Пережить можно всё — даже самую страшную боль. Только тебе нужно что-то, что будет тебя отвлекать. Чак Паланик, «Бойцовский клуб»
Десять лет спустя.
Arctic Monkeys — Cigarette Smoke
Лофт заполняется музыкой. Лежащий на диване и свесивший на журнальный столик ноги омега ставит любимого певца на репит, в такт покачивая головой, и снова возвращает своё внимание к кроссворду. — Итальянский сорт сыра, шесть букв… — под нос себе шепчет, запрокинув голову на спинку дивана. Задумывается. — Азиаго, — доносится где-то слева. — Чёртов, — парень ловко кидает ручку в затылок попытавшегося спрятаться от удара альфы, — Хосок! — Ну, а что? Не напрягай мозг. — Кроссворд для того и нужен! Хосок пожимает плечами, мол, ну ок, и целует взбунтовавшегося омегу в макушку с запахом лаванды. Благо, это дешёвый шампунь, а не природный запах Юнги, потому что этот цветок он на дух не переносит, впрочем как и омегу, но его он так же и любит до безумия. — Сука, всё настроение испортил. Юнги встаёт с дивана, нахмурившись, и, надев тапочки, идёт к бару, решая выпить что-нибудь, что успокоит нервы. С этим альфой всегда как на пороховой бочке — не знаешь, когда рванет. — Ну прости, котёнок, — сам мурлычет Хосок, подойдя сзади и обнимая его за талию. Он прикусывает кожу на чужом бритом затылке и туда же целует, втягивая носом усилившийся природный запах макадамии. Его любимого довольно просто возбудить. — Опять вы своими феромонами разбрасываетесь, — недовольно прозвучало с порога. — И тебе привет, Чимин~а, — здоровается Хосок. — Напрягайте булки, у нас задание. Пара тут же отвлекается от всех дел, омега забывает даже о налитом виски, и они оба садятся напротив пришедшего альфы, который выкладывает на журнальный столик три красные папки с множеством досье — по шесть в каждой. Хосок открывает свою, внимательно всматривается в довольно знакомые лица, что мелькают по телевизору и на обложках журналов, и немного пробегается по всей информации, которую вечером будет изучать вдоль и поперёк вместе с омегой. — Все шесть человек занимаются контрабандой: огнестрельное оружие, взрывные устройства, боеприпасы, оружие массового поражения, и это явно не всё. И являются друг другу друзьями и коллегами. Четверо работают директорами в двух компаниях — транспортной и судостроительной, у других двоих есть свои. Мелкий бизнес не учитываем, хотя и его стоило бы проверить: вдруг в ресторанах они торгуют наркотой — кто знает, — серьёзно скороговоркой произносит всё Чимин, знает, что у этих двоих любое слово на слух падает и сразу запоминается в голове. — У агентства на них почти ничего нет и по сей день: проверки судов, самих людей — ничего не обнаружено. Куда они прячут оружие — непонятно. — И почему начальство мне не выдало дело, а сразу к тебе обратилось, — недовольно ворчит Хосок. — Потому что у тебя выходной? — Откуда вообще информация об этом? Или крыса на борту или в компании? — встревает Юнги. — И то, и то, но информатор не знает, где именно прячется весь груз. Плюсом, об этих людях давно идёт дурная слава на чёрном рынке. Конкурентов много, все хотят их сместить, но выходит, мягко сказать, хуёво. — Информатор и есть конкурент? — Он не только конкурент, он ещё и их близкий друг. — Весело, — заключает Хосок. — На войне как на войне, — тихо шепчет Юнги. — Так же есть примерная таможенная стоимость товара — свыше пяти миллионов. — Вон? — Долларов. Каких вон… Хосок и Юнги присвистывают. — Неплохо, — усмехается последний. — Ценник кусается. Кто вообще за столько будет покупать каких-то несколько ящиков оружия? — США, очевидно. Но у них есть ещё какой-то обмен — то ли наркотой, то ли людьми, я не знаю, это ещё надо выяснить. — Типа от Кореи пестики, а от США шлюхи? Забавно, — Хосок тут же получает от Юнги тычок локтём к бок. — Они не шлюхи, их просто крадут и транспортируют для аукциона. Это обычные альфы и омеги, дети и подростки, едва закончившие учебу. — Ещё лучше… — недовольно вздыхает Юнги, зачёсывая белобрысые волосы назад. — А помните, как Адриано Моретти прятал фальшивые листы бабок в машинном отделении? Вдруг та же ситуация? — выдаёт свою теорию Хосок. — Сомневаюсь, что кто-то повторил бы его ошибку. Это ведь была нашумевшая на чёрном рынке история. Смеялись всей маршруткой, как говорится. — Так-то оно так, но было бы наоборот логичнее провернуть тоже самое, ведь в таком случае полиция не стала бы проверять это отделение тщательнее — какой смысл. Хосок прав, — кивает Чимин самому себе. — В любом случае, для информации нужно сблизиться с главным. И, кстати, насчёт него. Чимин открывает свою папку и вытаскивает листок из досье одного человека. — Только у трёх есть семьи, и у главного тоже, но! Если те трое свои семьи не прячут, то вот этот фрукт почему-то не хочет, чтобы имя его мужа и детей светилось где-либо. Я даже пытался пробить его по базе данных, но тщетно. Если омега не замешан в этом деле так же, как и его муж, то его приплетать ко всему нет смысла, поэтому нужно проследить, познакомиться, втереться в доверие и выведать немного инфы. — И кто на это пойдёт? — хмурится Хосок, и Юнги вытягивает кулак, дабы они решили это простым проверенным методом: камень-ножницы-бумага. — Взрослые люди же, ну, — Чимин закатывает глаза, но сжатую ладонь вытягивает. В итоге проигрывает Юнги. — Что ж, оно даже лучше, — откидывается на спинку стула Пак. — Тебе легче будет завоевать доверие мужа, так как ты омега. — Ну да, было бы не очень, если бы к нему подошёл знакомиться альфа. — Отправляете меня на произвол судьбы… Юнги берёт лист в руки, всматриваясь в лицо этого главного, и читает имя: — Ким Тэхён, сорок пять лет…***
Lana Del Rey — Change
Длинные волосы девочки развеваются на ветру, когда она убегает от папы, и чуть не целуется с фонарем, когда спотыкается о камень; благо, вовремя успевает выставить ладошки вперёд и опереться ими о столб. Но и без боли не обошлось — она содрала кожу. Еле сдерживая порыв заплакать, она дует губки и тяжело дышит, пытаясь успокоиться, и видит идущего к ней родителя. — Ну что ж ты так неаккуратно… — Чонгук вздыхает, поджав губы, и, присев на корточки, дует на раненную содранную кожицу дочери. — Надо обработать, чтобы инфекция не занеслась, согласна? Та кивает, всё-таки стерпев и не заплакав, и следует за папой в дом, одновременно играясь с Лили — их далматинцем. Обработку перекисью и зелёнкой она героически выдерживает, помогая самой себе — дует, чем вызывает в глазах папы невидимую гордость. После они бинтуются и переодеваются в другую для центра города одежду и, конечно же, заплетаются — без этого никак. Чонгук заплетает Изабель красивые дракончики с синим канекалоном, как это сейчас модно, а та ему собирает аккуратный хвостик на затылке из отросших до подбородка волос, которые он никак не хочет состригать. Завязав поясок на пальто дочки, Чонгук просит её сказать водителю, чтобы тот завёл машину, и когда та убегает, вытаскивает из шкафа для обуви свои любимые берцы, с которыми минут десять может возиться из-за сложной шнуровки, но, тем не менее, отказать себе в их носке не может. Вместо кожаной куртки омега выбирает чёрное пальто, чтобы со своей дочерью смотреться не как маньяк, а как родитель, и, прихватив с полки телефон, выходит из дома, не беспокоясь за закрытие двери — это забота дворецкого. Изабеллу он видит играющей с собакой, что вертится и прыгает вокруг неё, вызывая громкий смех. Почесав Лили за ушком, Чонгук берёт дочь за руку и выходит за ворота к готовому ехать в центр водителю. — Где мне надо будет остановиться, мистер Ким? — У коекса, Исаак. — Пап, а торт будет большой? — с блеском в глазах воодушевлённо спрашивает Изабелла. — Если хочешь большой — будет большой, — улыбается ей Чонгук. Дочке завтра пять исполняется, и он решил не мелочиться и устроить ей хороший праздник, ведь та этого безумно хочет и выглядит счастливой — ей только сладкое, да веселье подавай, она даже подарков не просит, лишь бы время провести круто. Чонгук готов сделать для неё абсолютно всё, лишь бы видеть на этом милом личике широкую улыбку. — Мисс Ким, какой подарок хотите? — на немецком спрашивает её Исаак, улыбаясь и поглядывая в зеркало заднего вида. — Ещё один торт, только папе не говорите, — с небольшим акцентом отвечает на этом же языке Изабель. Чонгук закатывает глаза. Ему не нравится, когда он не понимает, о чём речь, и иногда даже жалеет о том, что его дочь в свои-то года такая полиглот и уже разговаривает немного на немецком и хорошо на английском — от отца, видимо, досталось. Когда она доучит первый язык, хочет взяться за итальянский, и тут Чонгуку повезло — его он хотя бы уже знает. Водитель смеётся и положительно кивает, мол, понял-принял. К торговому центру они приезжают через сорок минут, и Чонгук сразу ведёт дочку на второй этаж, где находится магазин для праздников. Там в основном продаются всякие приколы, хлопушки, шарики, и так далее, и даже имеются краски для грима, на которые Изабель часто пускает слюни. Зная это, Чонгук купил их ещё неделю назад, и теперь только молится на то, чтобы не зря, и что домработнице не придется отмывать от них полы и стены. Накупив всего самого необходимого, они решают просто прогуляться и пофотографироваться у красивого цветного фонтана, пройтись по цветочной аллее, которую девочка безумно любит за множество разнообразных, невероятно красивых цветов, и обязательно посетить магазин с атрибутикой из серии фильмов о Гарри Поттере, которого они каждые декабрь–январь пересматривают от и до с кучей вкусняшек. Там Изабелла умоляет купить ей что-нибудь со Слизерином и, выходя из магазина, во все глаза любуется новенькой зелёной подвеской с серебряной змеёй в середине камня. Немного утомившись, Чонгук захотел посидеть в кафе и выпить кофе, чему дочка так же обрадовалась, зная, что он обязательно купит ей чизкейк и виноградный сок. В «Ediya Coffee» как всегда уютно и спокойно, в отличие от того же старбакса, где народу куча и очереди большие, особенно в час-пик, как сейчас. Они сразу занимают угол у окна, вешают на плечики пальто, забрав номерки, и убирают их в шкаф на входе. Чонгук оставляет дочь сторожить их место, а сам направляется к кассиру, что встречает его с приветливой улыбкой (омега бы даже сказал, немного лицемерной) и предлагает свою помощь в выборе напитков. — Не стоит, мне просто средний американо с карамелью и виноградный сок, — он обращает внимание на представляемый в витрине выбор десертов, — и вот этот чизкейк с малиной. — С Вас ровно десять тысяч вон. — Картой. Оплатив, Чонгук сразу забирает бутылочку сока с чизкейком и идёт к Изабель, пока его американо на ожидании. — Какая вкуснятина, — довольно мычит та, распробовав десерт. — Пап, а Соён не прилетит на мой день рождения? Он обещал, что на пятилетие будет со мной… — У твоего брата сейчас экзамены, солнышко, — отвечает ей Чонгук, не отводя взгляд от окна, в котором смотрит на снующих туда-сюда людей. На самом деле, он соврал. У сына нет никаких экзаменов, и рейсов до Сеула от Нью-Йорка довольно много, просто Тэхён запрещает ему покидать учебу. Было немало ссор, но у Чонгука нет права голоса, потому Изабель приходится врать, ведь не скажешь же ей, что отец у неё ублюдок, думающий только о себе, а не о детях. — Жаль… А когда он вообще заканчивает учебу? — Как только экзамены сдаст. — То есть, скоро?! — подпрыгивает Изабелла на стуле от радости. — То есть, скоро. Тут не соврал, однако, кто знает, что их отцу приспичит на этот раз… У Чонгука порой складывается впечатление, что Тэхён из них роботов сделать хочет, а не вырастить хороших людей. — Я пойду свой заказ заберу. Чонгук, видно, настолько задумывается, уставившись в пол, что не сразу замечает, как с кем-то сталкивается, и вдруг слышит чистую брань. — Ой, простите, пожалуйста, — он кидается к парню, что из-за него пролил на себя явно не холодный кофе, и хватает с рядом стоящего стола салфетки, протягивая. — Я Вас не заметил, извините… — Да не страшно, я сам в телефоне залип. Только сейчас Чонгук видит, что тот плачет. — Я сейчас закажу Вам новый кофе, — говорит он и, не взирая на возражения, подходит к кассиру, благо, тот запомнил заказ этого юноши. Про американо благополучно забывает. — Вы в порядке?.. — Альфы — ублюдки, — нервно смеясь, вдруг произносит омега, вытирая салфетками руки, и с широкой улыбкой принимает влажные, которые подаёт ему маленькая девочка. — Спасибо, малышка. — Меня Изабеллой зовут, а Вас? Чонгук улыбается уголками губ, чувствуя за дочь гордость. Та всегда пытается кому-нибудь помочь, кто в беде или просто даже расстроен, и сразу меняет атмосферу; можно даже не пытаться останавливать её, когда она видит на улице бездомное животное, которых, благо, не так уж и много в Сеуле, или раненную птичку. Сколько раз они куда-то опаздывали из-за этого — не сосчитать. — Юнги. У тебя безумно красивое имя, Изабелла. — А у Вас кожа, — признаётся она, и Юнги смеётся. — Она такая белая… — Спасибо, неожиданный комплимент, — он поворачивается к Чонгуку. — Раз уж начали знакомство с Вашей дочерью, то можно и с Вами познакомиться, вероятно? Так вроде друзей заводят, — и вновь смеётся. На лице больше ни грамма слёз. Чонгук протягивает руку: — Ли Чонхёк, — твёрдо говорит он, а Изабелла даже не хмурится и не спрашивает, почему папа назвал не своё имя. Он всегда так делает, если знакомится с кем-то, и когда в первый раз она спросила — зачем? — он просто ответил, что так надо, и лучше ей не показывать виду, что он соврал. Больше Изабель не спрашивает. — Мин Юнги. Приятно познакомиться, — пожимает ему ладонь парень. — Если можно, сразу на «ты». — Хорошо. Юнги прищуривается, опуская руку. — А мне знакомо твоё лицо… — Что? Откуда? — А ты случайно Изабеллу не водишь в Чонминнам? — Вожу с года, — Чонгук кивает, подозрительно прищуриваясь, но вскоре выдыхает, когда омега говорит: — О, так у меня туда племянник ходит! Я его забираю редко, но бывает. Видимо, оттуда ты мне и знаком. Чонгук неловко улыбается и надеется, что его обман раскрыт не будет. Юнги не выглядит как сторонник конкурентов Тэхёна, вроде обычный омега плюс-минус его возраста, но начеку быть надо так или иначе. — Ой, простите, я вас отвлёк, — спохватившись, как-то расстроенно говорит Юнги, и принимает у кассира стаканчик. — Я пойду, и, спасибо, Чонхёк-щи, что заказал кофе, а то я сегодня карту дома забыл, а пить жуть как хочется. — Да не за что, это всё равно моя вина. А пятна отстираются? Я могу заплатить за химчистку. — Даже если не отстираются, эта куртка моего альфы-придурка, так что не парься. Увидимся в садике, я думаю, пока! — Пока. — Пока, Юнги-оппа! — машет ему Изабель. Улыбнувшись девочке на прощание, Юнги покидает кафе и делает глоток из стаканчика, проходя мимо окон. Скрывшись за углом, он морщится от приторной сладости и большого количества молока, и выбрасывает кофе в урну, не понимая, зачем он вообще заказал именно такой, когда любит либо чай, либо просто крепкий американо. Достав телефон, он пишет смс Хосоку.Я: Пробей людей на имя Ли Чонхёк, и сохрани всё, что найдёшь. Скоро буду.
Хоби: Будет сделано, детка.***
Следующий день у Чонгука выдаётся сложным: он с самого утра вертится как уж на сковородке, помогая с праздником то там, то сям, и при этом умудряется писать диплом, который ему сдавать уже через неделю. Начихал бы он на него, если бы не Тэхён. К трём часам Исаак довозит его до садика, где забирает Изабель, и, вот как совпадение, встречается со своим новым знакомым. Они обмениваются номерами, решив пообщаться на неделе за чашечкой кофе, и Чонгук покидает его в стремительные минуты, даже не увидев, кто именно из детей является Юнги племянником, и, соответственно, забывает спросить. Дома Изабелла радостная бегает по первому украшенному этажу и даже умудряется лопнуть два шарика, после чего тихая сидит и рисует за столом, ожидая гостей и праздника. Главное — торта, конечно же. Через пару часов к ним начинают сходиться приглашенные гости с детьми, и оставив последних в гостиной, Чонгук провожает всех взрослых на террасу, на которой уже для них накрыт стол с алкоголем и вкусными закусками. Альфы, на которых омега смотреть даже не желает, вместе с приехавшим Тэхёном куда-то уходят, видимо, снова о работе побеседовать, а Ыну утягивает Чонгука во второй бассейн, что находится внутри дома под первым этажом. — Да не переживай ты за детей, за ними же смотрят, — раздеваясь до нижнего белья, уверяет его Ыну и сразу прыгает в тёплую воду. Выныривает, когда переплывает в самую даль. — Ух! Я слишком обожаю ваш бассейн, простите. — Только для него сюда и ездишь, — Чонгук весело усмехается. Сам он плавать не хочет — на лежак садится с краю. — Попроси Сонхва построить во дворе. — Он пообещал, что к следующему лету будет. Выглядишь неважно, что-то случилось? — Нет, всё в порядке. Диплом дописываю, скоро сдавать надо. — И чего хёну неймётся… Оставил бы тебя уже в покое с этим образованием. — Да пофиг, хотя бы не скучно. Ыну делает вид, что верит. Грустные глаза обводят водную гладь, и он ныряет с головой, плывя в середину бассейна. Выныривает и глядит на притихшего друга спустя минуту, и чувствует, как глаза слегка пощипывает. — Сонхва детей хочет, — вдруг говорит, и подплывает ближе, обращая внимание младшего на себя. — Заебал, если честно, уже слушать тошно. — А ты почему не хочешь? — Да какой из меня папа, Гук~и, я пью постоянно, курю, ни одну party-hard не пропускаю, после которой Сонхва обещает меня родителям отдать на перевоспитание, ибо, цитирую: «Что-то сломалось, надо бы починить», то бишь я сломался. А я между прочим всегда такой был, да и тебе ли не знать… — И то верно. Но знаешь, я ведь вижу, как ты на Изабеллу смотришь, — играет бровями Чонгук. — Ты с ней как со своей дочерью нянчишься, и не сказал бы, что плохо, наоборот даже, очень хорошо. Она после ваших посиделок потом такие истории наворачивает мне перед сном — закачаешься. Что ты там недавно ей предложил? Ыну заливается краской. — Это всё было сарказмом, да? — и щурится. — И вообще, не думаю, что подсыпать перца в трусы Сонхва — это плохая идея. Заслужил. — Хён, тебя совсем не смущает, что ты это ребёнку предложил? — Наоборот — самый такой возраст для пакостей. — Ты неисправим. — Кстати, — Ыну подплывает ближе, опираясь локтями в бортик бассейна, — угадай, что он купил Изабель, — и играет бровями. — Только не говори мне… да твою ж… — Ага. Тэхён одобрил. — Вообще не удивляет. Ну вот на кой чёрт ребёнку в пять лет макбук, хён? — Я пытался отговорить, но они в одно только упёрлись: так она будет лучше заниматься. — Если не хуже… — Ну ты поговори с ней на эту тему, ограничивай время, если будет долго за ним сидеть. — Да что у Соён, что у Изабель — один характер, весь в отца. Все трое упёртые, вредные, и своего добьются любыми путями… — на этом предложении у него голос садится и становится тихим.Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan — Say My Name
— Да, мы такие, — доносится сзади. Чонгук не поворачивается, и вовсе отвернувшись так, чтобы Тэхён не стоял в его поле зрения. Он глазами показывает хёну уйти. Ыну тем временем вылезает из бассейна и накидывает на себя полотенце. С этими двоими редко получается спокойно поплавать, да и вообще в этом доме находиться — всегда скандалы. Он слушается друга и взглядом посылает ему море поддержки, и, прихватив свои вещи, выходит, прежде в знак приветствия подмигнув Тэхёну. — Чем ты опять недоволен? — Всё хорошо, с чего ты взял, — без вопросительной интонации отвечает Гук, не поворачиваясь и смотря в водную рябь, что постепенно разглаживается. — Ну я же слышал, — Тэхён останавливается напротив. — Подслушивать нехорошо. — Мне в своём доме и ходить нельзя, лишь бы не подслушать твой разговор? — Ты принципиально стоял и слушал — так нельзя. — Сам разберусь, что мне можно, а что нельзя. За языком следи. Чонгук решает промолчать, но у альфы явно иные планы. — Чем вчера занимался? — без интереса спрашивает тот, и Гук уверен, что это для того, чтобы найти какую-то осечку и устроить шоу. — С дочкой в коекс ездили, гуляли, в кафе посидели. — И всё? — подозрительно, с нажимом. — И всё. — Изабелла рассказала, что вы познакомились с каким-то парнем. — Парень как парень, что тебя удивляет в случайном знакомстве? — всё-таки поднимает на него глаза омега, прищурившись. — То, что ты представился не своим именем. Этот омега был подозрителен? Мне его проверить? — Ты сам просил меня не представляться своим именем, неважно с кем, — Чонгук хмурится. — Не знаю, не думаю, что в этом есть необходимость. — Ладно, на этот раз поверю. Мне всегда спокойнее, если в нашем кругу будут только уже знакомые нам проверенные люди. Чонгук встаёт с лежака, намереваясь уйти, и Тэхён бы отпустил его, если бы он не ляпнул лишнее: — В твоём кругу. Ожидаемо, альфа останавливает его ладонью, упёршись ею в грудь, и на пару шагов грубо отталкивает от себя. — Что это значит? Мои друзья — твои друзья, нет? — Разве? Мои друзья не насиловали бы меня. — До конца своих дней будешь припоминать это? — Тэхён, видно, злиться начинает, а омега по привычке только в антураж входит. — Буду. Удивительно, как мои вопли с тех дней тебе в кошмарах не снятся. А вот мне снятся, — Чонгук нервно усмехается и сквозь зубы цедит: — Хотя, вероятно, ты просто лишённое человечности нечто, как и все твои поганые д- Звук громкой пощёчины эхом отскакивает о стены бассейна, и Чонгук, так и не научившийся готовиться к этому самому моменту, пошатывается и поскальзывается на мокром кафеле. Рано обрадовавшись тому, как он чудом не свалился в воду, тут же оказывается в ней, стоит тэхёновой ноге толкнуть его в плечо. Плавать омега умеет, но это его не спасает, когда, вынырнув, альфа находит весёлым схватить его за волосы и под давлением окунуть обратно в воду. Тем самым, Чонгук начинает барахтаться и захлёбываться, пытаясь вцепиться в чужую руку, что выходит тщетно. Ему известно, конечно, что тот его убивать не намерен, хотя бы из-за наличия детей, но страх сковывает его тело, не спрашивая разум. Он глотает воду, когда не остаётся ни капли воздуха, старается ударить мужа, просто чтобы дать понять, что достаточно, и так наглотался сполна, но даже задевая его и царапая, тому хоть бы хны. Когда хватка ослабевает, но из волос не исчезает, Чонгук выныривает и жадно хватает воздух, отплевываясь от воды. — Друзей моих не трогай, паскуда, — с ядом цедит альфа, и вновь опускает его под воду, не давая шанса даже задержать дыхание. — Папочка? Тэхён тут же оборачивается, убрав руку, но на лице всё та же безмятежность. Вскоре он улыбается, завидев дочь. — Принцесса, ты что тут делаешь? — приглушённо из-за наличия воды в ушах слышит Чонгук, поднимаясь на бортик и убирая длинные волосы с лица. Пожалуй, на ласку Тэхён способен лишь с детьми, но хотя бы это омегу радует, ибо во многих семьях альфа выступает тираном и в отношении своего же ребёнка. — Вас потеряла, — девочка обеспокоенно смотрит на пытающегося унять дрожь и откашливающегося от воды папу. — Папа? — Всё в порядке, милая, мы с твоим отцом просто играли, — Чонгук старается выглядеть жизнерадостным и весёлым, лишь бы дочка ничего не заподозрила. Но та не верит и хмурится. — Ты бы не стал играть в бассейне в своём любимом небесном кардигане. И ведь действительно. Этот кардиган Изабель выбирала в магазине, и так как она безумно любит нежные голубые оттенки, как чистое дневное небо, выбор пал именно на этот. Из-за хлорки вещь способна растянуться на очень большой размер, и продавец об этом предупреждала прямо при ребёнке, и Чонгук обещал ей, что ни за что не позволит испортиться вещи, которую она выбирала для него сама. Потому не верит. — Милая, твой папа просто поскользнулся и упал в воду, а я его доставал, — Тэхён подходит к дочке, улыбаясь широко, и берёт её за руку. — Сейчас он переоденется и придёт к нам, верно, Чонгук~и? А Чонгук~и кивает болванчиком, улыбаясь своему любимому солнышку, и терпит порыв послать альфу ко всем чертям собачьим. Тэхён с Изабель уходят к гостям, а омега убирает улыбку с лица и прикладывается лбом к кафелю, начав судорожно дышать.***
Это уже третий раз за полторы недели, когда Чонгук сидит в том же Ediya Coffee с Юнги, проводя с ним приятную беседу. Он удивлён, ведь обычно редко с кем так сближается, а тут пошло-поехало, и компания этого омеги, что старше его всего на два года, ему очень приятна до боли от смеха. Юнги открытый, безумно остроумный, ведает немало весёлых историй из своей повседневной жизни, о своём альфе по имени Хосок много говорит, и Чонгуку реально интересно его слушать. Жизнь у этого омеги реально насыщенная, и всё это — далеко даже не половина. О себе же Гук мало рассказывает, вкратце, не вдаваясь в подробности и имена. Где жил, как жил, муж, дети, учёба и немного о своих увлечениях — и всё. Ни смешных и забавных историй, ничего, потому что — он в этом не признаётся, — радости в его жизни нет уже как лет одиннадцать, и если бы не дети, он бы давно окончательно затянул петлю на шее. Юнги, благо, не пытает, потому что видит, что у него нет желания рассказывать всё, да ещё и незнакомцу. Отпив американо с чашки, Юнги вдруг становится серьёзным. — Прости, я понимаю, это не моё дело и у тебя наверняка есть причины, но… почему ты соврал о своём имени? Чонгук вдруг прекращает обводить пальцем ободок пузатой чашки и поднимает тяжёлый взгляд. Когда Юнги пришёл к Хосоку и начал проверять всех Ли Чонхёков по всей Корее, ни в одном человеке он не увидел этого парня: лица были абсолютно не похожи на то, что он видит сейчас напротив. На протяжении их совместных трёх встреч он внимательно за ним следил и часто по выдуманному имени звал, но омега хорошо на него отзывался. На вопросительный взгляд он ловко отвечает: — Ну, когда я племянника из садика забирал, я решил воспитателя спросить, не заходил ли Ли Чонхёк за Изабеллой, а тот ответил, что за ней заходит только её папа — Ким Чонгук. — Были причины. — Не понимаю, но спрашивать не стану. Выглядишь подавленным… Расскажешь, что тревожит? — Ты психолог? — пытается отшутиться Чонгук. — Вообще-то, бывший мент, — ошарашивает его данной новостью Юнги, из-за чего тот напрягается — видно, и это ему не очень нравится. Правда, не видно, чтобы дело было в контрабанде. — Из-за пулевого в плечевой сустав пистолет профессионально больше держать не могу, а бумажная волокита — это не моё. Пришлось свалить, — искренность за искренность, и Юнги надеется, что после его правды откроется и Чонгук. И тот задумывается, устремив взгляд в стол. — А у тебя есть… — начинает было тот, но вдруг мотает головой. — Нет, забудь. — Чонгук? Ты можешь рассказать, — Юнги наклоняется к нему через стол, не вставая со стула, и шепчет: — Я могу помочь, если есть необходимость именно в такой помощи. — У этого города есть уши… — Чего ты боишься? Или кого? Чонгук прикусывает губу, а Юнги только сейчас замечает у того засохшую рану на её уголке. — Тебя бьёт муж? — даже не теорию выдвигает — немало он таких альф на службе в полиции повидал, которые самые настоящие тираны в своих семьях, а на публике как лицемерные мрази с фальшивыми признаниями любви к своим вторым половинкам. — Нет… — Как же… вижу же, что врёшь. — Нет, Юнги-хён, прошу, забудь об этом. Только старший намеревается вновь что-то сказать, как к их столику подходит уже знакомый ему мужчина с фотографий, только виду он, естественно, не подаёт. Так рано встречаться с Ким Тэхёном лицом к лицу не было в его планах. И раз Чонгук не упоминал того, что его муж явится к ним в ближайшее время, это означает одно — тот действительно за ним следит. Реакция самого омеги, к слову, только это подтверждает. — Добрый день, — обаятельно улыбается альфа. — Вы, вероятно, тот самый новый друг моего мужа? Юнги встаёт и чуть кланяется, цепляя маску доброжелательности на лицо. — Приятно знать, что я Чонхёку уже друг. Мин Юнги. Они пожимают друг другу ладони, и Тэхён замечает, что омега сразу подал ему левую ладонь, нисколько не замешкавшись. Ни слова не говорит. — Он много раз упоминал, что вы хорошо общаетесь, — отвечает альфа, и поворачивается ко всё ещё сидящему Чонгуку. — Мы обещали Изабель сводить её в эверленд, помнишь? — И именно сейчас у тебя вдруг появилось свободное время? — Моя работа непредсказуема, ты и сам знаешь. Ребёнок ждёт тебя в машине. Но и Чонгук, и Юнги знают, что если бы Тэхён привез Изабеллу с собой, то она бы уже прибежала к ним: либо за любимым соком, либо просто поздороваться с Юнги. Очевидно, её в машине нет, а слова альфы лишь рычаг воздействия. Тэхён смотрит на Гука испытующим взглядом, давит на него морально, без слов, и это видно. Юнги не понимает: то ли проблема в нём самом, то ли у этих двоих что-то не так, и впервые думает, что лучше бы первое, если бы, например, альфа пробил его по базе данных и узнал, что он мент, пусть и бывший; о втором варианте думать не хочется, ибо Чонгук хороший человек, и Юнги реально за него переживает, а в данный момент атмосфера между ними накаляется до предела. Видно, что Чонгук не хочет никуда ехать, и Юнги не понимает, стоит ли вмешаться, ведь тот не даёт никаких намеков, на него взгляда не переводит и в упор на альфу смотрит снизу наверх. — Я попрощаюсь и приду. — Хорошо, я пока покурю, — улыбнувшись Юнги, Тэхён выходит на улицу к машине, что стоит прямо напротив окна, за которым сидят омеги. Вероятно, он мог следить за изменениями в лице своего мужа, у которого улыбка сменилась вдумчивостью с болью. — Чонгук, номер у тебя мой есть. Не бойся позвонить и попросить помощи, я не откажу, у меня есть связи, — искренне шепчет Юнги, стараясь улыбаться, ибо Ким Тэхён всё ещё наблюдает. — Спасибо за хорошо проведённое время, — встаёт тот из-за стола, и добавляет: — Тебе бы лучше быстрее до своего альфы добраться. Запах усилился, на тебя смотрят уже три человека. Вызови такси. Юнги и не заметил. Должно быть, цикл немного сдвинулся. Оглядевшись вокруг, он действительно замечает несколько пар глаз, жадно на него уставившихся, и снова ненавидит свою природу. Тем не менее, вместо того, чтобы скорее отсюда убраться, он сначала пишет Чимину и Хосоку, чтобы кто-нибудь побыстрее его забрал, и переводит взгляд в окно. За ним Чонгук идёт к машине и хватается за ручку задней двери вместо передней, с водительской стороны, чем явно вызывает у альфы недовольство. Тот подходит и одёргивает руку Чонгука, о чём-то начав спорить, и только спустя пару минут, когда Тэхён указывает рукой на то, что на них окружающие смотрят, омега всё-таки сдаётся и садится на переднее сидение. Это насколько плохи должны быть отношения мужей, что один из них даже рядом со вторым сидеть не желает? Чтобы не привлекать излишнее внимание, Юнги решает отойти в туалет, у которого бариста догоняет его и быстро предлагает подавители. Поблагодарив девушку глубоким поклоном, омега покупает воду и сразу выпивает две таблетки, надеясь, что этого хватит до того момента, как приедет кто-нибудь из альф. Вскоре приезжает лишь Чимин, объясняя, что Хосок сейчас в порту на проверке и у него не удастся вырваться в ближайшие часа три как минимум. До лофта они добираются без происшествий, но уже на пороге Юнги скручивает от боли внизу живота, из-за чего альфе приходится нести его на руках. Ситуация такая была не раз, так что, впрочем, справляется он с этим на ура и на друга не налетает, как дикое животное на кусок мяса. В такие моменты он использует мозги, а не инстинкты. В случае Юнги же, увы, сложнее. Пока Чимин несёт его в их с Хоби спальню, он утыкается в его шею так плотно, что начинает чувствовать каждой клеточкой своей сущности, ожидаемо возбуждаясь от даже слабых феромон альфы. Тот просит, вроде как, потерпеть, но чужие слова словно под толщей воды приглушаются, и он то ли просто не слушает, то ли ему плевать. Скорее последнее, так как сущность разумом одолевает, и единственное, что сейчас хочется — это заполнить себя альфой. Чужое желание Чимин чувствует, когда омегу на кровать кладёт и тот начинает к нему тянуться, как за спасательным кругом, и это не сказать, что ему нравится, ведь комнату на замок закрыть нет возможности. Очевидно, надо что-то придумать. Обычно с ним Хосок справляется, но оно и понятно, ведь эти двое — пара, как никак. — Чимин~а, — скулит Юнги, извиваясь и обнимая себя за плечи, — помоги… — Даже не подумаю. Где твои подавители? — Их нет… — То есть, как? — Потому что мой цикл ни разу не менялся, и я в нужный момент находился дома, — омега прикрывает глаза, тяжело дыша, потом пристально и голодно смотрит на альфу. — Ты ведь помогал мне уже… так помоги сейчас. Что есть — то есть. Чимин действительно нередко помогал облегчить начало течки Юнги просто пальцами: доводил до оргазма, мыл в душе, а после тот мирно засыпал, — этого вполне хватало до момента, когда являлся Хосок, а тот… никогда не был против. Более того, тот сам однажды попросил помочь своему омеге, с чего эта самая помощь и затянулась, и только года два назад они решили закончить это. Между этим они втроём ещё и несколько раз занимались сексом по пьяни, но уже не в течку и не в гон, а просто потому что хотелось. Цепи дружбы ни разу не прозвенели, норовясь разбиться, и их всё устраивало. Чимину вообще нереально повезло с ними, хотя в институте они сдружились далеко не сразу. Он старше их на два года, соответственно, когда он учился на третьем курсе, те только поступили на первый, и в первый же день учебы они сильно втроём разругались из-за ерунды и отбывали наказание за кипиш на ровном месте. Потихоньку, помаленьку, но сдружились они ловко. Когда Чимин после пяти лет закончил учебу, ему предложили работу на NIS* в контрразведывательную деятельность, где он работал до тридцати, а после ушёл и теперь лишь иногда помогает им выслеживать незаконную торговлю. Что-то вроде инсайдера. Хосок после института перешёл к Чимину и работает там до сих пор сотрудником таможенных органов в отделе по борьбе с контрабандой наркотиков, а Юнги, отработав три года в полиции в отделе по особо тяжким, на задании получил серьёзную травму и ушёл; в данный момент у альф он как личный айтишник, ибо в компьютерах неплохо шарит. Этот лофт Чимин арендовал давно, но вот пара к нему заехала совсем недавно, даже некоторые коробки не разобраны и по сей день, но и до этого они также жили вместе с двухкомнатной квартире, предоставляемой NIS. И из-за одной из этих коробок Чимин чуть не ныряет носом в покрытую толстыми иглами дорожку, которую использует Хосок для массажа. Поиски подавителей, чтобы там ни говорил Юнги, всё-таки не увенчались успехом, что очень-очень досадно. Вибрация в заднем кармане джинсов заставляет альфу немного отвлечься, и, достав телефон, он принимает входящий вызов от друга. — Как там Юнги? — тихо спрашивает Хосок, видно, отошедший от коллег на небольшое расстояние. Чимин со вздохом поворачивается к лежащему на постели распластанному омеге, что бесстыдно ласкает себя ладонью, закрыв глаза и невероятно тяжело дыша: не от возбуждения — от боли. — Хреново. — Блять, наверняка это из-за смены противозачаточных… — альфа умолкает на несколько секунд, а потом вдруг серьёзным тоном называет Чимина по имени. — Нет. Хосок, нет. Мы же договаривались вроде? — Я знаю, но… Помоги ему. Прошу. Просто так же, как и было тогда — никакого секса, а когда он успокоится, ты сможешь съездить до аптеки за подавителями. Знаешь ведь, что он разъебёт весь лофт из-за боли, если ты поедешь сейчас. Ему просто нужно облегчить это, — Хосок чуть ли не умоляющим голосом просит. Кому-то подобные просьбы покажутся абсолютно абсурдными, вот только он своему другу доверяет больше, чем, наверное, самому себе: Чимин не раз его зад спасал, что в институте, что на работе на заданиях. Тяжело вздохнув, Чимин соглашается. — Спасибо, дружище. Я бы не просил, если бы был уже на пути домой, но меня задерживают до вечера — я на отчётах сегодня. — Ладно, спокойствие. Всё сделаю. — До вечера.kyddiekafka — learn how to use it (ft. Foreign Forest)
Чимин отключается и устало прикрывает веки. Его внутренняя альфа может и не против, вот только сам Чимин больше с разумом советуется, нежели чем со своей сущностью, и не хочет он этого по простой причине — Юнги не конкретный человек и просто друг. Соответственно, глупо жить прошлым, и, возможно, пора бы уже начать отношения с другим омегой, новую жизнь, в конце концов, но… Уже десять лет эта засевшая внутри боль его не отпускает, как и непонятное чувство вины, словно он за чем-то не уследил и пропустил мимо себя. Вот только собственные глаза после того момента словно туманом затянуло, и думать, пытаться что-то рассмотреть, что же всё-таки не так, из-за этого не получается. Теперь уже поздно. Чимин не знает, что сейчас с Чонгуком и где он, но точно осведомлён о том, что тот живёт уже давно не в провинции, а если точнее, то сразу после рождения ребёнка он переехал. Если верить слухам — к мужу. Даже со временем боль не ушла. Чимину плохо до сих пор. И ладно если бы только она осталась… Любовь тоже. Альфа подходит к Юнги, который так и не кончил, но руки убрал, потому что не то, и дотрагивается до его покрытого испариной лба тыльной стороной ладони. Горячий. — Я сейчас руки помою и приду, потерпи. Тот на периферии сознания пробормотал что-то бессвязное, сворачиваясь в позу эмбриона. Чимин быстро скидывает с себя куртку и в ванной тщательно моет руки, после чего идёт обратно в комнату и прикрывает дверь, останавливая сквозняк. Кровать под его весом прогибается, и дабы удовлетворить чужие желания, он начинает медленно стягивать с Юнги одежду. Тот, если с ним обходиться нежно, после бурного оргазма вырубается надолго, и этого Чимину хватит, чтобы съездить до аптеки. — Что ты хочешь, милый? — томно шепчет он омеге в изгиб между шеей и плечом, и тот под ним вздрагивает, покрываясь рябью мурашек. Юнги молчит, но вскоре переворачивает альфу на спину и седлает, уже будучи голым, нисколько не стесняясь. Мягко ухватив его за бёдра, Чимин подползает к изголовью, опираясь спиной о стену, потому что так удобнее, и поглаживает разгорячённое тело, слегка улыбаясь. — Прости, ах… — шепчет Юнги с последующим стоном, когда чужие ладони ложатся на его лопатки. — Я помню про наш д-договор, но- — Тшш, всё нормально. Я не сильно понимаю, каково тебе сейчас, и насколько больно, но я готов помочь, не переживай. Он касается пухлыми губами его пульсирующей на шее венки и чувствует, как промокает тонкая ткань его светлых джинсов из-за чужой смазки, а комната наполняется запахом макадамии. Когда Юнги тактично (или не совсем) просит до него дотронуться, Чимин целует его за ухом и спускается ладонью к ягодицам. Кожа на них мягкая и бледная, как, в прочем, и всё тело у омеги. Пак оглаживает одну, прежде чем аккуратно потянуть в сторону, чтобы проникнуть пальцами внутрь. Указательным он оглаживает сфинктер, набирая на кончик пальца смазку, скользит им одной фалангой внутрь, чтобы растянуть, а после ослабить болевые ощущения. Внутри омеги влажно и горячо, Чимин ощущает это уже двумя пальцами, поглаживая другой ладонью чужой затылок. Юнги уткнулся лбом в чужое плечо, немного всхлипывая от нетерпения, и сильно сжал пальцами плечи друга, начиная двигаться. Его слегка трясёт, а желание ощутить в себе больше с каждым проникновением пары пальцев всё разрастается. Ему, по большому счёту, чужой член во время течки может быть и не нужен, достаточно умелых мануальных ласк, чтобы кончить, коими Чимин обладал, наверное, в совершенстве. Альфа ладонью левой руки убирает с лба омеги прилипшие к нему пряди волос. Они слиплись между собой, даже на шее появилась испарина, но альфа так же сосредоточен на чужой растяжке. Юнги немного оттопыривает назад ягодицы, когда находясь всё ещё внутри, Пак ведёт правой ладонью вверх, будто двигая омегу за собой. Переместив обе руки, предварительно вытерев правую от природной смазки, Чимин перехватывает чужое тело поперек поясницы и заваливает набок, после аккуратно укладывая того на спину. Омега приоткрывает глаза, а сам будто улетел в астрал: взгляд расфокусирован, вид никакой, а тело всё будто жидкость какая-то. Чимин наблюдает за чужой реакцией, когда приставляет кончики пальцев к проходу, проталкивая на две фаланги, и тот прикрывает глаза и закусывает губу, руками цепляясь за простыню. Юнги ягодицами толкается навстречу, прикрывая глаза, а Пак добавляет третий палец и начинает двигать ими внутри, оглаживая стенки, надавливает на простату, аккуратно массируя её в медленном темпе. С губ омеги слетают тихие вздохи, а смазка всё так же продолжает течь. Чимин нависает над Юнги, прежде чем спуститься к шее, опаляя её горячим дыханием. Он накрывает пульсирующую вену на шее, надавливая на неё языком, а сам в это время начинает более резкие движения внутри. От того, что вена зажата и пульсирует сильнее, от того, что пальцы внутри входят резко и по чувствительной мышце бьют сильнее, от того, что воздух вокруг сгустился, да и из-за течки и состояния не стояния тоже, Юнги запрокидывает голову назад, упираясь затылком в подушку и прерывисто высоко стонет, закусив нижнюю губу. Левой рукой Чимин спускается по разгорячённому телу вниз, оглаживая рёбра и будто пересчитывая их, и берёт член омеги в руку, начиная дрочить ему в тягучем темпе, дразня, чтобы потом, когда начал бы обеими руками — одной спускаться по члену вниз, надрачивая, а другой входить глубже, то Юнги чуть ли не задохнулся бы от нехватки воздуха и от переизбытка ощущений, что сейчас и происходит. Омеге хватает нескольких минут таких умелых ласк, чтобы кончить и в блаженстве прикрыть глаза от того, что боль, сковывающая тело из-за течки, покинула его. Чимин ещё некоторое время массирует изнутри, доставляя необычные ощущения, но вовремя убирает руку, чтобы возбуждения не было вновь, и встаёт, идя в ванную, чтобы намочить небольшое полотенце, дабы протереть парня от последствий. Мин уже довольно-таки сонный — он перекатился на бок и исподлобья лениво наблюдает за хождением альфы, а после, когда Чимин прибрался, то закрывает глаза и уже реально засыпает, не чувствуя того, как его лицо протирают, а после и накрывают всего мягким пледом, сверху кладя одеяло.***
hate — hate
— Ты знал, что он мент? — Бывший мент. Тебя что-то не устраивает? — через плечо смотрит на мужа Чонгук, вешая пальто на плечики. Как он и думал, Изабель в машине не было, и убедился он в этом тогда, когда Тэхён не пустил его на заднее сидение, чтобы сесть рядом с дочерью. Зачем забрал — всё ещё непонятно, но привёз домой, как омега и думал. — Да. Меня не устраивает, что ты общаешься с ним. — И с чего вдруг, интересно? Чего-то боишься? Чонгук видит, как нервничает альфа, но не понимает, по какой причине. — Ничего я не боюсь, просто он мне не нравится. — Да тебе никто не нравится, — под нос бурчит себе Чонгук, идя в гостиную. Там он за барной стойкой наливает себе красное полусладкое, чтобы смочить горло, и нарезает маленьким ножом бананы, взятые из корзинки фруктов. Тэхён вдруг хмурится. — В последнее время ты снова стал алкоголем злоупотреблять. В чём причина? Прежде, чем ответить, омега делает большой глоток, катая изящный вкус на языке. — С тобой рядом только в таком состоянии находиться приятно, — он планировал сказать тише, но оказалось даже громче, чем он обычно разговаривает. — Удивительно, что ты заметил. — В смысле? — В прямом, — осмелел от алкоголя. — Я как бы даже и не против, просто удивлён. — Гляжу, у тебя язык развязался, — зло цедит альфа сквозь зубы, вставая в паре шагов за его спиной. Чонгук залпом выпивает целый бокал и наливает снова чуть ли не до краев. С тех пор, как он начал выпивать здесь, меры не знал и не знает до сих пор, потому что никто пить не научил, более того, тот же Ыну даже хуже делал — просто спаивал его. Впрочем, Чонгук и не жалуется: в опьянённом состоянии он спокойно может вытерпеть Тэхёна и его друзей, а в трезвом приходится избегать всех. Так на протяжении десяти лет… Удивительно, как он ещё не спился. — Попытаешься завязать? — снова сделав большой глоток, он резко разворачивается к альфе с уже помутневшим взглядом, и сразу закрывает глаза, сжавшись, когда тот хватает его бокал и разбивает о стену позади. Осколки задевают спину даже на расстоянии полутора метров, а красная жидкость стремительно стекает по стене. Сглотнув, Чонгук заметно начинает дрожать, чувствуя подкатывающий к горлу ком страха и паники. Грудная клетка начинает ходить ходуном от быстрого и тяжёлого дыхания. — Я не завяжу. О, нет, поверь, я тебе его просто вырву, сука. Нравится ходить по краю пропасти? — Ты что, только сейчас заметил? — омега нервно посмеивается, подняв голову, а потом вдруг утихает. — Я давно уже не хожу. Я давно на её дне. Тэхён, стиснув зубы, прикрывает в раздражении глаза. Когда открывает, внезапно улыбается, но Чонгук не зря не верит этой улыбке, всё-таки десять лет этого человека знает. И не прогадывает. Тот хватает его за волосы и начинает тянуть от бара в сторону лестницы. Омеге больно до ужаса, ведь тот абсолютно не щадит и идёт быстро, и от щадящей боли, из-за которой начинает саднить голова, ещё и слёзы текут, благодаря которым Чонгук не раз запинается о ступеньки и разбивает в кровь колени. Когда альфа резко кидает его на мягкий ковер, он поднимает красные и опухшие от слёз глаза и оглядывается: они в кабинете Тэхёна, в который омеге без разрешения заходить запрещено. Стараясь привести дыхание в норму, он не сразу замечает, как Тэхён подходит к нему и присаживается на корточки со своим ноутбуком, переворачивая экраном к его лицу. Кабинет заполняет знакомый разговор. — Помнишь это? Чонгук поднимает глаза, слышит и видит то, что в кошмарах снится ему каждую ночь. Отчаянный полу-вскрик срывается из его горла, и он в голос начинает рыдать, задыхаясь. — Думаешь, это разумно — вот так огрызаться и язвить мне? Я испорчу твою жизнь, Гук~и. — Ты уже её испортил, — всхлипывая, дрожащим голосом говорит Чонгук. — О нет, это я даже не начинал. Если это увидят твои близкие, как думаешь, насколько плохо им станет? А твоему Чимину от следующего видео с прекрасной картинкой? Чонгук вдруг перестает дышать. Любимое имя словно ножом по сердцу режет, внутренности переворачивает и устраивает настоящий ураган из эмоций. — Не смей называть его имени… Если бы не ты- — Если бы не я — гнить тебе в своей провинции до скончания ваших с Чимином дней. Если бы не я — твой мразотный отец так и не нашёл бы хорошую работу с приятным заработком, с его-то талантом проектировщика. Это я ему ещё милость сделал, а мог вообще убить, и ты знаешь причину. Если бы не я — не увидел бы ты светлого будущего художника, потому что всех продвигают деньги, коих не было у тебя. По блату ничего не даётся, мой милый, и одного развитого таланта категорически мало, чтобы стать известным человеком, — с ядом выплёвывает Тэхён. — Чем вы вообще думали, когда решили жить в столице без денег? Только с помощью родителей? Похвально. Чтобы обеспечивать себя, нужно пахать, а только твоя учёба занимала больше половины дня и всех денег. Когда ты собирался работать? По ночам? Ты б сдох через пару месяцев от такой нагрузки, и даже родительские деньги тебе бы не помогли. Свадьбу они ещё хотели, — он усмехается. — Семьянины херовы. Тэхён встает на ноги и отходит к столу, поставив ноутбук на прежнее место. — Я тебя из грязи вытащил, а ты не только в постели бревно, ещё и огрызаешься, и постоянно пьёшь с Ыну, как скотина. От тебя только в течку взаимность можно получить, и то не всегда. — Шлюх трахай, — язвит омега. — Трахаю. От тебя же не дождёшься ничего. — А тебе того, что уже было, недостаточно? — Это были развлечения для друзей. Чонгук заходится тихим плачем по новой, всё так же сидя на коленях. Он не в силах подняться, у него просто уже нет сил и желания. Он сломан. — Зачем я тебе, Тэхён…? — Ты папа моих детей и не только, ну и, плюсом, мне нравится видеть, как ты страдаешь, скажи спасибо своему отцу. Твои выходки мне даже на руку, — Тэхён закуривает подзаряженный айкос. — Вопрос на засыпку: если бы я дал тебе развод и отпустил, ты бы ушёл? — Дети… — Без них, очевидно. Детей я тебе никогда не отдам, — на свой вопрос Чонгук ответом склоняет голову, и альфа усмехается, выпуская дым. — Я так и думал. Что тебе не нравится? Ты живёшь в роскоши, ни в чём себе не отказываешь, сыт дорогими винами, одет в брендовую одежду, есть дети, есть пара высших образований, пишешь и продаёшь картины не за копейки. Или дело всё ещё в твоём возлюбленном, который даже не выяснил ничего и сбежал, как трус? — Тэхён ждёт ответа, но не получает. — Да, в нём. Что ж, увы, но ты здесь. Забудь о нём. У тебя есть дети и муж, вот и думай о нас. А теперь встал и пошёл вон, или как я привёл тебя, так и вытащу. Могу даже через окно, заодно в бассейне освежишь голову. Чонгук поднимается на слабых ногах и медленно двигается в сторону двери. В спальне он сползает по стене и утыкается лицом в подогнутые к груди колени. Хочется кричать. Крик заглушается внутренним голосом, твердящим, что у него есть дети, ради которых он обязан оставаться сильным. Чонгук будет сильным только ради них.***
Рука к остывшему эспрессо не потянулась до сих пор. Чимин всё утро изучает отчёты, принесённые Хосоком двумя днями ранее, рассматривает строения грузовых и пассажирских судов, что принадлежат Ким Тэхёну, и, конечно же, вдоль и поперёк изучает содержимое всех ящиков, что перевозятся на балкерах под его второй транспортной компанией. В основном, это зерно, уголь и руда, но в отчётах чисто и никакого оружия нигде нет: ящики заполнены вышеперечисленным содержимым, а трюм, днище и палуба абсолютно чисты, как и механический отсек. Та же ситуация и с рефрижераторным судом: фрукты, морепродукты, мясо, и всё. Настолько чисты эти суда, что Чимин абсолютно не верит тому, что на них перевозится исключительно это. Не раз он эту схему перевозок наблюдал, и за каждой что-то стояло: листы поддельных банкнот, золото и серебро, наркота, редкий антиквариат, оружие и поддельные картины, а на пассажирских круизах легко перевозили людей для аукциона и не только. Это лишь часть нелегального сегмента. Множество людей, пытаясь уйти от уплаты налогов, прибегает к теневым схемам, чтобы сохранить свои деньги. Такие бизнесмены как Ким Тэхён слишком очевидны, они очень сильно палятся тем, что у них нет ни единой осечки: идеальные документы, лицензия, чистый товар по тем документам, даже сотрудники не имеют никаких судимостей. Не раз попадались на этой идеальной схеме птички-торговки, и Чимин не одну такую в клетку запер. Метафора, конечно. Но и правда такова: без доказательств NIS многое упускает, а при проверках, даже самых тщательных, не всегда что-то обнаруживается, а точнее даже быть, никогда, и информаторы появляются довольно редко. На даркнете у них есть лишь пара человек, следящими за всей этой ахинеей и якобы торгующими тем же, что и эти животы, наполненные деньгами, но даже они не всегда могут что-то раздобыть: конкурентов — пруд пруди, никто ни с кем не делится и никому не доверяет, а даже если, то только ради выгоды, а та может быть абсолютно в чём угодно. Сейчас отделу по борьбе с контрабандой значительно повезло, что у них появился информатор внутри тени. Чимин не знает его имени, ведь он, всё-таки, в самом отделе не работает, и имя информатора — это тайна, и хоть он и рад, что тот у них сейчас есть и пытается дать любую информацию, альфе всё же отчего-то некомфортно. По какой причине этот человек решил сдать своих же людей, и не просто коллег, а именно близких друзей, не причина ли в банальной конкуренции за ту же торговлю оружием… Это довольно подозрительно, и трудно верится в то, что эти люди ему или ей еду пересолили, образно говоря. Чимин, конечно, предложит бывшим коллегам и информатора чекнуть на нелегальную торговлю, но те вряд ли послушают его сразу. Боготворящий свой выходной Хосок только к двум часам дня выползает из спальни, почёсывая правую ягодицу, и всё ещё с закрытыми глазами плетётся в кухню, минуя полу-лежачего на диване друга. Гремя посудой, тот только с попытки третьей умудряется нормально приготовить себе не сожжённый без горечи кофе, вновь не расплескав его по всей поверхности стола. Но всё имеет место быть на прошлых двух попытках, поэтому там сейчас полный хаос, и если Юнги проснётся прям в сию же минуту и, выйдя, увидит этот кавардак, оба альфы знают, что тот лицом Хосока сможет вытереть и стол, и пол, и даже не запачканные поверхности шкафов просто от пыли. Поэтому, чтобы лицо не пострадало, Хосок убирает беспорядок сразу. После нескольких глотков терпкого напитка, он всё-таки подходит ко второму дивану напротив Чимина, плюхается на него и, благодаря пружинистой поверхности, забавно подпрыгивает на месте, чудом не разлив кофе. Спросонья опять перепутал диваны, которые разные: у Чимина как раз тот, что с полу-твёрдой поверхностью и не пружинится. После двухдневного секс-марафона с Юнги, Хосок выглядит весьма… весьма. И не удержавшись, Пак всё-таки делает тому «комплимент». — На удивление, выглядишь удачно. — Пошёл ты. Так и слышится в твоих словах сарказм, — Хосок ладонями растирает глаза, убирая сонливость, и растягивает стянутую остатками сна кожу лица, вскоре заметно становясь человеком. — Где ты был эти два дня? — То тут, то там. К родителям съездил, на тренировках был, в тире. — Как обычно, только без ночёвки здесь. — Ну да. Когда ты мне вчера прислал сообщение, я решил, что вернусь только утром, потому что смешивание ваших запахов, причём всех, очень сильно давит. Голова потом гудит сутками. — Ну, простите, — как бы, ой, да ладно, пожимает Хоби плечами. — Прощаю. Проигнорировав это, Хосок вдруг резко кое-что вспоминает. — Кстати, Юнги сказал, что Ким Тэхён бьёт своего мужа. — Когда он тебе это сказал? В перерывах между «Да, папочка, сильнее!» или «Папочка, глубже!», — разражаясь смехом, пародирует Чимин омегу с реальными стонами, и тут же получает подушкой по лицу и не раз. — Заткнись, придурок, я серьёзно, — Хосок садится обратно, решая не доводить подушку до оперения. — И омега понятия не имеет, что его муж занимается контрабандой. — Ну, внутрисемейные проблемы — не наши, а посадим ублюдка — и проблем не будет. Чимину не то чтобы плевать, просто это и впрямь не его проблемы. — Ладно, но и это не всё. Мы решили тебе не говорить, пока всё не выясним, но- — Решили мне не говорить? — не поворачиваясь к другу, переспрашивает Чимин, вновь пробежавшись глазами по отчётам. — Ишь, какие решительные. Помнишь, что было, когда вы вместе с ним три месяца назад решили арендовать бассейн над лофтом аж на полгода на моё имя, при этом используя его раз в месяц? — Хосок молчит, поджав губы и закатив глаза. — Всё бы ничего, я ведь даже против не был, но когда туда каким-то непонятным образом пробрались подростки и испортили там всё, что только можно, арендодатель в полицию написал заявление именно на меня. Помнишь, как я зол был, да? — Блять, ну, Чимин, сейчас всё немного сложнее, и у нас были причины. — Излагай, я не ухожу. — Это пока… — тихо бурчит альфа. — В общем, при первой встрече муж Кима представился ему не своим именем, как мы уже потом поняли. В Чонминнаме, когда Юнги забирал племянника, он решил поинтересоваться у воспитателя, забирал ли уже Ли Чонхек свою дочь — Изабеллу, но тот сказал, что девочку забирает только папа и у него другое имя. На третью встречу омега согласился с тем, что наврал и… блять… как сложно. Сейчас у него фамилия мужа, очевидно, но до замужества его звали… — Хосок вздыхает. Сон как рукой сняло, — Чон Чонгук. Сердце делает громкий удар. Ну, немало по Корее же людей с таким именем, верно? Поэтому Чимин равнодушно, всё так же не поднимая взгляд, спрашивает: — И? — Прописка до Сеула была в Пусане, в провинции Кёнсоль, улица Намин-Сан, дом- — Триста восьмой, — заканчивает за него Чимин. Хосок кивает. Он в курсе истории друга, которой тот поделился ещё в институте. От того выносить данную информацию тяжело и страшно, как поведёт себя в такой ситуации Чимин, бывший омега которого подвергается насилию со стороны своего мужа-бизнесмена, торгующего нелегальной продукцией. Но Чимин просто смотрит в одну жирную точку в конце предложения с именем Ким Тэхён — владельцем личным лайнером с названием Изабелла.— Я настолько люблю этот виноград, что с радостью назвал бы нашу дочь в его честь, — лепечет Чонгук, проталкивая очередную ягоду в рот альфы и слизывая с его губ текущий сок. — Ну у тебя же аллергия, зачем, зайчонок? — И что? Удержаться трудно. Он вкусный, — улыбается Чонгук, пунцовый из-за жары, — прям как и ты, — или из-за смущения, и возвращается к предыдущей теме: — Это было бы очень красивое имя для нашей дочери, да? — Согласен.
Если прошлое не отпускает, то оно ещё не прошло. Эльчин Сафарли.