Три цвета удовольствия

Вечер после работы, впереди выходные, что пролетят как всегда незаметно, но всё же дадут желаемую передышку. Именно сейчас, снимая офисный костюм, Тари направляется прямиком в ванную, где под тёплыми струями душа смоет усталость дня. После она планирует не изменять традициям и, прихватив вредной еды из верхнего шкафчика в кухне, удобно устроиться рядом с телескопом, чтобы всласть полюбоваться… Из приятных размышлений Тари вырывает короткий повторяющийся сигнал домофона. Гостей девушка не ждала. Накинув полотенце на плечи, чтобы одежда не намокла, она зашагала к входной двери. В домофон снова позвонили.  — У кого-то явные проблемы с терпением, — пробурчала Ан, приоткрывая железную дверь. На глаза сразу попались лакированные туфли и строгий костюм тёмно-синего цвета с тонкой, практически незаметной серой полоской. Тари неоднозначно вздыхает, смотря точно на угрюмое лицо Хосока. — Сначала офис компании, теперь мой дом… К директору, надеюсь, ты наведался в первую очередь, — шире распахнув дверь, она отходит и позволяет мужчине пройти внутрь. Чон недоумённо выгибает бровь.  — Так просто впускаешь в квартиру? Не боишься, что я раздраженный, недовольный клиент и пришёл навредить? — Чон переступает порог и закрывает за собой дверь. Тари показательно подносит палец к губам и якобы обдумывает его слова. Вдруг на женском лице появляется слабая ухмылка: сказанное кажется ей забавным.  — Ты с охранником поздоровался? — интересуется и коротко кивает на домашние тапочки, чтобы Хосок переобулся. Чон задумчиво хмурится и, смотря на отчего-то спокойную девушку, снимает туфли: «Бесстрашная или глупая? Она ведь даже не рассматривает мой вариант всерьёз».  — Допустим, — уклончиво ответил Хосок и уже в тапочках приблизился к Тари. Ждёт продолжения, хочет понять, почему спокойна. А она, поддевая край полотенца, поворачивается к нему спиной и, подсушивая волосы, идёт вглубь квартиры.  — Значит, волноваться не о чем, — слышит Хосок отдалённо, потому как сам не двигается с места, наблюдая за хозяйкой издалека. — Так… и для чего же ты пожаловал? — оглядывается Тари и улыбчиво хмыкает, замечая, что брови Чона считай стали одной линией: нешуточная задумчивость застыла на мужском лице. — По холлу размещены камеры, охранник видел твоё лицо, да и ты не похож на того, кто будет марать руки, просто из желания разобраться с «надоедливой» сотрудницей маленькой фирмы, — пояснила своё поведение Тари, спасая бедный лоб мужчины от ненужной боли. — Мы малознакомы, но ты позволил увидеть своё обнаженное тело и даже прикоснуться. Не думаешь, что для человека с ненавистью к другому человеку, такое поведение нелогично? — Ан отвлеклась на волосы, чуть склонилась вбок и просушила их двумя руками.  — Ты точно не психолог? — засомневался Чон. Тари коротко взглянула на него и оставила вопрос без ответа. Пока девушка приводила себя в порядок, Чон бегло осмотрелся: «Скромная квартира — ничего примечательного, всё как у большинства. Чистая, она явно следит за порядком. А это что?..» — Хосок сощурился и сделал несколько шагов в сторону спальни девушки. — У тебя есть телескоп? — нотка удивления скользнула в сдержанном тоне. Тари насторожилась, ловко скользнула между мужчиной и комнатой и, смотря в проницательные глаза, закрыла дверь.  — Люблю наблюдать за звёздами и предпочитаю, чтобы гости не заходили в спальню, — лишь на несколько секунд Хосок почувствовал напряжение и волнение девушки, но после, выскальзывая, она снова вернулась к прежнему приподнятому настроению: «Значит и у неё есть тайны», — подумал Чон, разворачиваясь следом за Ан. Серьёзные размышления неожиданно треснули, мысли поплыли в каком-то неизвестном направлении. Чон делает вдох, пытаясь собраться, но становится только хуже и он недовольно хмурится.  — Что за запах? — спрашивает Хосок, вперяя взгляд в женское лицо.  — «Запах»? — непонимающе переспрашивает Тари. Она втягивает воздух носом и, лишь догадываясь, слабо тянет уголки губ вверх. — Медовая дыня, — изрекает она. Хосок не меняется в лице, поэтому Ан продолжает объяснение. — Ненавязчивый и сладкий аромат геля для душа, уже как два года пользуюсь только им: ничего с собой поделать не могу. Что, понравился? — хитро спросила Тари.  — Не начинай свой допрос, — невесело предупредил Чон, отворачиваясь от Ан и ища, куда бы присесть. Не дожидаясь приглашения, он опустился на диван. — Выглядишь иначе, не ожидал, — произнёс Хосок и изучающе покосился на Тари. Девушка с интересом осмотрела себя: тонкие штаны с резинками на щиколотках, свободная футболка, лёгкий беспорядок на голове — от офисной леди осталось только имя и манера держаться уверенно. Закончив рассматривать себя, Ан непринужденно убрала мокрые пряди за спину.  — Ну-у, у меня нет особого пунктика на строгие классические костюмы, — с неким уколом начала Тари, поглядывая за реакцией Хосока. — Дома я предпочитаю быть свободной, хочу расслабиться и почувствовать лёгкость. Но хватит обо мне, ты ведь пришёл не привет сказать и уж тем более не для обсуждения моего гардероба, — Тари села на угол дивана и выжидающе уставилась на мужчину: «Зачем он здесь?»  — А что насчет семьи, они знают, чем ты занимаешься? — будто не слыша девушки, продолжал какие-то свои «игры» Хосок. Он перекинул ногу и по-хозяйски откинулся на спинку дивана. «К чему все эти странные вопросы? Проверяет меня, как проверял фирму? Но что ему даст мой ответ? И… дело точно во мне?» — размышляла Тари, серьёзно обдумывая, рассказывать ли постороннему человеку о своей семье.  — Им известно лишь то, что работаю менеджером в небольшой компании. Вдаваться в подробности не имело смысла, они бы не поняли, как и большинство людей, слышащих название фирмы. Поэтому я просто сказала, что помогаю людям обрести счастье и, по сути, оно так и есть.  — И у них не появилось вопросов? Даже тени сомнения?  — Нет. Учитывая моё прилежное поведение в детстве, каких-либо подозрений, что я связалась не с теми людьми, или же желания разузнать побольше о компании у них не возникло. Они считают меня вполне самостоятельной и разумной девушкой и в этом я с ними солидарна, — Хосок задумчиво отвернулся.  — Раз уж мы разговариваем о личном, — тактично начала Тари, привлекая внимание мужчины, что было весьма рискованно: в его глазах медленно разгорался огонь злости, так как он догадывался о теме вопроса. — Позволь узнать, откуда столько недоверия к родному отцу? Неужели образ господина Чона настолько обманчив, что я не вижу его коварства? — лицо Хосока исказилось гримасой гнева, казалось, что сейчас он заткнёт Ан каким-нибудь грубым словом и эффектно покинет квартиру, а чуть погодя она получит сообщение, что договор с Чон Хитэ аннулирован. «Чистая, неподдельная ненависть, и сейчас одна лишь я под её прицелом…»  — Мы не кровные родственники, — неожиданно признаётся Чон, продолжая испепелять, но уже не убивать Тари взглядом: он смягчается, ему нужны ответы. Ан молчит, не считает правильным давить и углубляться в подробности: терзать чужую душу, она не имеет права. — Что конкретно попросил сделать Чон Хитэ? — вот она причина его появления, вот он вопрос, что кружит в голове со дня их встречи. «Он не обращал на меня внимания больше десяти лет, а тут вдруг вспомнил об отцовских чувствах?!. Чушь!» Тари тяжело вздохнула, поднялась с места и неспешно прошлась в спальню и обратно. Возвращаясь, она несла в руках работающий планшет. Проводя пальцем по списку файлов, Ан искала договор с господином Чоном.  — Моим словам, ты, видимо, не доверяешь, — чувствуя неприятный осадок, Тари протягивает планшет Хосоку: ей всё же казалось, что они нашли общий язык. Чон, не замечая изменений в девушке, забирает устройство и досконально изучает договор: его условия, пожелания отца и даже сноски. — Каждый договор составляется индивидуально для каждого клиента, хотя условия и правила фирмы остаются неизменными, — отстранённо добавила Ан. — Ты мог запросить копию договора, так как являешься главным действующим лицом, мог ознакомиться с оригиналом в офисе или с его электронной копией при нашей встрече, я бы не отказала в просьбе клиента. Совсем необязательно было приходить ко мне домой, — сдержанно осудила Тари поступок Хосока и, поймав на себе хмурый вопросительный взгляд карих глаз, указала ладонью на выход. — Тебе пора уходить, — Хосок отложил планшет, поднялся во весь рост и молчаливо осмотрел Тари, наконец замечая смену настроения. Равнодушие и холод с её стороны казались неправильными. Чон злился и… сожалел?.. «Нет, я ни о чем не сожалею», — отмахнулся от глупого чувства Хосок и, продолжая хранить молчание, гордо покинул пределы квартиры. Но стоило замку щелкнуть за его спиной, как кулак ребром встретился с ровной белоснежной стеной. «Он не смеет использовать других, чтобы исправить свои ошибки! О каком доверии она говорила?! «Я хочу, чтобы он снова улыбнулся», лживый маразматик!» — Чон взглянул на закрытую дверь квартиры Тари, и внутри появилось мимолётное желание нажать на звонок. Он сильно зажмурился, тряхнул головой и, не меняя цели, двинулся на парковку, к своему автомобилю. Среда. Десять минут шестого. Ан Тари, не изменяя расписанию, уверенно вышагивает по холлу апартаментов. На ней серая юбка с небольшим разрезом на левой ноге и простая блуза с бантом у горла. Попадая в гостиную, она задерживается и проверяет время на запястье: часы встречи не меняли, а Хосока, что в прошлый раз ждал её здесь, не видно. Решив, что многое поменялось с их последней встречи, Ан направляется прямиком к кабинету младшего Чона. Её шаг замедляется, когда в поле зрения попадает слегка приоткрытая дверь комнаты. Сердце гулко ударяется о грудную клетку, Ан неосознанно облизывает губы и, так чтобы её не услышали, делает ещё несколько шагов: «Ох и не к добру это», — мелькает в подсознании, но волны приятных ощущений уже накрывают с головой, отвлекают и уносят на самую глубину. Тари слышит невнятные голоса, прикусывает нижнюю губу и прерывисто дышит, нарочно задерживая дыхание. Волнение и наслаждение смешиваются воедино.  — Как теперь планируешь оправдываться, чем докажешь, что не связана сговором с моим отцом? — раздаётся грубый голос за спиной. Ан моментально оборачивается, на её лице видна паника. Чон смотрит с презрением, еле сдерживаясь, чтобы не вышвырнуть Тари из дома.  — Я всё объясню, — находит в себе смелость начать разговор Ан и взволнованно прикусывает уголок губ с внутренней стороны: «Ну и зачем я поддалась?! Тари, ты такая глупая!»  — Отлично, — с явным недоверием произносит Хосок и грубо вталкивает девушку в свой кабинет. Он шумно закрывает дверь и твёрдой поступью идёт к рабочему столу. Ан остаётся стоять около выхода. Она понимает, в какой непростой и весьма щепетильной ситуации оказалась. Мужчина разворачивается, упирается ягодицами о край стола и складывает руки на груди. — Ну давай, удиви меня, — враждебно призывает он начать объяснения. А у самого снова что-то под рёбрами ломается, как и пятнадцать лет назад. Чувство такое противное, что хочется вырвать его голыми руками и избавиться раз и навсегда.  — То, что ты видел, — моё удовольствие, — понуро произносит Тари, поднимая честный взгляд к мужскому лицу, что кривится от ещё большего подозрения: Чон не верит её словам. Ан, вздохнув, продолжает:   — Когда я была маленькой, мне запрещали донимать сестру и уж тем более без разрешения заходить к ней в комнату: она на пять лет старше, сообразительна и перспективна. Родители считали, что ей бы только мешал любознательный ребёнок, который только пошёл в школу и пытался узнать о новом мире побольше: вопросов я задавала действительно много. Середина учебного года, сестра уехала с классом на экскурсию и должна была вернуться вечером. Мама забрала меня из школы и вернулась к работе в своём кабинете, отец был в компании, а я, подкованная любопытством, решила посмотреть, каково это быть одной в большой комнате, — Тари перевела дух. Чон по-прежнему недоверчиво сверлил цепким взглядом. — Но, неудача, сестра вернулась раньше предполагаемого. Я соответственно запаниковала, зная, что за нарушение правил меня точно накажут, и не придумала ничего лучше, как спрятаться под кроватью. Сердце билось точно сумасшедшее. Уши заложило и каждый звук, каждый шаг или слово сестры слышались словно через толщу воды. Я зажала рот ладонями и старалась дышать реже. Мне повезло, сестра меня не заметила, и, когда она вышла на зов мамы, я быстро покинула её комнату. Казалось бы, больше такой ошибки я не должна была повторять: ощущения страха преследовали меня весь вечер… Но спустя пару дней я снова оказалась в комнате сестры. Намеренно выбрала время, когда она должна была возвратиться, и спряталась под кроватью. Мне нравились те чувства, что охватывают тело: лёгкая дрожь, волнение, учащенный стук сердца. Я боялась быть раскрытой и в то же время получала удовольствие, делая что-то неправильное, что-то, за что точно не похвалят. В школе я подслушивала за всеми, стоило мне завидеть, что-то «тайное», а дома — за родителями и сестрой. Нет, мне никогда не были интересны темы разговоров, я не желала кого-то шантажировать или выведывать тайны, скажу даже больше, начиная за кем-то следить, я отдавалась во власть эмоциям и ничего из происходящего толком не запоминала, — Ан грустно улыбнулась, переведя внимание с мужского лица на свои сложенные ладони. Она ни с кем не делилась своим странным увлечением, вначале, потому что боялась наказания, а повзрослев — потому что это ненормально и её просто посчитают неадекватной. Тари старалась контролировать свои желания и, чтобы не натворить реальных глупостей, иногда подсматривала за людьми через телескоп. Но иногда остро не хватало живых ощущений. И сегодня она восполнила эту нехватку. Ошибкой и итогом слабости стал неприятный разговор об её увлечениях. — Можно считать меня живым примером третьего удовольствия цвета индиго, — Ан подняла взгляд к Хосоку. Она выглядит беззащитной, хоть и стоит с прямой спиной. В её голосе слышны стыд и сожаления: Тари, правда, не желала вредить.  — Так тот телескоп не для наблюдения за звёздами, — без колебаний делает вывод Чон.  — Верно, но я не влезаю в личное пространство, никогда не слежу за людьми в спальне, — осторожно дополнила Тари, дабы избежать неверного суждения.  — Что за цвет? — невозмутимо уточняет Чон. Он даёт шанс, позволяет ей и дальше находиться рядом. Ан поражена его спокойствию, удивлена, что её не высмеяли и не выставили за дверь. Однако радоваться неозвученному прощению она не торопится: Хосок из тех людей, что принимают решения, найдя все ответы. А раз он сам заговорил о цвете, значит, эта тема для него ещё интересна.  — Цвет тайны, индиго. Ведь об этих удовольствия предпочитают не говорить, все они остаются за закрытой дверью в полной темноте, их прячу в самых глубоких уголках сердца, их стыдятся. Но даже при таком грустном раскладе, они доставляют такое же наслаждение, как и поедание лакомства, массаж или ласки любимого человека.  — Не могу представить, что за нелепые вопросы будут под этот цвет, — с неприязнью отозвался Хосок, отталкиваясь от стола и опуская руки вдоль тела. Он узнал, что хотел и теперь думал, как поступить дальше: «Продолжить встречу или разорвать договор? Я не уверен… На притворство её рассказ не похож, но и правдив ли он, я знать наверняка не могу».  — Вопросов не будет, — коротко предупреждает Ан. Чон оборачивается, вопросительно вскинув бровь. — Люди редко рассказывают свои тайны, особенно те, что могут опустить их в глазах других. Но из-за того что о скрытых удовольствия не говорят, не значит, что их не существует. Сегодня я планировала раскрыть последний цвет и спросить о небольшой проверке, чтобы подкорректировать некоторые моменты в анкете. «А она изменилась: ведёт себя излишне скованно и сдержано, провела чёткую границу в общении и теперь её тон исключительно деловой. Боится допустить ошибку? Или же дело в тайне, которую я теперь знаю?» — Хосок пристально смотрит на Тари, пока она с достоинством и в то же время смиренно ждёт от него ответа.  — И что это за проверка? — отстранённо спрашивает Чон, обходя стол и присаживаясь в своё кресло. Он сцепляет пальцы и устремляет тяжёлый взгляд на девушку, что осмеливается сделать несколько шагов к его рабочему месту. Ан вынимает из сумочки планшет и, проведя несколько раз по экрану пальцем, опускает устройство на стеклянную поверхность, чтобы Чон самостоятельно ознакомился с её планом. Хосок берёт планшет в руки, откидывается на спинку и досконально читает каждую строку в документе. Он хмурит брови и слегка поджимает губы, а, закончив, с непонятным вздохом возвращает устройство на стол.  — Мы давно работаем с этими людьми, они знают, что такое личная информация и умеют молчать. Дополнительных затрат эта «процедура» не требует, единственное что необходимо — твоё согласие, — спокойно сообщает Тари. — Если решим сейчас, то успеем разобраться со всем к концу нашей встречи, — добавляет она, забирая планшет.  — Они приедут в мой дом? — немного раздражённо произносит Хосок.  — Предпочитаешь поехать в салон? — беззлобно уточняет Ан. Мужчина снова сильно хмурится.  — Вызывай, — отмахивается он. Тари согласно кивает и, отойдя от рабочего места, набирает нужный номер. Всего пара минут, и она возвращается к Хосоку.  — Машина прибудет через пол часа, — предупреждает Ан. Чон заглядывает в женские глаза: как бы Тари не старалась, Хосок видит проблески страха. Однако он ничего не говорит, продолжает наблюдать, продолжает неосознанно открывать замок к давно потерянной комнате своей души. Сейчас он, наконец, избавился от чувства равенства между собой и Тари, он — единственный сильный и главный человек в этой комнате, но ощущения, наполняющие его, сильно разнятся от известных ему. «Досада? Обида? Раздражение? Нет, явно что-то другое», — Хосок отводит взгляд и находит себе новое занятие — работу, лишь бы избавиться от непонятного скрежета в груди. После звонка телефона, Ан на короткое время удаляется и возвращается уже не одна, а в сопровождении двух женщин. Те вежливо здороваются и с позволения хозяина устанавливают в кабинете необходимый инвентарь. Первой проверкой стал массаж. Девушка, что делала его, следовала каким-то инструкциям от Ан. Сама Тари внимательно наблюдала за реакцией Хосока.  — Не понравилось? — уточнила она, когда Чон сел на массажном столе, отчего-то казалось, что стал он в разы напряженнее. «Я ошиблась? Отклик тела в прошлый раз был лучше…»  — Ничего особенного, — с безразличием ответил Хосок и потянулся к чёрной рубашке.  — Позволишь? — осторожно спросила Ан и кивнула мужчине за спину. «Нужно проверить». Хосок опустил рубашку на колени и холодно указал взглядом приступать. Не теряя драгоценного времени, Тари переместилась за стол, внимательно осмотрела мужскую спину и покраснения на ней: «Я точно тогда касалась этих точек…» — задумчиво насупилась она и совсем легонько скользнула пальцами от лопаток к пояснице. «Может дело было в его дискомфорте?» — продолжала она размышления, касаясь оголённой спины.  — Совсем ничего не чувствуешь? — забывая о недавнем конфликте, мягко уточнила Тари.  — Если закончила, перейдём к следующей проверке, — немного грубо отозвался Чон и, встав со стола, ловко надел рубашку. «Возбуждение?! Какого чёрта?!» Хосок понять ничего не успел, как волна жара окутала тело, как дыхание сбилось, а пульс резко участился. Он твёрдой рукой наполнил стакан холодной водой из графина и, не выдавая нервозности, испил его до последней капли. К счастью от возбуждения удалось незаметно избавиться, а последующие проверки, связанные с вкусовыми и обонятельными предпочтениями, завершились быстро и без происшествий. Женщины под присмотром Тари удалились, после чего Ан с Чоном вновь остались в кабинете одни.  — Это наша завершающая встреча: больше никаких вопросов или проверок. После полного изучения документов и подготовки самого удовольствия, я свяжусь с тобой и согласую время. Однако, если появится что-то новое, обязательно дай знать. А сейчас мне нужно встретиться с господином Чоном и сообщить ему, человеку непосредственно подписавшему договор, о переходе на финальную стадию, — спокойно предупредила обо всех планах Тари. Хосок вмиг побагровел от гнева. Одно упоминание о его отце, и яростный огонь в его глазах готов спалить всех и всё дотла.  — Тогда я разорву договор.  — Правда, это сделаешь? Действительно обесценишь свои и мои труды из-за собственных сомнений? — в комнате повисла гнетущая тишина. Тари отошла к двери и, приоткрыв её, снова обратилась к Хосоку:  — Тебе никто не запрещает присутствовать при обсуждении. Выдавать твои тайны не в моём праве… — нотка грусти, с которой были произнесены последние слова, заставила Чона сжать кулаки. Ан коротко постучалась в кабинет Чон Хитэ и, услышав с другой стороны: «Входите», мягко надавила на кованую ручку. Полностью закрывать за собой дверь она не стала, оставила её слегка приоткрытой. С приглашения господина Чона, Тари присела на диван. Мужчина взволнованно, но в приподнятом настроении опустился напротив. Ему не терпелось услышать хорошие вести.  — Как мой сын? Есть хоть что-то, что поможет ему улыбнуться? — с родительским беспокойством Чон Хитэ всматривался в лицо Тари.  — Буду честна. Ваш сын непростой человек, но это не значит, что у него нет той маленькой «слабости», которая дарит удовольствие. Для точного ответа мне понадобится изучить весь собранный материал. Я здесь, чтобы предупредить о начале следующего этапа работы, — деликатно пояснила Тари. Мужчина неожиданно сник: он удручённо свесил голову и печально прикрыл глаза. Ан не смела ничего говорить, давая господину Чону время собраться с мыслями.  — Это всё моя вина, — разбито произнёс в пол мужчина. — Из-за моей невнимательности, мой единственный сын забыл, что значит счастье… Ему нужна была мать, но… но… — Чон Хитэ сжал дрожащие руки в кулаки и сомкнул губы. Воспоминания о прошлом были такими живыми, словно пятнадцати минувших лет и не существовало, словно женщина, из-за которой он познал боль разбитого сердца, всё ещё находилась в этой комнате, смотрела на него ненавистным прожигающим до костей взглядом и требовала принять её обратно. — Когда родился Хосок, я был вне себя от счастья. Я любил его, казалось, больше супруги. Любил и даже не замечал, что в нём нет ничего от меня, — Чон Хитэ расслабил кулаки и тяжело выдохнул. При упоминании о сыне на его лице расцвела слабая тёплая улыбка. Головы мужчина не поднимал, стыдился говорить о своих ранах, глядя прямо в глаза, боялся увидеть, насколько же он слаб и разбит, но чувствовал, что должен поделиться с кем-то своей болью. — К десятилетию Хосока я нашёл доказательства неверности жены. Она была столь самонадеянна, что даже не старалась ничего скрывать: дорогие подарки, следы на теле, аромат одеколона, который всегда был мне противен, и слащавая переписка в телефоне, а всё потому что я слишком занят на работе… Я был в бешенстве, крушил всё на своём пути, узнав, что мой любимый Чон Хосок на самом деле сын другого мужчины, — с ноткой злости произнёс глава семьи, но в следующую секунду успокоился. — Но он рос под МОЕЙ фамилией, жил в МОЁМ доме, называл МЕНЯ отцом и согревал МОЁ сердце! Я не мог отказаться от него, не мог выгнать вместе с предательницей женой. Он — моя семья, — дрожащим голосом добавил Чон Хитэ. Тари продолжала молчаливо слушать. Она сомневалась, что причина враждебности Хосока кроется в его матери, которую отец выгнал из дома.  — Развод затянулся на несколько лет. Моя бывшая жена нашла себе отличного состоятельного любовника, которому, видимо, нравилось спать именно с замужней. Я сам объяснил Хосоку, что мы с его мамой больше не можем жить вместе. Думал, он будет грустить, думал, что попросит нас остаться семьёй, но он обнял меня. Обнял и сказал, что всё будет хорошо… — по морщинистой щеке скатилась одинокая слеза, которую мужчина наспех смахнул. — Именно тогда я не понял его, именно тогда ошибочно посчитал, что мой мальчик будет счастлив, живя без матери… Главное изменение произошло в тот день. На пятнадцатое день рождение всё ещё моя жена заявилась ко мне в кабинет. Любовник обрюхатил её и бросил со словами, что ему не нужен вечно орущий груз. Она имела наглость требовать от меня, чтобы я вернул её, чтобы принял ребёнка, ведь она МОЯ жена. Я, конечно же, вспылил: «Ты и твой сын мусор не достойный моего внимания. Я никогда не признаю его. Не паду так низко, чтобы простить шлюху! Ты предала меня и получила по заслугам! Пошла вон и больше никогда не появляйся передо мной!», вот какими были мои последние слова, мои неправильные слова, ведь в тот же день Хосок утратил способность улыбаться. Он отдалился от меня: часто уходил от разговора, закрывался в комнате и учился целыми днями. Любимые увлечения потеряли для него всякий интерес, а после и я сам стал для него пустым местом… Я виноват в происходящем и хочу исправить даже самую малую часть. Поэтому, — Чон Хитэ осмелился и поднял печальный, полный сожаления и мольбы взгляд к женскому лицу. — Прошу, помогите моему сыну.  — Я обязательно исполню Ваше желание, — мягко произнесла Тари, поднялась с места, и молчаливо распрощавшись, направилась к выходу. Переступив порог, она встретилась взглядом с Хосоком. Он всё же пришёл послушать их разговор, надеялся узнать одно, а в итоге услышал совершенно иное. Чон не верил, отказывался верить, не желал признавать существование отцовской любви, ведь в голове так отчётливо и свежо воспоминание о его полных отвращения словах: «Ты и твой сын мусор не достойный моего внимания. Я никогда не признаю его». Хосок всё детство старался доказать, что он не мусор, хотел быть достойным носить фамилию отца, но все его попытки стать идеальным и постоянное возвращение к тому злосчастному дню, когда он оказался свидетелем родительской ссоры, посадили в нём семя злости и недоверия к некогда любимому человеку. Тари недолго смотрела на сердитого Чона, в её взгляде не было ни сочувствия, ни издёвки, лишь понимание и пожелание быть сильным. Прощаясь, она коротко кивнула, после чего самостоятельно продолжила путь, надеясь, что отец с сыном смогут найти общий язык.

***

Спортивная машина изумрудного цвета замедляется и вскоре останавливается на противоположной от офисного здания стороне. Хосок не убирает руки от руля и поворачивает голову к входным дверям: он ждёт, терпеливо ожидает, когда появится Ан Тари. С её последнего визита прошло две недели. Сначала Чон неосознанно сменил маршрут от работы домой и всегда, проезжая мимо, задерживался на этом же месте, что и сейчас. Стойкое чувство недосказанности преследовало его и толкало на странности. В среду вечером он то и дело отвлекался на часы и на дверь в своём кабинете, словно ждал кого-то. Кроме того, он часто проверял входящие сообщения и звонки, будто должно было случиться что-то важное. И зачем-то вспоминал три цвета: нежно-жёлтый, рубиновый и индиго. Потребовалось время, чтобы разобраться в себе, чтобы правильно понять свои чувства. Девушка покидает здание компании, Хосок тут же цепляется за неё взглядом и неотрывно ведёт до автобусной остановки. Он слегка хмурится и сжимает кожаный руль: потому как Тари улыбается какому-то мужчине и это жутко злит. Сомнений больше нет, они превратились в пыль ещё три дня назад, когда, останавливаясь недалеко от фирмы «Тайное удовольствие», Хосок лично встретился с Ан Тари. Якобы случайное столкновение, якобы он был на встрече, якобы он занят и не может сейчас с ней поговорить. Но как же неспокойно было сердцу, как же приятно было ощущение теплоты и волнения, что волной накрыло в один миг. А эта злость сейчас — не что иное как ревность. Хосок, продолжая следить за Тари, снимает телефон с держателя и набирает её номер. Терпеливо ждёт и самодовольно хмыкает, когда неизвестный мужчина остаётся без внимания девушки.  — Слушаю? — слышится мягкий голос с другого конца смартфона.  — Это Чон Хосок, ты просила звонить, если появится что-то новое, — сдержанно отвечает Чон. Ан задумчиво достаёт планшет из сумки, придерживая телефон плечом.  — Одну минуту, сейчас проверю расписание, — предупреждает она, мысленно вспоминая, когда у неё может быть свободное время. — Пятница в четыре подойдёт для встречи? — спустя какое-то время уточняет Тари. Заметив подъезжающий автобус, она поспешно блокирует планшет, убирает его в сумку и, перехватив телефон в руку, поднимается. — Также можно встретиться в офисе, я быстро зафиксирую новые данные, — добавляет она, оплачивая проезд, после чего удобно усаживается на свободное место у окна. Хосок откидывается на спинку и прикрывает глаза: «Пятница, значит? Ещё четыре дня взвинченного состояния… Нужно было раньше звонить!»  — Хорошо. Мне подходит, встретимся в апартаментах, — с ноткой недовольства соглашается Чон и первым сбрасывает вызов. — Это будут длинные четыре дня… До встречи в пятницу Хосок продолжал ездить уже привычным и, казалось бы, жизненно необходимым маршрутом. Дожидался пока Ан сядет в автобус и только после этого возвращался домой. В день «Х», не изменяя себе, Чон надел классический костюм и аккуратно уложил волосы, чтобы челка не закрывала лоб. Чем ближе стрелка часов приближалась к четырём, тем чаще он отвлекался от работы. Где-то без десяти Хосок уже не мог спокойно сидеть за столом и вышел в гостиную дожидаться Тари. Звонок в дверь, Чон быстрым и уверенным шагом торопится впустить девушку в дом: отправлять водителя отца он не стал, поэтому и в дом, как раньше, никто Ан не провёл. Тари перешагивает порог со словами приветствия. Чон держится невозмутимо, в отличие от сердца, что предательски наращивает темп. После осознания чувств, контролировать эмоции и тело кажется нереальным: Хосок сполна на себе это ощутил.  — Вы приехали! Есть результаты? — воодушевлённо произнёс Чон Хитэ, завидев девушку в коридоре.  — Она, — холодно начал Хосок, но остановился и прочистил горло. — Она приехала, потому что я её вызвал, — немного отстранённо, но всё же мягко пояснил он. Мужчина вопросительно округлил глаза.  — Появились новые данные, которые необходимо зафиксировать, — любезно пояснила Тари.  — Ясно… — растерянно ответил Чон Хитэ.  — Идём, — угрюмо обратился Хосок к Тари. Девушка вежливо поклонилась мужчине и послушно последовала за младшим Чоном. — Ты ещё не придумала идеальное удовольствие для меня? — оказавшись в кабинете, с лёгким безразличием спросил Хосок.  — К сожалению, нет. Есть множество несовместимых факторов, — спокойно отчитывается Тари, вынимая рабочий планшет. — Что ты хотел мне рассказать? — интересуется она, поднимая глаза, и недоумённо замирает: Хосок твёрдой поступью идёт на неё, смотрит изучающе и, как и прежде, хмурит лоб.  — Я нашёл то, что поможет нам обоим, — без тени сомнений произносит он, останавливаясь меньше, чем в шаге от Тари. Девушка недоверчиво сдвигает брови. Поведение Хосока настораживает и немного пугает: «Что если он открыл в себе какую-нибудь извращенскую наклонность??? Мы не в офисе, директор мне не поможет, а сама я навряд ли справлюсь». — Ты просила довериться тебе, теперь я прошу о том же, — словно читая беспокойные мысли, ровным тоном произносит Чон. — Первый цвет, — загадочно начинает Хосок, Ан сменяет недоверие на лёгкое удивление: мало кто вообще запоминает её объяснения, люди приходят в компанию за конкретной целью им незачем вникать в тонкости чужой работы, пусть ради любопытства они и задают вопросы. — Твой голос и аромат, — Хосок наклоняется ближе и, прикрыв глаза, вдыхает сладкий запах медовой дыни. Аромат будто дурманил: приятное тепло окутало тело, уголки губ неосознанно потянулись вверх. Но ещё рано отдаваться наслаждению, поэтому Чон открывает глаза и чуть отстраняется, заглядывая в женские глаза, в коих плещется смущение и волнение: Тари пытается спрятать их, но Хосок слишком внимателен. — Второй цвет — твои прикосновения. Желаю снова почувствовать твои пальцы на своём теле и сам хочу касаться тебя, — серьёзно и в то же время томно продолжает он, а сердце всё бьётся и бьётся о грудную клетку, грозясь превратить кости в мелкую крошку. Тари отводит взгляд, не знает, как поступить, впервые теряется под чужим напором. — Цвет третий, — Чон неожиданно коротко усмехается, — теперь мне, как и тебе, хочется наблюдать, но только за одним человеком — за тобой, Ан Тари, — Хосок длинными пальцам осторожно поддел и приподнял женский подбородок, ловя на себе взгляд так полюбившихся карих глаз. В них мелькал интерес и пряталось крохотное волнение. — Ты стала моим удовольствием, медленно и незаметно вытеснила все прочие радости и в некотором роде перевернула мою жизнь, — рискованно добавил Хосок, продолжая пристально смотреть на Тари.  — И как прикажешь теперь выполнять заказ? — по внутренним ощущениям Тари находилась где-то между растерянностью от непрямого признания и осознанием, что проблем в работе поприбавилось, а все прошлые недели, проведенные за анализом данных, — пустая трата времени. «Мне нужно сосредоточиться. Веди себя профессионально, Ан Тари».  — Организуй мне свидание с собой, обязательно учитывая все новые нюансы, — немного нагло предложил Хосок, и свободной рукой спустился на женскую талию.  — В таком случае, не мешай мне выполнять работу, — беззлобно выдохнула Ан, перехватывая и убирая от себя мужскую ладонь. Хосок отступил.  — Я хочу всё сделать правильно, — серьёзно добавил он. Ан задумчиво покосилась на него.  — Основная цель нашей компании — организовать всё так, чтобы заказчик получил своё удовольствие. Сводничеством мы не занимаемся. Но… — Ан тяжело выдохнула, — если брать в расчёт всё вышесказанное тобой, то думаю, у нас получиться устроить «свидание». Но это касается исключительно удовольствия, а не дел любовных, — строго предупредила Тари. Для неё это всё ещё заказ, её непосредственная работа. Но будет ли она так же тверда и уверена, когда рабочие часы подойдут к концу?  — Хорошо, я понял, — уважая мнение Тари, Чон согласно кивнул головой и, подойдя к рабочему столу, взял ключи от машины. — Идём, я отвезу тебя домой, — проходя к двери, сказал он.  — Говорят, удовольствие слаще, когда долго не получаешь его, — хитро произнесла Тари, намекая, что нужно реже видеться, для лучшего эффекта.  — А ещё говорят, что организму следует получать маленькие дозы счастья каждый день, чтобы в будущем от переизбытка эмоции сердце не остановилось. Ты же не хочешь, чтобы твой клиент оказался в больнице после организованного тобой удовольствия? — самоуверенно парировал Хосок, гордо вышагивая рядом с девушкой и еле сдерживая улыбку, что так и просилась показаться на лице.