На краю

      Поход Лукиной ко врачу откладывался из раза в раз. Виной тому были внезапно возникающие дела, и крайний раз женщина даже позволила себе сбежать в учебное заведение, стоя прямиком перед кабинетом. Безусловно, Третьякову это беспокоило ещё больше, чем сами боли директора, однако поделать она ничего не могла по одной простой причине: пока Лаура сама чего-то не захочет – этого не произойдёт. Девушка осознает факт сполна.       Очередной вечер, который дамы могли бы провести на плановом осмотре. Сам доктор уже закатывал глаза и тихо выражался себе под нос нецензурной бранью в тот момент, когда Мария сообщала о том, что Лукина вновь не придёт. Пациентку принимать совершенно не хотелось, но работа есть работа. Третьякова успела удалить его номер. По необходимости найдёт. А необходимость, увы, не возникает. Потому девушка сидит за письменным столом, намечая план презентации, с которой необходимо выступить уже завтра. Мария полностью в себе, в своих мыслях, и даже не наблюдает за тем, что пишет. Отвлекает девушку лишь ключ, вновь проникающий в замочную скважину, причём с первого раза. Но Третьякова не спешит подниматься с места и радостно встречать Лауру: вновь решает дать отпор и отстоять свою точку зрения.       Лукина тихим шагом входит в некогда импровизированный ею кабинет, который фактически полностью повторяет интерьер помещения на рабочем месте: такой же стол из кедра, светлые обои, тёмные шторы для контраста и примерно то же оборудование. Мария не переключает взор на директора, продолжая делать вид, будто что-то увлечённо записывает в тетрадь. Лаура, смутившись, подошла ближе и, оказавшись за спиной девушки, расположила ладони на ее плечах, аккуратно массируя их. Ручка сама по себе выпала из пальцев Третьяковой, и она тихо простонала от удовольствия, расслабляясь под плавными движениями. Лукина надавила чуть сильнее и, наклонившись к ушку возлюбленной, прошептала:       — Маш, а что происходит? Очередной заговор против меня?       — Нет, — бросает в ответ Мария, поднимаясь с места. Взгляды дам пересекаются. Девушка продолжает: — Лаура, я просто не понимаю, что происходит. Если ты любишь меня, то пожалуйста, удели буквально два часа своего времени ради собственного же здоровья. Тебе так трудно?       — Не трудно, если дело только в этом, — сдаётся Лукина. Подойдя к девушке вплотную, женщина по-свойски накрывает ее губы своими, прижимая к себе за талию. Третьякова отвечает, обвивая руками шею директора. — Ты правда дорога мне, Маша. Но взамен я тебя тоже кое о чем попрошу. Можно? — спрашивает Лаура, вновь заглядывая в карие глаза.       — Попробуй, — ухмыляется Мария, поправляя воротник пиджака женщины.       — Меня пригласили на юбилей. Прямо сейчас надо выезжать, иначе не успеем. Поедешь? — интересуется Лукина. Третьякова заметно мнётся, сведя брови к переносице, но, расслабленно улыбнувшись, лишь кивает в ответ, тут же удаляясь в другую комнату для смены имиджа. Лаура улыбнулась в ответ, неторопливо следуя за девушкой. Выбор Марии пал на белое облегающее платье с бантом на талии. Третьякова выглядела так, будто она – подарок в наилучшей упаковке. Повернувшись к Лукиной открытой спиной, девушка ловким движением перебросила белокурые локоны на другую сторону, дабы те не препятствовали застежке. Холодные пальцы Лауры пробежались по бледной коже. Резкий жест руками, и молния издаёт характерный звук. Замочек вмиг оказывается наверху, и Мария разворачивается к директору лицом, целуя ту в щеку. Лукина в очередной раз расплывается в улыбке, спрашивая: — Все, прелесть моя? Готова? — руки женщины ловко обвиваются вокруг талии Третьяковой, вновь притягивая девушку к себе.       — Ещё нет, — отвечает Мария. — Мне б губы накрасить… Есть помада бледного оттенка?       — Есть кое-что получше, — Лаура ухмыляется, с жаром впиваясь в губы девушки. Руки женщины вмиг располагаются на спине Третьяковой, блуждая в поисках замочка. Платье становится вовсе не нужным и улетает в неизвестном направлении, оставляя прекрасное тело девушки в одном лишь нижнем белье. Кружева дурманят и дразнят Лукину, но торопиться женщина не планирует, предпочитая тренировать и у себя, и у Марии чувство сдержанности. Внутри Третьяковой всё уже трепещет от желания почувствовать Лауру, однако женщина лишь подсаживает девушку на комод, располагая руки на бёдрах Марии.       — Лаур… Я хочу вести, — изъязвляет Третьякова, подаваясь вперёд и стягивая с переносицы Лукиной очки. Та удивляется, но не протестует, ловко меняясь с возлюбленной местами. Мария уверенно стягивает с женщины пиджак, а затем и шелковую рубашку, тем самым лишая себя возможности в действительности хорошо соображать. Всё внимание девушки сейчас сосредоточено на груди и ключицах Лауры, и Третьякова непременно спешит покрыть область влажными поцелуями. Спускаясь ниже, ученица скользит языком по нежной коже, кое-где прикусывая. Лукина тихо наслаждается процессом, лишь сжимая плечи девушки в своих ладонях. Оказавшись у самых брюк, Мария резким движением спускает их вместе с трусиками и с любопытством изучает низ живота женщины. Лаура невольно сдвигает ноги, не поддаваясь нахлынувшей волне приятного ощущения. — Расслабься, — горячо шепчет Третьякова прямо на ушко женщине, отчего та прикрывает глаза, закидывая голову вверх. Язык Марии сразу же оказывается на нужной точке, и девушка старается действовать аккуратно, словно вырисовывая какие-то узоры внутри. Лаура прикрывает рот ладонью, но стоны тем не менее срываются с ее уст. В завершение всех нежностей, Третьякова вновь возвращается к низу живота, и Лукина громко стонет имя возлюбленной, достигая крайней точки. Еще некоторое время женщине требуется для того, чтобы придти в себя. — Всё хорошо? — уточняет девушка, едва касаясь губами щеки Лауры.       — Всё замечательно, — пространно отвечает она и, собравшись с мыслями, вновь одевается. Дамы опаздывают – об этом и речи идти не может. Только не плевать ли им? Абсолютно плевать...       Добравшись до места проведения юбилея, коим был небольшой ресторанчик в центре города, Лукина размашистым шагом направилась внутрь, уверенно сжимая в руке ладонь Марии. Третьякова неохотно плелась следом, все ещё воображая, как вообще произойдёт мероприятие. Она для любых людей, так или иначе дорогих Лауре, – по сути никто. Однако женщину это не заботит. Она как всегда уверена. В себе, в своих действиях. Чего не скажешь о Марии. Девушка робеет, когда дамы входят в здание, и зал заполняется громкими аплодисментами в адрес Лукиной. Директор счастлива, и Третьякова тут же теряет возлюбленную из виду, смешиваясь с толпой. Из неё таки удаётся вырваться, но лишь через полчаса, и то – в санузел. Оперевшись о раковину, Мария отдышалась. Музыка была громкой даже здесь, заглушая неприятные звуки и препятствуя здравым мыслям. Фиолетовый потолочный свет не давал разглядеть лицо в полной мере. Девушку отчего-то бросило в дрожь, и ноги непослушно подкосились. В помещении словно по мановению волшебной палочки появилась Лаура, и тут же села рядом с возлюбленной, прощупывая ее пульс. Он оказался гораздо слабее ожидаемого.       — Маш, девочка моя, ты пила? — спросила Лукина, наклонившись к ушку Третьяковой.       — Да, — ответила девушка, кивая. — Но немного, — язык заплетался, и Мария расслабленно улыбнулась, притягивая женщину к себе. Губы слились в поцелуе, однако Лаура не дала ответа, все ещё пытаясь решить, что же делать с возлюбленной. — Ты меня не любишь? — удивилась Третьякова, явно оскорбившись от такого поведения.       — Люблю, — спокойно ответила Лукина несмотря даже на тот факт, что подобного рода вопросы уже поднадоели. Оставался только один: какой гад подмешал ей дрянь? — Давай попробуем встать, м? — Лаура, обхватив талию девушки своими руками, приподняла Марию, с трудом поставив на ноги. — Так, умница, стой, — продолжала шептать Лукина, попутно вызывая такси. Третьякова, плотно прижавшись к женщине, стоит, лишь напряжённо дыша ей в шею. Лаура в ответ поглаживает возлюбленную по голове, проговаривая водителю адрес.       Выбравшись на улицу, Лукина помогает девушке занять заднее сиденье и, обойдя автомобиль, садится с другой стороны. Третьякова прикрывает глаза, откидывая голову назад, и старается расслабиться, не думая ни о чем. Уголки губ сами по себе ползут вверх, и Мария бросает на женщину безумный взгляд, подвигаясь ближе. Вновь оказавшись вплотную, девушка бегло смотрит на черты лица Лауры. Директор, в свою очередь, молчит, явно представляя себе планы Третьяковой. Та впивается в губы Лукиной, беспорядочно шевеля языком и пытаясь проникнуть с ним глубже. Лаура, схватив лицо девушки в сильные пальцы, разрывает поцелуй. Мария, немного опомнившись, отстраняется, шепча:       — Прости, — и стыд окатывает ее мгновенно. Лаура лишь ухмыляется, и все оставшееся время дамы напряжённо молчат, лишь изредка переглядываясь.       На следующий день Лукина, напрочь позабыв о своих обещаниях, связанных с походом ко врачу, с самого утра уезжает на работу, вновь оставляя Марию в гордом одиночестве. Третьякова уже даже не злится. Попросту принимает, как данное. Лишь молча свыкается с неисправимым характером возлюбленной и, следуя примеру, уходит на учебу, несмотря на слабость после вчерашнего. Девушка толком ничего не помнила, но ноющая боль была явным признаком самых отчаянных приключений.       Студентов отпускают гораздо раньше, не объясняя даже причину, однако те и без выяснений обстоятельств рады тому, что можно вновь оказаться в тёплой постели. Мария, в свою очередь, делает выбор в пользу парка, ведь погода наконец радует своей теплотой и солнцем. И пора бы уже: за окном март месяц. Накинув на плечи куртку и попрощавшись с одногруппниками, Третьякова неторопливо покинула главное здание и направилась прямиком в парк, удобно расположившийся неподалёку от учебного заведения. Радости полной свободы, кажется, нет предела, и даже порывы ветра не мешают наслаждаться всем происходящим.       Мария внезапно, сама до конца того не понимая, останавливается посреди небольшой тропинки и, выудив телефон из кармана, по памяти набирает номер матери. Слышатся лишь гудки. Долгие, тянущиеся, длящиеся, кажется, целую вечность. А за ними – короткий щелчок и слова в духе «Абонент недоступен». Третьякова хмурится и набирает заново. Ничего не меняется. Все та же хронология событий, те же слова, заставляющие страх достигать своего апогея. Недолго думая, девушка дошла до ближайшей отправной точки и вызвала такси, направляясь к Лауре.       Дорога затягивается надолго – виной всему ужаснейшие пробки. Погода вмиг обострилась, и всё стало выглядеть так, словно Мария – герой какого-нибудь боевика, и сейчас ей придётся спасать целый мир. Себя бы спасти для начала... Но, успешно добравшись, девушка кидает водителю на переднее сиденье деньги и вылетает из автомобиля, быстрым шагом направляясь в школу. Вахтерша пропускает без проблем, и, миновав ее, Третьякова врывается в кабинет Лукиной, не удосужившись даже постучать. За длинным столом разместились, кажется, все завучи. Даже некоторые учителя.       — Ой… Извините, я не вовремя? — спрашивает Мария, неловко почесывая затылок.       — Нет, мы уже закончили, — врет Лаура, но во благо, и указывает коллегам на выход. Те, поднявшись, как один, покидают кабинет. Третьякова, плотно закрыв за собой дверь, испуганно смотрит на женщину. Лукина поднимается с места и, оказавшись перед девушкой, обнимает ее, целуя в макушку. — Что случилось? — шепчет директор.       — Мать трубку не берет, волнуюсь сильно, — парирует Мария, поднимая голову вверх и встречаясь с проницательным взглядом голубых глаз.       — Не паникуй, ничего ещё не произошло, — проговорила Лаура, перебирая пряди волос девушки в своих пальчиках. — Расслабься, — добавила женщина, вновь целуя возлюбленную в макушку.       — Не могу я! — вскрикнула Третьякова, не выдержав эмоций, бьющих через край. Вырвавшись из объятий директора, девушка скрестила руки на груди, продолжая: — Не могу расслабиться, зная, что что-то уже идёт не так, как должно. Я волнуюсь. Очень волнуюсь, ты понимаешь?       — Успокойся, — бросила Лукина. Схватив бывшую ученицу за шею, женщина плотно прижала ее тело к двери. Мария томно простонала и поспешила закрыть рот ладошкой. Лаура ухмыльнулась и, ослабив хватку, накрыла губы возлюбленной жарким поцелуем. Третьякова ответила немедля, и, обвив руками талию женщины, притянула ее к себе, углубляя поцелуй. — Всё? Полегчало? — спросила Лукина, издевательски выгнув бровь.       — Ещё чуть-чуть, — умоляюще произнесла Мария, и директор явно не в праве ей отказать. Вытянув из брюк ремень, Лукина обвила им шею возлюбленной и притянула ее к себе. Третьякова подалась вперёд, и женщина, воспользовавшись ситуацией, подтолкнула девушку к длинному столу. Пара ловких движений – и Мария оказывается на столешнице, вновь прижатой к плоской, но уже горизонтальной поверхности. Лаура неторопливо спускается ниже и, оглядев подвластное ей тело девушки, чуть затягивает ремень на шее и принимается расстегивать блузку. Верхняя часть одежды улетает в сторону, и Лукина приникает губами к груди, не упуская ни единого сантиметра. Уперевшись одной рукой стол, второй женщина коснулась спины Третьяковой. Мария, прогнувшись в спине, стянула с директора пиджак и вновь обвила ее шею. Лаура спустилась ниже и, расцеловав талию девушки вдоль и поперёк, заглянула бывшей ученице в глаза. — Ну же…       — Достаточно с тебя, — парирует Лукина, наклоняясь к полу, и, подняв блузку, протягивает ее возлюбленной. Третьякова ещё несколько секунд недоуменно сверлит женщину взглядом, а после выхватывает верхнюю одежду, накидывая ее на плечи, и протестантски взвывает:       — Ты невыносимая, Лаура.       — Знаю, — отзывается Лукина, кивая. — Вызову тебе машину, — продолжила женщина, вооружившись телефоном. — Доберёшься – обязательно напиши, и… Маш, — Лаура сделала широкий шаг и, оказавшись лицом к лицу с возлюбленной, добавила на тон тише: — Прошу тебя, успокойся. Не разводи панику на пустом месте, хорошо? Но если потребуется моя помощь – обращайся, не раздумывая, договорились?       — Конечно, — отвечает Мария, расплываясь в улыбке и невесомо целуя женщину в губы. — Спасибо тебе за… Тебя.       — Скажи это моей матери, — ухмыльнулась Лукина, подмигивая девушке.       Десять минут мучительного ожидания, которые дамы проводят за объятиями и тёплыми словами, – и такси аккуратно паркуется в школьном дворе, смирно дожидаясь клиента. Лаура, сплетя пальцы рук возлюбленной со своими, вышла вместе с ней на улицу, галантно открывая дверцу машины. Мария, едва коснувшись щеки директора губами, садится в автомобиль и машет на прощание.       — Добрый день, — приветствует девушку водитель, выжимая педаль газа.       — Добрый, — отвечает Третьякова, улыбаясь ради приличия. И, как только машина скрывается в ближайшем повороте, девушка интересуется: — Мы можем поменять детали заказа? — взгляд мужчины врезается в зеркало заднего вида и, пробежавшись по клиенту глазами, водитель спрашивает:       — Адрес?       — Да, его, — Мария кивает в ответ, нервно сжимая в пальцах собравшуюся ткань брюк на колене. Мужчина положительно моргает глазами, и девушка, назвав новый адрес, на удивление, не расслабляется. Напротив: ее одолевает сильнейший страх. Третьякова не знает, что сейчас происходит с матерью. Татьяна часто так делала, улетая по работе в другие города и оставляя дочь наедине с Владимиром. Безусловно, хотелось верить в лучшее. В ту самую версию, в которой всё заканчивается тёплыми объятиями едва ли не самых близких людей. Однако некое шестое чувство все же подсказывало, что пойдёт далеко не так. И чем ближе автомобиль подъезжал к дому – тем сильнее сжималось сердце Марии. Расплатившись с водителем, девушка ещё пару секунд сидит, не решаясь подняться с места, но, переступив через себя, бросает тихое: — Спасибо. Хорошего дня, — и, наступив ватными ногами на землю, негромко хлопает дверцей. Перед девушкой – обитель страха: родной дом, где, казалось бы, всегда было тепло и уютно. Только… В последние годы ситуация стала совершенно другой. Место больше пугало и источало желание сбежать от него куда подальше, чем Третьякова и занималась. Бежала от дома. От мыслей. От себя. И запуталась. Сколько упущено моментов, которые можно было разделить с матерью… Самые различные мысли посещают девушку в тот момент, пока еле держащие ноги непослушно шагают по лестнице наверх, чего сама Мария искреннее не хочет. Останавливается она уже перед самой дверью. Стоит долго, минут семь, не решаясь. Запустив руку в карман серого плаща, позаимствованного, кажется, у Лукиной, Третьякова выуживает ключ и, всунув его в замочную скважину, пару раз проворачивает. Нерешительный шаг вперёд, – и девушку встречает холодная темная квартира. Шторы закрыты во всех комнатах, а потому, вооружившись фонариком, источником которого стал телефон, Мария захлопывает за собой дверь и проходит дальше. Включив свет на кухне, девушка застывает в одной позе, не желая верить своим глазам. — Нет… — вырывается из уст Третьяковой. Бездыханное тело на холодном полу. Ни единого следа: ни крови, ни также синяков на ее коже… Лишь… Записка. Мария дрожащими руками убирает телефон в карман и, заключив записку в пальцы, пробегается глазами по тексту. Родной почерк Татьяны девушка узнаёт моментально. И от этого становится лишь больнее. «Здравствуй, дорогая Маша. Я не знаю, когда ты заметишь эту записку, но надеюсь, что, найдя ее, будешь крайне рада. Знаю, что поступок мой не обдуман, возможно покажется тебе глупым, но, увы, для него есть мотивы. Очень печален факт того, что кроме тебя у меня никого нет. Скорая встреча с любимым мужем греет душу, если такова судьба. Дочь… Ты стала моей Вселенной. Смыслом моего существования, эпицентром жизни. И сейчас, когда ты обзавелась отношениями, и я отошла на второй план, мне бы хотелось верить, что у вас всё сложится. Прости мои слова. Не вини себя. Я тебя люблю. И всегда буду.

Мама».

      Слез нет. Как тогда, на похоронах. Когда все, кидая в яму горсть земли, утирали с глаз соленую жидкость, беспощадно льющуюся. И лишь Третьякова стояла где-то посредине, витая в облаках. Ей прекрасно известны наощупь слёзы матери. И тогда она их ощутила на себе в полной мере. Вмиг простились все обиды.       Мария упала на колени. Истошный крик заполнил все помещение. Девушка, схватив мать за уже похолодевшую руку, сжала ее в своей ладони, зажмуривая глаза.       — Нет… Нет… Нет! — кричала Третьякова, отказываясь верить в реальность всего происходящего. — Я не хочу тебя терять, мамочка… Ма… Ма… — последнее девушка хрипит, сорвав голос своими криками, но не останавливается, шепча ещё что-то несуразное. Обида и боль заполняют сердце. Лидирует всё же осознание. Осознание того, как больно было Татьяне бороться с тем, чем Мария смогла только растворившись в чужом человеке, ставшим родным в столь краткие сроки. Осознание того, насколько мать сильна духом и не унывала даже в самых трудных моментах. А если женщину всё же одолевала мимолетная грусть – старалась не показывать, отдавая последние силы дочери и работе. Осознание того, что, в конце концов, в произошедшем виновата Третьякова-младшая, как бы Татьяна не просила ее себя в этом не винить. Марии все равно. Уже не пять лет, и девушка в состоянии понять ситуацию. Только не принять – с этим пока тяжело. — Нельзя… Нет… Не оставляй меня, — шепчет Третьякова. Ком встаёт посреди горла, и девушка чувствует, как сзади ее обхватывают чьи-то крепкие руки, оттаскивая от тела. В помещении витает до боли знакомый аромат парфюма, и Мария даже не нуждается в том, чтобы обернуться. И без того понятно – Лаура. — Отстань от меня! — кричит Третьякова, наконец поднявшись на ноги, и раз за разом ударяя директора кулаками в грудь. Лукина терпела и, перехватив руки возлюбленной, насильно обняла ее, крепко прижимая к себе.       — Всё закончилось, — прошептала Лаура, усаживая девушку на диване в гостиной, а сама, отлучившись в коридор, попутно вызывала медиков для констатации. Мария, прижав ноги к груди, обхватила их руками и обессилено повалилась на бок. Именно в этот момент девушку прорвало: она, вспомнив всё, что так или иначе было связано с семьей, истошно закричала, а затем дала волю эмоциям. Слёзы скатываются из небесно-голубых глаз одна за другой, словно восполняя все те пропуски. Лукина возвращается спустя долгих два часа, и ей совершенно не хочется больше знать, чем она занималась всё это время. Явно не лучшие два часа в ее жизни. Третьякова к тому моменту успокоилась, но красные от слез глаза говорили все сами за себя, да и за девушку тоже. Заняв место рядом с возлюбленной, женщина ещё долго молчит. Мария поднимает на неё взгляд, полный боли, и спрашивает:       — Будешь упрекать меня за побег? — а затем горько усмехается, резким движением руки потирая нос.       — Нет. Постараюсь тебя понять, — спокойно ответила Лаура, не спуская глаз с девушки. Из носа Третьяковой хлынула алая кровь бешеным потоком, и Лукина, не теряя ни минуты, поплелась на кухню. Вернувшись, директор прижала кусок марли к необходимому месту, а второй – свободной рукой – аккуратно обхватила лицо девушки. — Знаешь, — продолжила Лаура, рассматривая нос возлюбленной и кровь, пачкающую марлю. Сквозь ткань алая жидкость медленно, но верно просачивалась на пальцы женщины, однако та не обращала внимание. — Мои родители погибли в один день. И я не всплакнула даже. Если честно, поначалу думала, что сойду с ума. Не спала ночами, но… Продолжала заниматься рабочими вопросами, обустраивала учебное заведение всеми силами, летала в разные города на повышение квалификации, в свободное время отдыхала с семьей и друзьями, а потом… Все навалилось. Егор, муж… В общем, рыдала три недели, не выходя из дома. Сына отвезла к родителям мужа, они, на удивление, адекватные люди. Поняли сразу. Закрылась, никого не пускала. Ни в квартиру, ни в убитую душу. Для меня это действительно стало горем. И я понимаю тебя. Как никто иной. Ни алкоголь, ни сигареты не помогали, а я, собственно, ни к тому, ни к другому не старалась приникнуть. А потом… В моей жизни появился лучик света, — парировала Лукина на одном дыхании, а затем слабо улыбнулась. Уголки губ Марии слегка приподнялись, и она не удержалась от вопроса:       — Надо же… Кто им стал? — полюбопытствовала девушка, перехватывая руку директора и убирая марлю от носа. Поток медленно приостановился, и теперь осталась лишь головная боль, но слабая, угасающая.       — Ты, — откровенно выпалила Лаура, хотя, по большому счёту, сказанная информация не была великим секретом. Третьякова поджала губы и, аккуратно коснувшись плеча возлюбленной, тихо прошептала:       — Спасибо тебе, Лаура. Ты слишком много сделала для меня. И я очень ценю, правда. И спасибо даже той самой Лауре Альбертовне – учителю высшей категории – кто смог развидеть во мне чуть больше, чем просто ученицу – человека, несмотря даже на свой характер.       — Ты сделала для меня куда больше, уж поверь, — созналась Лукина, поддерживая зрительный контакт. Именно он сейчас был важен, как никогда ранее. — Я себя почувствовала любимой. Ощутила заботу и поняла, каково это – когда обожаемый тобою человек ждёт дома? С горячим ужином, тёплой постелью и распростертыми объятиями. Наша жизнь похожа на сплошной ад, за что стоит сказать "Спасибо" извечным приключениям, но, по сути, без них мы бы и не познакомились, верно? — спросила Лаура. Мария лишь кратко кивнула головой в ответ. — Держись, молю тебя. Ради меня. Будет сложно. Правда. Но я рядом.       — Я тебя люблю, — так просто, но так тепло отвечает Третьякова, прижимаясь ко лбу возлюбленной своим. — Только… Сделай для меня одно одолжение, ладно?       — Я вся внимание, — серьезно ответила Лукина, сводя брови к переносице.       — Запишись на приём, умоляю…       — Хорошо, — кивнула Лаура, обнимая девушку и целуя ее в висок. Мария в объятиях немного расслабилась, стараясь не думать о картинах минувшего вечера, и ей даже удалось заснуть. Лукина, улыбнувшись беззаботности спящей возлюбленной, приложила некоторые усилия, но всё же унесла ее в спальню, где когда-то всё начиналось. Устроившись рядом с Третьяковой, женщина задумалась, однако мысли мало-помалу уходили на самый дальний план, оставляя только бездну сна, в которую обе провалились. Слишком много всего за один день. Его явно нужно стереть из памяти…