Любви не существует

Хес возвращается на кухню, посвежевший, но всё такой же неадекватный. Братишкин нифига не съев сидит на стуле, обнимая свои коленки, и тут же поднимает голову. — Ты вылил на себя ведро воды? — интересуется он, открывает рот с явным намерением пошло пошутить, но говорит другое. — Я всё испортил? — Нечего тут портить. — Тогда что? Ты сбежал… — Куда я сбежал? Я всё ещё тут. Попизди. — Хесус подходит к нему, хватает бутылку и осушает её полностью. — Это твой дом. — Вова смотрит на него в упор. — Я пытался тебя трахнуть. Хес давится воздухом, пустая бутылка в его руке с мерзким звуком сминается, он поворачивается к нему, поджимая губы. — Ты продолжаешь это отрицать. — заявляет Вова, закусывая нижнюю губу. — Я ничего не отрицаю. — Тогда что ты думаешь? — Что ты еблан. — вздыхает Хес и ставит контуженную бутылку на стол. — Ну это очевидно. А остальное? — С каких пор ты сосёшься с парнями? — Вся ответственность только на мне? — А я тут причём? Ты укусил меня в отеле, пришёл сегодня, нёс фигню, посадил меня на стол и засосал. — А ты подрочил на это в туалете? — с прищуром спрашивает Вова, цепляет его за ноги и дёргает на себя. — Нихуя подобного. — отвечает Хесус и пытается отодрать его руки от себя. — Продолжим? — Что ты собрался продолжать? — Ну то… — Если у тебя недотрах, просто подрочи, а не приставай к людям. — Подрочи мне. — просит Братишкин и резко сажает парня себе на колени. Хесус пытается встать, но быстро сдаётся, обнимает его за плечи и прижимается губами к уху. — Хуй тебе, Вова. — шепчет он, закусывает мочку и скользит языком вниз. — Если тебе так неймётся, то только если я тебя. — Так в итоге ты не против? — хмыкает Вова, выгибаясь. — Озабоченный придурок. — Нет, скажи. — Я тебя выебу, раз ты продолжаешь как шлюха ко мне липнуть. — Хесус резко дёргается, ёрзая по коленям, на которых сидит. — Охуел, дядь? Грязные разговорчики? — А что мне остаётся, когда я сижу у тебя на коленях? — Нафига сразу оскорблять? — обиженно спрашивает Вова, утыкаясь лицом ему в грудь. — Дурак. — фыркает Хесус, гладит его по голове, чмокает в висок и опускается ниже. Вова поднимает голову, ловит его губы своими, заодно запускает руки под его кофту и щекочет позвонки. Они с упоением целуются, а когда ощущения снова доходят до точки невозврата, Хес вскакивает на ноги, не уходит, а тянет Вову за собой, они собирают все стены по пути, но добираются до спальни, где Хесус толкает его на постель. — И что прям возьмёшь и выебешь меня? — интересуется Братишкин, отползая к подушкам. — Конечно, до искр из глаз своим огромным хуём. — подтверждает Хес и заползает к нему, целуя в губы. — Стой, а презы у тебя есть? — дойдя до дела, Вова начинает тормозить. — Откуда? Я же их не использую. — отвечает Хесус и скользит губами по шее. — А смазка хотя бы? — Конечно, поищи в кармане. Ну, алё, я разве с девушкой приехал? Или похож на того, кто таскает такие штуки при себе постоянно? — А как тогда, ну… — Вова его отстраняет и смотрит испуганными глазами. — Боишься? — Нет блять, я в ужасе! Заткнись! Хесус улыбается, садится у Вовы в ногах и тянет его к себе в объятия. — А был таким смелым. — Иди в жопу! — бурчит Братишкин ему куда-то в кофту и обхватывает за талию. — Если только в твою. Актуалочка. — Чёрт… Сука. — Шёл бы ты всё же поел и спать. — Вот пристал со своим рисом! — Вова выпрямляется и сердито сверкает глазами. — Ты сам сказал, что не ел сегодня. — Не ел, но не умираю же от этого. — С твоей головой явно что-то не так. — чуть слышно говорит Хесус и двигается к краю кровати. — Протрезвей сначала. — Я не пьян. Я для смелости только накинул. — Вова хватает его за руку, не давая уйти, и тянет на себя. — И зачем тебе смелость понадобилась? Пытаешься затащить меня в постель какими-то дешёвыми трюками и всё равно динамишь при этом. Это какой-то развод? — Так я в первый раз, я не знаю, как правильно у парней. — И зачем это всё? Вздумалось попробовать с парнем, так найди себе какого-нибудь миленького гея, в Европе их полно. Я тут причём? Я ведь даже не гей. Вова поджимает губы, крепче сжимая в ладони его предплечье, и опускает взгляд вниз. — Ооо… Я понял. Ты меня хочешь. И давно? Братишкина переполняет почти что отчаяние, это видно по его расстроенному лицу, он отпускает его и отодвигается к спинке кровати. Хесус протягивает руку и гладит его по коленке. — Если ты собрался издеваться надо мной, то лучше просто прогони. — говорит Вова, скидывая руку. — Я не собираюсь издеваться. Просто доверься мне. — И ты не против? — Нет, ты заинтересовал меня. — Хесус резко тянет Вову за ноги, роняя его на спину, и нависает сверху. — Хес… — Ты уверен? Просто ответь. — Да. Хесус прижимается к его мягким губам и гладит по животу перед тем, как расстегнуть пуговицу на джинсах и потянуть за застежку. Вова задирает его кофту, но Хес тянет её обратно. — Я не хочу раздеваться. — предупреждает Хесус, прижимая его руки к подушке. — С хуяли нет? — сразу дуется Братишкин. — Говорю же, не хочу. — Что значит не хочешь? Кто я по-твоему, чтобы ты просто спустил штаны, вставил и свалил? — Не преувеличивай, Вов. — просит Хесус, поправляя ему волосы на макушке. — Я? Ты охуел? — Вова возмущённо фыркает и пытается оттолкнуть его, но Хес наваливается всем своим скромным весом и отвлекает поцелуем. Братишкин мычит, мечется под ним и постепенно плавится, когда Хесус продолжает прерванный процесс снятия с него штанов. Упрямый Вова снова тащит с него кофту и с вызовом смотрит ему в глаза. — Не считай меня шлюхой, Хес. — Я бы никогда так не подумал. — вздыхает Хесус, наклоняется бесконечно нежно целует в щёку и гладит при этом ладонью вторую. — Тогда в чём дело? — тихо спрашивает Вова, успокаиваясь, и трётся об него носом. Хес молчит, мрачно разглядывая однотонную наволочку. Братишкин непонимающе хмурится и за подбородок поворачивает его лицо к себе. — Ты… Стесняешься, что ли? — Нет. Сказал же, что не хочу раздеваться. — Передо мной? — Да! — Это и значит стесняться, идиот! — Завали ебало! — раздражённо выкрикивает Хес и затыкает его грубым поцелуем, больно кусая губы. Они цепляются друг за друга, борются за первенство в поцелуе и теряют голову от возбуждения. Хесус уже забывает, что ему не хочется показывать своё тело Вове, позволяет ему стянуть с себя кофту, вместе с его толстовкой, позволяет щупать себя везде, целовать плечи, сводить с ума окончательно. Братишкин довольно облизывает кровоточащие губы, наблюдая, как Хес жмурится и дрожит, и дышит ртом. Остатки одежды летят на пол, и Хесус берёт себя в руки, уверено скользит языком по своим пальцам, смазывая их слюной, Вова при этом начинает выглядеть готовым сорваться с места в любой момент, уже упирается локтями в матрас, но не может отвести взгляд. — Мне остановиться? — Нет! Хес ухмыляется, нажимает ему на грудь, заставляя лечь на спину, отвлекает поцелуем перед тем, как начать вводить первый палец. Вова дёргается и вообще не расслабляется. — А можно как-то без этого? — Ты же сам знаешь, что нет. — отвечает Хесус и целует его в шею. — Расслабься. — Я бы посмотрел, как ты будешь расслабляться, блять, в такой ситуации! — шипит Братишкин, пытается уцепиться за его плечо, но только царапает ногтями спину. — Давай быстрее. — Эх, нет в тебе никакой романтики. — Охуеть у нас романтика! Ах! Блять… Что ты там делаешь? — Ну как сказать. — задумчиво говорит Хесус, методично добавляя уже третий палец. Братишкин краснеет, пытается сдержать рвущиеся наружу стоны и наконец молчит. Хотя Хес не против послушать его стоны, без смазки конечно не очень, и ему сыкотно сделать что-то не так, но строить самоуверенную рожу он всё равно умудряется. — Хватит уже там ковыряться, чёрт. — бормочет Вова, и Хесус только тогда выпадает из своих размышлений и обращает внимание на то, как он уже извёлся. — Хочешь меня? — Хес наклоняется к нему ближе, почти касается губами искусанных губ. — Сука, издеваешься? Ты такая сучка, Хес. — Да, да, я. Вова хватает его за затылок, впивается в губы и будто незаметно дёргается, насаживаясь на пальцы. Хес выводит его из равновесия, толкаясь пальцами в простату, за что получает более ощутимые царапины на лопатках и возможно пару вырванных волос. Он отстраняется, набирает побольше слюны и плюёт себе на ладонь, чтобы смазать член прежде, чем пихать его в Вову. Медленно и аккуратно, но Братишкин всё равно мычит, зажимая себе рот рукой. Хесус хочет толкнуться в него глубже, хочет заполнить полностью и едва сдерживается, особенно когда Вова его так зажимает, выгибается и крепче сжимает вокруг него ноги. У Хеса голова кружится от переполняющих эмоций и ощущений, когда у него удаётся войти наполовину, и он не сразу замечает, что у Вовы глаза мокнут от слёз. — Вов? Вова! — разволновавшись зовёт Хесус, отстраниться ему не даёт сам Братишкин и активно качает при этом головой, и смотрит полными слёз потемневшими серыми глазами. — Продолжай, иначе я тебе врежу. Заставь меня, блять, кончить, как никогда в жизни. — угрожающе рычит Вова и тянет Лёшу к себе за плечи так сильно, что следы уж точно останутся. Хес кивает, облизывая пересохшие губы, нежно целует его и одновременно вдалбливается в его зад одним резким и быстрым движением, выбивая из Вовы последний воздух. Он берёт сразу быстрый темп, отчего у Братишкина ни сил, ни желания сдерживать стоны не остаётся, и получаются они у него такие возбуждающие, что ни в какое сравнение с наигранными не идут. И Хес с удивлением понимает насколько же сильно его заводит такой Братишкин, его так и хочется зацеловать, и Лёша сцеловывает слёзы на его щеках, прижимает к себе как можно ближе. И чем громче тот становится, тем ближе Хесус к тому, чтобы кончить, он просовывает между ними руку, обхватывает его член и надрачивает в такт своим движениям. Они кончают едва ли не одновременно, и Вове кажется, что он и правда видел искры, Хес рвано дышит ему на ухо, прижавшись щекой к его плечу, бездумно водит пальцами по ключице и проваливается в сон.

***

Хесус открывает глаза, когда в комнате уже темно, хотя он не включал свет, ещё не утро и надо бы спать дальше, но в тусклом свете из окна он разглядывает силуэт Братишкина, который задумчиво смотрит на улицу и курит свою электронку. Хес долго всматривается в его профиль и разглядывает задницу обтянутую нижнем бельём, а потом садится, одеяло съезжает с обнажённой груди, и он ёжится от холода, зато прогоняет сонливость. — Ты чего не спишь? — интересуется он, нос начинает чесаться от сладкого запаха. — Да так, не спится. — отвечает Вова и выпускает клубы дыма, которые скрывают его лицо, он проходит сквозь них и садится на кровать. — У тебя что-то болит? — Сказать тебе что у меня болит? А может показать? — хмыкает Братишкин и заваливает Хеса обратно на спину. — Я и так знаю. — с улыбкой говорит Хесус, несильно сжимая его ягодицы. — Бляха! — Вова утыкается лбом ему в плечо, мелко дрожа. — Прости. — Ты сволочь, Хес. — Ну-ну. — Хесус гладит его по голове, а после они тыкаются в губы друг друга самым невинным в мире поцелуем. — Я реально в жизни так не кончал. Охуеть. — в восхищении говорит Вова, вздыхает и лицо у него становится серьёзное. — Хес, я… — Ой! Стой! Мне срочно нужно… — Хес сталкивает парня с себя, вскакивает на ноги, хватает свои шмотки и пятится к двери, прикрываясь ими и глупо улыбаясь. — В туалет! Мне срочно. Да, подожди. — Ага. — растерянно отвечает Братишкин и поджимает губы, отворачиваясь. Хес прижимается к закрытой двери в ванной, со вздохом роняет одежду на пол и трёт лицо ладонью. — Дурак, не хочу слышать то, что ты хочешь мне сказать. — бормочет он себе под нос и вразвалочку идёт к раковине. Когда он возвращается в спальню, в постели его уже никто не ждёт, а по квартире разносится громкое «Бам!» от захлопнутой входной двери. Хес чувствует себя конченный идиотом, но ничего не может поделать, бежать он за ним не собирается, уж как-нибудь доберётся до отеля, идти всё равно недалеко. Вечером их всех ждёт самолёт, новая страна, новый город, и в последний день Хесус занимается тем, что бесцельно гуляет по улицам, наслаждаясь видами и неожиданно воспоминаниями о сексе с Вовой, такого он точно не ожидал.