Сосредоточься на мне

Первый снег оказался не радостным событием, как это было когда-то в детстве, а очередным природным явлением, ничуть его не удивляющим. Только что рожденные в слоистых облаках снежинки медленно оседали на его темной шевелюре, из-за чего пришлось быстро смахнуть их в сторону. — Сэмпай, — почти бесшумно приземлившись рядом, на одном дыхании произнес его подопечный, — тренировка окончена. Команда номер два не справилась с заданием. Поручить им... — Пусть идут отдыхать, — ответил Учиха, — если загоняем их до смерти, то проку точно не будет. Обучать такое количество чуунинов было невероятно сложно: Итачи подошел к этому со свойственным ему перфекционизмом, досконально изучив подробнейшее досье на каждого, выявил слабые и сильные стороны. Ему пришлось порядком видоизменить ранее собранные еще с генинства команды, обуславливая это тем, что далеко не каждый мог претендовать на звание джоунина. Цунаде полностью доверяла ему, и Итачи этим охотно пользовался. Очередной раз смахнув с волос и ресниц образовавшуюся горку снега, он поднялся с насиженного места на толстой ветке старого дуба. По его подсчетам с момента возвращения Шисуи и Кимико прошло уже две недели, а вестей от друга все также не было. Он понимал, что с каждым годом, переступая за следующую цифру своего возраста времени было все меньше и меньше, и теперь не дни пролетали, а целые месяцы, что не могло не вызывать ужас, стоило об этом только задуматься. И все же молчаливость его некогда болтливого друга пугала, что могло говорить только о том, что либо их отношения с Кимико наладились, и Шисуи нежится в объятиях своего соулмейта, либо же совсем наоборот. Решив наконец проверить свои догадки, Итачи направился прямиком в полицейский участок. Решение его отца посадить на место своего заместителя не старшего сына, а племянника и по совместительству лучшего друга Итачи, было верным решением. По крайней мере, самому Итачи так казалось, и он чуть ли не впервые одобрял поступок отца. Еще с давних пор он и Шисуи условились, что кто-то из них будет охранять деревню со стороны башни Хокаге, а кому-то выпадет доля быть защитником либо в рядах Анбу, либо в полицейском участке. Итачи не нравилось свое сближение с Цунаде, которая считала его своим прямым заместителем, потому как это сулило ему тот пост, которого он, как казалось только ему самому, не был достоин. Он считал, что его место в Анбу, где он мог выполнять самую грязную работу, какая только найдется. Место у плеча Хокаге он выкраивал для своего вредного младшего брата, которому претили всякого рода подачки. Особенного от старшего брата. Если в детстве Саске спрашивали, кем он хочет стать, когда вырастет, он отвечал, улыбаясь во все свои пару зубов, что хочет стать таким же сильным, как старший брат, то сейчас Итачи был уверен, что Саске совсем на него не похож. Он был способен на большее. По крайней мере, с детства он был освобожден от множества ненужных клановых собраний, устаревших знаниях об обычаях и обрядах, к которым готовили Итачи с ранних лет, и оттого был более свободен в своих занятиях, изъявлении желаний и отношениях с окружающими, что не сделало его замкнутым и асоциальным, каким признавал сам себя Итачи. И он был поистине рад, что младший брат мог свободно дышать в стенах клана Учиха, не смотря на небо из-за тугих железных прутьев, сотканных из мнений старейшин. При этом Саске всегда отличался от других детей: он был не слишком дружелюбен, не дергал за косы девочек, которые вились за ним хвостиком, не сбегал с занятий в академии, но при этом был до тошноты честным, прямолинейным и амбициозным, чему мог позавидовать даже сам Итачи. И в глубине души он знал, что ему не удастся загнать младшего брата в башню Хокаге, если он сам того не захочет. Поэтому закрадывалась мысль, что Саске выберет какую-то альтернативную ветку развития событий своей жизни, нежели ему заранее готовил Итачи, который на это только грустно поджимал губы. Итачи знал, что под маской высокого самомнения и за­носчивости Саске скрывалось самоуничижение, которое тот пытался побороть на бесконечных тренировках, и неуверенность в себе, проявившаяся в отношениях с Кимико. Саске, будучи пятнадцатилетним юношей, гордо носящий звание джоунина, все также заставлял старшего брата волноваться за себя. Перед кабинетом Шисуи его встретил Иоши, подчиненный друга, который, почтительно кивнув, осторожно добавил: — Шисуи-сан не в лучшем расположении духа. На это Итачи ничего не ответил, решив оставить мнение при себе, и после пары тихих стуков в дверь, зашел в кабинет. Значит, их встреча прошла не в лучших красках, подумал Учиха и чуть склонил голову в бок, когда увидел полулежащего на своем кресле Шисуи, на лице которого был открытый отчет. Пахло алкоголем и какой-то закуской, которая продавалась в каждом магазинчике у дома. — О, Итачи, ты пришел, — прохрипел друг и скинул с лица бумаги. — Я уж думал, совсем забылся в своей семейной жизни! — Иоши нужно было сказать не что-то про твое плохое расположение духа, а про то, что его начальник напился на рабочем месте в рабочее время, — произнес он и пересчитал количество пустых бутылок на столе, у дивана и в мусорном ведре. — И как давно ты... — Итачи, не будь занудой, — потянул тот, — у меня ужасная жизнь, дай мне сполна над этим погоревать! Шисуи медленно встал с кресла и через пару шагов упал на диван, свернувшись калачиком. Он выглядел ужасно: темные круги под глазами, растрепанные волосы, помятая одежда и, о боги, от него ужасно пахло алкоголем. — Тебе нужно привести себя в порядок, давай я доведу тебя до дома. — О не-е-ет. Да и зачем? Я... так что, как твоя семейная жизнь, ты не ответил? — явно желая перевести тему, продолжал Учиха, смотря на друга снизу вверх. — Явно лучше, чем у тебя. — У меня ее нет, — усмехнулся Шисуи. — У меня вообще ничего нет, Итачи, — выдержав паузу, во время которой он громко раскашлялся, продолжил: — И, кажется, я... не знаю, где облажался, — сказал он тише. — Все было почти идеально: мы ходили на свидания, я звал ее в кафе и кино, дарил цветы, ей они так нравились... ну, те самые красные розы. Или ей больше нравились васильки? В общем-то не важно. Я был с ней на могиле ее родителей, низко поклонился, как это и полагается, возложил эти дурацкие ромашки... Он резко принял сидячее положение и уронил голову на раскрытые ладони, массируя пульсирующие виски. Не одна выпитая бутылка сакэ не смогла вытравить из его мыслей Кимико и ее потускневший взгляд. — Все... совсем плохо? — спросил Итачи для вида, ведь и так знал, что дела друга хуже некуда — все было написано на его лице. Отодвинув в сторону недопитые бутылки, он поставил перед ним наполненный до краев стакан воды, который тот тут же жадно осушил. — Сначала она отказалась возвращаться, но я-то знал, что в ином случае за ней придут люди твоего отца: он сказал мне, что Кимико может возвращаться домой, раз я применил на ней котоамацуками, и она больше не представляет угрозы. Но мы ведь оба знаем, что такое сильное воздействие я никогда бы не использовал на ней... Тем более, оно могло понадобиться в других целях. Я был уверен, что Фугаку-сан пошлет кого-то за ней, и не мог оставить ее одну. Но... она отказалась, сказала, что не доверяет мне, что не верит, что люблю ее. Считает, что это все из-за этих чертовых меток! — он с с силой сжал волосы на голове и зажмурился. — Но это не так. Я пытался убедить ее и, кажется, почти вышло... Но потом появился твой брат и все испортил. — Саске? — не веря ушам, спросил Итачи и пытался понять, каким образом его младшего брата вновь занесло в страну Чая, хотя тот ушел на особо продолжительное задание со своей командой почти на месяц. — Он был со своей командой на задании и — о какое чудесное совпадение! — оказался недалеко от границы страны Чая, где решил сделать привал, — едко усмехнулся он, прокручивая в голове появление этого мелкого засранца. — Ну и... мы немного повздорили. В ушах до сих пор стоял отчетливый звук рвущейся ткани рубашки Саске, когда он схватил его за грудки и готов был разукрасить смазливое личико, если бы не подоспевший Какаши и Наруто, которые с силой растащили их в разные стороны. Он также ясно помнил ее взгляд: сначала гневный из-за подслушанного разговора с Мэй, затем — испуганный, прячущийся за спиной Саске, взгляд загнанного в тиски кролика. Гребаный цундере, думал Шисуи, смотря, как Саске на показ равнодушно глядел на нее сверху вниз и что-то тихо говорил, после чего она сказала ему, обращаясь к Мэй и даже не смотря ему в глаза, что идет собирать вещи. Это разозлило Шисуи еще больше. По его гордости прошлись грязными ботинками, оставив черные поганые разводы. Он готов был кричать, но поджав губы, молча зашел за ней в дом. Саске с командой номер семь отклонились, заявив, что не хотят стеснять их в и так небольшом доме. Всю дорогу до Конохи они молчали, невольно держа дистанцию в несколько метров. Ему не хотелось вести какой бы то ни было разговор, что Кимико полностью поддерживала, упорно глядя ему в спину. Они не останавливались на привал в гостинице или каком-то гостевом домике, хотя Учиха видел, как нелегко давались ей продолжительные маршруты. Таким образом он хотел насолить ей, потому что знал, что на что-либо другое по отношению к ней не был способен. Он любил ее так же сильно, как и сгорал от обиды и ревности. Он желал ее так сильно, как никогда и ничто на свете. Но он теперь знал, что желать — еще не значит получить. Жизнь научила тому, что победа не всегда достаётся тем, кто идет напролом. Вернувшись в Коноху, она пыталась двигаться вперед, разъедаемая болью воспоминаний. Записавшись на чудом появившиеся курсы для начинающих ирьеринов в команду Шизуне-сан, Кимико получила цель подниматься с утра в кровати и спешить в больницу, как некстати оказавшуюся на приличном расстоянии от дома. Спешное расставание с Мэй-сан, Ай и Хитоши, к которым она успела привыкнуть за столь короткий срок, дало о себе знать: ее собственный дом в Конохе оказался слишком пустым, пыльным и как будто бы затхлым. Если раньше она всегда хотела побыть одна, подальше от родителей, родственников и Шисуи, то теперь это одиночество не казалось чем-то желанным, а наоборот, опустошало и высасывало оставшиеся силы. Если в стране Чая ей казалось, что жизнь продолжается, то сейчас, вновь оказавшись в Конохе, Кимико вновь чувствовала ту боль, которую ей пришлось здесь испытать. Однажды на одной из лекций Шизуне-сан в небольшой кабинет заглянула Хокаге, демонстративно оглядев всех своим тяжелым взглядом. На мгновение дольше положенного та задержалась на Кимико, вспомнив ее неразбериху с метками соулмейт вселенной и Учихами, которые были ее вечной проблемой. Мысленно пожелав девочке удачи с Шисуи Учихой, которого всегда считала одним из самых адекватных и приятных представителей его клана, Цунаде заперла дверь, так и не найдя в кабинете Сакуру, которая утром должна была вернуться с совместной миссии со своей командой. Задержкой команды номер семь как обычно послужил Наруто Узумаки, вечная беспечность которого постоянно выливалась в его сломанные ребра и полное истощение чакры. Цунаде перестала ругать его с того момента, как смогла полностью (или почти) доверить его лечение Харуно, которой было по зубам практически что угодно. В очередной раз оказавшись на больничной койке, Наруто улыбался во все свои, не считая одного выбитого переднего, зубы и умоляюще произнес: — Ну-у, Сакура-чан, может, хоть одну миску рамена, а? — За твои выходки тебе светит только больничная еда две недели! Понял? — чуть грубее обычного она подоткнула ему одеяло и, показав ему кулак, продолжила со сверкающими глазами: — И только попробуй попросить Какаши-сенсея купить твою завариваемую гадость. Ты потом костей не соберешь. — Понял-понял, — выставив здоровую руку вперед, успокаивающе проговорит Наруто и тихо сглотнул, чтобы никто этого не услышал. — Саске, может, когда я поправлюсь, сгоняем вместе на гору Мьебоку? Тебе понравятся местные деликатесы, — ухмыльнулся на последнем он. — Еще чего, — фыркнул Учиха, облокотившись о стену. Он уже миллион и один раз слышал от Наруто, как тот либо не ел целыми днями, либо давился ненормально большими личинками под соусом из жуков. — Саске-кун, подумай, это отличный способ повысить свои навыки и узнать что-то новое, — вмешался Хатаке, хотя также знал, что его ученик никогда даже не посмотрит на кого-то, похожего на жабу, а тем более, не будет у такого чему-то учиться. Учиха предпочел молчание. Добе вечно выдумывал какие-то нелепости, где им обоим нужно было обязательно принять участие. Почти никогда не соглашаясь на авантюры Наруто, Саске был уверен, что так его жизнь будет чуть более длинной. Дружба с Узумаки, как казалось брюнету в самом начале, была чем-то невообразимым — этот шумный блондин, который направо и налево кричал, что станет Хокаге, бесил его больше, чем обертки из-под конфет, которые он часто находил у Итачи под подушкой. Но по дурному — как считал только Учиха — стечению обстоятельств они оказались в одной команде, и узы дружбы глубоко въелись обоим под кожу, хоть Саске и всячески пытался этому противиться. Когда раздалось тихое постукивание в дверь, парень вынырнул из воспоминаний о былом генинстве, и уже через секунду в ярко освещенной солнцем палате показалась темная макушка. — Шизуне-сан, вы просили... — О, это же ты! — как обычно чересчур шумно воскликнул Наруто, прежде чем Кимико успела понять, что перепутала палаты. — Подруга теме?! — Какая подруга, — шикнув, ткнула его Сакура и поежилась, смотря на лицо девушки, которую видела уже далеко не в первый раз и всегда с Саске-куном. Один из их привалов, на котором настоял сам Учиха и даже предложил место, должен был состояться где-то на границе со страной Чая. И каково было ее удивление, когда на крыльце небольшого одноэтажного домика она заметила Шисуи-сана и хорошо знакомую девичью фигурку. Сакура сразу поняла, что это место ее сокомандник выбрал не просто так. Еще несколько месяцев назад, сидя в одном из заведений, куда их вытащил Наруто, Харуно разглядела среди множества посетителей одну, которая неуверенно делала свой заказ у барной стойки. Она была такой же, как и многие молодые девушки в ее возрасте: узкоплечей, худенькой, с копной темных волос, убранных в высокий хвост, в простом летнем платье и, кажется, с круглыми серьгами, которые Сакура никогда не могла позволить себе носить — слишком травмоопасно на тренировках и миссиях, которых было больше, чем ей хотелось бы. Однако привлек ее только тонкий, ни на что другое не похожий лист акации на девичьем предплечье и Саске-кун, упорно глядящий в ее сторону. Харуно уже тогда все поняла. И когда Наруто сорвался за Учихой, который пустился защищать своего соулмейта, Сакура осталась на месте со сжатыми кулаками и мокрой дорожкой слез на бледных щеках. — Простите, я искала Шизуне-сан, чтобы передать это, — неловко произнесла Кимико, сжимая в руках поднос с лекарствами, и перевела взгляд на Саске, которого совсем не ожидала увидеть здесь и сейчас. Тот флегматично стоял, облокотившись спиной о стену, словно вовсе не заметил ее присутствие. — Заходи! — как обычно приветливо сказал Узумаки. — Как тебя зовут-то? Уже вижу тебя... не в первый раз, а до сих пор не представились друг другу. Меня зовут Наруто Узумаки, и я лучший друг этого теме. А ты? Даже Какаши вынырнул взглядом из своей книжки, поглядывая на юную особу. Сакура заметно напряглась, и лишь одному Саске, кажется, было наплевать на происходящее. Он намеренно делал вид, что не замечает посетительницу, не моргая глядя в окно. — Меня зовут Кимико. Кимико Учиха, приятно познакомиться, — ответила она и взглянула на Саске, который продолжал делать вид, что ее здесь нет. Он ни разу не взглянул в сторону Кимико, хотя отчетливо чувствовал взгляд на себе. Не зная что сказать насчет их статуса взаимоотношений, как с легкостью выдал Узумаки, девушка мягко продолжила: — Наруто-кун, надеюсь, твои ранения несерьезны, и ты скоро поправишься. Не буду вам мешать, — и, кивнув блондину, тихо вышла из палаты. Кажется, та самая, думала Кимико, когда закрыла за собой дверь и на секунду привалилась к ней спиной. Это была та палата, в которой она проснулась и считала себя совсем другим человеком. Именно тут она впервые увидела парня, который что-то говорил ей про яблоки, которые доставал ей в детстве с ветки. Он представился Учихой Шисуи и внезапно краснел при одном взгляде на нее. По другую сторону стены, разделяющую длинный коридор и палату Наруто Узумаки, Хатаке наблюдал за своими учениками, которые так и не научились скрывать свои истинные эмоции: Саске с сожалением поглядывал на дверь, за которую только что вышла чересчур миленькая девушка, и Сакура, которая никогда не пыталась спрятать свою влюбленность в Учиху, нервно теребила край больничного одеяла. Какаши только тихо усмехнулся и вновь нырнул в страницы любимой книги. — Теме, это твоя кузина? — Что? Нет, — смахнув лезущие в глаза волосы, ответил Саске и свел брови к переносице. — Мне нужно... к Цунаде. Отдать отчет. — Цунаде-сама. Сама, Саске, — почти прохрипела Сакура. — Почему ты всегда так неформально обращаешься? — она знала, что Учиха оставит ее как обычно без ответа. Он не любил отвечать на глупые по его мнению вопросы или просто не любил отвечать ей? Сакура этого, кажется, никогда не узнает. Ей оставалось только натянуто улыбнуться, заметив взгляд своего сенсея. Саске действительно не любил отвечать на глупые вопросы. Особенно глупые вопросы от Сакуры. В прошлый раз он четко дал ей понять, что между ними ничего не могло быть. И не только из-за отсутствия меток соулмейт вселенной. О нет, Саске уже перестал верить в эту чушь. Он знал, что это только иллюзия, и привычно хватался за предплечье. К вечеру улицы ничуть не опустели: жители радовались первому снегу, словно это было даром с небес. Хоть это было и по-детски, и он всячески пытался не окунаться в воспоминания из детства, все же Саске улыбнулся одними уголками губ, когда в очередной раз смахнул с головы горку снега, скопившуюся у него от самой резиденции Хокаге. Ему не хотелось отвечать на многочисленные вопросы матери о его самочувствии и здоровье, поэтому когда он почти бесшумно переступил порог дома, только молча кивнув повстречавшемуся в коридоре отцу. — С возвращением, — сказал Фугаку и окинул сына взглядом, подмечая, что тот стал еще выше и шире в плечах. Ему стоило уже найти своего соулмейта, подумал глава клана в надежде, что метка вновь не проявится у дочери его покойного друга. Саске ничего не ответил. Он давно принял и обдумал ситуацию, возникшую с отцом Кимико, но то ли в силу возраста, то ли из-за нехватки опыта он не мог принять правильность поступка отца, внутренне того осуждая. Зная, что сам бы никогда не пожертвовал жизнью друга ради престижа клана, Саске кинул взгляд на фотографию их команды, которая стояла на тумбе у кровати, и тихо усмехнулся, думая, что все-таки Наруто бы он продал и за пять рё. В комнате не было ни пылинки: или ока-сан убралась перед его возвращением, или нии-сан с его педантичной чистоплотностью вновь наводил порядок в комнате своего младшего брата, как привык делать с самого детства. В любом случае Саске еле нашел среди стопки чистой выглаженной одежды любимую кофту и толстовку, которые нацепил сразу после душа. Сухая ткань липла к еще влажной коже, мокрые волосы еле успели просохнуть, поэтому он накинул капюшон, выбираясь из своей комнаты через окно. За это время снег вновь устлал дороги, поэтому за брюнетом, как за кошкой, бегающей по крышам, оставались следы ботинок, ведущие сначала в небольшую закусочную, а затем в дом, в котором освещалось всего пару окон. Может, она уже спит, спрашивал сам себя Саске и крепче сжимал в пальцах пакет, не решаясь постучать в уже знакомую дверь. Еще во приближения к воротам Конохи он хотел сразу последовать к Кимико, внутренне переживая волнение и страх, но очередные стоны Узумаки о своем пробитом легком отрезвили его. Он решил сначала доставить друга в больницу и убедиться, что тот в порядке, а затем найти Кими и желательно не в доме Шисуи, озлобленное лицо которого до сих пор стояло в памяти, на что Саске только довольно ухмылялся. Ему ничего не стоило пройтись кулаком по наглой физиономии кузена, но рука Кимико, схватившая его за рукав, остановила разразившуюся бурю. Когда он все-таки постучался, мысленно отсчитывая до десяти, дверь быстро открылась, и он недоверчиво спросил: — Кого-то ждала? — Привет, — растерянно ответила Кими, — нет. То есть да. Я тебя ждала. — Я вроде не говорил, что приду, — сказав это, он прошел в дом, прежде потоптавшись перед входом, чтобы счистить прилипший снег. — В любом случае, это не мог быть кто-то кроме тебя. Скрывая смущенную улыбку, он разулся, поставил обувь аккурат у ее ботинок и на секунду замешкался с пакетом в руках. — Что это? — А, — он протянул руку, одновременно вспоминая ее кулинарные потуги, — я подумал, что мы могли бы поужинать вместе. Взял карри и маринованные овощи, тебе должно понравиться. — О, очень вовремя, Саске, я как раз умираю с голоду. Жестом пригласив его за собой на кухню, Кимико была рада, что у нее было еще пару мгновений, чтобы сделать глубокий вдох и выдох, не выдавая своего волнения. В голове все еще не укладывался непроницаемый взгляд Саске в палате его друга и его же взгляд, когда тот переступил порог ее дома. Присутствие Учихи взволновало только-только успокоившееся сознание, и ей не оставалось ничего, кроме как занять себя подготовкой приборов и чая к предстоящему ужину. Кухня, в которой ему удалось побывать впервые, была куда больше, чем в обычных домах: широкий низкий стол, насыщенного темно-синего цвета дзабутоны, большие окна в пол, занавешенные светлыми шторами, и высокие открытые полки, на которых как атрибуты интерьера стояли цветные кастрюльки разных цветов, придававшие строгому стилю уюта. Кимико на фоне высоких полок выглядела совсем маленькой, и когда в очередной раз потянулась за кружкой, Саске догадался помочь, без труда достав необходимую посудину. Стоя так близко, он вновь почувствовал сладковатый запах ее волос и задержался чуть дольше положенного, прежде чем девушка сама вынырнула из узкого пространства между ним и столешницей. Карри оказалось немного пересоленным, но пресный рис помог спасти ситуацию. Саске подумал, что в любом случае это было лучше, чем возможность поесть приготовленную им или, не дай бог, Кимико еду. Однако нужно было что-то решать с их полным отсутствием кулинарных навыков, подумал Учиха и от пришедших в голову мыслей о совместных ужинах скрыл легкую улыбку в вдруг разразившемся кашле. — Подавился? Может, воды? — привстала девушка, но он ее тут же остановил, выставив ладони вперед. — Все в порядке. Как ты... тут поживаешь? — в надежде развеять молчание, спросил Саске. — Обживаюсь потихоньку. Точнее, привыкаю жить одна, — с грустной улыбкой ответила Кимико. — Все так непривычно. Раньше всегда было шумно: то соседи придут, то родственники матери, то отец вдруг заявится с кучей коллег на обед. В общем скучать не приходилось. А теперь... пусто как-то что ли. — К нам в гости только вы приходили раньше, — признался Саске и вспомнил, как впервые увидел маленькую девочку в детстве, отметив про себя ее огромные темные глаза, которыми та пожирала сладости в конфетнице. Прямо как Итачи. Только тот пожирал их не глазами, а ртом. — Да-а... Мне не хотелось никогда к вам ходить. Ты был таким задиристым и упрямым, а Итачи-сан... О, в детстве я была в него влюблена. Он мне казался таким... красивым и вежливым? Он был как принц в сказках. Саске даже поперхнулся от такого честного заявления. — А что? Он и сейчас, насколько я знаю, нравится многим девушкам, — как ни в чем не бывало ответила Кимико, положив очередной маринованный гриб в рот. Тот был в меру соленый и скользкий. — И что же поменялось в твоем отношении к моему брату? — выделил он последнее, ощутив в собственном голосе нотки ревности. Только этого ему не хватало. — Он слишком педантичный и правильный. Прям пример для подражания. Мне бы было с таким тяжело, — она тихо хихикнула, смотря на вдумчивое лицо Саске, на котором отражалось непонимание, ревность и обида. Все же главным отличием двух братьев было то, что младший еще совсем не научился скрывать свои эмоции в отличии от старшего, каменное лицо которого не расслаблялось ни на секунду. — Очень... откровенное заявление. — Саске, мне было пять лет, — этого было достаточно, чтобы Учиха сделал вид, что не оставил в голове памятку подробнее расспросить ее о детских грезах. — Кстати, как там Наруто-кун? — Он в порядке, — хмыкнул он, не считая тему Узумаки достаточно важной для обсуждения, — Цунаде выпишет его в конце недели. — Цунаде? — повторила Кими в недоумении. — Цунаде-сама. Сама, Саске. Ты такой же... упрямый. Найдя ее замечание оскорбительным, брюнет хотел было продолжить упираться, доказывая, что Цунаде не заслужила своего звания в его глазах и вряд ли заслужит, чтобы обращаться к ней с уважительным суффиксом, но прокрутив ее слова насчет влюбленности в вежливость его брата, решил принять к сведению произнесенное замечание. Он решил, что по крайней мере, при Кимико будет уважительно говорить о Цунаде. Прелестью еды на вынос было то, что после можно было не мыть посуду, что часто становилось еще одной головной болью поздно вечером. И сейчас, насытившись чуть пересоленным карри, не оставалось места даже для пары моти, которые чудом оказались в полупустом холодильнике девушки. Впервые за долгое время не зная куда себя деть, Саске нервно намывал кружки, намереваясь проделать в них дыру. Ему так хотелось побыть с ней еще немного. Он мечтал об этом ровно с того момента, как покинул небольшой домик на границе в стране Чая. Почти все свободное время на миссии он тратил на тренировки, чем довел даже Узумаки, который в последние дни предпочитал лежать на траве и есть мороженое, которое противно стекало по его рукам. Мысли о Кимико врывались к нему только перед сном, когда он обессиленно падал и засыпал под храп Наруто, который Сакура всячески пыталась заглушить подушкой. Саске знал, что вел себя как всегда боялся себя вести — как влюбленный идиот, в глазах которого плясали розовые сердечки, и как-то заметивший это Какаши только безжалостно ухмылялся. Было тошно и противно от самого себя. Но стоило Саске увидеть ее в этой до жути белой и почти стерильной палате, мысли о придурковатости от влюбленности тут же исчезли. Учиха в момент понял что женщины делают с мужчинами. Когда с злосчастными кружками было покончено, Саске обнаружил, что на кухне он был давно один. Кимико куда-то запропастилась, а он и не заметил, пребывая в собственных мыслях. Блуждая по чужому дому, Учиха увидел единственный источник света, пробивающийся через узкую щель в двери, и тихо постучал. — Да-да, проходи, — приглушенно раздалось по ту сторону, — я уже думала, ты эти кружки никогда не оставишь в покое. Пройдя внутрь, Саске оказался в маленькой комнате, принадлежавшей единственной хозяйке дома. У узкого дивана горел единственный высокий абажур, обдавая все вокруг волной теплого света. На ее лице играли тени, и он невольно засмотрелся, словно видел ее впервые. — Так и будешь стоять? — смущенная от его пристального взгляда, Кими похлопала на место рядом с собой, приподнимая плед, чтобы Саске тоже накрыл им ноги. Непривыкший к подобному, он устроился чуть поодаль от нее, на что девушка только слишком громко выдохнула, приближаясь вплотную к его боку. Она знала, что Саске, несмотря на свою прямолинейность и решимость, стеснялся, что выдавали его чуть порозовевшие щеки, поэтому сделать первый шаг пришлось ей, всем нутром желая побыть с ним рядом. И наконец это желание воплотилось в реальность, когда Учиха, перекинув руку за спину, прижал ее к себе в надежде, что этот момент продлится не одну вечность. До дури глупо, но так хорошо. Он не чувствовал никакого жжения на предплечье от метки. Ощущение правдивости их связи усиливалось вместе с тем, как бледнела его метка соулмейт вселенной, поставленная словно по ошибке. Он никогда не верил этим бредням и людям, которые с самого его рождения говорили, что у какой-нибудь сильной и красивой куноичи будет такой же лист акации, и они обязательно будут вместе, ведь на то воля вселенной. Ему никогда не нравилось подчиняться ничьей воле. Тем более, какой-то вселенной. — Почему ты сделал вид, что меня нет? — тихо спросила Кимико, уткнувшись носом ему в ключицу. — Там, в палате Наруто. Учиха знал, что она спросит. Он бы и сам спросил, наверное. Как было подобрать слова, когда она так близко, нежно прижимается к нему и говорит шепотом, обдавая горячим дыханием кожу на шее? Ей перестали быть нужны ответы, когда Саске просто пожал плечами, погладив ее по голове. На самом деле, она все знала, только хотела что-то сказать, чтобы услышать собственный голос, который она словно потеряла, растворившись в уютных объятиях. Отросшие пряди волос щекотали ее лоб, и брюнетка заправила их ему за ухо, невзначай касаясь чувствительной мочки уха. От него так чудесно пахло — гель для душа и стиральный порошок смешивались с его собственным запахом, кружа и без того затуманенную голову. Сцепив ее пальцы в замок со своими, Саске вкрадчиво произнес: — Как вы добрались... с Шисуи? Все было в порядке? — он не знал, зачем ему нужна была эта информация, ведь сейчас он уже ничего не мог поделать. Скрепя сердце, он сам буквально вручил ее в руки кузена, который должен был привести ее обратно в Коноху. Ее ответ мог либо разозлить его, либо успокоить, и он с нетерпением ждал. — Да, в порядке, — кивнула она, вспоминая потухший взгляд Шисуи, его сомкнутые в тонкую полоску губы и до жути прямую спину, которую она видела чаще, чем его лицо. — Если честно... Шисуи сказал мне, что есть вещи, о которых лучше не знать. И он был прав. Я не хочу знать причину смерти родителей. Что это изменит? Ничего. Только сделает хуже. Я до этого была уверена, что узнаю истинную причину и выдохну с облегчением. Но от чего? Саске молчал, крепче сжимая пальцами ее ладонь, и чувствовал, как сводит челюсть от собственного бессилия. Что он мог? Сказать ей, сделать в очередной раз больно? — Я просто приняла это. Я рыдала, когда мне хотелось рыдать. Злилась, когда хотелось злиться. Мне пришлось принять эту боль со всеми вытекающими и продолжить жить дальше без этой агонии... Мне почти удалось отпустить это. И в какой-то степени я благодарна Шисуи за его ложь. Не представляю каково бы мне было, узнай я правду... — Но ты ведь и не знаешь, — ответил Учиха. — А ты знаешь? — спросила Кимико и подняла на него глаза, получив молчаливый кивок. — Тогда не говори мне. Если считаешь это бегством, то можешь так считать. Но мне так легче, правда. Это мой выбор, — твердо сказала девушка, шепотом добавив знакомую ему фразу: — Мертвых уже не вернуть. Он хотел было возразить, что нет, это бегство, бегство от правды, которую нужно принять, как бы больно это не было, но понял, взглянув в ее глаза, что она была раздавлена, втоптана в пыльный пол и растерта по стенке, поэтому прикусил обветренные губы. Так курс его будущей деятельности стал приобретать более четкие очертания. — Что касается нас с Шисуи... — после этого Учиха невольно скривился, вновь услышав от нее имя своего кузена. — Я боюсь, что ему очень, очень плохо. Я это чувствую. — И что же ты предлагаешь? — усмехнулся брюнет и ощутил, как злость стала подкатывать прямиком к горлу. Кимико видела вмиг потемневший взгляд Саске и тут же поспешила накрыть его щеку ладонью, нежно проведя по ней нагретыми пальцами. — Я искала хоть какую-то информацию в центральной библиотеке, но там ничего нет. Я разделяю твою точку зрения насчет меток, но все же нельзя умалять факта, что они что-то значат хотя бы на физическом уровне, — она прокрутила в голове часто всплывающие боли в предплечье, которые рывками растекались по телу, подобно лаве, и скривилась. — Может, стоит обратиться к Шизуне-сан? Она первоклассный медик, я думаю, она может что-то придумать. Саске пытался переварить полученную информацию и как бы не старался, вспыхнул: — Придумать что? — он откинул ее ладонь со своего лица. — Руку отрезать? Так мне помощь не нужна для этого. — Саске, ты не так понял. Ты ведь понимаешь, что... — Я все понимаю, — нахмурившись, почти злобно прыснул он, — но похоже, это ты не до конца все понимаешь. — И что же до меня все дойти не может? — повысила голос Кимико в ответ. Ей было неприятно, что Саске не мог выслушать ее и взрывался так же быстро, как и Шисуи. — Эти метки никуда не денутся. Они так и будут печь под кожей, обжигать, разноситься по всему телу волнами так, что выть захочется. Я проходил это. Знаю. То, что моя метка бледнеет, — чудо. Но это не значит, что я... — он на секунду замялся, слишком шумно сглотнув от волнения, — что я перестал считать тебя самым лучшим человеком в своей жизни. Ты и без этих надругательств соул-чертовой-мейт вселенной нужна мне. И Шисуи придется жить с этим, как бы он этому не противился, — сказал на ухо чуть тише, едва касаясь своей щекой ее виска. Но ведь мне тоже больно, подумала Кимико, мысленно прокручивая рисунок шарингана Шисуи на своем предплечье. Ей, как и брюнету, было откровенно плохо, часто лихорадило и кружилась голова. Все исходило от одного места на ее теле, которое всякий раз отзывалось болью, стоило ей только подумать о Саске. Будучи в его крепких объятиях, в которых он находил утешение, она испытывала одновременно нестерпимую радость и тошноту. Узор на предплечье, казалось, со временем бледнел, но боль оставалась той же, если же не превосходила предыдущую. Эта тенденция пугала ее, но эти опасения девушка решила оставить при себе. Что бы не произошло, Кимико переживала за состояние Шисуи, испытывающего не меньшие, а то и большие боли, которые он безуспешно пытался заглушить алкоголем. Не остановившись на выпитом в собственном кабинете, он продолжил в ближайшем баре, где его успели хорошо запомнить местные завсегдатаи всего за пару дней. Итачи отказался от предложенной выпивки, сославшись на очередную тренировку с чуунинами, готовящимися к предстоящему экзамену на джоунина. Впрочем, Шисуи не требовались никакие доказательства, поэтому он, не колеблясь, опрокинул очередную стопку авамори, который, по словам бармена, подвергался многолетней выдержке в бочках. Напиток приятно стекал по пищеводу, согревая и без того болезненно-возбужденное тело брюнета. Стопка. Две. Еще одна. Он перестал считать, когда у него перестало это получаться. В глазах щипало, виски неустанно пульсировали, а сердце билось как в лихорадке. В этом перманентно стабильном состоянии он выживал жил последние недели. Он был слишком сфокусирован на проблемах и не мог найти выход, упрямо продолжая втаптывать себя в них глубже и глубже. Неужели всегда будет так больно? Она выбрала не его... но почему? Когда она успела залезть так глубоко в сердце, распластаться там, растечься по стенкам, тонкой пылью осесть по краям? Ее ничем не удавалось вымыть — ни алкоголем, ни другими женщинами. Сколько бы ни пытался. Сердце громко стучит набатом, когда не ее губы прокладывают дорожку из поцелуев от мочки уха до яремной впадины; не ее острые зубки кусают кожу у ключиц, плечи; не ее мягкие подушечки пальцев проходятся по тугим мышцам плеч, опускаются на грудь, живот, щекоча; не она дергает за ремень и... Он резко распахивает прикрытые глаза как в агонии и спихивает с колен женщину, которая с недовольством что-то бросает ему в спину. Нет, сказал он сам себе, нет. Никогда.