она ни додумалась. Её щеки покраснели ещё сильнее, но она ничего не сказала. Я мог чувствовать тепло её румянца. Я постарался говорить, используя свой убедительный тон. Он прекрасно действовал на нормальных людей. Я ободряюще улыбнулся. — Не поделишься со мной? Она покачала головой. — Слишком неловко. Агх. Незнание хуже всего прочего. Что в её предположениях могло быть неловким? Терпеть не могу незнания. — Это, правда, расстраивает, знаешь ли. Моя жалоба словно пробудила в ней что-то. Её глаза вспыхнули, а слова потекли быстрее обычного. — Нет, представить себе не могу, почему это вообще может расстраивать — только потому, что кто-то отказывается говорить о чём думает, в то время как сам постоянно делает еле заметные намёки, роняет таинственные замечания, будто специально предназначенные для того, чтобы не дать тебе уснуть по ночам, задаваясь вопросом, что это может означать… так с чего вдруг это должно расстраивать? Я нахмурился на неё, с огорчением осознав, что она права. Я был несправедлив. Она не могла знать о правилах и ограничениях, которые связывали мой язык, но это не меняло неравенства, как она это видела. — Или ещё лучше, сказать, что это личность также совершила целый ряд причудливых поступков — от спасения твоей жизни при чрезвычайно странных обстоятельствах в один день, до обращения с тобой, как с прокажённой, на следующий, и он так ничего и не объяснил, кстати, даже после того, как пообещал. Это всё тоже вовсе не должно расстраивать! Это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от неё, и в мой список добавилось еще одно её новое качество. — А ты немного с характером, не так ли? — Просто не люблю двойные стандарты. Разумеется, её раздражение было вполне оправдано. Я уставился на Беллу, задаваясь вопросом, могу ли я хоть что-то сделать правильно в отношении неё, пока безмолвный крик в голове Майка Ньютона не отвлёк меня. Он был так разгневан, так незрело вульгарен, что я вновь невольно рассмеялся. — Что? — требовательно спросила она. — Твой парень, кажется, считает, что моё общество тебе неприятно — он раздумывает над тем, не стоит ли ему подойти и прервать нашу ссору. Я бы с удовольствием посмотрел на его попытки. И снова засмеялся. — Не знаю, о ком ты говоришь, — сказала она ледяным голосом. — Но, в любом случае, я уверена, ты ошибаешься. Мне очень понравилось, как она отреклась от него всего лишь одной равнодушной фразой. — Отнюдь. Я же сказал, что большинство людей легко читаю. — Всех кроме меня, разумеется. — Да. Всех кроме тебя. — Неужели она должна быть исключением из всех правил? Разве не было бы более справедливо — учитывая всё остальное, с чем мне сейчас приходится иметь дело — если бы я мог услышать хоть что-нибудь из её головы? Разве я многого прошу? — И мне интересно знать, почему. Я пристально посмотрел ей в глаза, предпринимая ещё одну попытку услышать её. Она посмотрела в сторону, а затем открыла свой лимонад и сделала быстрый глоток, не отводя глаз от стола. — Ты не голодна? — спросил я. — Нет. — Она посмотрела на пустующее пространство между нами. — А ты? — Нет, я не голоден, — сказал я. Голод я определённо не испытывал. Она смотрела вниз, её губы были поджаты. Я ждал. — Можешь сделать мне одолжение? — спросила она, внезапно снова встретившись со мной взглядом. Что ей могло от меня понадобиться? Спросит ли она правду, которую мне не позволено говорить ей — правду, которую я не хочу, чтобы она когда-либо узнала? — Это зависит от того, чего ты хочешь. — Ничего особенного, — пообещала она. Я ждал, как обычно, с мучительно разгорающимся любопытством. — Я просто подумала… — медленно произнесла она, глядя на бутылку лимонада и проводя по её горлышку мизинцем, — Не мог бы ты предупреждать меня заранее, когда в следующий раз решишь не замечать меня ради моего же блага? Просто чтобы я подготовилась. Она хотела получить предупреждение? Значит, моё равнодушие было ей неприятно. Я улыбнулся. — Звучит справедливо, — согласился я. — Спасибо, — сказала она, поднимая глаза. На её лице было такое облегчение, что мне и самому захотелось рассмеяться от собственного облегчения. — Тогда, могу ли я попросить взамен один ответ? — с надеждой спросил я. — Один, — разрешила она. — Расскажи мне одну теорию. Она покраснела. — Только не это. — Ты же не оговаривала ограничения, просто пообещала дать один ответ, — возразил я. — Ты и сам нарушал обещания, — заявила она в ответ. Что ж, тут она меня подловила. — Всего одну теория — я не буду смеяться. — Нет, будешь. — Она казалась очень уверенной в этом, хотя я не мог вообразить себе ничего смешного. Я попытался убедить ещё раз. Я как можно пристальней посмотрел в её глаза — сделать это несложно благодаря таким глубокими глазам, как у неё — и прошептал: — Пожалуйста. Она моргнула, а её лицо стало совершенно пустым неотражающим никаких эмоций. Что ж, это была не совсем та реакция, на которую я рассчитывал. — Э-э, что? — спросила она секунду спустя. Она выглядела дезориентированной. Неужели с ней что-то не так? Я попытался снова. — Пожалуйста, расскажи мне всего одну маленькую теорию, — умолял я своим мягким, не вызывающим страха голосом, удерживая её взгляд в своём. К моему удивлению и удовлетворению, это, наконец, сработало. — Э-м, ну ладно, тебя укусил радиоактивный паук? Комиксы? Неудивительно, что она подумала, что я буду смеяться. — Не слишком созидательно, — упрекнул я её, пытаясь скрыть свою очередную волну облегчения. — Прости, это все, что у меня есть, — обиженно сказала она. Это принесло мне ещё большее облегчение. Я снова смог подразнить ее. — Ты даже близко не угадала. — Никаких пауков? — Не-а. — И никакой радиоактивности? — Увы! — Чёрт, — вздохнула она. — Криптонит на меня тоже не действует! — быстро проговорил я, прежде чем она успела спросить об укусах, и не вольно усмехнуться, потому что она подумала, что я супергерой. — Тебе не положено смеяться, помнишь? Я сжал губы вместе. — Рано или поздно я всё выясню, — пообещала она. И сбежит, как только узнает. — Лучше бы ты даже не пыталась, — сказал я, и все мои поддразнивания исчезли. — Потому что…? Я задолжал ей честность. Тем не менее, я попытался улыбнуться, чтобы мои слова звучали менее угрожающе. — А что, если я не супергерой? Что, если я плохой парень? Её глаза чуть расширились, а губы слегка приоткрылись. — О, — сказала она. А потом, ещё через секунду, добавила: — Понятно. Наконец-то она меня услышала. — Правда? — спросил я, стараясь скрыть свои мучения. — Ты опасен? — догадалась она. Её дыхание участилось, а сердце бешено забилось. Я не смог ей ответить. Был ли это мой последний момент с ней? Сбежит ли она сейчас? Могу ли я сказать ей, что люблю её, прежде чем она уйдёт? Или это напугает её ещё больше? — Но неплохой, — прошептала она, качая головой, и в её ясных глазах не было видно страха. — Нет, я не верю, что ты плохой. — Ты ошибаешься, — выдохнул я. Разумеется, я был плохим. Разве я не обрадовался теперь, выяснив, что она думает обо мне лучше, чем я того заслуживаю? Будь я хорошей личностью, я бы держался от неё подальше. Я протянул руку через стол, потянувшись к крышке от её бутылки с лимонадом, в качестве оправдания этого движения. Она не отпрянула от моей внезапно ставшей ближе руки. Она, правда, меня не боялась. Пока нет. Я закрутил крышку, как волчок, наблюдая за вращением, чтобы не смотреть на неё. Мои мысли были в смятении. «Беги, Белла, беги». — Я не мог заставить себя произнести эти слова вслух. Она вскочила на ноги. Как только я начал беспокоиться, что она каким-то образом услышала моё безмолвное предупреждение, она воскликнула: — Мы опоздаем! — Я сегодня не пойду на занятия. — Почему нет? «Потому что не хочу убить тебя». — Время от времени пропускать занятия полезно для здоровья. Если быть точнее, то для здоровья людей было полезнее, если вампиры пропускали те дни, когда проливалась человеческая кровь. Сегодня мистер Беннер проводил анализ на группу крови. Элис уже прогуляла утренние занятия. — Что ж, я пойду, — сказала она. Это меня не удивило. Она была ответственной — она всегда поступала правильно. Она была моей противоположностью. — Тогда увидимся позже, — сказала я, снова стараясь быть непринуждённым, глядя на вращающуюся крышку. «Пожалуйста, спаси себя. Пожалуйста, никогда не оставляй меня». Она замешкалась, и на мгновение я понадеялся, что она все-таки останется со мной. Но тут прозвенел звонок, и она поспешила прочь. Я подождал, пока она уйдёт, а затем положил крышку в карман — сувенир на память об этом самом важном разговоре — и пошёл сквозь дождь к своей машине. Я поставил свой любимый успокаивающий компакт-диск — тот самый, который слушал в тот первый день — но я недолго слушал композиции Дебюсси. В голове у меня проносились другие ноты, отрывок мелодии, которая порадовала меня и интриговала. Я выключил стерео и прислушался к музыке в своей голове, играя с отрывком, пока он не превратился в более целостную гармонию. Мои пальцы автоматически задвигались в воздухе над воображаемыми клавишами рояля. Новая композиция почти сформировалась, когда моё внимание привлекла волна мысленных страданий. «Она что, сейчас упадёт в обморок? Что же мне делать?» — запаниковал Майк. В сотне метров от меня Майк Ньютон опускал обмякшее тело Беллы на тротуар. Она безвольно сползла на мокрый бетон, её глаза были закрыты, а кожа была бледной, как у мертвеца. Я чуть не снёс дверцу машины. — Белла? — крикнул я. Её безжизненное лицо даже не дрогнуло, когда я выкрикнул её имя. Всё моё тело стало холоднее, чем лёд. Это выглядело похоже на подтверждение всех тех нелепых сценариев, которые я себе представлял. В тот самый момент, стоило только упустить её из виду… Пока я неистово просеивал мысли Майка, я был осведомлён его раздражением и удивлением моим появлением. Он думал лишь о своём гневе по отношению ко мне, так что я не знал, что случилось с Беллой. Если он сделал что-то, причинившее ей вред, я его уничтожу. Никто никогда не найдёт даже самого крошечного фрагмента его тела. — Что случилось? Она ранена? — требовательно спросил я, пытаясь сфокусировать его мысли. Необходимость двигаться с человеческой скоростью была невыносима. Но мне не следовало привлекать внимание к своему подходу. Затем я услышал, биение её сердца и ровное дыхание. Пока я наблюдал, она ещё крепче зажмурила глаза. Это немного ослабило мою панику. Я увидел мелькнувшие воспоминания в голове Майка, всплеск образов из кабинета биологии. Голова Беллы на нашем столе, её светлая кожа позеленела. Красные капли на фоне белых карточек. Анализ крови. Я остановился, там, где был, затаив дыхание. Её запах — это одно, а текущая кровь — совсем другое. — Думаю, она упала в обморок, — сказал Майк, встревоженный и обиженный одновременно. — Не знаю, что случилось. Она ведь даже свой палец не успела уколоть. Облегчение нахлынуло на меня, и я снова позволил себе вдохнуть, пробуя воздух на вкус. Ах, я ощутил слабое кровотечение из проколотой раны Майка Ньютона. Раньше, возможно, она бы могла мне понравиться. Я опустился на колени рядом с ней, а Майк парил рядом со мной, разъярённый моим вмешательством. — Белла. Ты меня слышишь? — Нет, — простонала она. — Уходи. Облегчение было таким восхитительным, что я рассмеялся. Ей ничего не грозило. — Я вёл её к медсестре, — сказал Майк. — Но дальше идти она не может. — Я сам отведу её. Можешь возвращаться на занятия, — пренебрежительно сказал я. Майк стиснул зубы. — Нет. Это поручили мне. Я не собирался стоять тут и спорить с этим идиотом. Взволнованный и напуганный, наполовину благодарный, а наполовину огорчённый затруднительным положением, которое сделало прикосновение к ней необходимостью, я осторожно поднял Беллу с тротуара и держал её в своих руках, касаясь только её куртки-дождевика и джинсов, сохраняя как можно большее расстояние между нашими телами. Я шагал вперёд, тем же самым движением, торопясь, чтобы поскорей доставить её туда, где она будет в безопасности — другими словами, подальше от меня. Её глаза изумленно распахнулись. — Опусти меня, — приказала она слабым голосом, снова смутившись, как я догадался по выражению её лица. Она не любила показывать свою слабость. Но её тело было настолько вялым, что я сомневался в её способности стоять самостоятельно, не говоря уже о том, чтобы ходить. Я проигнорировал протесты Майка позади нас. — Ты ужасно выглядишь, — сказал я ей, не в силах перестать улыбаться, потому что с ней всё было в порядке, не считая лёгкого головокружения и тошноты. — Опусти меня обратно на тротуар, — настаивала она. Её губы по-прежнему оставались белыми. — Значит, ты теряешь сознание при виде крови? — Какой извращенный вид иронии. Она закрыла глаза и плотно сжала губы. — Более того, даже не при виде своей собственной крови, — добавил я, широко улыбаясь. Мы прибыли к административному корпусу. Дверь была слегка приоткрыта, и я пинком оттолкнул её в сторону. Мисс Коуп пораженная подпрыгнула. — О боже, — выдохнула она, пака рассматривала пепельно-бледную девушку у меня на руках. — Она упала в обморок на уроке биологии, — объяснил я, прежде чем она дала волю своему воображению. Мисс Коуп поспешила открыть дверь в медкабинет. Глаза Беллы снова открылись, глядя на неё. Я услышал внутреннее удивление пожилой медсестры, пока я осторожно укладывал девушку на единственную потёртую кушетку. Как только Белла высвободилась из моих объятий, я тут же отошёл в самый дальний угол кабинета, используя его ширину как пространство между нами. Моё тело было слишком возбуждено, слишком нетерпеливо, мои мышцы были напряжены, а во рту струился яд. Она была такой теплой и ароматной. — Всего лишь небольшой обморок, — успокоил я Миссис Хаммонд. — Они определяли группу крови на биологии. Она кивнула, теперь всё понимая. — Такое постоянно с кем-то случается. Я подавил смешок, веря, что Белла и была этим кем-то. — Просто полежи тут минутку, милая, — сказала миссис Хаммонд. — Скоро всё пройдёт. — Я знаю, — сказала Белла. — И часто такое случается? — спросила медсестра. — Иногда, — призналась Белла. Я попытался скрыть свой смех за кашлем. Это привлекло внимание медсестры. — Теперь ты можешь вернуться обратно в класс, — сказала она. Я посмотрел ей прямо в глаза и солгал с совершенной уверенностью. — Я должен остаться с ней. «Хмм. Интересно.… Ну ладно», — кивнула Миссис Хаммонд. На медсестру это сработала просто замечательно. Почему же Белла должна быть такой трудной? — Я пойду принесу немного льда для твоего лба, дорогая, — сказала медсестра, чувствуя себя немного неуютно от взгляда в мои глаза — подобно тому, как и положено человеку — и покинула комнату. — Ты был прав, — простонала Белла, закрывая глаза. Что она имела в виду? Я пришёл к самому худшему выводу: Она решила внять моим предупреждениям. — Как обычно, — ответил я, стараясь придать голосу немного веселья, но прозвучало всё равно кисло. — В чём конкретно на этот раз? — Прогуливать и правда полезно, — вздохнула она. Ах, и снова облегчение. Потом она замолчала. Она просто медленно вдыхала и выдыхала. Её губы начали постепенно розоветь. Их форма была немного несбалансированная, верхняя губа была чуть полнее, чем нижняя. Глядя на её губы, я испытывал странное ощущение. Мне захотелось приблизиться к ней поближе, что было не слишком хорошей идеей. — Ты меня на минуту испугала там, — сказал я, пытаясь возобновить разговор. Тишина странным образом становилась болезненной, оставляя меня одиноким без звучания её голоса — Я думал, Ньютон тащит твоё бездыханное тело, чтобы закопать в лесу. — Ха-ха, — ответила она. — Честно говоря, я повидал трупов с куда лучшим цветом лица. — Это была чистая правда. — Я был обеспокоен, что мне, возможно, придётся мстить за твоё убийство. И я бы так и сделал. — Бедный Майк, — вздохнула она. — Уверенна, он кипит от злости. Во мне запульсировала ярость, но я быстро с ней совладал. Её беспокойство, несомненно, вызвано лишь жалостью. Она была добра. Вот и всё. — Он совершенно меня не выносит, — сказал я, воодушевленный этой мыслью. — Ты не можешь этого знать. — Я видел его лицо и могу судить. — Вероятно, это можно было назвать правдой, ведь чтение выражения его лица дало бы мне достаточно информации, чтобы сделать именно такой вывод. Вся эта практика с Беллой оттачивала мои навыки. — Как ты меня увидел? Я думала, ты прогуливаешь. Её лицо выглядело уже лучше — с её полупрозрачной кожи исчез зеленоватый оттенок. — Я был в своей машине, слушал музыку. Её рот дернулся, будто мой самый обычный ответ чем-то её удивил. Она снова открыла глаза, когда миссис Хаммонд вернулась с пакетом льда. — Вот, держи, дорогая, — сказала медсестра, прикладывая его ко лбу Беллы. — Ты выглядишь уже получше. — Мне кажется, я уже в порядке, — сказала Белла и села, убирая пакет со льдом. Ну, разумеется. Ей не нравилось, когда о ней заботились. Морщинистые руки миссис Хаммонд потянулись к девушке, как если бы она собиралась толкнуть её обратно на кушетку, но в этот момент Миссис Коуп открыла дверь кабинета и заглянула внутрь. Её появление принесло с собой легкий запах свежей крови, лишь дуновение. В приемной, невидимый за её спиной и по-прежнему очень злой Майк Ньютон желал, чтобы вместо грузного парня, которого он сейчас тащил, оказалась девушка, что находилась здесь со мной. — У нас тут ещё один, — сказала миссис Коуп. Белла быстро спрыгнула с кушетки, желая находиться подальше от всеобщего внимания. — Возьмите, — сказала она, возвращая компресс Миссис Хаммонд. — Мне оно больше не нужно. Майк кряхтел, пока кое-как втаскивал Ли Стивенса в дверь. Кровь всё ещё сочилась из пальца, и стекала по запястью руки, которую Ли прижимал к лицу. — О нет. — Это был намёк на то, что мне пора уходить — и Белле, по-видимому, тоже. — Выйди в приёмную, Белла. Она удивлённо уставилась на меня. — Поверь мне — иди. Она резко повернулась и, успев поймать дверь прежде, чем та захлопнулась, бросилась в приёмную. Я шёл следом за ней, всего на шаг позади. Её взметнувшиеся волосы коснулись моей руки. Обернувшись, она посмотрела на меня, по-прежнему сомневаясь. — Ты, правда, послушалась меня? Это случилось впервые. Она наморщила свой маленький носик: — Я почувствовала запах крови. Я уставился на неё в полном изумлении. — Люди не чувствуют запаха крови. — Ну, а я вот могу, и меня от него начинает тошнить. Кровь пахнет ржавчиной… и солью. Моё лицо застыло, по-прежнему продолжая пялиться на неё. Она, правда, человек? Она выглядела, как человек. Была мягкой наощупь, как человек. Она пахла как человек — ну, вообще-то, даже лучше. Она вела себя, как человек… более или менее. Но она мыслила, не как человек, и реагировала, не так как они. Хотя, разве были другие варианты? — Что? — требовательно спросила она. — Ничего. Тут нас прервал Майк Ньютон, ворвавшись в приёмную с негодующими и яростными мыслями. — Ты выглядишь лучше, — грубо сказал он ей. Моя рука дёрнулась, в стремлении обучить его хорошим манерам. Мне придётся следить за собой, иначе я действительно в конечном итоге прикончу этого несносного мальчишку. — Просто держи свою руку в кармане, — сказала она. На одну безумную секунду мне показалось, что она обращается ко мне. — Она больше не кровоточит, — угрюмо ответил он. — Ты вернёшься обратно в класс? — Ты, шутишь? Тогда я могу просто развернуться и отправиться обратно. Это очень хорошо. Я думал, что мне придётся провести целый час без неё, а вместо этого у меня появилось дополнительное время. Подарок, которого я явно не заслуживал. — Да, наверное… — пробормотал Майк. — Так ты поедешь в эти выходные? На пляж? А это ещё что?! У них были планы. Гнев пригвоздил меня на месте. Хотя это была групповая поездка. Майк перебирал в уме других приглашённых, подсчитывая с количеством мест в машине. Они будут не только вдвоём. Но это не ничуть не помогло умерить мою ярость. Я неподвижно прислонился к стойке, пытаясь обуздать свои эмоции. — Конечно, я ведь уже сказала, что поеду, — пообещала она ему. Значит, ему она тоже сказала да. Ревность жгла ещё болезненней, нежели жажда. «Нет, это просто групповая поездка», — пытался убедить себя я. – «Она просто проведёт день со своими друзьями. Ничего более». — Мы встречаемся в магазине моего отца в десять. «А Каллен НЕ приглашён». — Я приду, — сказала она. — Тогда увидимся на физкультуре. — Увидимся, — ответила она. Он зашаркал в свой класс, его мысли были переполнены гневом: «Что она нашла в этом уроде? Конечно, то, что он богат, я так полагаю. Девчонки считают, что он горяч, но я ничего такого в нём не вижу. Слишком… слишком идеальный. Держу пари, его отец практикует на каждом из них пластические операции. Вот почему они все такие белые и красивые. Это неестественно. И он какой-то… устрашающий на вид. Временами, когда он смотрит на меня, я готов поклясться, что он замышляет о том, как убить меня. Урод». Майк оказался довольно проницательным. — Физкультура, — тихо повторила Белла. И застонала. Посмотрев на неё, я увидел, что она снова чем-то расстроена. Я не был уверен почему, но было ясно, что она не хочет идти на следующий урок вместе с Майком, и я был полностью за этот план. Я подошёл к ней и наклонился к её лицу, чувствуя тепло её кожи, излучаемое к моим губам, согревая их, я не смел дышать. — Я позабочусь об этом, — пробормотал я. — Иди, присядь и прими болезненный вид. Она сделала, как я просил, села на один из складных стульев и прислонилась головой к стене, как раз в то время, позади меня Миссис Коуп вышла из подсобки и направилась к своему столу. С закрытыми глазами Белла выглядела так, словно снова потеряла сознание. К ней всё ещё не вернулся нормальный цвет лица. Я повернулся к секретарше. Надеюсь, Белла обратила на это внимание, сардонически подумал я. Именно так и должен реагировать человек». — Миссис Коуп? — спросил я, снова используя свой убедительный голос. Её ресницы затрепетали, а сердце забилось быстрее: «Слишком молод, держи себя в руках!» — Да? Любопытно. Когда пульс Шелли Коуп участился, это произошло потому, что она находила меня физически привлекательным, а не потому, что была напугана. Я привык к такой реакции от тех человеческих представительниц женского пола, кто несколько приспособился к моему виду благодаря продолжительному воздействию, и уже не боялись, а реагировали на нашу красоту… и всё же я никогда не рассматривал это объяснение учащённого сердцебиения Беллы. Эта мысль мне понравилась, возможно, даже слишком. Я улыбнулся своей осторожной, успокаивающей человека улыбкой, и дыхание Миссис Коуп стало громче. — У Беллы следующим занятием физкультура, но я не думаю, что она чувствует себя достаточно хорошо. На самом деле, я подумал, что мне стоит отвезти её домой прямо сейчас. Как Вы считаете, Вы могли бы освободить её от занятий? — Я вглядывался в её невыразительные глаза, наслаждаясь хаосом, что повлиял на её мыслительный процесс. Возможно ли, что и Белла…? Миссис Коуп пришлось громко сглотнуть, прежде чем она смогла ответить: — Тебе тоже нужно освобождение, Эдвард? — Нет спасибо. Моё занятие у Миссис Гофф. Она не будет возражать. Теперь я не уделял ей много внимания. Я размышлял над открывшейся новой возможностью. Хмм. Мне бы хотелось верить, что Белла находит меня привлекательным, как и большинство людей, но когда у Беллы были такие же реакции, как у большинства людей? Я не должен надеяться на это. — Хорошо, считай, что я обо всём уже позаботилась. Ты чувствуешь себя лучше, Белла? Белла слабо кивнула — немного переигрывая. — Ты сможешь идти или хочешь, чтобы я снова понёс тебя на руках? — спросил я, забавляясь её скверной театральностью. Я знал, что она захочет идти сама — она не захочет показаться слабой. — Я сама пойду, — сказала она. И снова правь. Она встала, на мгновение замешкалась, словно проверяя свое равновесие. Я придержал для неё дверь, и мы вышли под дождь. Я наблюдал за ней, как она с закрытыми глазами и с легкой улыбкой на губах, вскинула лицо навстречу слабым каплям дождя. О чём она думала? Что-то в этом действии показалось мне неправильным, и я быстро осознал, почему эта поза выглядела мне незнакомой. Нормальные человеческие девушки не стали бы так подставлять лицо под моросящий дождь; нормальные человеческие девушки обычно пользовались косметикой, даже здесь, в этом влажном, дождливом месте. Белла никогда не пользовалась косметикой, да это ей и не нужно. Косметическая индустрия зарабатывала миллиарды долларов в год на женщинах, которые стремились добиться такой кожи, как у неё. — Спасибо, — сказала она, теперь улыбаясь мне. — Почти стоило заболеть, чтобы пропустить физкультуру. Я оглядел кампус, гадая, как бы продлить время, проведённое с ней. — В любое время, — ответил я. — Так ты поедешь? В эту субботу, я имею в виду? — В её голосе звучала надежда. Ах, её надежда смягчила укол моей ревности. Она хотела, чтобы с ней был я, а не Майк Ньютон. И мне хотелось сказать да. Но нужно было учесть множество вещей. Во-первых, в эту субботу будет светить солнце. — А куда именно вы все направляетесь? — Я старался сохранять беспечный голос, как если бы ответ не имел большого значения. Однако Майк сказал «пляж». Там не так уж много шансов избежать солнечного света. Эмметт начнёт немного беситься, если я отменю наши планы, но это не остановит меня, если появится возможность провести время с ней. — В Ла-Пуш[1], на Первый Пляж. Значит, это невозможно. Справившись со своим разочарованием, я посмотрел на неё сверху вниз, криво улыбаясь. — Мне не показалось, что я приглашён. Она вздохнула, уже смирившись. — Я тебя только что пригласила. — Давай мы с тобой больше не будем доводить беднягу Майка, хотя бы на этой неделе. Мы же не хотим, чтобы он сорвался. Я подумал о том, как сам сорвусь на беднягу Майка, и очень наслаждался этой мысленной картиной. — Майк-шмайк, — сказала она снова пренебрежительно. Я улыбнулся. А потом она начала уходить от меня. Не думая о своих действиях, я машинально протянул руку и поймал её за воротник куртки-дождевика. Она резко остановилась. — Куда это ты собралась? Я был расстроен — почти зол, что она уходит. Мне было недостаточно того времени, которое я провёл с ней. — Поеду домой, — сказала она, явно озадаченная, почему это должно меня расстроить. — Разве ты не слышала, что я обещал благополучно доставить тебя домой? Думаешь, я позволю тебе вести машину в твоём состоянии? — Я знал, что ей это не понравится — мой намёк на слабость с её стороны. Но мне нужно было потренироваться перед поездкой в Сиэтл — понять, смогу ли я справиться с её близостью в замкнутом пространстве. Это будет гораздо более короткое путешествие. — В каком таком состоянии? — возмутилась она. — А как же мой пикап? — Я попрошу Элис пригнать его после школы. — Я осторожно потянул её обратно к своей машине. По-видимому, даже просто идти прямо было достаточно сложно для неё. — Отпусти! — воскликнула она, повернувшись в сторону и чуть не споткнувшись. Я протянул руку, дабы поймать её, но она успела выпрямиться прежде, чем ей потребовалась моя помощь. Я не должен искать любую возможность как предлог, чтобы прикоснуться к ней. Это снова навело меня на мысль о реакции Миссис Коуп на меня, но я отложил это на потом. На этом фронте многое нужно было обдумать. Я отпустил её, как она того просила, и тут же об этом пожалел — она мгновенно споткнулась и налетела на пассажирскую дверцу моей машины. Мне следует быть ещё более осторожным, принимая во внимание её плохое чувство равновесия. — Ты такой напористый! — проворчала она. Она была права. Моё поведение было странным, и это ещё мягко сказано. Скажет ли она мне нет теперь? — Дверь открыта. Я сел на водительское место и завёл машину. Крепко обхватив себя руками, она продолжала стоять на улице, хотя дождь усилился, а я знал, что ей не нравиться холод и сырость. Вода пропитывала её густые волосы, делая их почти чёрными. — Я вполне способна сама доехать до дома! Разумеется, способна. Но я жаждал её времени так, как никогда раньше не желал ничего другого. Не столь насущное и требовательное, как жажда, это было что-то другое, другой вид желания и другой вид боли. Она задрожала. Я опустил окно с пассажирской стороны и наклонился к ней: — Пожалуйста, сядь в машину, Белла. Её глаза сузились, и я догадался, что она раздумывает, попытаться ей сбежать или нет. — Я притащу тебя обратно… — пошутил я, задаваясь вопросом, верна ли моя догадка. Потрясение на её лице подсказало мне, что я не ошибся. Гордо вздернув подбородок, она открыла дверцу и забралась внутрь. Вода с её волос стекала на кожаную обивку сиденья, а ботинки скрипели, соприкасаясь друг о друга. — В этом нет совершенно никакой необходимости, — сказала она. Мне показалось, что она выглядела скорее смущённой, чем сердитой. Может, моё поведение было совершенно неприемлемым? Я думал, что дразню её, что веду себя как обычный потерявший голову подросток, но что, если я ошибаюсь? Что, если она чувствовала себя принужденной? Я осознал, что у неё были для этого все основания. Я не знал, как это делать. Как ухаживал бы за ней нормальный человек, современный мужчина в две тысячи пятом году. Будучи человеком, я был знаком только с обычаями своего времени. Благодаря своему странному дару я прекрасно знал, как люди мыслят сейчас, что они делают, как они действуют, но когда я пытался вести себя нечаянно и современно, всё казалось неправильным. Вероятно, потому что я не был ни нормальным, ни современным, ни человеком. И от своей семьи я не узнал ничего полезного об этом. Никто из них не имел ничего близкого к нормальному ухаживанию, не говоря уже о двух других упомянутых критериях. У Розали и Эмметта было всё по установленной традиции клише, классическая история о любви с первого взгляда. Никогда не было момента, чтобы кто-то из них задавался вопросом, кем они являются друг для друга. В первую же секунду, как только Розали увидела Эмметта, её привлекла его невинность и честность, которые ускользали от неё в жизни, и она захотела его. В первую секунду, когда Эммет увидел Розали, он увидел в ней богиню, которой с тех самых пор поклоняется без устали. У них никогда не было неловкого первого разговора, полного сомнений, никогда не было момента, когда кусая ногти, ждешь ответа да или нет. Союз Элис и Джаспера был ещё менее нормальным. Все двадцать восемь лет до их первой встречи Элис знала, что полюбит Джаспера. Она видела годы, десятилетия, столетия их будущей совместной жизни. И Джаспер, ощутивший все её эмоции в тот долгожданный момент встречи, всю чистоту, уверенность и глубину её любви, не мог остаться равнодушным, не мог не ответить на них. Должно быть, для него это было подобно цунами. Карлайл и Эсми были немного более типичными, чем остальные, я предположил. Эсми уже была влюблена в Карлайла — к его большому потрясению — но не с помощью каких-либо мистических или магических средств. Она познакомилась с Карлайлом совсем юной девочкой и, привлечённая его мягкостью, мудростью и неземной красотой, сформировали привязанность к нему, что преследовало её до конца её человеческих лет. Жизнь не была добра к Эсми, и поэтому неудивительно, что это золотое воспоминание о хорошем человеке никогда не вытеснялось из её сердца. После жгучей муки обращения, когда она очнулась и встретилась лицом к лицу со своей давней мечтой, её расположение уже полностью принадлежало ему. В тот момент я был рядом, чтобы предупредить Карлайла о её непредвиденной реакции. Он ожидал, что она будет шокирована своим превращением, травмирована болью, в ужасе от того, во что она превратилась, так же как и я когда-то. Он ожидал, что ему придётся объясняться и извиняться, успокаивать и искупать свою вину. Он знал — есть немалый шанс того, что она предпочла бы смерть, что она будет презирать его за выбор, сделанный без её ведома и согласия. Поэтому тот факт, что она была сразу же готова присоединиться к этой жизни — не совсем к жизни, а присоединиться к нему — не был тем, к чему он был готов. До того момента он никогда не видел себя возможным объектом для романтических отношений. Ему казалось, что это противоречит тому, кем он был — вампиром, чудовищем. Знание, которые я дал ему, изменило то, как он смотрел на Эсми, как он смотрел на себя самого. Более того, решение кого-то спасти путём обращения оказывает мощное воздействие на принявшего такой выбор. Это было не то решение, которое любой здравомыслящей индивидуум принимал с легкостью. Когда Карлайл выбрал меня, он уже испытывал по отношению ко мне дюжину привязывающих эмоций, даже прежде чем я успел очнуться и осознать, что происходит. Ответственность, тревога, нежность, жалость, надежда, сострадание… в этом поступке было естественное принятие на себя ответственности за происходящее, чего я никогда не испытывал, лишь слышал в его мыслях и в мыслях Розали. Я ещё не знал его имени, а он уже чувствовал себя моим отцом. Для меня было легко и инстинктивно войти в роль сына. Любовь к нему пришла легко — хотя я всегда приписывал это скорее тому, кем он был как личность, чем тому, что именно он инициировал мое обращение. Так что будь то по этим причинам, или потому, что Карлайлу и Эсми просто были предназначены друг другу… даже с моим даром слышать, как всё это происходило, я никогда не узнаю. Она любила его, и он вскоре обнаружил, что может ответить ей взаимностью. Прошло совсем краткий период времени, прежде чем его удивление сменилось сначала изумлением, затем открытием и наконец, влюбленностью. Безмерным счастьем. Между ними было лишь несколько неловких моментов, которые они легко преодолели с помощью незначительного чтения мыслей. Несравнимо с той неловкостью, которую сейчас испытывал я. Никто из них не был настолько невежественным и неуклюжим, как я. Не прошло и секунды, пока эти менее сложные взаимоотношения пронеслись у меня в голове; Белла, как раз закрывала дверцу. Я быстро включил обогреватель, чтобы она не испытывала дискомфорт, и убавил громкость музыки до фоновой. Я поехал прямо к выходу, наблюдая за ней краем глаза. Её нижняя губа упрямо выпячивалась вперёд. Внезапно она с интересом посмотрела на стереосистему, и её угрюмое выражение исчезло. — «Лунный свет»? — спросила она. Поклонница классики? — Ты знаешь Дебюсси? — Не слишком хорошо, — сказала она. — Моя мать часто слушает дома много классической музыки, но я узнаю только свои любимые. — Это тоже одно из моих любимых. — Я уставился на дождь, обдумывая это. У меня на самом деле было что-то общее с этой девушкой. Я начал думать, что мы были противоположностями во всех отношениях. Теперь она казалась более расслабленной, глядя на дождь невидящими глазами, как и я. Я воспользовался её минутным отвлечением, чтобы поэкспериментировать с дыханием. Я осторожно вдохнул через нос. Мощный эффект. Я крепко вцепился в руль. Благодаря дождю она пахла ещё лучше. Никогда бы не подумал, что такое возможно. Мой язык начал покалывать в предвкушении вкуса. Монстр не умер, с глубоким отвращением осознал я. Просто затаился, выжидая своего часа. Я попытался сглотнуть, чтобы уменьшить жжение в горле. Но это совершенно не помогло. И страшно разозлило меня. У меня и так было мало времени наедине с этой девушкой. Посмотри, сколько усилий тебе уже пришлось приложить, чтобы заполучить эти лишние пятнадцать минут. Я сделал ещё один вдох и боролся со своей реакцией. Я должен быть сильнее этого. «Что бы я делал сейчас, не будь я злодеем в этой истории?» — спросил я себя. Как бы я использовал это драгоценное время? Я захотел бы узнать о ней больше. — А твоя мать — какая она? — спросил я. Белла улыбнулась: — Она очень похожа на меня, только она красивее Я окинул её недоверчивым взглядом. — Во мне слишком много от Чарли, — продолжала она. — Она более общительная, чем я, и более смелая. Что общительнее, я поверил. Но смелее? В этом я не уверен. — Она безответственна и немного эксцентрична, и она очень непредсказуемо готовит. Она моя лучшая подруга. — Её голос стал меланхоличным, а на лбу пролегли складочки. Как я уже отмечал ранее, её тон больше походил на родительский, чем на детский. Я остановился перед её домом, слишком поздно задаваясь вопросом, полагалось ли мне знать, где она живёт. Нет, это не должно вызвать подозрение, в таком маленьком городке, где её отец был общественным деятелем. — Сколько тебе лет, Белла? — Она, должно быть, старше своих сверстников. Возможно, она позже пошла в школу или оставалась на второй год. Хотя это казалось маловероятным, учитывая какой умной она была. — Мне семнадцать, — ответила она. — Ты не похожа на семнадцатилетнюю. Она рассмеялась. — Что? — Моя мама всегда говорит, что я родилась тридцатипятилетней и с каждым годом всё сильнее становлюсь похожа на даму среднего возраста, — она снова рассмеялась, а потом вздохнула. — Ну, кто-то же должен быть взрослым. Это многое прояснило для меня. Легко было понять, как безответственность матери приводит к зрелости дочери. Ей пришлось рано повзрослеть, чтобы стать опекуном. Вот почему ей не нравилось, когда о ней заботились — она чувствовала, что это её обязанность. — Ты и сам не очень-то похож на ученика средней школы, — сказала она, выводя меня из задумчивости. Я нахмурился. За всё, то время пока я узнавал что-то о ней, она, в свою очередь, узнавала слишком много обо мне. Я сменил тему разговора. — Так почему твоя мать вышла замуж за Фила? С минуту она колебалась, прежде чем ответить. — Моя мать… она очень молода для своего возраста. Я считаю, Фил заставляет её чувствовать себя ещё моложе. Во всяком случае, она без ума от него, — она снисходительно покачала головой. — Ты одобряешь их брак? — поинтересовался я. — Разве это имеет значение? — спросила она. — Я хочу, чтобы она была счастлива… а он тот, кого она хочет. Бескорыстие в её высказываниях могли бы шокировать меня, за исключением того, что оно слишком хорошо согласуется с тем, что я успел узнать о её характере. — Это очень великодушно.… Мне интересно. — Что? — Сможет ли она проявить к тебе столько же великодушия, как ты считаешь? Независимо от того, каким будет твой выбор? Это был очень глупый вопрос, и пока задавал его, я не смог сохранить свой голос небрежным. Как глупо даже надеяться, что кто-то одобрит меня в качестве выбора своей дочери. Как глупо даже думать, что Белла может выбрать меня. — Я… я считаю да, — замялась она, странно отреагировав на мой взгляд. Это страх? Я снова подумал о Миссис Коуп. А на что указывали другие признаки? Широко раскрытые глаза могли обозначать обе эмоции. А вот трепещущие ресницы, кажется, означали вовсе не страх. Губы Беллы были чуть приоткрыты.… Она пришла в себя: — Но, в конце концов, она родитель. А это немного другое. Я кривовата улыбнулся: — Значит, хорошо бы кого-то не слишком страшного. — А что ты подразумеваешь под «страшного»? С Множественными пирсингами на лице и обширными татуировками по телу? — усмехнулась она. — Полагаю, это одно из определений. Одно из самых неопасных, на мой взгляд. — А какое определение дал бы ты? Она всегда задавала неправильные вопросы. Или, может, как раз наоборот — слишком правильные. Во всяком случае, те, на которые я не хотел отвечать. — Как ты считаешь, я тоже могу быть страшным? — спросил я у неё, пытаясь слегка улыбнуться. Она немного подумала, прежде чем ответить мне серьёзным тоном. — Хмм… Я считаю, ты мог бы быть таким, если бы захотел. Я тоже посерьёзнел: — Сейчас ты боишься меня? Она ответила сразу, не раздумывая ни секунды: — Нет. Теперь я улыбнулся с легкостью. Не думаю, что она говорила всю правду, но и поистине не лгала. По крайней мере, она не была настолько напугана, чтобы захотеть уйти. Мне стало интересно, что бы она почувствовала, скажи я ей, что она разговаривает с вампиром, а потом внутренне съёжился от ее предполагаемой реакции. — Так теперь ты расскажешь мне о своей семье? Это должна быть гораздо более интересная история, чем моя. Уж точно гораздо более пугающая. — Что ты хочешь узнать? — осторожно спросил я. — Каллены усыновили тебя? — Да. Она замялась, затем тихим голосом спросила: — А что случилось с твоими родителями? Это было не так уж и сложно. Мне даже не пришлось лгать ей. — Они умерли много лет назад. — Мне жаль, — пробормотала она, явно обеспокоенная тем, что причинила мне боль. Она беспокоилась обо мне. Какое странное чувство — видеть её заботу, пусть даже и выраженную таким банальным образом. — Я не очень хорошо их помню, — заверил я её. — Карлайл и Эсми уже давно стали моими родителями. — И ты их любишь, — заключила она. Я улыбнулся. — Да. Не могу представить себе двух людей лучше них. — Тебе очень повезло. — Да, я знаю. — В этом единственном обстоятельстве, когда дело касалось родителей, мне не откажешь в удаче. — А твои брат и сестра? Если я позволю ей настаивать на уточнении многих деталей, мне придётся солгать. Я взглянул на часы, разочарованный тем, что моё время с ней истекло, но также испытывал облегчение. Боль была серьёзной, и я боялся, что жжение в горле может внезапно вспыхнуть достаточно остро, чтобы контролировать меня. — Мои брат и сестра, а также Джаспер с Розали если на то пошло, будут очень расстроены, если им придётся стоять под дождем в ожидании меня. — Ой, извини, полагаю тебе пора. Она даже не пошевельнулась. Она тоже не хотела, чтобы наше время, проведенное вместе, истекло. На самом деле боль была не такой уж сильной, подумал я. Но мне следует быть ответственным. — И ты, вероятно, хочешь, чтобы твой пикап вернулся на своё место ещё до того, как шеф Свон появится дома, чтобы не пришлось посвящать его в подробности маленького инцидента на биологии, — Я усмехнулся, вспомнив, как она была смущена в моих руках. — Уверена, он уже слышал. В Форксе нет секретов. — Она произнесла название города с явным отвращением. Я рассмеялся над её словами. Действительно, никаких секретов. — Желаю повеселиться на пляже, — Я взглянул на проливной дождь, зная, что он не продлится долго и, желая, чтобы он никогда не кончался. — Прекрасная погода для принятия солнечных ванн. Что ж, в субботу так и будет. Ей понравится. А её счастье стало самым важным. Более важным, чем моё собственное. — Мы не увидимся завтра? Беспокойство в её тоне радовало меня, но также заставляло желать не разочаровывать её. — Нет. Эмметт и я начинаем выходные пораньше. — Теперь я злился на себя за то, что состроил планы. Я мог бы всё отменить… но в данный момент понятие «слишком много охоты» для меня не существовало. К тому же моя семья будет достаточно обеспокоена моим подобным поведением, так что не стоит демонстрировать им, насколько одержимым я становлюсь. Я и сам всё ещё не уверен, что за безумие овладело мной прошлой ночью. Мне, правда, нужно найти способ контролировать свои порывы. Возможно, небольшое расстояние поможет в этом. — Что вы будете делать? — спросила она, судя по голосу, совсем не обрадовавшись моим откровением. И снова больше удовольствия — больше боли. — Мы собираемся отправиться в поход на пустыню Козьих скал [2], что к югу от Рейнир[3]. Эмметту не терпелось открыть сезон охоты на медведей. — Оу, ну что ж, повеселись там, — сказала она нерешительно. Её отсутствие энтузиазма снова порадовало меня. Пока я глядел на неё, я испытывал почти мучительную боль от одной лишь мысли о временном прощании с ней. Она такая нежная, такая уязвимая. Казалось безрассудным выпускать её из виду, ведь в любой момент с ней могло случиться всё, что угодно. И всё же, самое худшее, что могло случиться с ней, могло произойти из-за того, что она была со мной. — Можешь кое-что сделать для меня в эти выходные? — серьёзно спросил я. Она кивнула, хотя была явно озадачена моей интенсивностью. «Сохраняй лёгкость». — Не обижайся, но ты, кажешься, одной из тех людей, которые притягивают неприятности, как магнит. Так что… постарайся не упасть в океан, не попасть под машину, и не учудить ещё что-нибудь в этом роде, ладно? Я печально улыбнулся ей, надеясь, что она не заметит искренней печали в моих глазах. Как я желал, чтобы ей не было гораздо лучше вдали от меня, несмотря на любую неприятность, которая могла бы с ней произойти. «Беги, Белла, беги. Я слишком сильно люблю тебя, на твою беду или на мою». Она обиделась на мои поддразнивания; должно быть, я снова сделал что-то неправильно. Она впилась в меня взглядом. — Сделаю, что смогу, — огрызнулась она, выскакивая под дождь и изо всех сил хлопая дверцей. Прямо как разозлённый котенок, который считает себя тигром. Я сжал в руке ключ от её пикапа, который только что вытащил из кармана её куртки, и ещё раз глубоко вдохнул её запах, пока отъезжал от её дома. [1] Ла Пуш (англ. La Push) — чась природного парка Олимпик, расположенное в устье Квилетской реки в Клэллах, штате Вашингтон, США. Береговая линия условно делится на три части — Первый пляж, Второй и Третий. [2] Пустыня Козьих Скал (англ. Goat Rocks Wilderness) — Территория дикой природы США, расположенное в штате Вашингтон, США. состоящая из 108 096 акров (43 745 га) национальных лесов Оканаган-Венатчи и Гиффорд Пинчот Национальный лес на гребне Каскадного хребта к югу от шоссе 12 США. Его центральная особенность — несколько скалистых вершин, Козьи скалы, названные в честь многочисленных горных козлов , обитающих в этом районе. [3] Рейнир (англ. Mount Rainier) — спящий стратовулкан в штате Вашингтон, США. На склонах и ледниках Рейнира находятся истоки многих рек (бассейны Пуйаллупа, Уайт-Ривер, Колумбия). До высоты 2500 м вулкан покрыт хвойными лесами, выше — альпийские луга, выше 2800-3000 м — ледники и вечные снега. На вершинах — 40 ледников площадью 87 км², крупнейший из которых Эммонс (14 км²). Вулкан и прилегающая территория охраняется, имеет статус национального парка Маунт-Рейнир (953,5 км²).