***
If you can’t be a pencil to write someone’s happiness, then try to be a nice eraser to remove their sadness
Ощущать на себе 15 пустых взглядов, совершенно не осознающих, что тут происходит, было крайне непривычно. Это не школа, где детей надо успокоить и заинтересовать. Они тут уже все успокоенные, а интерес им навязан. Точнее не навязан, а приписан. В лечебной карте. На пару секунд девушка просто растерялась, она всегда знала, как начать урок, что спросить, но тут казалось, что всё, что она скажет, будет просто непонятно. Даже Юнги, стоящий в дверях, уже хотел прийти на помощь и представить молодую учительницу. Однако она начала говорить. Её лицо вмиг потеплело, будто произошло что-то такое, что вселило в неё огромную уверенность. - Всем привет, ребята. Меня зовут Пак Сора. Я учитель искусства. Скажите мне, вы любите рисовать? – Сора была очень милой и обходительной, она заглядывала в глаза каждому ребёнку. Она улыбалась, и её взгляд был таким мягким. «Рисовать» разлилось редким солнцем, освещая невинные глазки. Вмиг многие из них раскрылись шире и, казалось бы, заблестели. Один мальчик обессилено встал со своего места и так же обессилено сказал: «Я ходил в художественную школу». Его слова оборвались, он хотел продолжить, но не знал, как и что сказать. - Ого, какой молодец! Сегодня нарисуешь что-нибудь? – тот лишь кивнул, слегка улыбнувшись. Ещё несколько детей подняли руки и попытались проявить свой интерес к рисованию. Они не были многословны и не показывали активной реакции. Их не хотелось мучить расспросами. Просто хотелось дать им порисовать, выразить свои чувства. Сора как никто другой знала, что на бумаге можно выразить свои чувства, желания, фантазии. Наверняка, этой девушке было непривычно встречаться с психически больными детьми. Они не такие, как обычные ребята в школах и садиках, как те случайные проказники на улицах или домашние ребята в гостях у бабушки. Тем более под кучей транквилизаторов, они не проявляют особого интереса к жизни. Они другие, они особенные, но они тоже достойны познания этого мира. Пускай даже воспримут его иначе. Увидев, что дети начали хоть немного активничать и пытались даже что-то сказать, я был благодарен, что Сора смогла взять себя в руки и выразить понимание. Она действительно казалась очень жизнерадостной и уже совершенно не была напугана. Поэтому я решил оставить их и не переживать. Перед тем, как прийти на работу с психически больными детьми, я почитала про арт-терапию и про то, в каком направлении стоит двигаться больше. В рисунке такого особенного ребёнка важна каждая мелочь, следует попытаться понять её значение, чтобы ребёнок встал на путь выздоровления, а не зарывал себя в плохих мыслях ещё сильнее. Предметы на рисунке могли иметь как метафоричный оттенок, так и отображать их бессознательные желания или переживания. Также с ними надо разговаривать в позитивном ключе, искать хороший смысл. А ещё каждому известно, что цвета должны быть яркими и разнообразными. Я заранее попросила подготовить масляную пастель, которая даже при лёгком нажатии оставляла сочный цвет. Получив материалы для рисования, ребята некоторое время брали их в руки, вертели, кто-то ронял, но поднимали самостоятельно, перед этим стыдливо прикрывая рот рукой. Для первого занятия Сора решила выбрать ненавязчивую, но значимую тему. Мандала. Она была отличным способом, чтобы расшифровать эмоциональное состояние ребёнка. Мандала была кругом, внутри которого маленький художник должен нарисовать фактически автопортрет. Этот круг концентрирует внутренние силы человека. Там могут быть разнообразные, но значительные формы. Могут же быть тревожащие ситуации. Важно отображать как характер мазков, так и выбор цветов. В общем, сделать направление урока именно таким казалось очень хорошей идеей. - Сегодня я предлагаю вам нарисовать всё, что хочется. Посмотрите, сколько у вас есть разных цветов, используйте их и творите. Только ваш рисунок должен находиться в круге. Давайте, нарисуйте большой круг на своём листке, – потупив взгляд, дети всё-таки выполнили просьбу. Их круги были неровными и не совсем круглыми, но никто не просил их стараться или быть художниками. - А теперь начинайте рисовать свой рисунок в круге. Медленно, но верно в пустых кругах стали появляться первые наброски. Это были неровные линии, из которых мало что было понятно. Некоторые выбирали тёмные цвета, кто-то же наоборот светлые, что их при несильном нажатии было бы непросто рассмотреть. Лишь несколько детей рисовали что-то материальное, у других можно было заметить лишь абстрактные изображения. Flash back - Сора, позовите меня, когда будете представлять друг другу рисунки. - Зачем это? - Даже если вы будете вести рисование, то это не значит, что вы арт-терапевт, который сможет расшифровать рисунок. Мне нужно посмотреть, насколько эффективны занятия. Удачи! Он сейчас таким образом показал, что мои занятия – это лишь незначительный инструмент, и я тут не играю особой роли? М-да, можно было сказать просто, что хочет посмотреть на рисунки детей. Но уж точно не так грубо. The end of the flash back Между опущенными головами потянулась худая обессиленная рука. Сора сразу заметила неожиданное движение. Во время тихого занятия было трудно не уснуть. Время тянулось медленно, сопровождаясь лишь скрипом мелков о бумагу. И когда появилось робкое движение, то сон мгновенно рукой сняло. Девушка широким шагом приблизилась к мальчику и осторожно наклонилась, ожидая реакции ребёнка. - Мой рисунок готов... – это не было похоже на каракули остальных. Тут были уверенные линии, несмотря на дрожание тонких кистей. Черты были такие взрослые и чувственные. В круге были изображены женщина, мужчина и маленькая девочка. Их было несложно рассмотреть, поскольку мальчик с самого начала сказал, что ходил в художественную школу. Поэтому его изображение было таким красивым и реалистичным. Однако это было весьма неожиданно. Такие таланты скрываются среди людей с особенностями психического поведения… Очень обидно было, что они пропадают именно здесь. - Ничего себе, как здорово. Сейчас мы спросим у остальных, готовы ли они и будем разговаривать о своих рисунках. Детям понадобилось ещё несколько минут, чтобы завершить свои работы. Поэтому Сора решила быстренько найти Юнги. У справочной стойки сказали зайти в кабинет, находящийся рядом с тем же залом, где происходил урок рисования. Стук в кабинет не выдал никакой реакции, и поэтому пришлось зайти. Еле уловимый шорох бумаг дал понять, что тут кто-то всё-таки есть. При тусклом свете отражалась тень мужской головы. Он был уставшим, от него исходил лёгкий запах табака и кофе. За увлечённым чтением медицинской карты тот и не смог бы услышать стука в дверь и даже её хлопка. - Юнги? – в ту же секунду врач поднял усталый взгляд. - Вы уже закончили? - Да, дети уже готовы показать рисунки. Вы говорили, что хотите их расшифровать. Больше не требовалось слов, чтобы поднять мужчину со стула. Тот, лишь сделав вежливый жест рукой, проследовал в зал. Юные пациенты неподвижно сидели на своих местах. Они уже не держали в руках мелки и не создавали видимость усердной работой. Просто сидели и ждали. Кто-то аккуратно проводил пальчиком по линиям внутри круга, кто-то ковырял заусенцы на пальцах, а кто-то всё так же, как и в начале, смотрел в сторону холста. - Раз все нарисовали свои рисунки, то предлагаю рассказать, что у вас вышло. Кто-то хочет начать? Никто не поднимал руку. Лишь по глазам можно было разглядеть стеснительную заинтересованность. Им не хватало сил, чтобы попросить рассказать о рисунке. И поэтому Юнги взял всё в свои руки, сразу обратившись к девочке с перепутанными волосами, имитирующими косу. - Ачон, покажи свой рисунок. Что ты изобразила? - Я нарисовала дерево... – она остановилась, обдумывая свои следующие слова. Её тонкие ножки, торчащие из коротковатых штанов, слегка подрагивали. А лицо выражало желание поделиться задумкой своего рисунка. – А тут птица, она прилетает и садится на веточку дерева. На дереве уже появился первый листок. Мужчина внимательно всматривался в рисунок и молчал. Можно было только догадываться, что он сумел понять из детского рисунка. Молчали, впрочем, все. Молчание это было не отягчающим, а внимательным. - Ты молодец, очень красивый рисунок! А что это за птичка? - Эта птичка – подружка дерева, – девочка начала живо улыбаться, смотря на другую девочку. Судя по всему, это её подруга и она птица, а деревом была она. Такое засохшее сломанное дерево, нарисованное неяркими цветами. Другие дети по очереди вставали и рассказывали о своих рисунках. Юнги внимательно смотрел на каждый, он считывал их и оставлял мысли в своей голове. Ведь, кажется, тут каждый рисунок был наполнен глубоким и родным для своего хозяина смыслом. Они писали о своей боли, травмах, желаниях. О своей судьбе. Последним встал мальчик, который закончил рисунок раньше всех. Его звали Лигон. Среднего роста, такой же худоватый, как и все находящиеся тут дети. Без особого интереса в глазах. Точнее сказать, без жизни в глазах. Без света и веры во что-то хорошее. Он как будто чего-то выжидал или набирался оставшихся сил, чтобы рассказать свою историю. У него был наиболее профессиональный и точный рисунок. На фоне оранжево-жёлтого цвета была изображена семья из 4 человек. Их силуэты были крупными и безликими. Мальчик же на рисунке был изображён в такой позе, будто обнимает сам себя. Изображение мальчика было по размеру меньше остальных членов семьи и находилось поодаль от них. Возможно, так Лигон представлял себя. Потому что в отличие от других изображённых, тот имел черты лица. Однако на рисунке его рука тянулась к ребёнку. Трудно было понять, мальчик это или девочка. Ведь на лице этого ребёнка остались следы множество раз стёртого рта. - Я нарисовал свою семью. Они погибли в пожаре. Тут мои мама, папа и сестра. А это я. Это было единственным, что он сказал. Больше тут нечего было говорить. Что может сказать ребёнок, потерявший свою семью? Как вообще он может стоять и говорить это с таким безразличным лицом. Было ли это действие препаратов или уже отчаяние, перетёкшее в безразличность, силе его можно было позавидовать. Слушая представление Лигона, я взглянул на учителя рисования. Некогда жизнерадостная девушка, которая добросердечно или сочувственно смотрела на детей, выглядела совершенно иначе. Притупившийся взгляд, сгорбленная спина, дрожь в руках. Всё это выдавало её. Либо она прониклась историей Лигона, либо увидела в его истории отражение своей. - Хорошо, спасибо, Лигон. Очень хороший рисунок, молодец! – внезапно раздался голос врача. Начать говорить заново было слишком трудно. Тупая боль сковала тело в районе грудины. Сочувствие мальчику заставило заныть старые раны. Ощущение оцепенения и дрожь по всему телу было страшно почувствовать вновь. Обычный урок рисования вылился в возвращение болезненных воспоминаний. Только голос врача напомнил о том, что урок уже окончен. - Да, вы большие молодцы. Спасибо, что поделились со мной своими историями и прекрасными рисунками. До новых встреч, ребята! – тихие слова благодарности отзывались с каждой стороны. Но воспринимать их было уже не так просто. *** Этот мужчина больше молчал, чем говорил. По нему было видно, что он обдумывает какие-то вещи. И вот, даже решив проводить учителя по рисованию к её машине, поскольку было уже темно, он долгое время молчал, не решаясь начать разговор. Ведь во время занятия он заметил реакцию, которую не отличил бы кто-то другой. Ему были знакомы такие проявления. Дрожь означала тупую боль в грудине, сгорбленность говорила о желании убежать от своих мыслей, а метание глаз искало место, чтобы скрыться. Всё это не появлялось просто так, внезапно, от одного лишь сочувствия рисунку или горю человека. Просто верить не хотелось, что могло произойти что-то действительно плохое. - Дерево на рисунке – это была сама Ачон. Она изобразила себя, как засохшее дерево со сломанными ветками, – внезапно начал говорить он, остановившись и посмотрев на девушку. - Знаете почему? - А? – Сора растерянно обратила внимание на мужчину. – Я лучше послушаю ваше мнение, – исходя из первой реакции врача, она не стала ничего говорить, да и настроения уже особо не было. - Дерево такого вида не говорит ни о чём хорошем. Это признак закрытости и депрессии. Однако же то, что она изобразила лист яркого цвета и к тому же птицу, означает, что она хватается за какие-то якоря в этом мире. Наверняка, вы могли заметить девочку с голубой заколкой. Они переглядывались. Ачон подружилась с ней. И та даже стала первой, с кем Ачон поиграла. Это звучало удивительно логично. Он, и правда, хорошо знал свою работу. Все эти долгие молчания говорили о его мыслительных процессах. Правда, если обычно люди рассказывают гениальные мысли с энтузиазмом в глазах, то этот человек имел всё такой же пустой взгляд, как раньше. И за всё время, что Сора видела его сегодня, его внешний вид, точнее будет сказать состояние, никак не изменилось. Он не стал более уставшим, но и просвещённым от своих мыслей он не выглядел. - А что тогда за история у Лигона? - Вы действительно хотите знать? Он смотрел будто насквозь, таким образом не просто спрашивая, а узнавая, точно ли она хотела принять какую-то острую правду. - Да, почему нет... – нет, ей страшно осознать, как этот мальчик отчаян и как ему плохо. Она не готова расплакаться и понять, что он такой же одинокий и раненый, как она. - Его родители погибли в пожаре. Поэтому они изображены без лица. Это говорит о недостатке осознания их смерти. Последствия истерической психопатии. Он долго боролся. Сейчас он принимает лекарства и почти смирился. Но признаки посттравматического синдрома всё ещё есть. - Но я заметила, что он работал над лицом сестры... – её слова прервали. - Сестра находится в детском доме. Она была маленькой, и с её психикой не произошло ничего серьёзного. Но Лигон не знает, жива она или нет. Ему сказали, что она сбежала, так как он считал, что без неё он не он. А сейчас у него остаётся надежда, что он не один. Слова больно сжимали виски. Глаза наполнялись слезами, было трудно удержаться. Не должны такое переживать дети. Не должны употреблять таблетки, чтобы избавиться от болезненных мучений. Не должны они вообще иметь такое детство. Почему кому-то судьба даёт счастливую семью, весёлые праздники и желанные подарки, а кто-то сидит в мрачной больнице, куда не проникает свет и радости реальной жизни? - Не знаю, почему так происходит. Но давайте больше думать о себе. Пара подошла к машине. Эти слова были произнесены вместо прощания. Ни тому, ни другому не нужны были слова больше. Юнги видел, что девушка явно имела рану, которую тщательно прикрывала или залечивала. Скорее первое, ведь тогда бы она не выглядела сейчас как глубоко отчаянный человек. Мужчина и сам делал вид, что боролся с болью, хотя и был устойчив к историям детей. Он врал насчёт собственного несчастья. Ведь именно оно заставляло того оставаться на работе, забывая про сон и про самого себя.