Берлин, март 1942 года
Рихард сидел на кровати в номере мотеля «Фридрихрода» — это название разрывало ему душу, но вместе с тем грело воспоминаниями, — и напряжённо жмурился, ожидая… чуда. Он приходил сюда каждый день с тех роковых январских событий, но не терял надежды, что Грета, сжимая в руках ту записку, которую он вручил ей незадолго до припадка Фридриха, всё-таки придёт. Однако она ещё ни разу не показывалась. Мог ли он винить её за это?.. Одному Богу известно, что за последние два месяца пришлось пережить Либернахтам. Побывка Йоханесса закончилась через несколько дней после того, как Фридриху сделали эвтаназию в клинике доктора Херцтера, и он отбыл на войну, оставив сестру наедине с отцом. По отрывкам разговоров, что Рихард слышал тут и там, он уже знал, что отношения между оставшимися Либернахтами сильно испортились. Наверняка, Грета не простила старику того, что тот добровольно отдал Фридриха в руки палачей. А о подслушанном разговоре в библиотеке и говорить нечего… Вместе с младшим братом несчастная девушка потеряла ещё и отца. Рихард закусил нижнюю губу и схватился за голову. «Она не придёт! Тебе пора с этим смириться! Хватит тешить себя глупыми надеждами. Надо было послушать Херцтера и не мечтать о ней, — твердил он себе и заглушал предательски бившееся при мыслях о Грете сердце. Он не видел её с того судьбоносного дня и с тех пор ни на минуту не забывал о ней. Его чувства к ней настолько укрепились, что весь мир теперь померк перед тем высоким, что он испытывал. Когда Рихард обратился в мыслях к своему учителю, у него запершило во рту. Отныне этот человек вызывал ассоциации с Мефистофелем, и до сих пор нестерпимый стыд мучал юношу при воспоминаниях о тех временах, когда он ещё работал на Альфреда Херцтера. Простит ли его Грета?.. Простит ли того, что он знал о тех детях, но ничего не предпринимал?«Ты всегда знал, чем занимается в наше время психиатрия. Твои терзания смешны и нелепы!».Зендер в очередной раз подумал о Фридрихе и о его несчастной судьбе, когда чьи-то лёгкие, но порывистые шаги раздались под самой дверью. Рихард почувствовал, как внизу живота заныло от сладостного предчувствия. Он медленно поднялся на ноги и посмотрел на дверь. Не прошло и нескольких секунд, как та беззвучно отворилась, и Грета Либернахт вошла в номер. Сердце сжало плотным кольцом, когда он увидел её после долгой разлуки. Увидел такой разбитой, изнеможённой, несчастной!.. Она похудела и осунулась, будто убежала из Освенцима. Он вспомнил, какой жизнерадостной хохотушкой она показалась ему в первый день их знакомства, и ему стало не по себе. Тогда она излучала любовь, красоту и молодость, а теперь из неё как будто высосали всю жизнь. Огромные мешки как свидетели не одной проведённой без сна ночи, небрежно уложенные золотисто-медные волосы, потерявшие свой тициановский блеск, на лице — ни грамма косметики, а глаза — два прозрачных стекла. Всю радость, весь свет своей сестры Фридрих забрал с собой в могилу!.. Грета без слов захлопнула за собой дверь, и пару минут молодые люди провели в тишине, стоя друг напротив друга. Потом лицо девушки исказила гримаса жгучей боли. Она закрыла его руками и заплакала навзрыд. Не колеблясь ни минуты, Рихард сделал внушительный шаг навстречу возлюбленной, и она позволила себя обнять. Он заключил её в свои крепкие мужские объятья и не мешал плакать. Плакала ли она дома?.. При старике, которого тоже скосило горе?.. Он с нежностью гладил Грету по волосам, убаюкивал, как маленькую девочку, потерявшую любимую куклу, и всё твердил, что отныне всегда будет рядом. — Отец! — пролепетала Грета в перерывах между рыданиями. — Отец не простит. Он отомстит Херцтеру. — Вдруг она подняла свои зеленые глаза с пола и посмотрела на него в упор. — Берегись. Ты тоже можешь пострадать. Услышав эту робкую, сбивчивую речь, Рихард весь просиял. Стало быть, она поняла его? Она простила его безволие? Он ласково взял её лицо в свои шершавые ладони и еле слышно зашептал: — Так ты веришь, что я не при чем? Что, если бы я мог, то не допустил бы смерти Фридриха? Девушка стыдливо отвела взгляд, но ничего не ответила. Он горячо поблагодарил небеса за то, что те его услышали. Она не злилась!.. — Я ушёл от него, Грета. — Молодой человек говорил доверительным шёпотом, как принято между… Возлюбленными. — Я хочу, чтобы ты знала это. Я ушёл от Херцтера, несмотря на все его угрозы. Я лучше умру на фронте, чем продам свою душу дьяволу. А он сущий дьявол, уж можешь мне поверить! Каким ликованием наполнилась его душа, когда Грета, услышав эти откровения, взволнованно взяла его за руку?.. Боже!.. О каком кокетстве шла речь теперь, в их-то положении? Все маски сброшены, а свет — погашен. — Ты не можешь… — Фройляйн Либернахт вдруг осеклась, вспомнив о приличиях, но Рихард и так её понял. Ты не можешь покинуть меня, когда все покинули. Не ты, только не ты!.. Он смутился, как пятилетний мальчишка, и не сдержал улыбки. — Ты — врач. Ты нужен в столице. — Это вопрос времени. — Несмотря на радость, что переполняла его душу, Рихард не забывал о суровой реальности, от которой их с Гретой отныне укрывали только гостеприимные стены «Фридрихроды». — Да и сейчас от меня очень мало прока в медицине. Я перебиваюсь мелкими заработками, и очень скоро всем это надоест. Он и не думал давить на неё, но, когда она рухнула на пол без сил, безжалостно продолжил: — Меня тоже призовут. Это неизбежно. Рихард опустился рядом с Гретой на пол и с неудовольствием для себя заметил, что её длинные ресницы вновь увлажнились. Неужели… Она плакала из-за него? Неужели он стал для неё так дорог?.. Его сердце наполнилось нежностью к этой хрупкой безвинной девушке, на чьи плечи свалилось слишком много бед. Юноша взял возлюбленную за руку и страстно поцеловал тыльную сторону её ладони. Она блаженно прикрыла глаза. — Грета! Я… Она неожиданно остановила его и еле ощутимо дотронулась до его губ. — Т-ш-ш. Я знаю. Я тоже. Всё забылось за несколько секунд: зверства войны, звучные бомбардировки, пока ещё далекий фронт, и даже… Фридрих. Когда их губы соприкоснулись, молодые люди забыли и о нем. Но как долго могло длиться их забытьё?..***
Берлин, январь 1943 года
Как и в прошлом году, Йоханесс приехал домой к зиме, но и здесь он не нашёл успокоение от тягот войны, с каждым днём затягивавшейся. Теперь никто не верил, что победа над русскими будет лёгкой и триумфальной. Да даже в победу… Теперь верили с трудом. — Ты не можешь так вольнодумно рассуждать, пока живешь под моим кровом, Грета! — еле сдерживая гнев, шипел старый Либернахт. О своих сомнениях в правящем режиме говорили шёпотом, но только не в их доме. — Вспомни, что ты разговариваешь с полноправным членом НСДАП!.. ** Грета эмоционально рассмеялась и остановилась у лестницы, как будто передумала подниматься в свою комнату. Теперь юная фройляйн не боялась высказываться. Она давно перестала быть той избалованной судейской дочкой, стеснявшейся танцевать фокстрот на молодёжных вечеринках. Как стыдливо она когда-то краснела при обсуждениях особого рода отношений между Евой Браун и Адольфом Гитлером!.. Но та наивная неискушённая девочка навсегда умерла в треклятой клинике доктора Херцтера. — О, конечно же! — иронично бросила она отцу, вернувшись в гостиную. — Из-за своей верности партии ты и отправил младшего сына на смерть!.. Верно, папенька? Или же, чтобы доказать свою верность фюреру, отправлял десятки невинных детей в клинику Херцтера, где над ними проводили опыты? Всё это ведь ради партии?.. Йоханесс раскрыл рот от изумления. Старший брат смотрел на сестру ошалелыми глазами, но не узнавал её. Он оставил дома пугливую лань, а, вернувшись, обнаружил разъяренную тигрицу. Старый Либернахт и вовсе рассвирепел от злости. Он встал и, пыхтя, грозно попенял дочери, чтобы та держала себя в руках. Йоханесс тоже поднялся с места и, безусловно, высказался в поддержку отца. — Ты не можешь винить ни в чём папу, Грета. У него не было выбора, — как можно строже заявил он сестре. — И потом… Ты должна следить за своим языком. — А не то что? — К огромному удивлению Йоханесса, Грета не только не образумилась, но стала ещё больше огрызаться и посмотрела на него с огромным вызовом. — Доложите обо мне? Ну давайте же!.. Ведь в этой семье не помнят о родственных связях. Самое важное здесь — это преданность фюреру!.. Старший отпрыск не успел моргнуть, как судья в порыве ярости занёс руку над своей дочерью и оставил на её щеке пощёчину. Парень переводил недоумевающий взгляд с сестры на отца и обратно, но стоял молча, будто набрал в рот воды. Йоханесс и правда считал, что отцу не стоило распускать руки, но что касалось предмета спора, то здесь претензий к нему не возникало. — В тебе говорит скорбь, — наконец подал голос брат, когда Грета, придерживая руку возле ушибленной щеки, истерично улыбнулась ему прямо в лицо. — Ты — женщина, а вы всегда тяжело переносили смерть детей. — Юноша участливо дотронулся до её плеча рукой и заговорил с сестрой так, будто та была неразумным ребёнком. Вот, как обращались с женщинами в их время, только она, Грета, почему-то поняла это только сейчас!.. — Время лечит. Когда я впервые потерял на фронте товарища, то тоже думал, что эта боль навсегда. Но со временем она притупилась. Ты переживёшь. Вот увидишь!.. Грета снова горячо рассмеялась. Некоторое время она смотрела на Йоханесса с надеждой найти в нем поддержку, но, сообразив, что это бесполезно, резко сбросила его руку со своего плеча. — Ты сравниваешь какого-то товарища с родным братом? — бросила она, смеясь, и оппонент изменился в лице. Заметив в его глазах проблеск надежды, она невозмутимо продолжила: — Я поражаюсь! — Её губы еле двигались. — Как ты не видишь очевидного, Йоханесс?! Как ты слеп?.. — Фройляйн горько хихикнула, так что отец и брат на долю секунды даже поверили, будто она тронулась умом. — Я всегда знала, что ты очень привязан к папе. Но то, что ты готов простить ему убийство собственного брата, да и ещё оправдывать это интересами партии… Какое лицемерие!.. Йоханесс осекся и отпрянул назад. От этих слов в его душе что-то шевельнулось, но это оказался лишь слабый огонёк просветления, который погас быстрее, чем юноша успел бы его осознать. Он сделал глоток из стакана и какое-то время старался не смотреть на Грету. Замечая его смятение, которое она считала трусостью, сестра укоризненно поджимала губы. — Я не постыжусь и повторю ещё раз то, что сделал, — погрозил дочери судья, которому не понравилось молчание сына. Он поспешил вмешаться, прежде чем «вольнодумие» пустит корни в сердце ещё одного — и любимого! — его отпрыска, но Грета уже не слышала его. Её случай был, похоже, безнадёжен. Ещё раз презрительно улыбнувшись отцу, дочь развернулась спиной, быстрым движением сняла с вешалки пальто и шляпу и вышла из дому, громко хлопнув дверью. После её ухода в гостиной повисла тишина. Отец и сын остались одни в огромном доме и несколько секунд молчаливо переглядывались, читая в глазах друг друга тревогу. Мучительные предположения о том, куда ушла Грета, не покидали их. — Проследи за ней. Мне кажется, что она связалась с коммунистами. Она говорит их идеями, — тяжело вздохнул Либернахт и обернулся к сыну. Несмотря на все попытки делать вид, будто ничего не произошло, постоянные ссоры с дочерью и смерть младшего сына не прошли для старика бесследно. На голове судьи изрядно добавилось седин. Йоханесс кивнул и с подчёркнутой нежностью проводил отца до нужной комнаты. Перед тем, как захлопнуть дверь своей спальни, судья Либернахт благодарно улыбнулся любимому отпрыску. — Если и есть ребенок, который никогда меня не разочаровал своего отца, то это ты, сынок. Ты — моя настоящая плоть и кровь. Я горжусь, что ты носишь мою фамилию!.. Йоханесс медленно затворил за собой дверь и с трудом подавил растроганную улыбку. Затем он всё-таки вспомнил о сестре и тотчас посерьёзнел. Ему следовало поторопиться, если он действительно хотел поспеть за ней. Грета вышла из транспорта у самых Бранденбургских ворот и пошла пешком до Александрплатц. Йоханесс крайне насторожился, когда понял, где оказался. Не может быть, чтобы сестра действительно связалась с коммунистами!.. Те не назначили бы свою сходку в самом центре города. Значило ли это, что она держала путь в совсем другое место?.. Только когда фройляйн Либернахт своей легкой походкой свернула за угол и вывела брата к невзрачному дешёвому мотелю с названием, болезненно напоминавшем имя их покойного брата, Йоханесс понял, что дела обстояли гораздо хуже, чем они с отцом могли подумать. Юноша подождал немного, пока сестра не вошла внутрь, затем неспешным шагом пошёл за ней, справился внизу, какой именно номер её интересовал, поднялся на второй этаж и через полуоткрытую дверь… Прислушался. Грета крепко сжимала в объятиях незнакомца. Они горячо обнимались и целовались. Удобств в этой комнатушке почти не водилось: кровать, шкаф, зеркало да маленькая прикроватная тумбочка. Единственное ветхое оконце на стене справа давно изъела плесень. Когда влюбленные отстранились друг от друга, Йоханесс едва сдержал восклицание: любовником его сестры оказался не кто иной, как Рихард Зендер, бывший ассистент доктора Херцтера. — Это невыносимо. Просто невыносимо!.. — с жарким придыханием молвила Грета, вцепившись в воротник Зендера. — Они будто ослепли и оглохли. Они не слышат меня… Я так разочарована, Рихард. Если бы ты только знал! Рихард глубоко вздохнул и поцеловал свою возлюбленную в разгоряченный лоб на глазах у её старшего брата. — Я знаю, что ты чувствуешь. Я испытывал то же самое с Херцтером. Я понял, что мир, в котором я жил, оказался хрупок, как карточный домик… И этот домик обрушился на мою голову. Грета печально улыбнулась, внимательно выслушав любовника до конца, и взяла его за руку. Они стояли возле зеркала, и Йоханесс немного отошёл от двери, чтобы отражение ненароком не выдало его. — Хорошо, что мы есть друг у друга. После смерти брата мой мир тоже рухнул, но ты помог мне построить новый. Зендер, как ни странно, не спешил с ответом, и безмолвно стоял, потупив взор. Столь трогательное признание вызвало на его лице лишь легкий румянец, заметив который Йоханесс презрительно фыркнул. — Что такое? — участливо спросила Грета, почуяв неладное. — Что случилось? Расскажи мне. Тогда Рихард всё-таки поднял на юную фройляйн глаза и безжалостно произнёс: — Мне пришла повестка. Я уезжаю на Юго-западный фронт на следующей неделе. Она вскрикнула, и тень ужаса пробежала по её лицу. Затем фройляйн бессильно опустилась на кровать и прикрыла отяжелевшие веки. Он сел рядом и ненавязчиво коснулся её плеча. Несколько секунд они промолчали. — Я знал, что так будет. Она откликнулась не сразу, будто о чем-то напряжённо размышляла. Когда Грета обратила к Рихарду свой взор, в её глазах читалась сладостная решимость, и она еле заметно улыбнулась. — Я не отпущу тебя так просто. — О чем это ты? Девушка приблизилась и порывисто поцеловала Зендера в губы. Йоханесс разъярённо сжал кулаки, и в тот момент, когда Рихард расстегнул первые две пуговицы на платье возлюбленной, он уже был так разгневан, что потерял над собой контроль. Йоханесс вбежал в номер, словно разъярённая фурия, и прямо с порога налетел на Рихарда, которому достался болезненный удар кулаком по губе. Грета еле успела загородить любовника от своего брата, встав между ними живой стеной. — Йоханесс! Очнись, приди в себя! Одумайся! — неустанно кричала она, но в ушах брата стоял такой шум, что он не слышал её. — Ты зря тратишь время, Грета, — иронично отозвался Зендер, который уже возился со своей разодранной губой, тяжело дышал и всплёскивал руками. — Он ведь не умеет думать. За него это делают другие! Йоханесс зарычал от злости, повторно накинулся на ненавистного врага и чуть не разбил по дороге зеркало. Грета с трудом усмирила того, с кем в детстве ела шарлотку за одним столом, когда тот повторно накинулся на Рихарда с кулаками и сама чуть не получила синяк под глазом. — Ты ведь не знаешь другой жизни! — К величайшему ужасу Греты запальчивый Рихард не унимался. Она даже шикнула на него, но двух разъяренных петухов оказалось не остановить. — Ты совсем ничего не знаешь. Мне искренне жаль тебя. На этот раз Йоханесс повёл себя спокойнее, и это растревожило его сестру. Что же!.. Против негодяя-соблазнителя — такого же мерзавца, как и его горе-учитель! — у него уже имелся козырь в рукаве. А всё благодаря подслушанному разговору!.. — Ты уходишь на войну, да? — с издёвкой напомнил старший Либернахт. — Вот и посмотрим, кто будет смеяться последним. Тебя убьют в первом же бою. Тебя, изнеженного щегла!.. Тяжело переводя дух, Йоханесс разъярённо посмотрел на сестру, будто впервые увидел её, и грубо оскалился в её сторону. — А ты… Как ты могла связаться с тем, кто причастен к смерти Фридриха?! Нас с отцом пристыжала, а сама-то! — Он не виноват! — сорвалась на крик Грета. — Он ни при чем! Херцтер обманул его, как и всех нас. — Это он тебе сказал? Какую ещё чепуху он наплёл, чтобы залезть к тебе под юбку? — Что ты себе позволил? — Даже у Рихарда, который совсем не привык к уличным дракам, всерьёз зачесались кулаки. — Давай… Повтори-ка ещё раз! — Хватит! Хватит, вы оба! — Отрезвляющий голос Греты все-таки привёл их в чувство. Молодые люди разошлись по разные стороны номера и, тяжело переводя дух, злобно смотрели друг на друга. Когда враги окончательно пришли в себя, фройляйн Либернахт решительно указала старшему брату на дверь. От неожиданности тот даже ахнул. — Если ты хочешь поговорить по-человечески, то пожалуйста. Лучше остуди голову и приходи в другое время, — тоном разъярённой матери, отчитывавшей непутевого сына, воскликнула Грета. Йоханесс опешил и кривовато усмехнулся. Раньше она никогда с ним так не разговаривала. Неужто Зендер настолько переменил её?.. — Вот, значит как? Сестра?.. — Юноша демонстративно расхохотался, значительно повысив голос на последнем слове. — Нет, ты мне больше не сестра. Моя сестра никогда не позволила бы себе того, чем занимаешься здесь ты. Грета тяжело вздохнула и прикрыла веки. Не сказав больше ни слова, Йоханесс крепко вцепился в свой ремень с кобурой на поясе и, перепрыгивая через две ступеньки, спустился по лестнице. Внизу он так громко хлопнул входной дверью в мотель, что даже посетители на втором этаже вздрогнули от неприятного звука. — Вот же! — запыхтел за спиной растревоженный Рихард и выразил желание кинуться за Йоханессом следом, но девушка жестом остановила его. — Ты видела, какие грязные намёки он делал?.. — Оставь, — мягко возразила Грета и едва ощутимо дотронулась до его груди. — В январе 1942 я потеряла отца и младшего брата, а в эту самую минуту… ещё и старшего. Не кажется ли тебе, то на сегодня с меня достаточно?.. «На сегодня». Она говорила «на сегодня», потому что знала: через пару недель его ждала война. Но даже если это было так, он не позволит злобным предсказаниям Йоханесса Либернахта сбыться. Он останется в живых ради Греты и их светлого будущего. Во что бы то ни стало!..***
Йоханесс не помнил, как покинул мотель «Фридрихрода», где застал родную сестру с любовником, не знал, как оказался возле Бранденбургских ворот и как ещё держался на ногах. Мысли парня слишком сильно жгла злосчастная фраза Зендера, которую тот кинул в запале ссоры, и он едва различал перед собой людские силуэты. — Ты зря тратишь время, Грета. Он ведь не умеет думать. За него это делают другие. Черт!.. О чем толковал этот мерзавец, отправивший на тот свет юного Фридриха и соблазнявший доверчивую Грету? Разве стоило обращать на эту язвительную тираду внимание? Но тогда… Почему его, Йоханесса, эта глупая уловка так задела? Ведь в словах Рихарда нет ни толики правды! — Я всегда решал всё сам! — Гневно сжимая кулаки, Йоханесс задыхался от злости и обиды, вспоминая самодовольную физиономию Рихарда Зендера. —Я сам принял решение стать частью Люфтваффе, чтобы служить нашему фюреру. Я буду хранить ему верность до конца! Пусть злословит, сколько ему влезет!.. Верностью фюреру Йоханесс закрывался как щитом от сомнений, которые отравляли его душу и разум по мере того, как он отдалялся от мотеля. Почему он всё же хорошенько не разукрасил наглецу лицо?.. Небось в следующий раз тот даже не думал бы открывать рот!.. Он, Йоханесс Либернахт, один из лучших летчиков своего командования, никогда больше не потерпит, чтобы с ним разговаривали подобным образом. Как только юноше удалось немного помириться с самим собой, в его голове всплыла ещё одна болезненная ремарка и вновь лишила его спокойствия. — Ты ведь не знаешь другой жизни. Совсем ничего не знаешь. Мне искренне жаль тебя. Йоханессу пришлось сильно сжать зубы, чтобы не зарычать прямо на улице, и не перепугать ни о чем не подозревавших прохожих. Не поддаваться на провокации оказалось не так-то просто, но он не желал, да и не умел сдаваться. Что этот прохвост понимал под «другой жизнью»? Что в той самой «жизни» такого, чего он не мог понять?.. Какой же это неизвестный науке зверь, что открыт только избранным? «А ведь она говорила то же самое, — неожиданно подсказало сознание, и Йоханесс резко изменился в лице. — Она пыталась донести до меня что-то похожее…». Она? Клара. Йоханессу и Кларе — дочери хороших друзей семьи и лучшей подруге Греты, — исполнилось всего по шестнадцать, когда юношеское чувство впервые вспыхнуло между ними. Йоханесс, бывший по натуре чересчур серьёзным парнем, не придал этим новым ощущениям значения и искренне посчитал второстепенными. Пройдут!.. Сколько ещё у него будет таких «Клар»? Так думал он тогда и — увы! — ошибался. С позволения родителей подростки часто проводили вместе время, разговаривали о том, о сём и много смеялись только себе понятным шуткам, но юноша скорее позволял ей себя любить, нежели любил сам. У него имелись гораздо более важные дела, чем сердечные. С детства увлекаясь самолетами, Либернахт младший однажды заявил своей подруге напрямую, что будет поступать в учебные авиационные полки, как только минует восемнадцатый год со дня его рождения. Заветная мечта стать летчиком-истребителем не отпускала парня ни на минуту. Тогда же Клара призналась ему, что видела себя любящей женой и заботливой матерью. Она не увлекалась столь утончёнными материями вроде музыки, как Грета, зато прекрасно работала руками: пекла, вязала и выращивала цветы. Он и не ожидал услышать от неё другого ответа и лишь коротко кивнул, вновь уйдя в мечты о самолётах. Молодые люди сидели в гостиной дома Либернахтов и, весело болтая ногами, делились друг с другом секретами. Стояло лето, и из сада с фонтанчиком раздавался девичий смех. Грета гонялась за младшей сестрой Клары по саду, и красная ленточка в волосах девушки развевалась на ветру. Малышка хихикала от удовольствия и, брызгая в преследовательницу водой из фонтана, с визгом убегала от неё дальше в сад. На террасе возле дома старики читали газеты и пили кофе. У ног отца совсем ещё маленький Фридрих по привычке играл в прусских — как он сам любил подчёркивать! — солдатиков. Заметив, что они с Кларой мало вписывались в эту идиллию, Йоханесс незаметно взял её за руку, и вдвоём подростки юркнули в раскрытую дверь террасы. Девушка так радовалась его благосклонности, что с трудом себя сдерживала. Они опустились на диван, но не взялись за руки и прислушались к звукам из сада. Живописный пейзаж за окном не изменился, а их родные ещё наслаждались летней прохладой. Неловкая тишина затягивалась, а румянец на щеках юной Клары становился всё заметнее. Она смотрела себе в ноги, и лишь иногда искоса поглядывала на возлюбленного. Нарушить тишину она так и не решилась, и Йоханесс заговорил первым: — Вот увидишь: скоро начнётся война с Польшей. И тогда я буду как мой кумир, Манфред фон Рихтгофен. Нет… Я стану даже лучше! — Парень гордо расправил плечи, уже представляя себя в боевом обмундировании. Другой темы для разговора он не придумал, но стоит признать, что и Клара живо видела перед глазами эту картину, и её сердце защемило от сладостной тоски. — Девчонки завьются вокруг тебя стайками, — с плохо скрываемым упрёком промолвила подруга и очень сильно покраснела. Впрочем, Йоханесс слишком увлёкся воздушными замками, чтобы заметить это. — Им нравятся мужчины в форме. — Да плевать мне на них! — звучно отмахнулся он, чем с одной стороны успокоил её, а с другой — насторожил. — У меня есть дела поважнее, чем их глупые уловки. Она так давно знала его, что без труда поняла. Йоханесс всегда рос чересчур прямолинейным юношей. Флирт и кокетство претили ему, а представительницы прекрасного пола, по его искреннему мнению, только и делали, что жеманились и лгали. По этой причине он уже в шестнадцать лет смотрел на них немного свысока. Девушки привлекали его только в самом низменном смысле, так как всё, чем они жили, шло вразрез с его натурой. Кларе безмерно нравился этот ответственный подход к жизни, но и беспокоило другое: вместе с остальными девушками он как будто в упор не замечал и её. Предмет воздыхания всегда смотрел сквозь неё и, видя перед собой только свои «важные мужские дела», никогда не относил к ним свою маленькую подругу. С каждым днём выносить это становилось всё больнее, но выхода не находилось. Она слишком старалась, чтобы не выдать своих чувств, но в тот день кровь Клары так разгорячилась скорой перспективой увидеть Йоханесса в мундире летчика, что она пошла на риск, который так долго всеми силами избегала. Когда-нибудь этот день обязательно наступил бы!.. — Ты, конечно же, прав. И про карьеру, и про перспективы, — немного замявшись, заговорила она, затем набралась смелости и подсела чуть ближе. Их пальцы оказались преступно близко, — но порой нужно увидеть то, что скрывается за ними. Ведь в жизни есть ещё много чего другого… Недолго думая, Клара прильнула к губам юноши со всей страстностью, которое только испытывало её юное, шестнадцатилетнее сердце. Удивившись неожиданному порыву, Йоханесс не нашёл в себе сил оттолкнуть её, и в какой-то момент в его душе, где долгое время царили лишь самолеты и национал-социализм, нашлось место для чего-то иного. «А потом я исчез, — сокрушенно подумал Йоханесс, сел на скамейку на Александрплатц и уронил голову на руки. — Уехал в полки, ушёл на войну и ни разу не написал. Постыдился!.. Фройляйн Альман, должно быть, давно потеряла его след. Всё, что она могла слышать о нём, ей, наверняка, рассказывала Грета. У него самого было… Много других дел. Но теперь, повзрослев, юный лётчик считал своё поведение неприемлемым для мужчины. Не поздно ли всё исправить? Вопрос лишь в том, захочет ли она его знать?.. «Как глупо! — размышлял парень с внезапно обнаружившейся робостью. Руки у него вспотели, а на лицо налезла смущённая улыбка. — Как после всего я признаюсь ей, что пожалел о своей холодности? Что даже с девушками из французских деревень не испытывал того же, что и с ней?». Между ними не происходило ничего особенного, но даже то, что успело, засело в нём намертво. Тот юношеских поцелуй в гостиной в последнее время преследовал его даже во сне. Отец бы обсмеял сына, но каким на деле тот оказался однолюбом?!.. Противоречивые мысли терзали душу юноши, но, когда он вновь вспомнил о Рихарде, одна единственная думка точно красная нить пронеслась в его голове. «Если есть в мире человек, способный объяснить мне всё, то это Клара». Поймав это здравое суждение за хвост, Йоханесс решительно поднялся со скамейки. Тотчас он всерьёз засомневался в том, действительно ли так нуждался во «всём», если до сих пор об этом даже не задумывался?.. — Нужно, — твёрдо заверил он себя и направил ноги в сторону госпиталя, где, как он уже знал от Греты, Клара помогала с больными. — Только так в следующем споре с Зендером я буду во все оружия. Оправдание — для искреннего желания увидеть повзрослевшую подругу детства и трепета, испытываемого по этому поводу, — получилось вполне приемлемым, и молодой герр Либернахт очень утешился этим. Госпиталь Клары находился на окраине города, и ему пришлось поменять два автобуса. Смеркалось, когда он вышел из последнего и, преодолев два метра, очутился рядом с большим двухэтажным зданием ветхого, неприметного вида. На втором этаже, где горела керосиновая лампа, чья-то тень в белом халате и аккуратной шапочке заполняла бумаги. Сердце Йоханесса сжалось от воспоминаний. — Совсем не изменилась! — еле слышно прошептал юноша, узнав профиль девушки. — Уши точно так же из шляпы торчат. Дабы совсем не расчувствоваться, Йоханесс опустил взгляд вниз и заметил круглый камешек, который всё это время катал кончиком сапог. Недолго думая, юный лётчик поднял тот с земли и, хорошенько прицелившись, кинул камешек в окно сестринской. В первый раз тень озадаченно замотала головой, но, похоже, не поняла, откуда исходил звук. Йоханесс взял в руки второй камень и повторно выстрелил прямо в цель, чуть не разбив стекло вдребезги. На этот раз Клара чётко поняла, откуда исходил звук, и моментально прильнула к окну. — Йоханесс?! Йоханесс Либернахт! Это и правда ты?.. Он улыбнулся, как влюблённый подросток, когда она распахнула окно настежь, и, наклонившись как можно ниже, замахала ему сверху руками. Парень сделал то же самое и, задрав голову вверх, залюбовался ею. Внезапно он очень пожалел, что не взял с собой цветов. «Какие цветы в войну!.. Чёрт, Йоханесс, не будь идиотом!..» — Я сейчас выйду к тебе, — крикнула Клара, смеясь — к счастью, не над его мыслями, — и пропала. — Подожди. Пока она спускалась к нему, он думал о том, что с начала войны с Польшей не испытывал столько радости и… эйфории. Каждая частичка его тела летела к ней навстречу, и теперь он не понимал, почему не пришёл к ней раньше. Наконец она появилась из-за угла. В белом сестринском халате и переднике, запачканном чем-то красным. Кровью?.. Клара, подруга детских лет, с которой они не виделись с тех пор, как он ушёл на войну… Неужели это действительно она? Но как же она похорошела!.. Как быстро превратилась из миловидного подростка в высокую, тоненькую блондинку?.. При этом ей удалось сохранить былую непосредственность во взгляде и улыбке. Грета, к примеру, никогда не смотрела так просто и естественно и не выглядела настолько расслабленной. Будто одна всегда что-то скрывала, зато вторая оставалась чиста как младенец. А голубые глаза!.. Всё так же пленительно улыбались, как это удавалось только им. — Не могу поверить, что вижу тебя вновь, — произнесла она сквозь слёзы радости, и парень без слов раскрыл для неё дружественные объятия. Клара охотно повисла у него на шее. Когда она приблизилась, Йоханесс почувствовал цветочный запах парфюма — старый Альман ни на что не скупился, даже во время войны! — и беспардонно зарылся в её волосы, чтобы чуть глубже вдохнуть их аромат. Клара всегда так душилась, и, вдыхая знакомый с детства привкус, он невольно возвращался в беззаботное время. — Какими судьбами ты в Берлине? Отпустили на побывку?.. —непринуждённо спросила Клара, поправив почти слетевшую на ветру сестринскую шляпку. Вдруг Йоханесс заметил, что она была симпатично, хоть и неумело накрашена. В отличие от Греты, которая словно родилась для этих девичьих штучек, Клара с трудом усваивала модные веяния и всегда смотрелась естественно. В этот момент он ещё больше очаровался фройляйн Альман и мысленно послал в адрес сестры очередную порцию упрёков. — Так точно! — Йоханесс изобразил на лице подобие улыбки, но она догадалась, что он улыбался через силу, и присмирела. — Думал найти тут покой, но мне не очень это удалось. Клара, конечно, знала, как сильно он горевал о своём младшем брате Фридрихе, которому беспощадные психиатры режима сделали эвтаназию, как только диагностировали у него эпилепсию. Если быть честными, из окружения Либернахтов об этом мало кого не осведомили. А вот о романе Греты с одним из тех самых психиатров Йоханесс решил умолчать. Об их семье и так слишком много судачили. Причин грустить у него предостаточно!.. — Я сожалею о вашей утрате. Мы все сожалеем… Йоханесс коротко кивнул подруге, и они оба замолкли. Клара казалась вполне искренней, и он ей верил, но почему-то совсем не находил в себе сил поддерживать этот разговор и дальше. Зато ему хотелось говорить о другом!.. Он мечтал рассказать ей о том, как сожалел об их разрыве, как часто думал о ней вечерами в казармах полка и как хотел бы… вернуть время вспять. Неужели она совсем на него не злилась?.. Клара держалась так легко, будто не таила никакой обиды на человека, разбившего её девичье сердце… Эта мысль озадачила Йоханесса, и он нахмурился. Разве так могло быть? Наверное, у неё имелся жених. Возможно, она уже забыла его?.. Но всё это он выяснит потом. Сначала нужно решить вопрос, который действительно волновал его нутро и не терпел отлагательств. Ах, да разве время терпело?.. Со свойственной себе решимостью, Либернахт младший взял опешившую сестру милосердия за руку и, замявшись, заговорил: — Клара, мне завтра снова уезжать, — начал он несколько угрюмо, но потом понял, что лучше сменить тон, если он всерьёз хотел, чтобы она выполнила его просьбу. — У меня всего лишь один вечер, но… Не могла бы ты показать мне, чем живет Берлин в мое отсутствие? Я хочу понять, из чего состоит жизнь помимо войны. Йоханесс нервно сглотнул, осознав, что заговорил, как Зендер, и досадливо прикусил язык. Тем не менее Кларе пришлась по душе нерешительность просителя, и она тепло улыбнулась, крепко сжав его пальцы. — Тебе повезло, — рассмеялась она, пожав плечами. — Моя смена как раз закончилась, поэтому я могу удовлетворить любую твою просьбу. — Правда? — искренне обрадовался парень, как ему показалось, совсем уж по-мальчишечьи. Клара дружелюбно кивнула и резво развернулась к входной двери госпиталя. Йоханесс наблюдал за ней неотрывно, будто видел впервые. — Идём, — позвала она, указав на дверь. — У нас не так-то много времени. Мы должны всё успеть до утра. Он не нашёл в себе сил перечить и, как телёнок, привязанный к матери колокольчиком, молча пошёл за фройляйн Альман.