Любовь — это когда кто-то может вернуть человеку самого себя. Анхель де Куатьэ. «Маленькая принцесса»
BTS — 바다 (Sea)
В шумном морском прибое теряется громкий заливистый смех. Разнообразие прибоя — от ленивых прибрежных всплесков всей этой тяжёлой водной поверхностью до беспрерывно бегущих на берег грозных волн, вырастающих перед самым берегом в пенистые россыпи, касающихся босой ноги семнадцатилетнего мальчишки. Сегодня прохладное утро дышит относительным спокойствием, в отличие от вчерашней грозы, накрывшей провинцию неожиданно и мощно, что даже моряков это застало врасплох. Последствия её — одна разрушенная, старая, никому не принадлежащая лодка, в небольшой вред затопленные огороды под горой, размытые дороги, но усыпанный красивыми ракушками берег, на кой их выкинуло в ночь. На одну такую острую натыкается Чонгук, от неожиданности упав на песок всем телом. — Гук~и, всё в порядке? — подбегает запыхавшийся Чимин, увидев, как резко свалился на землю его омега. — Порезался, — буднично отвечает тот, а на лице ни один мускул не дёргается, ибо он не привык плакать из-за пустяков, да и порез неглубокий. — Ох… В рыбацком домике есть бинты и перекись. Невзирая на возражения, альфа подхватывает Чонгука под колени и поясницу, и подбрасывает его на руках для комфорта, держа путь в названное им место, до которого минуты две ходьбы. Чонгук улыбается смущённо, утыкаясь в чужую шею и крепко обхватывая её руками. Любовь к этому человеку затмевает даже островатую боль в ступне, и парень тихо хихикает, когда понимает это. Чимину же и слов не надо, чтобы понять, о чём думает его любимый человек. В домике ожидаемо неприятно пахнет рыбой, которой провоняли доски: сам Чимин только недавно помогал отцу разделывать её прямо здесь, когда они решили заночевать на тёплом берегу, а наутро папе принести готовую рыбу для вяления. Чимин садит младшего на табуретку, прежде постелив на неё свою ветровку, и достаёт аптечку из шкафа. Пока альфа разбирается с чонгуковой ступнёй, задрав штанину до колена, и обрабатывает её перекисью, бормоча что-то о том, что зашивать не нужно и это хорошо, Чонгук закусывает губу от вида того, как выглядит его парень. Сейчас тот без верхней одежды, но в открытой майке сидит на корточках, обнажая мощные загорелые руки, и младший на эти перекатывающиеся мышцы залипает. У них ещё ничего не было, помимо откровенных мокрых поцелуев и коротких ласк, и Чонгук уже ждёт не дождётся своего совершеннолетия, на которое Чимин сделает ему предложение и они сыграют свадьбу. Конечно же, Чимин ему лично не говорил, ибо это должно быть сюрпризом — Чонгук случайно подслушал разговор своего альфы и его папы неделей ранее, когда в их доме ночевать оставался. Иногда он не понимает, как Чимин терпит, да и самому уже хочется почувствовать своего альфу всем телом и душой, но родители Чонгука консервативные и по традициям живут, потому без кольца на пальце ему жить половой жизнью запрещают, а если он пойдёт им наперекор, то отец обещал Чимина застрелить. Правда ли — омега не хочет проверять. Чимин же говорит, что и без секса его любить будет до гроба. А Чонгук верит. И Чонгук тоже. Ему, на самом деле, неимоверно повезло, ведь в их провинции немало красивых омег обоих полов, а Чимин выбрал именно его. Хотя, тут скорее залог их долгой дружбы со школы, с которой старший, к слову, выпустился в девятнадцать ещё три года назад. Чонгук был в первом классе, когда их взгляды столкнулись. Это не было какой-то искрой или любовью с первого взгляда, но они оба ощутимо почувствовали, что созданы друг для друга. Изначально всё начиналось с дружбы, и родители обоих не особо придавали значения тому, что альфа и омега так тесно дружат и ходят друг к другу в гости, хотя отцу Чонгука не очень нравилось то, что альфа старше их сына на пять лет. Чимин часто помогал омеге с уроками, был тому репетитором по математике и биологии, в которых тот не шарил. А в тринадцать чонгуковых лет, омега первый проявил инициативу и поцеловал старшего в губы, признавшись ему в любви. Возмущённый чужим поведением Чимин отреагировал остро: довёл Чонгука до слёз и вылетел из его дома пулей, после чего включил игнор на целые две недели. На деле он просто не ожидал, действовал на эмоциях, ибо его также смущала их разница в возрасте: ему восемнадцать, Гуку тринадцать. Для него это ни в какие рамки не влезало, хотя чувства были взаимны. Потом они помирились, поговорили и пришли к выводу, что смогут попробовать лишь тогда, когда омеге исполнится хотя бы пятнадцать, чтобы его — Чимина, педофилом не прозвали и не посадили за совращение ребёнка. Хотя и этот возраст ему не шибко нравился, но на шестнадцать Чонгук не соглашался ни в какую, так как и два года ждать — не комильфо, а три это вообще жестоко. Правда, скрываться пришлось так и так, и заняло это чуть больше полутора лет из-за родителей омеги — Чимин им не нравился и не нравится до сих пор, но вроде особо не лезут. Без двух месяцев через год Чонгуку восемнадцать, и тогда ему будет абсолютно всё равно до всех негодующих, включая родителей. — Болит? — отрывает Чимин младшего от любования себя, довольно улыбаясь. — Так себе. — Надо, чтобы вообще не болело. Поцеловать? — и, не дождавшись кивка, тянется к чужой щиколотке. — Чимин, у меня же ноги в песке! — Чонгук его тихонько лягает ногой, возмутившись, а тот смеётся и её ловко перехватывает, оставляя поцелуй на ушибленной ещё двумя днями ранее коленке. Чонгук тут же затыкается, прикусив нижнюю губу, дабы не слетел невольный стон, и наблюдает, как альфа всю его ногу от колена начинает покрывать нежными поцелуями, аккуратно массируя лодыжку. Чонгук хочет большего, но нельзя. Казалось бы, как родители поймут? Да по чёртовому слиянию запахов и банальной счастливой моське их сына. — Думаю, что нам пора, — говорит Чимин, вздохнув, и начинает омегу одевать. — Тебе не холодно в одной майке? — Не особо. Я же закалённый. — Закалённый — не закалённый, а заболеть можно в любом случае. — Беспокоиться не о чем, родной. Иммунитет у меня огонь. Спорить бесполезно — Чон уверен, а потому просто закатывает глаза. — Ну не бесись, зайчонок. Прыгай мне на спину, — Чимин поворачивается к нему спиной и немного приседает, упёршись ладонями в колени. Тем временем Чонгук хватается за его плечи и обхватывает коленями бока, перенося весь вес на чужую спину. Подкинув пока ещё лёгкое семнадцатилетнее тело, Чимин выдвигается прочь c пляжа к дороге, на краю которой оставил свою машину. Идти недолго, но уже через пару минут он немного устаёт, потому что с каждым годом омега растёт и набирает массу всё больше. Он не показывает своей усталости, вместо этого чаще посещает качалку: своего омегу он хочет на руках носить постоянно, что, в принципе, и делает, просто с каждым годом сложнее. Страшно, одновременно и приятно представлять, когда Гук забеременеет. Тот вообще-то не шибко капризный, но безумно строптивый и упрямый, и Чимину почему-то кажется, что это в дальнейшем точно сыграет свою роль. Не сейчас, очевидно, но он хочет с ним семью, а пока им обоим нужно вкусить свободы сполна, а уже потом пелёнки, распашонки, бессонные ночи и куча фотографий их детей. Чимин часто мечтает об этом. На машине они быстро доезжают до дома младшего, паркуются на заднем дворе, чтобы родители не разглядели её за цветущей яблоней, и минут двадцать уделяют друг другу. Несмотря на то, что видятся они почти каждый день, Чонгуку этого всегда мало. Он знает, что дикий собственник, и его альфе наверняка необходимо и свободное время без него, однако тот не раз говорил, что ему хватает времени и с друзьями потусоваться, и ему уделять достаточно. Из машины Чонгук выходит счастливый, с опухшими губами и весь разнеженный, уже дома ловя на себе недовольные взгляды матери.***
Прикладывая к груди поочерёдно несколько рубашек, висящих на плечиках, омега всё никак не может подобрать себе красивый образ, подходящий для времяпровождения в кино и игровом зале, в которые они собираются идти толпой. В основном среди ребят будут друзья Чимина и друзья его друзей, и из первых он знает только двоих — его одноклассников, которые Чонгука ещё ребёнком видели. Они познакомились, когда он был во втором классе, как раз в то время альфа стал ему репетитором по математике и корейскому, и мальцу приходилось ждать Чимина после уроков у школы, тогда-то тот и познакомил их. Всякий раз, стоит им всем встретиться, Чонгук частенько слышит истории о том, каким был он ребёнком и как часто пакостил. Причём, рассказывают даже не ему, а кому-то. Уже не обижается, привык, да и при хорошем настроении омега и сам не прочь послушать, потому что себя мелким не помнит совсем, а тут рядом два ходячих рассказчика, помнящих всё и вся. Сегодня как раз то самое хорошее настроение, однако, рубашку он выбрать всё же почему-то не может. Чимин, лежащий на диване и читающий мангу, весело усмехается над пыхтящим парнем, и откладывает комикс в сторону, встаёт и подходит к омеге со спины. — Для кого ты так прихорашиваешься? — Для друзей твоих, конечно, — на полном серьёзе без улыбки отвечает тот, снова прикладывая голубую рубашку в груди, и также серьёзно продолжает, сдерживая смех изо всех сил: — Соджун-хёну в прошлый раз не очень зашла моя толстовка с железным человеком, а Сонун-хёну и подавно не нравится мой спортивный стиль и широкие штаны. Посоветовали надевать что-то обтягивающее, а на рубашках расстёгивать хотя бы пару пуговиц. Джинсы в прорезями на коленках я уже достал, а вот с рубашкой беда… Закончив, Чонгук, закусив изнутри щеку, наблюдает в зеркало за тем, как медленно закипает, будто чайник, альфа, и не сдерживается, начинает громко смеяться. — Ну даёшь. Поверил, что ли? — Шутки шутишь? — тот прищуривается, медленно разворачивая к себе весёлого младшего. — Опасно, Гук~и, опасно. У меня и так коленки каждый раз трясутся, стоит кому-то двусмысленно на тебя посмотреть. Я безумно рад, что ты у меня такой красивый и на тебя обращают внимание, и я принимаю это, но не шути так. Они ведь мои друзья, и я не хочу ревновать тебя и к ним. — Ладно-ладно, прости, — Чонгук клюёт альфу в губы и улыбается. — Просто нет смысла спрашивать меня, для кого я так прихорашиваюсь, ты же прекрасно знаешь, для кого. — Для кого? — довольно улыбнувшись, будто объевшийся кот сметаны, Чимин ладонями обвивает чужую талию, притягивая к себе, и наклоняется вперёд, заострив внимание на манящих губах. Чонгук усмехается: — Для себя, конечно, — и разворачивается к зеркалу, заливаясь смехом от последующей атаки старшего — щекотки.***
Когда у кинотеатра на площадке собираются почти все ребята, Чонгука и Чимина знакомят с новыми людьми в их сегодняшней компании на вечер. Через двадцать минут они встречают ещё двух опоздавших человек, и Чонгук сразу замечает, как напрягается его альфа. Познакомившись и с ними, он от Сонун-хёна, который является лучшим другом Чимина, вскоре перед самым сеансом узнаёт, что у них с этими альфами-братьями было непростое прошлое, но в подробности не вдаётся, мол, Чимин сам расскажет, если захочет. Весь вечер Чонгук видит, что его любимый весь как на иголках и его от себя не отпускает, даже в уборную ходит с ним, разве что, ожидая снаружи. Он решает спросить, в чём дело, уже дома, но Соджун-хён собирает всех и дальше веселиться с алкогольными играми у себя, так как родители в отъезде. Чонгук соглашается сразу, потому что завтра у него выходной, никуда не надо, да и дом альфы находится внизу по улице, где он живёт, а вот Чимин задумывается, сцепив зубы. Младший прям видит, как тот не хочет, ибо те самые братья Нам Джухёк и Джоншин тоже решили согласиться на предложение и дальше провести хорошо время в весёлой компании. Подходя к чужому двухэтажному дому, освещённому в ночи фонарями двух оттенков — светло-голубого и жёлтого, натурального, Чонгук ещё пару раз у своего парня спрашивает, стоит ли, потому что видеть его расстроенного, более того, раздражённого, ему даже как-то немного неприятно и грустно, а вскоре он и сам начнёт раздражаться. В отношениях так и происходит, когда пара друг с другом уже давно: они перенимают привычки друг друга, какие-то действия, в унисон могут начать разговаривать и, конечно же, непроизвольно копировать настроение. Если с последним Чимин, например, как-то дружит и настроение Чонгука очень редко перенимает на себя, то у того всё сложно, и стоит ему как-то расстроиться, расстраивается и омега, и так с каждой эмоцией. Чимин на его вопросы о том, всё ли в порядке, только глаза закатывает и в спину подталкивает подниматься дальше по лестнице, и так они оказываются внутри последними, потому что все уже давно зашли и разделись в прихожей. Чимин забирает у омеги джинсовку и вместе со своей кожаной курткой вешает их на одни плечики, чтобы не потеряться, и пока ищет место, куда бы их повесить, так как весь шкаф забит, тот стремительно убегает в уборную по уже знакомому ему пути. Они не раз бывали в доме Соджуна, так что Гук абсолютно спокойно ориентируется и чувствует себя как дома. Чимин же вскоре проходит в гостиную, где все ребята собрались и уже разливают по зелёным стаканчикам купленное ими пиво, и принимает один с рук Сонуна, сразу делая большой терпкий глоток. — Пьёшь, и без меня? — подлетает сзади Чонгук, целуя старшего в затылок. Усмехнувшись, Чимин подаёт ему свой же стакан, к краешку которого омега сразу припадает губами, и внимательнее в того всматривается, обернувшись. Сглатывает. У Чонгука мокрые волосы назад зачёсаны, открывая взору лоб, тёмные широкие брови и выразительные глаза, и это выглядит жутко сексуально. Чимин сипло выдыхает застоявшийся в горле от такой картины воздух и берёт ещё один стаканчик, залпом выпивая его полностью, чтобы потушить образовавшийся внутри пожар. — Всё в порядке? — интересуется тот. Нет, не в порядке, но Чимин кивает, улыбнувшись, и целует омегу в висок, ловя на них внимательный взгляд Джоншина, стоящего с братом у окна. Он за талию приобнимает младшего и уводит к своим ребятам. Через час, когда каждый и каждая становятся немного подшофе, Сонун предлагает игру пиво-понг, и все, конечно же, соглашаются. Прибавив музыку в колонках, где играют всеми любимые биг-бэнг, они из стаканчиков формируют треугольник и в каждый наливают чуть больше половины пива. Разделившись на две команды по шесть человек, они выстраивают порядок играющих, и начинается веселье. Правила как всегда просты и примитивны: цель игрока — попасть шариком для пинг-понга в один из стаканов противоположной команды, не опрокинув его при этом; при попадании шариком в стакан один из участников команды, в стакан которой попали, должен выпить его до дна, а в случае промаха право подачи также получает противоположная команда. Тем, кто будет пить, они единогласно решили, будет проигравшим в камень-ножницы-бумага среди всех участников одной команды. Не раз этим проигравшим становится как Чонгук, так и Чимин, что находятся в одной команде, но последний несколько стаканов при проигрыше омеги вызывается выпить сам, так как не хочет, чтобы тот быстро налакался, как это обычно бывает. Альфа в алкогольном плане стойкий, пиво его не всегда берёт, в отличие от соджу, поэтому Чонгук не возражал, когда стакан из его рук выхватывали. За весёлым времяпровождением, омега по урчащему желудку понимает, что проголодался, и на время выбывает из игры, дабы чего-нибудь перекусить: не одним же пивом питаться. Он отчитывается маме по смс, что у него всё в порядке, несмотря на то, что время уже почти три часа ночи, — обычно она просто читает и ложится дальше спать в абсолютном спокойствии, — и достаёт их холодильника кимбап с тунцом и майонезом. Разрезая его на кусочки, слышит шаги, направляющиеся сюда, в кухню. Некто — не его альфа и не его друзья, — останавливается у холодильника позади младшего и молчит. Когда Чонгук разворачивается, он видит одного из братьев, но имени не помнит. — Тебе что-то нужно? — Нет, я просто решил понаблюдать. — За тем, как я режу кимбап? — выгибает бровь омега. — Просто за тобой. — Не думаю, что это уместно. — Что ты в нём нашёл? — неожиданно прилетает ему в спину вопрос. Чонгук хмурится, развернувшись и отложив нож. — В ком? В Чимине? А тебе-то что? — Не заводись, я просто спросил, — альфа отрывается поясницей от стола и подходит к холодильнику, открывая дверцу и доставая оттуда кусок пиццы. — Будешь? — Я не люблю пиццу с запечёнными помидорами, — равнодушно отвечает Гук и продолжает разрезать для себя кимбап. Желудок снова даёт позыв, и парень решает отправить один круглый кусочек в рот, чтобы успокоить войнушку внутри него. — Жаль. Это вкусно. — Угу. ПриятногоМакс Корж — Малиновый закат — На скрипке (cover by Zotov)
— Не смей обесценивать это, — Чонгук поднимает его подбородок и смотрит прямо в глаза, — слышишь? Это самое настоящее предательство, и это серьёзно. Чёрт с этими соревнованиями, Джоншин просто завидовал тебе, а вдруг ты бы не просто ногу сломал и сотрясение получил? Вдруг калекой бы стал или вообще убился насмерть? Это не шутки. Их счастье, что ты отделался только этим… Знай я об этой ситуации тогда, я бы им обоим крысиный яд подсыпал куда-нибудь, — зло бурчит Чонгук, опуская взгляд. Ему обидно за своего альфу и страшно вдруг стало, хоть всё и обошлось в своё время. Старший смотрит влажными глазами на это своё чудо, и нутро переполняется счастьем за то, что у него есть такой замечательный омега. Он действительно не представляет жизни без него, и если кто заберёт — глотку этому человеку разорвёт, не побоится. Чонгук — это воздух, без которого нельзя. Чимин кладёт ладонь на чужой затылок и, улыбаясь, обхватывает его влажные от неожиданных слёз солёные губы и тут же шепчет в них: — Я тебя понял, любовь моя, не плачь. Когда ты плачешь, мне тоже хочется, — и оба тихо смеются. — Давай отвлечёмся от этой темы. Ты бы мне лучше сказал, что это сегодня с тобой было, когда ты вышел из туалета? — А что было? — явно поняв, о чём говорит альфа, Чонгук заливается краской. — Мокрые зачёсанные назад волосы, показывающие твою сексуальность, — Чимин перетягивает омегу на себя, безмолвно показывая, чтобы тот оседлал его бёдра, и шепчет в чужие уже покрасневшие от постоянных нервных покусываний губы, — а потом и твои пьяные томные взгляды в мою сторону, когда мы играли. Что ты со мной творишь, чертёнок? — Ничего такого… Чонгук сглатывает и хватается за плечи альфы, когда тот мажет губами по его шее, и вдруг невольно стонет, когда мочка его уха оказывается в их горячем плену. Веки от прокатывающегося по всему телу наслаждению прикрываются, но даже под ними он видит Чимина. Он всегда будет видеть только его. Табун мурашек проносится от макушки и до пяток от чужих действий, во рту вдруг сохнет, зато внизу становится всё влажным, и его возбуждение альфа чувствует, внутренне рычит и еле сдерживается — видно, когда Гук открывает затуманенные глаза. Так некстати по низу живота будто по горлу тёплое молоко, разливается сладкая нега. — Мхм, Чимин… Либо остановись, либо сделай что-нибудь, это слишком, — хнычет он, потому что это действительно слишком. Слишком приятно, слишком большое желание, слишком много Чимина в его крови, всё слишком, но ему так нравится… Он мысленно молит альфу не останавливаться, а тот будто мысли эти читает, подхватывает его под ягодицы и мягко, словно самый ценный хрусталь, на постель кладёт. Он знает, что Чимин не позволит себе сделать то, что им пока нельзя, поэтому не переживает, хотя и желание нарушить чёртов запрет слишком велико. Чимин ему шею вылизывает, оставляя влажные от слюны следы на коже цвета топлёного молока с лёгкими подростковыми воспалениями, которые Чонгук так ненавидит, зато любит Чимин. Он любит вообще все его изъяны: каждый шрам, каждую неровность, каждый изгиб тела, который не нравится омеге, мягкий плоский живот, вообще всё. Чтобы своему парню соответствовать, Чонгук хочет быть подкачанным, в тренажёрный зал желает записаться, а тот и не возражает, но всякий раз не упускает шанса сказать, что ему неважно, как выглядит омега, и от этого так приятно на душе. Чимин пуговицы на его рубашке расстёгивает, а ощущение, будто двери в душу открывает; ключицы целует, а ощущение, будто к сердцу крадётся; нежно талию одной ладонью обнимает, а ощущение, будто от всего мира прячет, защищает. Омега млеет, растворяется, будто лужица растекаясь по одеялу, а старший хуже-лучше делает, ширинку на тех самых обтягивающих джинсах с прорезями расстёгивает и приспускает, одновременно поцелуями-бабочками покрывая мягкий живот. Чонгук тихо стонет и вскоре поднимается на локтях, когда Чимин тянется к нему поцеловать. Тот шепчет пошлые приятности, коротко целует, поглаживая через боксеры уже вставший от чужих ласк член, приспускает и их, и горячую плоть обдаёт прохладным воздухом. Наблюдая за таким горящим от возбуждения Чонгуком, альфе не легче и самому, но он не себе приятно хочет сделать, хотя от того, что он делает со своим омегой, также получает неистовое удовольствие, поэтому, поцеловав его напоследок в губы, своими спускается к уже крепкому возбуждению. Чонгука, на самом деле, легко завести, а вот с последствиями справляться трудно, потому что хочется большего, но Чимин сдерживает себя. Запрет на секс даже лучше делает, потому что старший учится контролировать собственные инстинкты и внутреннюю альфу, которая при каждом течном омеге заставляет думать только одним местом. Чимин за это родителям Чонгука даже обязан, и отплатит он только вечной любовью к их сыну, своим сердцем, которое ему уже отдал, и своей жизнью, которая во власти только этого человека и никого больше. Он не знал, что сможет так полюбить, не знал, что станет одержим кем-то, как наркотиком, но это случилось, и он вовсе не сожалеет ни о чём. Его уже не раз называли сумасшедшим, не раз говорили, что его эта любовь погубит, а Чимин только улыбается на это и рукой машет, мол, ну и пусть. Он просто моментом живёт. Он живёт Чонгуком. Оба перед Соджуном потом краснеть будут, а сейчас плевать. Сейчас Чимин кончиком языка ведёт по всей длине, вызывая сверху довольный высокий стон, который Чонгук своей ладонью затыкает, лишь бы никто не услышал, будто никто и не знает, что тут происходит. Это вызывает в альфе тихую усмешку. Он губами обхватывает истекающую смазкой красную головку, обводит языком, слыша чужое тяжёлое дыханье, круговыми движениями мучает слегка, отстраняется и представшей ему картиной восхищается. Чонгук распластанный, занеженный донельзя, возбуждённый, с закрытыми дрожащими веками и ладонью на губах, что заглушает стоны. Если никто своим или своей омегой не восхищается так, как это делает Чимин, то этот человек просто глуп и не понимает, что это сплошное искусство — видеть свою любовь в таком состоянии. Губы трогает самая тёплая улыбка. Если Чонгук такой только от таких коротких ласк, что с ним будет при полноценном сексе? Чимин не будет представлять — рано, он просто подождёт нужного момента, а пока продолжает, чтобы довести омегу до бурного оргазма. Ещё немного помучив лёгкими движениями, он чувствует пальцы в своих волосах, дающие зелёный свет, и, расслабив горло, до конца насаживается на среднего размера член, слыша сверху гортанный стон на всю комнату, которого он так добивался. Теперь Чонгук не стесняется, хотя при таком у него и выбора-то нет. Альфа ускоряет движения ртом, не забывая пальцами ласкать вставшие соски омеги, и удерживает его подрагивающие бёдра на месте, желая работать самому. Хватает ещё пары минут, прежде чем Чонгук, сильно схватив его волосы у корней, обильно кончает ему в рот. Чимин выжидает, когда тот выжмет из себя всё, ещё немного стимулирует языком уретру и, плотно зажимая губами член, поднимается, чтобы не упало ни одной капли. Сглотнув нейтральное по вкусу всё семя, он щурится, будто лиса, облизывает ещё больше опухшие губы и приводит одежду омеги в порядок. Нависая сверху, он с улыбкой смотрит на тяжело дышащего, отходящего от оргазма парня, у которого пот крупными дорожками по вискам стекает, как и слёзы с уголков глаз. — Как ты? Тот распахивает покрасневшие глаза, ресницы всё ещё подрагивают, и он пересохшее вмиг горло смачивает ничтожными остатками слюны: видно, вся ушла в сперму, а иначе не объяснить, почему во рту вдруг образовалась сплошная Сахара. — Слишком хорошо, — хрипло срывается с языка, — слишком… — На такой расклад я и рассчитывал. — Но как- — Тшш, — Чимин прикладывает указательный палец к его губам, но в голове невольно воспроизводится картинка, как Чонгук обхватывает его и погружает глубоко на свой язык, и сразу же убирает от греха подальше, сипло выдохнув, — всё нормально. Если займёмся мной, ты снова возбудишься, мы оба это знаем, и это всё будет бесконечно, а нас ещё ждут ребята. — Ладно… — Вот и отлично. Я на пару минут в ванную, а ты к остальным спускайся. — Нет! — аж вскакивает омега с кровати. — После таких громких стонов я там без тебя не появлюсь… Чимин смеётся. — Тогда жди здесь, я ненадолго. Смущённо кивнув и поджав губы, Чонгук встаёт с кровати и подходит к окну, открывая его, чтобы немного освежиться. Прохладный ночной ветерок, что доносит сюда и морские запахи моря, приятно охлаждает занятую недавними событиями голову. Как же Чонгук влюблён и счастлив…***
Через день Чонгук сидит перед альфой зарёванный и с опухшим от слёз лицом. Чимин уезжает. Точнее быть, уплывает на месяцев восемь-десять со своим отцом-лоцманом в дальнее плавание. Он уплывал уже два раза — в девятнадцать и двадцать лет, но то было на месяца три-четыре — не больше. На корабле не хватает рук, и многие из-за болезней не выдерживают и увольняются под самое плавание, и это всегда проблема. Чонгук плачет даже не потому, что это долго — он своего любимого человека и несколько лет подождёт, — а потому, что это очень тяжёлая работа, хоть и довольно прибыльная: приходится работать с пневмопистолетом, которой разрушает суставы, с химической краской, которая очень сильно воняет, постоянно дышать парами нефти. Чимина капитан пинал как к мойке туалетов и к другим рабочим в трюм, так и к лоцману на помощь, то бишь своему отцу, но это его всё никак не задевает. На самом деле уже тогда он накопил достаточно, чтобы сыграть с Чонгуком хорошую свадьбу, и ещё год назад сразу обоим купил обручальные кольца. Выдержка у него действительно невероятная, и любой другой на его месте уже бы сделал предложение своей любви, а он всё ждёт. Просто Чимину не хочется портить и так не очень хорошие отношения с чонгуковой семьёй. — Ну почему именно сейчас, — по новой заливается омега, и Чимину приходится того крепко-накрепко обнять. Он зарывается носом в чужие, недавно помытые шампунем с запахом лесного кедра волосы и глубоко вдыхает его природный, который ни одним парфюмом не перебьешь. — Прости, любимый, но ты же знаешь, я не могу отказать отцу в помощи… — Понимаю… Очередной стресс, волнения за старшего, редкие переписки и звонки из-за дорогого интернета на борту, но даже не это все младшего печалит, а множественные несчастные случаи с рабочими, и хоть вероятность случиться хоть одному с его альфой десять процентов к ста — это его не особо успокаивает. — Я обещаю приехать к твоему дню рождения. Клянусь, — Чимин вытягивает мизинец, и Чонгук, веря ему, цепляет его своим, сделав закреп. — Пораньше, — тихо бурчит он, — было бы лучше пораньше. — Уже этого точно обещать не могу, прости. Но в день рождения как штык явлюсь на порог твоего дома с огромным букетом цветов. Да хоть целый магазин куплю! Чонгук смеётся. — А как же твоё фирменное «в поле отвезу и нюхай сколько влезет»? — коронная фраза альфы, Чонгук её хорошо помнит. — Не в этот раз. Чимин склоняется к младшему и захватывает чужие губы в плен своих, вкладывая в этот поцелуй всю свою любовь. — Я — это ты… — шёпотом. — Ты — это я… — продолжает омега.***
Чимин отчалил всего месяц назад, а Чонгук уже после недели начал скучать и чаще раннего о нём думать. Из-за дорогого интернета тому удаётся позвонить лишь раз в пару дней, и этого неимоверно мало — что одному, что другому, но выбирать не приходится. Альфа твердит, что всё у него в порядке, и за работой он даже не замечает, как течёт время, зато у Чонгука оно тянется, как резина. Тот работает стабильно десять часов каждый день кроме понедельника, который он выбрал себе как выходной, но даже в него умудряется кому-нибудь помогать на палубе, ибо заняться нечем. Чонгуку же ему рассказывать особо нечего, потому что дома и в школе всё как обычно. Единственное, за что он благодарит небеса, так это за то, что Чимин уплыл не во время экзаменов, которые у омеги будут только после дня рождения, ведь тогда он не сможет вообще ни о чём думать, кроме как о них. Гуку важно закончить школу на отлично, чтобы в столице поступить в хорошее учебное заведение и быть рядом с Чимином, который в следующем году поступает в Министерство Внутренних Дел в Сеуле. До этого он два раза не успел подать документы: в первый раз один документ задержали, и он забрал его поздно, а во второй Чимин бросил эту затею из-за папы, который попал в аварию, а отец в это время в море был. Теперь же ему удалось, но лишь на следующий год. С Чонгуком решили, что оно и к лучшему: сразу вместе уедут и будут обживаться. — Чонгук~а! — слышит он голос мамы, во всю колдующей на кухне, и направляется к ней из своей комнаты. — Да? — Помоги мне, пожалуйста, на стол накрыть. Джихван уже поставил его на улице, нужно только поставить блюда и фрукты нарезать. — Без проблем, — они берут красивые резные по краям тарелки с блюдами и уносят во двор. — А что за повод? Гости? — Да, к твоему отцу приедет человек по работе, и он попросил встретить его хорошо. Важная персона, видимо. — Мм. Опять сделки какие-то будут заключать? — Наверное, — та пожимает плечами. — Проект может какой ему доверят. — Надеюсь. Через час, после того, как они с мамой накрыли стол, Чонгук, аккуратно отодвинув шторку, наблюдает за тем, как к их дому подъезжают две больших мицубиши, из которых вскоре выходят люди… в чёрном. Омега хихикает над грозными лицами троих человек, словно сошедших с фильмов о мафии, и видит четвёртого, значительно отличающегося от них. Те одеты в классические, абсолютно полностью чёрные костюмы, а вот этот человек в явно дорогом сером костюме и с расстёгнутой на одну треть белой рубашкой под пиджаком, доходящим до середины бедра. Элегантно, сдержанно, красиво. Из аксессуаров омега успел подметить лишь часы на левом запястье: ни серёжек в ушах, ни тату, по крайней мере на открытых видных участках кожи, ничего лишнего. Похож на бизнесмена. Парень решает выйти лишь тогда, когда его мама или отец позовут. Самому не хочется, да и вряд ли он там нужен. Однако вскоре, когда он только садится за компьютер и надевает наушники, его зовёт мама. Не взирая на не божеский вид — серые растянутые штаны и чёрная безразмерная футболка, — он выходит из дома на террасу, где неизвестный ему мужчина дарит его матери цветы. — О, Чонгук~а, — а та ярче солнца светится, ведь отец редко ей букеты дарит. — Знакомься, это Ким Тэхён. Мистер Ким, это мой единственный и родной сын — Чон Чонгук. Когда на него всё внимание переключается, ему становится неудобно и омега тушуется, но взяв себя в руки, он протягивает правую ладонь. Сначала не врубается, почему ему подают левую руку, а потом доходит, что мужчина — левша, и сразу исправляется. — Приятно познакомиться, Чонгук-щи. — Взаимно, — кивает. — Наверное, — после тихо шепчет. Мужчина не внушает доверия, хоть и выглядит вполне себе презентабельно и внешностью прилично одарен, что Чонгук заметил только сейчас. Он опускает взгляд на свою ладонь, которую старший всё ещё держит, и резко выдёргивает, заметив, как зло посмотрела на него мать. Неудивительно, ведь этот Ким Тэхён явно богат, альфой является, а Чимина богатым не назовёшь, потому он ей и не симпатичен. К сожалению, мать всегда была падка на деньги и богатую жизнь в столице, а получилось так, что она в семнадцать залетела от не очень хорошо обустроенного в провинции Джихвана и пришлось выйти за него замуж, ибо родители из дома выгнали. Чонгука она любит, но пытается сделать так, чтобы он жил той жизнью, которой не было у неё. Видимо, Ким Тэхён не женат или просто вдовец, потому её глаза и сияют. Не для себя присмотрела — для Чонгука. — Что ж, присаживайтесь, будем ужинать, — хлопает в ладоши отец. Беседа альф проходит вполне тихо, иногда к ним подключается и женщина, однако Чонгуку наскучило это слушать и наблюдать: он не шарит в судостроении, макетах и чертежах, многих слов из чужой беседы не понимает, как и то, зачем он здесь находится. Мама же его не отпустила, стоило парню безмолвно намекнуть ей, что хочет уйти, и вот сидит, на ещё не созревшие до конца лозы винограда над собой смотрит. В детстве Чонгук часто ел «Изабеллу» (сорт винограда), но с возрастом у него появилась на неё аллергия, да и не только на неё, хотя эти ягоды он любит до сих пор. Теперь только Чимина ими кормит. Об одной только мысли об альфе внутри разливается приятное тепло, улыбка на лице растягивается сама, и в его объятия упасть хочется. Чонгуку кажется, что у него никогда к нему сердце не остынет. Помнится, как-то Чимин напился после его шестнадцатого дня рождения и поздно ночью притащил ему под окно огромный куст сирени, начав петь серенады о любви. Как хорошо, что Чонгуку удалось вовремя заснять это на видео, которое до сих пор на флешке хранит. — …мечтает. Чонгук? — А? — встрепенувшись, поднимает он глаза. — Тэхён-щи спрашивает, о чём ты так задумался, что улыбаться начал? — о как, мама уже по имени называет неизвестного всем мужчину. Сам Тэхён же с лёгкой улыбкой смотрит прямо на омегу, откинувшись спиной на спинку стула. — Просто в приятные воспоминания окунулся. — Твоя мама сказала, что ты рисовать любишь. Покажешь? — Да, эм… на художественный хочу поступать после школы. Показать… ладно, как-нибудь покажу. — Можешь прямо сейчас, — предлагает отец, — а мы с Лиён пока со стола уберем. Мистер Ким скоро уедет уже. Недовольно вздохнув, на что обратили внимание все трое старших, Чонгук кивает и зовёт альфу за собой. Ему даже плевать на бардак в своей комнате — это перед Чимином за своё свинство он стыдится, думая иногда, нахрена тому такой поросёнок, а перед чужим ему человеком вообще никак — просто пофиг. Альфа заходит, сразу кидая взгляд на стены, вероятно, думая, что абсолютно все подростки клеят свои рисунки именно на них, но Чонгук подходит к столу и из ящика вытаскивает огромную папку с выглядывающими, оборванными по краям листами А4. Тэхён принимает её с улыбкой и, не спрашивая разрешения — впрочем, и не нужно, — присаживается на кресло у компьютерного стола. — Чёрт возьми, да ты развил настоящий талант, — тихо срывается с чужих уст. Чимин так же постоянно говорит. Чонгук не отвечает, поджав губы. — Давно рисуешь? — Лет с семи, наверное… Не помню, если честно. — Я думаю, что ты бы стал невероятно хорошим художником уже в ближайшем будущем. Правда, очень красиво. — Спасибо. — Да было бы за что, — усмехается старший, — правду же говорю. Через два дня в Сеуле будет выставка картин малоизвестных, но очень талантливых художников. Не хочешь сходить? Я иногда посещаю такие места. — Мистер Ким, я- — Просто Тэхён или хён. И да, я знаю, что у тебя есть альфа, — он кивает на ряд рамок с фотографиями одного единственного альфы рядом с Чонгуком, — так что на тебя посягнуть не смею, не переживай. — И всё же, это не очень уместно. — Я лишь предложил, Чонгук. Ни в коем случае не настаиваю. — Посмотрим. Она же только через два дня, я подумаю. На самом деле ему очень хочется, потому что он лишь раза два посещал выставки вне провинции, да и то, довольно давно, поэтому как таковое желание имеется. Но один, только с этим альфой… такая себе перспектива, пусть тот и говорит, что приглашает без каких-либо намерений. — Хорошо, — Тэхён улыбается, — я оставлю тебе свой номер. Если что, можешь не переживать, довезу в целости и сохранности. — Тэхён-хён, сколько Вам лет? Альфа усмехается на обращение: вроде и по имени, но всё равно на «Вы». Что ж, если младшему будет так удобно, пусть. — А на сколько выгляжу? — Ну, может тридцать, меньше, но не больше. — Вау, спасибо. Мне тридцать четыре. — Действительно «вау», — вздыхает Чонгук. Для него этот человек точно стар, чтобы там мама ни думала. По любому начнёт причитать, когда альфа уедет, что Чонгук просто ничего не понимает и этот альфа ему идеально бы подошёл. Не подошёл бы, и точка. — Чем ещё занимаешься, помимо рисования? — По какой причине интерес? — Что-то ты ко мне недружелюбен, — Тэхен смеётся. — Повторюсь, у меня нет никаких мотивов. Просто ты мне показался интересной персоной. Уверен, у тебя богатый внутренний мир и с тобой есть о чём поговорить. Правда, вижу, что ты не настроен на общение, поэтому, пожалуй, я пойду, чтобы ещё больше не нагнетать. Но предложение всё ещё в силе. Тэхён мягко, но натянуто улыбнулся, будто ему действительно жаль, что они не пошли на контакт, положил папку на стол, прежде сложив рисунки намного аккуратнее, нежели чем было до этого, и пошёл к двери. А Чонгука всегда бесило то, что он во всём чует подвох и думает, что ему просто на жалость давят, но даже не взирая на это — выходит, и он ведётся. — Нет, — он вскакивает на ноги, прежде чем старший открывает дверь, и ловит его недоуменный взгляд, — то есть, нет, я не не настроен на общение, просто как я понял, родители желают, чтобы мы с Вами сблизились, а я этого не хочу. То есть, именно того самого сближения не хочу, или как это по-другому сказать… В общем, я бы пообщался с Вами, но не более. Вот. — А на большее, увидев фото, я и не рассчитывал, — теперь альфа улыбается искренне, словно даже самой маленькой косточке без мяса рад. — Ну, тогда отлично. Кивнув, Тэхён открывает дверь, но о чём-то вспомнив, притормаживает и тянется ко внутреннему карману своего пиджака, выуживая оттуда картонную, судя по всему, визитку. — На первый номер не звони, это рабочий, а вот второй — мой личный. А лучше прежде напиши смс, и я позвоню сам. — Хорошо, — Чонгук принимает визитку, увидев на ней изображение большого красивого корабля. — Мой. — Что? — поднимает глаза. — Мой лайнер. «Изабелла» зовут. — Прям как сорт винограда в нашем саду… Почему именно Изабелла? — Мою погибшую маму так звали. — Оу… — Ладно, Чонгук, приятно было познакомиться. Надеюсь, мы увидимся. И уходит, оставляя омегу в раздумьях.***
Чонгук ненавидит понедельник и каждое утро, потому что не высыпается, но с тех пор, как уплыл Чимин, он и утро любит, и тем более понедельник, потому с альфой может поговорить дольше обычного. Тот звонит стабильно в десять утра, и стрелка на часах покажет эту цифру ровно через две минуты. Он ждёт. Ранее бесящая, но такая на данный момент желаемая вибрация щекочет его бедро и Чонгук сразу хватает телефон, принимая вызов. — Привет, малыш, — хрипло здоровается альфа. Гук хмурится. — Привет… Ты заболел? — Не то чтобы… просто… — Ты заболел, — с отчаянным вздохом утверждает Чон. — Да. Прости. — За что ты извиняешься? — Ну, за то, что не слушал тебя, очевидно. За то, что делаю всё наперекор самому же себе, и так далее по списку, — хохочет тот, и тут же заходится в сухом кашле. Чонгуку это больно слышать, даже если это просто простуда. — Лекарства есть? Антибиотики? Врач на корабле? — Да, насчёт этого можешь не переживать. Врач выписал мне необходимые лекарства, и антибиотики тоже дал. Быстро на ноги встану. — Быстро даже не смей! Вылечись, отлежись, отоспись, отдохни, и только потом на работу! Чимин, не заставляй меня переживать, прошу тебя… — Хорошо, даю слово, что не буду торопиться, — серьёзно шепчет альфа. — Всего месяц прошел, а я уже не могу без тебя… — Я тоже… Правда, скучать тут особо не дают, но сейчас, в лежачем режиме я, кажется, конкретно начну. Чонгук смеётся. — Книги почитай. Там хоть есть библиотека? — Есть, но это не спасёт меня от мыслей о тебе. Кто бы знал, как омеге приятно слышать эти слова. — Ты когда-нибудь за это время, что мы вместе, задумывался, что это ненормальная привязанность? — Это не привязанность, Гук~и, это зависимость, — признаётся Чимин. — Но мне этот наркотик по душе. Даже если благодаря ему я близок к смерти. — Глупости говоришь, — омега хмурится, но с другой стороны, у него всё так же. — Так ведь правда же. Ты моё спасение, но также и моя погибель. Я ведь не два и не три года назад полюбил тебя, а намного раньше, и уже тогда понял, что это надолго, и что если нет тебя — нет и меня. Я — это ты… — Ты — это я… Чонгук знает. Чимин признался ему, что тогда, когда они встретились, он увидел во взгляде семилетнего ребёнка их будущее. Казалось бы, такого не бывает, но альфа доказал обратное своей привязанностью, а когда Чонгук в тринадцать признался ему в любви, так вообще будто земля из-под ног ушла, ведь он и не надеялся на взаимность. Возможно, это ужасно, что он влюбился в ребёнка, но жизнь сама по себе ужасная, несправедливая и ненормальная. Главное для него то, к чему это их привело — к крепкой и сильной любви, которая намного прочнее стали. Они не думают, что будет в будущем, они живут сегодняшним днём и на сегодня точно знают, что просто любят. — Кстати, хотел спросить, — начинает альфа, — у тебя всё в порядке? — Да, а что такое? — Не знаю… Ты мне сегодня плачущим приснился. — Это я по тебе плачу, — смеётся Чонгук. — Я серьёзно, Гук~и. Ты сидел в ворохе из одеяла и подушек и, не успокаиваясь, рыдал. Меня это забеспокоило настолько, что аж давление поднялось. Будь, пожалуйста, осторожен, ладно? Чимин словно что-то предчувствовал, раз заговорил об осторожности, но Чонгук либо наивный, либо по жизни оптимист, поэтому с улыбкой отвечает: — Да что со мной может случиться? — но услышав тяжёлый вздох старшего, сразу исправляется: — Ладно-ладно, я тебя понял. Давай о чём-нибудь ещё поговорим, а то у нас какой-то разговор мрачный. Разговаривают они ещё минут двадцать, так как Гук не хочет, чтобы Чимин тратил много денег на интернет: лучше по пять-десять минут через каждые два дня, чем одиночный звонок раз в неделю. Про Тэхёна омега почему-то умалчивает, не зная, как отреагирует Чимин, но точно знает, что они могут поссориться, а он этого не хочет. Если в галерее что-то пойдёт не так, то он сразу разорвет это общение и уже записанные контакты Кима удалит, а там уже и Чимину всё расскажет. Остаётся только надеяться, что всё пройдёт гладко.Jaymes Young — Habits of My Heart EP Version
И всё действительно проходит гладко, даже слишком. Тем же днём Чонгук отправляет Тэхёну сообщение и они созваниваются, без лишних слов договариваясь по времени. Слишком броско он одеваться не стал — классические брюки с первого выпускного и синяя рубашка в белую полоску идеально подошли для дресс-кода выставки. Тэхён забрал его на машине подъехав прямо к дому, и счастливая его визиту мать была чересчур гостеприимна настолько, что они чуть не опоздали. Всю дорогу альфа объяснял, чем они будут заниматься, и из этого разговора Чонгук понял, что помимо галереи тот хочет показать ему некоторые места в Сеуле. Последний сначала отнекивался, но потом подумал, что дома ему в свой выходной всё равно нечем заняться, а потому, почему бы и нет? Покидая выставку, Чонгук был более чем воодушевлён и счастлив: почти все картины ему безумно понравились, особенно те, что были написаны маслом. Но больше он был поражён тому, насколько хорошо об искусстве осведомлён Тэхён, который ни на минуту не умолкал и вёл разговор на совершенно разные темы. В одном из главных залов на всю стену пыльно-бордового оттенка висела картина очень большого формата, на которой было изображено падение в ад: несчастные пытались схватиться за воздух, их лица были перекошены гримасой ужаса, а так называемая «нечисть», казалось, что в самую душу заглядывала. Картина выглядела живой, будто вот-вот один из демонов упадёт в этот мир. Чонгук, когда увидел это произведение, выполненное в тёмной гамме и основанное на контрасте красного, чёрного, различных оттенках кожи и цвета пламени, то чуть челюсть не уронил: он разглядывал картину минут пять, не отрывая взгляд, рассматривая каждый мазок масла, что ещё по-своему необычно и немного неприятно пахло. Тэхён подошёл сзади омеги и чуть ли не испугал того своим низким, немного басистым голосом, что неожиданно начал рассказывать о том, как и когда данный художник написал картину, а более всего Чона поразило то, что альфа стал рассказывать о смысле её, затрагивая от великих уже умерших художников до современных, которые только-только начинают свою карьеру. Дай ему волю — он про каждый мазок краской и взмах кисточки расскажет, — подумал Гук, и ведь действительно: омега скосил взгляд на табличку под картиной и там перечислялись абсолютно все люди, которые хоть как-то повлияли на её создание. Альфа был прав абсолютно во всём, что касалось произведений, находящихся на этой выставке, и, Чон уверен, покажи ему любую картину какой хочешь эпохи — Тэхён расскажет про неё всё, да ещё и свои размышления по её поводу добавит. Чонгук поёжился от прохладного воздуха, который витал по всей галерее, но всё так же счастливо улыбался: такого интересного собеседника, как Тэхёна, ему редко доводилось встречать. Сейчас они сидят в кафе-мороженом, и Чонгуку более чем комфортно. Альфа развеял сомнения о себе и не выглядит тем, кто нарушает свои обещания, а ему он пообещал, что данная прогулка не более, чем просто прогулка. Правда, из-за того, что омега не платит за себя, это больше похоже на свидание, но он старается об этом не думать и ловко налетает на принесённый официантом десерт — пломбир с шоколадным и банановым топпингами. Тэхён же заказал себе двойной эспрессо и вафлю с пломбиром, к которой пока даже не притрагивается. Мороженое на горячей вафле, ожидаемо, растаяло. — Почему не ешь? — спрашивает Чонгук, облизывая ложку. Тэхёну всё-таки удалось добиться полностью неформального обращения, хоть и с трудом, потому что омега привык ко всем на «Вы» из-за банального воспитания. — Я не особо голоден. — Зачем заказал? — Чтобы тебе не было неудобно, — мягко улыбается альфа. — Но всё равно же не ешь, а значит не было смысла тратить деньги, это же дорого… — бурчит Чонгук, а спустя несколько секунд до него доходит: — Прости, глупо считать чужие деньги. Это было неприлично. — Я же ничего не сказал, всё нормально, да и это недорого. — Всё равно… А я так и не поинтересовался, чем ты занимаешься сам? Ну, помимо судостроительной и транспортной компаний. Кстати, как ты один с ними управляешься вообще? — Наркотики нелегально продаю. Чонгук сглатывает, уставившись на чужое серьёзное лицо. Но Тэхён вдруг смеётся широко и искренне, отпив кофе, и он расслабляется. — А я поверил… — Прости, просто хотелось посмотреть на твою реакцию. Вышло мило. — Ага, очень, — ворчит Гук. — Да ладно тебе. Справляюсь на ура, потому что я там не единственный из директоров и создателей в целом, а занимаюсь всем понемногу: бокс, тхэквондо, фехтование, изучение языков, скрипка, и так далее. Перечислять можно долго. — Вау… — потрясённо выдыхает младший. — И как только на всё времени хватает… А сколько языков знаешь? — Английский, немецкий, тайский, итальянский, китайский и японский, само собой, ну и немного французского. Маловат список, но я стараюсь двигаться дальше. Недавно турецкий на слух понравился. — Маловат?! — Чонгук чуть ли ложкой не давится. — Да я даже японского не знаю, хотя мы изучаем его сейчас… Вот же полиглот… — Всё впереди. У меня просто выбора не было изучать их. Чем ты хочешь заняться после школы? — Мы хотим поступать в Сеуле. — Ты и твой альфа? — Угу, — кивает Гук, доедая мороженое. — Чимин в МВД уже подал документы и его приняли на следующий год, а я сразу после экзаменов начну собирать их. Я круглый отличник, поэтому уверен, что смогу. — Правильно, главное — верить в себя. А куда ты хочешь поступать? — В Сеульский институт искусств. Я знаю, что там жёсткий отбор, да и денег немало надо, но родители обещали, что помогут с этим. — Неплохой вариант, но попасть туда действительно трудно. — Ничего, в запасе есть ещё пара вариантов, — Чонгук вдруг задумывается над чем-то своим, и невольно опускает взгляд на чужую вафлю. Заметив это, старший сразу придвигает тарелку к нему. — О, нет, я наелся, мне хватит. — Тогда сейчас я допью и мы поедем в одно очень красивое место. Уверен, тебе понравится. Вскоре Чонгук чуть ли не пищит от переполняемой всё его нутро радости, когда Тэхён заводит его в кабинку, которая движется по канатной дороге «Намсан». Взору открывается чуть ли не весь начинающий вечереть, и при этом сиять, Сеул, пока они парят в воздухе вместе с двадцатью другими людьми, среди которых есть и туристы. Зрелище завораживает, а огни города с каждой минутой становятся только ярче, и омега от восторга буквально разевает рот. — Есть вероятность, что эта прекрасная достопримечательность вскоре исчезнет, — говорит стоящий рядом Тэхён. — Городские власти рассматривают проекты по замене фуникулёра специальными лифтами, где роль кабин будут выполнять гондолы меньшей вместимости. — Парочки будут только рады, — хихикает Гук, но ему становится вдруг грустно от осознания того, что это место ему показал не Чимин, и что он вообще не рядом. С Тэхёном несомненно весело проводить день, но не думать о своём альфе он не может, более того, голову начинают посещать мысли, будто это измена. Чонгук принимает решение рассказать Чимину всё сразу же, как только у того появится возможность позвонить. Он знает, что тот не станет ему запрещать общаться с каким-либо человеком, но так же и знает, что в альфе проснётся ревность, и из-за неё начнутся ссоры. В любом случае, таить он не станет. Но таит. Не говорит ничего на протяжении двух месяцев, но с Тэхёном общаться и ездить в Сеул продолжает. Только приезжая домой, он понимает, насколько мерзко поступает со своим любимым человеком, а потом как ни в чём не бывало соглашается на очередную поездку. Однако, Чимина по-прежнему безумно любит и каждый день думает только о нём, а не о Тэхёне. Последний, к слову, ему становится как старший брат: альфа ни разу не намекнул на что-то неприличное, двусмысленных взглядов никогда не кидал и улыбался по тёплому, и это отношение похоронило в Чонгуке всякую бдительность. Выйдя из ванной, омега просушивает волосы полотенцем и смотрит на календарь — завтра понедельник, и он сможет вновь созвониться с Чимином и поговорить с ним более, чем пять минут. Это радует настолько, что он всё утро ходит с улыбкой на всё лицо и, кажется, бесит этим маму, которая знает, что её сына так радует, а ему только в кайф её побесить. Так же она каждый день негодует из-за того, что с Тэхёном у него лишь дружеские отношения: что одного спрашивает, что другого — у обоих это просто дружба. И Чонгука её выражение лица всегда забавляет, да настолько, что он даже с Тэхёном стал этим делиться, и, соответственно, тот его веселье разделяет. Недавно, кстати, альфа поделился с младшим мыслями о женитьбе, полагая, что в его годы пора уже заводить семью. Чонгук обрадовался, и он только за, если старший кого-нибудь себе найдёт и влюбится. Они даже успели подробнее поговорить на эту тему, и омега многое узнал о чужом идеале мужа или жены и предпочтениях омег в целом. В его идеалы никак Чонгук не вписался и был рад. — Чонгук~а! — зовёт мать, но в эту же секунду появляется на пороге его открытой комнаты. — Ты знал, что у Тэхён-щи сегодня день рождения? — Правда? Я знал только то, что он в этом месяце, но какого числа — не уточнял… Как хорошо, что картина у меня уже готова, — облегчённо вздыхает Чонгук. — О, закончил её? Не показал даже, — дует мама губы и тут же просит посмотреть. Чонгук около месяца рисовал альфу маслом на льняном холсте, как только тот сказал, что скоро ему тридцать пять, и вот полторы недели назад, наконец, закончил и оставил всё это сушиться. Правда, он не до конца уверен, что краска полностью сцепилась, но и запаздывать с подарком не очень прилично, если, конечно, Тэхён вообще в городе. Надо уточнить. — Как красиво… Вылитый Тэхён. Ты молодец, — матушка аж сияет и тут же целует сына в висок, подтянувшись на носочках. К счастью, оба родителя Чонгука никогда не принижали за его страсть к искусству, даже наоборот — всячески помогали и покупали все, что необходимо для рисования. — Во что упакуем? — Принеси мне только из гаража фанеру и пузырьковую плёнку, остальное есть. Через час он звонит Тэхёну, и когда тот отвечает бодрствующий и довольно-таки радостный, сразу его поздравляет: — Поздравляю, ты постарел на один год! — Вот же засранец, — в шутку злится альфа, — но спасибо. А откуда ты узнал? — Отец маме сказал. — Ааа, — вдумчиво тянет, а на фоне что-то со звоном падает и разбивается. — Вот чёрт… Ыну! Что за дела?! Чонгук, минутку повиси, — просит он. Хохотнув, омега машинально кивает, хоть и знает, что его жеста не увидят. Тэхён на кого-то начинает кричать и материться, что Чонгука удивляет, просто потому что перед ним тот ни разу матами не бранился, и он думает, что старший наверняка уже выпил. — Прости, друзья шалят, — возвращается тот. — Да ничего. У меня для тебя подарок есть. Могу я сегодня его подарить? — Ещё спрашиваешь. Но сам я приехать за тобой не смогу, иначе мужики тут весь дом мне разгромят. — Я и сам могу добраться, только ад- — Нет, без этого. Я к тебе водителя отправлю через пару часов. — Но это будет уже поздно… Мне не хочется ночью домой возвращаться, лучше пораньше приехать и уехать, чтобы тебе не мешать. — Мешать? Ха, нет. Во-первых, никому ты мешать не будешь, а во-вторых, я не собирался тебя отпускать. С нами повеселишься, здесь ребята и твоего возраста есть — плюс пару лет. — Не думаю, что это хорошая идея, — признаётся Чонгук. Он лишь у Чимина, да у своих одноклассников мог на ночь в домах оставаться, ибо те ему всё же не чужие люди, а тут он кроме Тэхёна знать никого не будет, и не станет же тот следить за ним весь вечер, правильно? Он не хочет показаться обузой. — Хорошая это идея, не парься. У меня много гостевых комнат, как захочешь спать — уйдёшь, и никто тебя тревожить не станет. Впрочем, Тэхён его ни разу не подводил и обещаний не нарушал, так почему бы не повеселиться? Главное — не пить много, ибо завтра ему ещё в школу со второй смены. — Ладно, хорошо. — Отлично! Народ, у нас будет пополнение! — и через пару секунд грубо кому-то кричит: — Да не в том смысле, Джихёк!***
Дом под стать своему хозяину, думает Чонгук. Сейчас он уже сидит в гостиной и разговаривает с тем самым Ыну, который пару часов назад при разговоре с Тэхёном что-то разбил. А до этого, стоило водителю подъехать к воротам, омега знатно офигел: трёхэтажный дом снаружи больше похож на дворец — красиво-дорого-богато, прям как его владелец, а внутри всё оказалось уютно, не дерзко и не вычурно, как и характер и в целом состояние альфы. Ведь изначально Чонгук посудил по обложке и думал, что Тэхён высокомерный богатый индюк, заточивший на него глаз, а по итогу оказался человеком с богатым внутренним миром, полным не столько образованностью и умом, сколько душевной добротой и простотой и даже какой-то детской наивностью. Последнее, к слову, выявилось в парке развлечений «Эверленд», когда сначала Тэхён на радостях потащил Гука к страшному аттракциону, ибо «это же весело!», а после ныл, как его тошнит, и что больше он на такое ни ногой. В общем, правильно говорят: «Встречают по одёжке, а провожают по уму». — Слушай, не могу не повториться: Тэхён на картине — вылитый Тэхён. Это ж надо так… Невероятно. Подарку Тэхён радовался как маленький ребёнок настолько, что Чонгука чуть не задушил в объятиях, и теперь картина висит в гостиной над камином; старая же с обычным, но не менее красивым пейзажем леса перекочевала в кухню. — Спасибо. Я старался. Было трудновато, потому что я маслом пишу довольно редко. — Эй, Чонгук~и, — а Тэхён уже навеселе, с блеском в глазах, подходит к дивану, на котором сидят омеги, и подаёт бокал с шампанским. — Давай до дна! Чонгук смеётся и, чокнувшись с бокалами всех подошедших парней, залпом вливает в себя газированный розовый напиток, сразу же будоражащий нутро. И это на голодный желудок… Чонгук только завтракал, а потом и вовсе забыл о еде, увлёкшись другими делами. — Есть, что перекусить? Я просто не обедал и не ужинал. — Иди к бассейну, где я тебя со всеми знакомил — там вся еда на столе. — Я не видел, спасибо. Вместе с Ыну они налетают на еду как акулы, но если Чонгук вкушает интересные закуски из морепродуктов аккуратно и сразу запивает обычной колой, то другой омега конкретно забивает себе рот, а после начинает смеяться с того, как он выглядит в отражении окна — как хомяк. Чонгук его смех подхватывает, но сам на еду так не налегает, потому что много есть не любит. — Ыну, а сколько тебе лет? Я так и не спросил. — Скоро двадцать. Мы с тобой единственные макнэ в этом доме. — О как. Ну, ты всё равно мне хён. А с кем ты здесь, если не секрет? Давно ли знаешь Тэхёна? — Тэхёна знаю давно, а мой сопровождающий — его лучший друг Ким Намджун. Он мой бывший, теперь мы просто друзья, — будничным голосом рассказывает омега, заполняя рот тарталеткой с икрой, креветками и мидиями. — И нормально дружите после отношений? Сколько встречались? — Около трёх лет, примерно, и да, всё ок. Не знаю… у нас у обоих одновременно остыли чувства друг к другу. Мы поговорили и мирно разошлись. Общаться не перестали, никто никого не ревнует, всё в порядке. — Что ж, это, наверное, хорошо… Даже представлять не хочу такого момента, если у меня или у моего альфы остынут чувства, — задумчиво говорит Чонгук, чуть нахмурившись. Аж неприятно как-то стало. — И я не хочу. Тэхён собственник, даже после разрыва отношений омегу не сразу отпускает. — Что? Причём тут Тэхён? Ыну перестает жевать, глупо уставившись на него. — А хён разве не твой альфа? — Кто тебе такое сказал? Мы просто друзья, а мой альфа не намного старше меня и на данный момент отъехал по работе. — Оу… вот как… А я подумал, что вы с Тэ вместе. Просто подходите друг другу очень, даже внешностью. — Вряд ли, — нервно хохотнул Чонгук. Как-то вмиг стало некомфортно, и он понял, что находится абсолютно не в своей тарелке. И всё же, стоило отказаться. — Не обижайся, — тянет его за рукав длинной футболки Ыну. — Подумаешь, ошибся. — Да нет, порядок. — Чем занимаетесь, малышня? — подходит к ним тот самый Намджун, вдоволь накидавшийся, судя по пьяной походке. Если бы не вечер и характерная ему темнота, Чонгук на чужом лице наверняка бы приметил красные от алкоголя щеки, но даже при свете фонарей мало чего видно. — Я смотрю, Токио, ты у нас великий и большой, — морщится Ыну на обращение. — А, хотя, да, простите, у Вас же, уважаемый, юбилей скоро. Я тебе трость подарю, а то на ногах уже не держишься. Намджун открывает рот, вероятно, что-то колкое в ответ сказать хочет, но передумывает, пьяно махнув рукой и поджав губы. Чонгук утробно хихикает над взаимоотношением этих двух и прикрывает кулаком рот, и на сие действие альфа тут же обращает внимание. — А ты красивый, Чонгук. Ыну весело усмехается, видно, не удивляясь, а вот Чонгук тушуется и улыбка спадает на нет. Он лишь уважительно кивает, тихо пробормотав благодарность. Намджун же, ещё раз оглядев его с головы до пят каким-то то ли безумным, то ли просто пьяным взглядом, отворачивается в момент, когда его же окликает представившийся Чонгуку ранее альфа по имени Сокджин. Последний, к слову, тоже не раз кидал на него двусмысленные взгляды, но омега старался не обращать на это внимание, а теперь, когда это делает ещё один альфа, становится абсолютно не по себе. — Джун, тебя Хёк зовет. Он не может найти Дель Рей в твоем плейлисте, заколебал уже. — Там же просто в поиске ввести можно. — Ему это объясняй, он меня не слушает. Ему нужен конкретный ремикс песни! — Боги и монстры? — предполагает Намджун, и на его вопрос Сокджин тут же кивает. — Ладно, иду. Удачи, малышня. Свидимся в доме. — Токио? — поворачивается к омеге Чон. — У него погоняло такое. Намджун наполовину японец, в Токио родился. Уехал оттуда лет в десять, когда приёмных родителей не стало, и с тех пор всё время туда рвётся, да никак уехать не может, хотя шансов — папа не горюй. Мы его прозвали «Токио». Ыну тянет Чонгука к другим омегам, что постарше их, которые находятся здесь со своими мужьями. Впрочем, по последующим разговорам за вином те не кажутся какими-то взрослыми людьми, у которых, между прочим, есть дети, а выглядят как обычные пьяные подростки, ловко находя общий язык с тем же застенчивым Чоном. Они час-полтора играют в мафию, в которой омега сам потихоньку пьянеет и под градусом расслабляется; ещё немного пьют, играя в кнб на алкоголь, и идут в дом, потому что на улице стало заметно прохладнее. В тёплой гостиной альфы устроили себе гольф, правда, вместо нужного мяча у них импровизированный мяч из смятой бумаги, однако клюшки и лунка имеются настоящие. Чонгук проходит, немного пошатываясь, но Ыну рядом подхватывает его под локоть и сразу садит на диван. Тэхён прищуривается, заметив это. — Налакался, что ли? Когда успел? — Мы просто в мафию играли, — отвечает за потерявшего ориентир Чонгука Ыну. — Насколько я знаю, в ней не пьют. — Мы играли с историями. — Аа, — многозначительно тянет Тэхён, клюшкой пиная мяч и попадая ровно в лунку. — Опять выиграл! — возмущённо вскакивает на ноги Джихёк, но из-за вертолетов в голове мгновенно присаживается обратно. — Мне можно, я сегодня именинник. — Через две минуты уже нет, — улыбаясь, констатирует факт Сокджин. — Ну и ладно. Я могу праздновать хоть всю неделю. Чонгук расфокусированным взглядом наблюдает за Тэхёном и видит, что тот даже не сильно пьян, и видно поэтому наливает себе ещё бокал шампанского. — Гук~а, может, пойдёшь спать? — спрашивает старший, а Чонгук и не сразу заметил, как тот оказался перед ним, присев на корточки. — Думаю, да. Проводишь? — Ну конечно. Народ! Сейчас Чонгука отведу в гостевую и вернусь. Не громить ничего здесь, Хёк! Тебя, Джун, тоже касается. Те взрываются смехом, меняя песню в плейлисте на что-то более спокойное, а Тэхён, закинув руку омеги через своё плечо и придерживая его за талию, ведёт к лестнице; по ней они поднимаются на третий этаж в самый конец коридора. Включив свет, альфа садит его на кровать. — Порядок? Не тошнит? — Вроде нет. Хён, открой окно, пожалуйста. Тот без вопросов откидывает верх, пропуская ночной приятный воздух в комнату. — Точно не хочешь освободить желудок? — Всё не так плохо, но на всякий случай, было бы не лишним, если бы ты показал мне уборную. — Она прямо здесь, — Тэхён указывает на дверь, что находится в углу комнаты. — Там же и душ, если что. Сменная одежда, кстати, уже там на полке. — Спасибо. — Да не за что. Если что, обязательно зови. Чонгук кивает, а Тэхён уходит из комнаты к остальным. Через час он всё-таки решает пообниматься с белым другом, надрывая желудок и горло, принимает прохладный душ, переодевшись в однотонные серого цвета штаны и футболку, пахнущие знакомым запахом лесного кедра, и выпивает стоящий на столе стакан воды с шипучкой от похмелья, хотя стоило бы сделать это наутро. В кровать он по привычке заваливается как у себя дома: ногами в подушки, головой к подножью и на животе, и распластавшись звездочкой, ибо так ему комфортнее. Засыпает мгновенно.ALXNE — CARL LEVITATE
Он просыпается от веса, что давит на поясницу, и от странных причмокиваний. Вскоре понимает, что его голую спину кто-то горячо покрывает влажными поцелуями, не стесняясь ставить засосы. Несмотря на свинцовую тяжесть в голове, Чонгук громко выругивается, мол, какого чёрта, и пытается подняться с постели, в которую в ту же секунду его вдавливают обратно. Когда чья-то грубая ладонь ему в волосы зарывается и давит на затылок, впечатывая лицом в пуховое одеяло, омега утробно кричит и пытается альфу, судя по запаху, лягнуть ногой, потому что руки ему так же блокируют на пояснице. Чувство страха просыпается по щелчку пальцев, и одно он понимает точно — это не Тэхён. Когда хватка на волосах пропадает, уже зарёванный омега поднимает лицо, и в зеркало, что находится напротив кровати, посмотрев, видит, что на его бёдрах сидит чёртов Ким Намджун — изголодавшийся, будто зверь, смотрит на него в ответ в то же отражение и мерзко ухмыляется. Предугадав, он затыкает Чонгуку рот своей ладонью в ту же секунду, когда омега захотел закричать, и крик этот заглушается, не познав свободы. Чонгук хочет думать, что это всё грязный и ужасный сон, что его не трогает абсолютно чужой ему альфа, но реальные касания к своему дрожащему от страха телу живые, настоящие, как и желание затянуть на шее петлю. Омега не только Чимину обещал, что его никто не тронет кроме него, но и самому себе. С одной стороны, он не мог предугадать, что это может случиться под надзором Тэхёна, а с другой, чувствовал, что лучше уйти сразу, но своего инстинкта самосохранения впервые не послушал и так сильно облажался. Даже позвать на помощь не может, а сил противостоять девяноста килограмм попросту нет. Он извивается как уж, но толку от этого нет, более того, альфу над ним это даже раззадоривает и веселит, судя по смешкам. Тот сильно кусает его за шею, но метку не ставит и своими феромонами укус не заполняет, сразу зализывает, слюной защищая внешнюю оболочку кожи — какая забота. Чонгук плачет навзрыд, прося остановиться, но пьяный человек его не слышит и не хочет, только одну свою руку освобождает, чужие выпуская, чтобы ухватиться за резинку штанов. Осознав это в полной мере, Чонгук кусает чужую руку со всей силы, и когда Намджун, зашипев, одёргивает её, кричит, что есть мочи: — Тэхён!!! Помоги!!! — Заткнись, — альфа хватает его за горло и сжимает, из-за чего омега начинает хрипло кашлять и задыхаться, чувствуя сильное давление и прилив крови к лицу, и пытается чужую руку отцепить. Словно небеса услышали его в этот момент и подослали помощь: дверь отворяется, и на пороге появляются Сокджин с Тэхёном, правда, видно, изрядно вновь выпившие настолько, что они не сразу понимают, что происходит. Но когда понимают, помогать не спешат. — Вот ты где, а мы тебя ищем везде, — недовольно хмурится Тэхён, смотря только на альфу, а у Чонгука, с глотки которого чужая ладонь пропала, сердце кровью обливаться начинает: почему тот не помогает и альфу с него не убирает? — Либо уходите, либо присоединяйтесь, — и тут же снова затыкает омеге рот, не позволяя пискнуть. — Лакомство то ещё… Те, переглянувшись, вдруг улыбаются друг другу, вздёрнув игриво бровями, хотя улыбки эти больше похожи на хищные оскалы, входят в комнату, закрыв дверь на замок, и начинают стягивать со своих тел рубашки, в то время как с омеги Намджун стягивает штаны. Мир Чонгука рухнул, а в голове вертится только одно: «Прости меня, Чимин…».***
Лето, как всегда, не удивляет, но даже жаркому июню Чимин рад как никогда, оттого стоит весь потный, с испариной на лбу, и подставляет лицо горящему испепеляющему солнцу. Он землю буквально расцеловать готов, потому что за десять месяцев ему море просто осточертело и в печёнках засело, и как же он рад, что больше туда не сунется, так как с августа уже поступает в институт. От вида родного дома и улиц чуть ли плакать не хочется, а вот встретивший их с отцом папа с счастливыми слезами налетает на них с крепкими объятиями и даже в дом не сразу уводит. — Ну пап, успеем ещё наобниматься, накорми уже нас, — хохочет Чимин, — мы голодные, как волки. Омега, тут же спохватившись, толкает их в дом, но первым делом заставляет тщательно вымыть руки и уже тогда садит своих любимых альф за стол. Чимин наедается до отвала, откинувшись на спинку стула, и довольно улыбается папе. — Спасибо… Боги, как же я скучал по домашней еде и, особенно, по кимчи, сделанным твоими золотыми руками. — Брось, чего там делать, — но папа от похвалы румянцем заливается, и со вздохом начинает внимательнее рассматривать своего сына. — Ты изрядно стал крупнее… Массу набрал, подкачался прилично. Какой же работой ты занимался, раз таким приехал? Прям загорелый мачо-альфа-самец, в институте вообще отбоя от омег не будет. Изрядно повзрослел, мой мальчик. — На кой мне другие омеги, когда свой есть? — улыбается он, не замечая, как поникло лицо папы. — Ладно, с вами, конечно, хорошо, но у меня есть ещё одно очень важное дело. Чимин в спешке идёт в коридор обуваться. Уж сильно не терпится ему увидеть своего любимого. Тот зачем-то экзамены попросил сдать пораньше, но из-за нехватки времени альфа так и не поинтересовался, зачем тот это сделал. — Чимин~а… — подходит папа какой-то серьёзный. — Оу? — Может, не пойдёшь? Завтра увидишься… — Ну как, пап? Я своего омегу сейчас увидеть должен. Надо ещё цветы купить, — он завязывает шнурки. — Я бы пошёл и завтра, у него как раз день рождения — сюрприз бы сделал, но мне нереально трудно сдерживаться. Безумно соскучился. Не успел папа и слово сказать, как Чимин быстро клюнул его раскрасневшимися от острого кимчи губами в щёку и мгновенно скрылся со двора. Знакомая флорист в магазине с широкой улыбкой его приветствует и по просьбе альфы собирает самый шикарный букет в фиолетовых и белых тонах, обязательно с ромашками. Чимин сияет от счастья, от нетерпения наворачивает по магазину круги, и когда букет оказывается в его руках, быстро оплачивает, оставив сдачу девушке, и мчится к машине. О каких-нибудь вкусностях для Чонгука он не заботится, подумав, что они купят их вместе, и за двадцать минут оказывается у знакомого дома, хотя, его он узнал лишь по саду с виноградными лозами и по номеру, а вот сам дом выглядит иначе: перешитый, в другом оттенке и с кружевными вставками по бокам и вокруг окон. Изменилось многое, и Чимин в самом деле удивлён. Но об изменениях ему думать некогда. Тяжело вздохнув, он будто смелости набирается, то ли просто терпения, и достаёт из внутреннего кармана джинсовки красную бархатную коробочку. Счастливая улыбка озаряет его лицо, но сегодня делать предложение не в его планах, а вот завтра — да, поэтому обручальные кольца он убирает в бардачок машины и, взяв букет, выходит на палящую солнцем улицу. Даже под подошвой кроссовок он ощущает горячую землю и, нутром, огонь в своём сердце. Спустя десять месяцев он наконец увидит своего любимого человека, прикоснётся к его мягким щекам и поцелует в родные, до ужаса сладкие губы. Какой сейчас Чонгук? Одно дело, когда видишь его каждый день и не замечаешь особых изменений, а другое — когда не видишь почти целый год, только голос слышишь. Страшно представить момент, когда альфа пойдёт в армию на два года — вообще с ума сойдёт, наверное, но там хоть существуют свидания, и они будут видеться. Набрав побольше воздуха в лёгкие и выдохнув, он игнорирует странное предчувствие тревоги, думая, что это просто окрыляющая его любовь и нетерпение, и открывает калитку, заходя во двор семьи Чон, возле крыльца которого видит Лиён — маму Чонгука. Кланяясь, здоровается с ней: — Здравствуйте, миссис Чон. Та отрывается от уборки и в оба расширившиеся от удивления глаза смотрит на альфу. — Пак Чимин? Здравствуй… — Чонгук дома? — Возможно спит, но дома. — Можете его позвать? Или я могу сам пройти?.. — Я позову, — женщина снимает перчатки и скрывается в доме на долгие для Чимина минут семь. Он проводит тыльной стороной ладони по лбу, собирая испарину, думает, что зря вообще надел эту джинсовку, ибо в ней тоже жарко, и слышит быстрый бег по крыльцу, с которого со скоростью ветра выбегает Чонгук в своей любимой огромной футболке и бросается к Чимину в объятия. Переполняющие чувства вырываются наружу, и они оба начинают плакать, чувствуя, как слёзы счастья обжигают щёки. В голове у Чимина образуется полный вакуум, на языке даже не вертятся слова, потому что никаких слов недостаточно, чтобы описать то, как сильно он скучал, как сильно любит и, кажется, это действительно навечно. Вечная любовь. Красиво звучит, для кого-то даже нереально, а для Чимина очень даже реально, и эта самая любовь его обнимает и слёзы солёные на джинсовку пускает, как и слюни, судя по всему, потому что Чонгук его за вещь неожиданно кусает, и Чимину кажется, будто тот сдерживает порыв завопить навзрыд. Это заставляет нахмуриться, хотя ему тоже кричать во всё горло охота, что вот он, здесь, наконец-то со своим омегой, и никуда от него не уйдёт.Alex Hepburn — Under
Прижимая омегу теснее, он вдруг понимает, что это отчего-то невозможно, и в этот момент Чонгук его отпускает, сразу в губы целуя. Чимин не отвечает, даже глаз не прикрывает, а внутри зарождается страх. Улыбка сходит на нет. — Я так скучал, Чимин… — Чонгук сглатывает, чужое лицо ладонями обхватывает и шмыгает покрасневшим носом. Дышит тяжело. «Не смотри. Не смотри вниз… Не смотри…», — как мантру мысленно повторяет альфа, но окаменевший взгляд опускает. Вы когда-нибудь проваливались где-нибудь в лесу или в реке в очень мягкую ямку? Странные ощущения. Неприятные и даже страшные, потому что земля вдруг уходит из-под ног и кажется, будто вот-вот провалишься куда-то очень глубоко. Если в лесу это не так опасно, то не умеющему плавать человеку захлебнуться только в раз, как по щелчку пальцев. Чимин плавать умеет. Но захлёбывается и тонет. Как он там думал? Как же изменился Чонгук? Каким он стал? Беременным. Не шарик прицепил под футболку, не пранкует его, насмотревшись видео в ютубе. Это не прикол. Но Чимину хочется верить хоть во что-нибудь из этого. Он хочет, чтобы сейчас к нему вышли с камерами и хлопушками, однако никто не знал, что он с отцом приедет на день раньше; даже папе только перед самым домом позвонили и сказали: «Встречай моряков». А даже если была бы шутка, то не смешная, да и зачем? Разве это было бы круто? Внутри что-то разбивается… Сердце? Вероятно. — Вау, — сокрушительно произносит он, кое-как разлепив уста. — Арбуз съел? — и нервно смеётся так, что аж глаз правый дергаться начинает. — Чимин… Это… — Это… арбуз? От чего-то дышать тяжело. Из-за жары, верно? — Я объясню… Что-то перекрыло дыхательные пути. Чимин судорожно начинает дышать, не имея возможности вздохнуть полной грудью, словно воды наглотался. Отходит на два шага назад и о колени ладонями опирается, сгибаясь пополам. Любовь ему возможность дышать перекрыла, и это даже не метафора. У Чимина ещё не было панических атак, и, чёрт возьми, это неприятно. Ощущение, будто ты умираешь. — Чимин, ты… в порядке? — склоняется над ним омега, а старший вдруг смеяться заливисто начинает, походя на безумца. Или безумец тот, кто спрашивает об этом в такой не самый подходящий момент? — Как круто ты ждал, слушай, — треснуто улыбается альфа. — Достойно похвалы, я не шучу. — Позволь объяснить… — К чему? Я и так всё вижу. В море зрение не испортил, знаешь ли. Чонгук заливается слезами по новой, закрывая себе рот ладонью, но Чимина почему-то это не трогает, а улыбка с лица сползает подобно грязи, и след от неё — боль. Зато внутрь заползает чувство удушающее, и уже не горло сжимает — и так вмиг травмированное сердце. А ведь всё нормально было… Вокруг пальца его обвели умело, Чимин вообще не догадывался о столь значительных изменениях. Разговаривали как обычно, ни одного намека, ни одного слова, Чонгук как всегда был счастлив, трындел без умолку, что альфе нравилось. А тут, оказывается, вот как… Отсюда и переноска экзаменов на срок пораньше. Папа знал… оттого и остановить пытался, а Чимин и не заподозрил, ведь тот к Чонгуку всегда хорошо, даже лояльно относился, а тут: «Может, не пойдёшь?». Как же больно… — Наша вечность сократилась за одну минуту, да, Чонгук~и? Прям как шарик лопнули… Так же быстро и с громким хлопком. Только не снаружи — внутри. Чимин реально это почувствовал. Рука, держащая цветы, расслабляется, и букет беззвучно падает на газон. Чимину бы тоже упасть, да только убраться отсюда поскорее хочется, что он и делает, развернувшись на пятках. — Чимин, прошу! — хватает его за руку омега, но тот вырывает её идет к машине. В голове чёртов туман, в котором он теряется. Нужно остыть, иначе будут последствия. Альфа открывает дверь и садится на сидение, сразу блокируя все пути ко входу. Он краем глаза видит и слышит, как долбится в окно зарёванный Чонгук, но сердце настолько сильно обливается кровью, что на него он внимания не обращает. Заводит машину и выруливает на дорогу, невзирая на то, что беременный омега зачем-то пытается догнать и остановить. В зеркало заднего вида Чимин не смотрит, рукавом куртки вытирая пелену с глаз, выжимает из машины все соки и движется непонятно куда, лишь бы прочь отсюда. Где-то позади на покрытую камнями и мелким стеклом дорогу на колени падает омега, издав истошный вопль.В любви нет невинных, есть только жертвы. Мартен Паж, «Как я стал идиотом»