На краю

      Первые дни, что проходят дома, Лаура по уже выработанной привычке просыпается около семи утра, чем настораживает Марию: верила она в отсутствие головных болей с трудом, а для чего ещё вставать в столь раннее время? На работе женщине, после долгих уговоров со стороны девушки, пришлось взять отпуск, чему сама Лукина не рада. От слова "совсем": пребывание дома, пусть и в лечебных целях, казалось пустой тратой времени, и Лаура всё же умудрялась работать заочно, но недолго: после пар Третьякова сразу спешила домой, прерывая занятия директора. Та не могла полагаться на своего зама, однако и перечить Маше не хотелось. Да и не особо Лукина могла. В своём то состоянии...       Помимо ранних подъёмов у Лауры выработалась ещё одна привычка. Их масса, но именно эту Лукина считала самой полезной – никогда не сдаваться. А потому ежедневно убеждала возлюбленную в том, что чувствует себя гораздо лучше. Пусть и боль, с которой Лаура справлялась, была невыносимой, и ситуация обострялась с каждым днём.       Очередное утро. Туманное. И солнце едва пробивается сквозь тёмные тучи. Весь город словно охватила одна сплошная печаль, разделяя с Лукиной всю тленность бытия, которую она вкусила, узнав о диагнозе. Мария уже привыкла просыпаться без будильника, ведь не хотелось будить возлюбленную с утра пораньше. Привычка выработалась, и девушка ловко ею пользовалась. Даже сегодня.       Повернувшись на другой бок, лицом к Лауре, Третьякова улыбнулась беззаботности спящей женщины и, заправив прядь волос, которые уже едва схватила седина, ей за ушко, девушка принялась аккуратно вставать. Лукину будит внезапный скрип кровати, и Мария успевает проклясть себя за это, по меньшей мере, сотню раз.       — Прости, Лаура, я не хотела, — принимается оправдываться девушка, аккуратно поглаживая директора по плечу.       — Естественно, — бурчит Лукина себе под нос. — Это же не ты звук издала, а кровать, — добавляет женщина, а затем лишь кивает головой в знак принятия извинений и сильнее кутается в одеяло, зажмуривая глаза. Третьякова целует возлюбленную в макушку, поправляя одеяло, сползшее с плеча, и выходит из спальни. Как только дверь за Марией закрылась, Лаура распахнула глаза, прислушиваясь и дожидаясь момента, пока девушка наконец уйдёт в институт. Третьякова собирается недолго: минут двадцать, после чего, даже не удосужившись позавтракать, уезжает на учебу.       Лукина поднимается с постели. Убедившись, что ноги держат тело в полной мере, женщина захватила с тумбочки свой мобильный и прошла на кухню. Сев на пол у тёплой батареи, директор разблокировала девайс. Пальцы быстро забегали, набирая необходимый номер. Прислонив телефон к уху, Лаура принялась дожидаться ответа, слушая лишь долгие томные гудки и пугающую тишину. Щелчок на том конце провода – и в трубке раздаётся резвый голос:       — Добрый день, Лаура Альбертовна! — приветствует врач. Их созвоны учащались день за днём, и мужчина все пытался вытащить директора из дома в больницу под любым предлогом. Но она по-прежнему непреклонна, предпочитая героически страдать, однако при том проклинать себя день ото дня. Таблетки уже не помогали, а терапия становилась все более бессмысленной, ведь тянуть уже нельзя.       — Добрый, — хмуро бросила Лукина, явно не находя ничего "доброго" в сегодняшнем дне. Как и, впрочем-то, во всех прошедших. — Когда можно будет на повторное обследование?       — В любое удобное для вас время. Даже сегодня, — парирует мужчина, явно радуясь подобному раскладу. — Что послужило причиной для столь оправданного подвига?       — Беспокоюсь. Загляну тогда через… — Лаура запнулась, зажмуривая правый глаз и задумчиво взглядывая на часы. — Час. Пойдёт?       — Лукина беспокоится, я в глубоком бреду? — усмехнулся врач. — Мне даже боязно. Для вас, Лаура Альбертовна, двери моего кабинета открыты даже в самое тёмное время суток. Жду вас, — после чего мужчина сбросил вызов.       Лукина хмыкнула в ответ и, отбросив мобильный в сторону, обхватила руками колени, подбирая их к груди. Сейчас так много мыслей… Разных. И хороших, и плохих… Примерно на одном уровне. Женщина часто думает о Марии. Об их отношениях в целом. И, в конце концов, о том, насколько сделает девушке больно своим уходом. Понимает директор всё. И полностью принимает тот факт, что рано или поздно это все равно случится. По той или иной причине. Терапия Лауре необходима, но... Просидев ещё некоторое время на полу, женщина поднялась и, оставив телефон на месте, пошла переодеваться. Выбор пал на серый уютный свитер и банальные чёрные джинсы, но именно в таком виде Лукина чувствовала себя наиболее комфортно.       Покинув пределы квартиры, директор решила пройтись до больницы пешком, тем более расстояние было не столь великим. Свежий, дурманящий разум воздух приятно обдаёт лицо, наконец избавляя от ненужных и гнетущих мыслей. Лаура уже соскучилась по таким беззаботным прогулкам, даже не помня толком, когда они с Третьяковой вот так запросто выбирались. Не по делам, не в больницу, а просто… Погулять? Даже женщина не могла ответить на этот вопрос. За раздумьями она не замечает, как фактически доходит до больницы и уже перед самым входом видит миловидную бабулю, продающую цветы. Вся в снегу, однако тем не менее не сдаётся, невзирая на весьма обоснованный риск заболеть. Лукина, расплывшись в улыбке, подходит к продавщице и проговаривает:       — Здравствуйте. Розы почем?       — Добрый день, дочка, — отвечает бабушка, поднимая на директора взгляд. Глаза кажутся Лауре совершенно знакомыми. Такой же осознанный, добрый, но уже угасающий взгляд. Такой же был у Егора… — Если все заберёшь, то полторы.       — Давайте, — соглашается Лукина. Улыбка с лица сползает как-то само собой. Пара ловких, умелых движений – и в руках директора оказывается шикарный букет темно-красных, обёрнутый в темную плотную бумагу. Расплатившись, женщина наклонилась к лицу бабули и прошептала: — Берегите себя. Пожалуйста. Всего хорошего.       — Всего хорошего, — бросила в ответ продавщица, провожая Лауру взглядом.       — Потому что свое счастье я не уберегла, — проговорила Лукина себе под нос, пытаясь не дать волю эмоциям. Глаза заслезились сами собой, но директор поспешила смахнуть слёзы, входя в больницу. Лифт не работал, словно назло, и женщина вынуждена идти пешком. Пролёт. Третий. Перерыв на глубокий вдох. Вновь путь. Минута – и Лаура наконец оказывается на нужном этаже. Добравшись до кабинета своего лечащего врача, женщина постучала трижды и вошла, не дожидаясь ответа. Мужчина, оглядев пациентку с ног до головы, усмехнулся, заостряя внимание на букете. — Не переживайте, не вам, — тут же поясняет Лукина. — Ваза есть? Пять минут буквально.       — Есть, — ответил доктор, заливаясь смехом, и, поднявшись с места, наклонился к тёмному пыльному углу. Уже через момент в его руках появилась ваза, и мужчина, набрав туда воды, поставил ее на стол. Лаура благодарственно кивнула, аккуратно опуская цветы в сосуд и едва расправляя их лепестки. Врач указал на место напротив себя, приглашая пациентку, как бы напоминая, к чему же она здесь. Лукина послушно села, заглядывая мужчине в глаза. Тот стал заметно хмурым. — Я изучил ваши анализы. Впрочем… Чем попусту болтать, лучше покажу, — и принялся резво вставать с места. Достав из ниоткуда рентгеновский снимок, доктор встал напротив окна. Лучи света проникали сквозь изображение головного мозга Лауры. Женщина выглянула из-за плеча мужчины, стараясь хоть что-то увидеть. — Вот, — он обвёл пальцем заметную опухоль. — Ваш главный враг. Но есть хорошие новости, — радостно объявляет врач, убирая снимок и упираясь руками в стол. Лукина внимательно слушает. — Ещё поборемся. Терапия будет назначена в ближайшие дни, и я... Очень надеюсь на вас, Лаура Альбертовна.       — Я тоже на себя надеюсь, — выпалила Лукина. — Спасибо, я пойду, — добавила женщина, поднимаясь с места и забирая букет для возлюбленной.       — Я позвоню вам. Обязательно, — обещает доктор, протягивая пациентке лист с диагнозом и необходимыми лекарствами. Директор лишь кивает в ответ, слабо улыбаясь и забирая выписку, и таки покидает кабинет врача.       Домой Лаура решила все же добираться на такси, ведь до прихода Марии оставалось не так уж и много времени. Войдя в квартиру, Лукина торопливо бросила бумажку на кухонной тумбе и побежала за вазой, оставив букет на столе. Налив в сосуд воды, женщина устроила туда цветы, любуясь ими. Всё-таки бабуля – настоящая волшебница с тонким вкусом. Улыбнувшись, Лаура подняла с пола оставленный ранее мобильник. Пропущенных на нем не было, как и, впрочем-то, всегда. Досадно осознавать, что единственный человек, которому она поистине нужна – звонит ей крайне редко. Однако видятся они довольно часто. Несколько фраз – и Лукиной удаётся выбить столик в отличном ресторане на сегодняшний вечер. И, как только директор завершает вызов, в квартиру входит Третьякова. Лаура разворачивается к девушке лицом, заправляя руки за спину. Мария, разувшись, проходит чуть дальше и наблюдает весьма загадочную возлюбленную.       — А чего это ты? — интересуется девушка, обвивая руками шею директора и заглядывая ей в глаза. Лукина без слов кивает куда-то себе за спину. Третьякова, встав на носочки, выглядывает и видит шикарный букет, а затем вновь смотрит на женщину ошарашенным взглядом. — Милая, ты с ума сошла?       — Смею полагать, что рядом с тобой ещё и не такое возможно, — шепчет Лаура, целуя девушку в губы. Мария тут же отвечает, притягивая директора ближе к себе. — С годовщиной тебя, родная моя. Даже не верится, что так быстро год прошёл.       — Да-а, — протянула Третьякова, улыбаясь. — Но не стоило, правда. Я тебя очень люблю, ты ведь знаешь.       — И я тебя. Только… Есть ещё одно дело, — с довольной ухмылкой проговорила Лукина, прислоняясь щекой к щеке возлюбленной. — Надевай своё самое красивое платье и выходи ко мне, — шепчет женщина. Мария спорить не осмеливается, и дамы одновременно удаляются в разные комнаты, дабы переодеться. Лаура сделала выбор в пользу чёрного брючного костюма. Под низ – белоснежная рубашка. Завершив перевоплощение в галантную леди, женщина вернулась на кухню, дожидаясь свою суженую. Третьякова появляется вскоре. На ней – нежно-бежевое платье с глубоким V-образным вырезом. На талии – аккуратный пояс из неплотной ткани, дополняющий образ. Взгляд Лукиной упирается в шикарную грудь, от которой точно не оторваться.       — Милая, мои глаза немного выше, — напоминает Мария, возвращая руки на прежнее место – шею. Губы дам вновь сливаются в горячем поцелуе. Лаура нащупывает руками молнию на спине девушки, но вовремя, а главное – умело контролирует себя, сдерживая непреодолимое желание сорвать с возлюбленной платье. Прямо здесь и сейчас. На столе. С жаром, от которого в жилах закипает кровь. Лукина хочет. Но терпит, сохраняя романтику. Ничего толком не объяснив, женщина тянет Третьякову к выходу из квартиры, попутно одеваясь и помогая ей. Всю дорогу, что дамы проводят в машине Лауры – она наконец села за руль, Мария задаётся одним и тем же вопросом: — Что происходит? — в ответ Лукина лишь тактично молчит, будто выжидая момент.       Вскоре на горизонте появляется тот самый ресторан, в котором женщина не так давно бронировала столик на двоих. Заведение поражает своей красотой уже со входа: красивые переливающиеся огни, колонны и аккуратная, проработанная планировка. Выбор Лауры не вызывает никаких сомнений – вкус у неё действительно есть. Такой ещё поискать надо. А Третьякова – уже нашла и, кажется, весьма рада этому факту.       Внутри все гораздо лучше, чем снаружи, и Лукина, подставив девушке локоть, дожидается, пока Мария обхватит руку возлюбленной пальчиками, и галантно ведёт ее к столику. Отсюда открывается панорамный вид на ночной город, и Третьякова непременно приходит в шок от того, насколько ответственно Лаура подошла к вопросу. Сделав заказ, дамы принялись непринуждённо болтать о своём. Мария, аккуратно накрыв ладонью руку женщины, улыбается, заглядывая в голубые глаза. Резкая пульсирующая боль в висках, вызванная, как следствие, тем, что директор забыла принять лекарства – и Лукина невольно жмурится, свободной рукой потирая источник боли. Третьякова сжимает руку женщины, шепча:       — Все хорошо? Может… Домой?       — Все хорошо, — отчеканивает Лаура, напряжённо улыбаясь. — Сейчас пройдёт... Устала сегодня просто, — и Мария, кажется, верит, чему Лукина не может не порадоваться. Вечер в шикарной компании друг друга продолжается, и обе этим безоговорочно наслаждаются.       Приехав домой, дамы разместились в спальне, где к тому времени уже светлело: поднимающееся из-за горизонта солнце проникало в окна, даруя свои лучи другим и напоминая о наступающем дне. Обе уже давным давно потеряли счёт времени, наблюдая его исключительно на работе. Однако… Когда дамы рядом, для них не существует никого кроме. Лишь две души, сплетенные хвостами.       Лаура хватку не теряет даже дома, продолжая ухаживать за возлюбленной: зная, что ночь будет продолжаться для них ещё очень долго, женщина приносит девушке тарелку с фруктами, к которой Мария медленно, но с желанием приступает. Вложив в рот виноградину, девушка с удовольствием ее раскусила. Сладкий сок приятно разлился по полости, и Третьякова улыбнулась, бросая хищный взгляд на директора. Сорвав ещё одну ягоду с грозди, Мария прислонила ее к губам Лукиной, помогая пальцами. Лаура, зажав виноград меж зуб, накрыла своими губами уста возлюбленной, передавая ей фрукт. Третьякова едва заметно усмехнулась, но ягоду все же с удовольствием прожевала, втягивая директора в ещё один поцелуй.       Заметив на тарелке клубнику, в голове девушки созрел коварный план. Отставив посуду на прикроватную тумбочку, Мария потянулась к Лукиной за ещё одним поцелуем. Лаура ответила, не до конца понимая рвение возлюбленной. Мгновение – и Третьякова оказывается сверху, удобно располагаясь на талии директора. Лукина самодовольно ухмыляется, сжимая бёдра девушки в своих руках и дожидаясь дальнейших действий с ее стороны. Мария действовала медленно, изводя Лауру ее же оружием – нетерпеливостью. Стянув с себя пояс, Третьякова завязала его на затылке женщины так, чтобы та ничего не видела. Лишь ощущала, наслаждаясь моментом. Лукина улыбается шире, устраиваясь удобнее. Мария принялась за верхнюю часть одежды, и вскоре она за ненадобностью отлетела в другую часть спальни. Дойдя до нижнего белья, девушка заставила Лауру чуть приподняться. Пальчики ловко расстегнули неподвластный замочек на бюстгальтере, оголяя грудь женщины. Третьякова поцеловала Лукину в краешек губ, постепенно спускаясь ниже. Когда уста девушки плавно переместились на округлости, Мария прикусила сосок, и реакция Лауры последовала незамедлительно: директор с силой сжала ягодицы возлюбленной в своих руках, оставляя на коже полукруглые следы от ногтей. Ухмыльнувшись, Третьякова вспомнила про клубнику и, зажав ее меж зубами, хвостиком внутрь, девушка аккуратно поднесла ягоду к губам женщины. Лукина жадно надкусила плод, обвивая холодными руками талию девушки, и, прожевав, проглотила. Мария, оставив на прикроватной тумбочке зелёную часть, с удовольствием собрала языком сок, оставшийся на губах возлюбленной. Лаура улыбнулась, перехватывая уста девушки и нетерпеливо покрывая их поцелуями. Однако Третьякова как запретный плод: вновь не позволяла, спускаясь ниже по телу и скользя языком по талии. Добравшись до брюк Лукиной, Мария ловко сдернула их вниз вместе с оставшимся нижним бельём. Смочив языком два пальчика, девушка аккуратно проникла ими в трусики, массируя податливое лоно. Лаура выпрямилась, словно по стойке смирно, смещая руки с талии возлюбленной на белое одеяло, сжимая его в своих пальцах. Наклонившись лицом к низу живота, Третьякова трепетно расцеловала его. Резкое движение – и девушка припадает языком к половым губам, раздвигая складочки и нащупывая необходимое место. Лукина стонет, не стесняясь, и, кажется, совершенно не переживая о том, что соседям утром на работу. Сейчас ей хорошо, и она хочет, чтобы об этом знали все.       Удовольствие Лауры длится ещё минуты три, после чего женщина откидывает голову назад, стягивая с глаз пояс. Заглянув в глаза Марии, женщина улыбается и тяжело дышит, пытаясь привести дыхание в норму. Третьякова, поднявшись с кровати, скидывает с себя платье и, накинув шелковый полупрозрачный халат, завязывает на нем неаккуратный бант и направляется на кухню. Лукина, отдышавшись, приводит себя в порядок и, переодевшись, следует за девушкой. Мария, уперевшись руками в кухонную тумбу, потягивает воду, смачивая горло. Лаура, тихо подкравшись сзади, обвивает руками ее талию и покрывает поцелуями шею, оставляя за собой багровые следы. Третьякова смеётся и уже было оборачивается к возлюбленной лицом, но ее внимание перетягивает бумажка с подписями лечащего врача Лукиной. Женщина пытается отвлечь девушку. Тщетно. Мария, взяв в руки выписку, пробежалась по тексту взглядом и, с ужасом взглянув на Лауру, проговорила:       — О-опухоль? И ты молчала?       — Маш, я… — начала было Лукина, но Третьякова тут же ее перебила:       — Почему, Лаура? Ты мне не доверяешь или что? За какие заслуги?!       — Успокойся и послушай меня! — вскрикнула Лаура, не выдержав потока слов из уст девушки. От них голова вновь раскалывалась на две пропорциональные части. Обхватив лицо Марии своими руками, женщина продолжила: — Всё? Плохая я. Да. Знаю. Я уже лечусь, Маша. Просто… Не хотела, чтоб ты нервничала. Понимаю, что тебе и без того со мной нелегко. Ещё и семья... Всё рушится на глазах. Столько всего в голове не уместишь, не так ли? Я не хотела скрывать или что-то вроде. Не хотела лишних срывов, понимаешь? — на одном дыхании парировала Лукина, рассчитывая на поддержку со стороны возлюбленной.       — Что ж… Тогда ты поймёшь, почему я уйду от тебя, — прошептала Третьякова, с трудом вырываясь из крепкой хватки директора. — Я хотела. Хотела нервничать, Лаура! Хотела, черт подери, переживать с тобой каждый момент, каким бы едким он ни был. Только потому, что ты лезла в любой эпизод моей жизни, несмотря ни на какие преграды и мои возражения. У меня больше нет выхода. Ты все сама создаёшь. Но сама все рушишь. Оставайся наедине со своими проблемами, — выпалила девушка и, вернувшись в спальню, наскоро собрала все вещи и покинула квартиру Лукиной, пока та сидела на кухне, буквально считая секунды и в сотый раз прокручивая диалог. Лаура, устало опустившись на стул, подперла голову рукой, переваривая все услышанное.       — Сама всё рушишь, — процитировала женщина, горько усмехаясь и сжимая в пальцах пряди волос. ...       Шрамы от того дня (а в частности – их происхождение) часто напоминают ей о том, как именно завершилась их с Марией история. Та, которая хотела быть рядом больше всех… Та, которая стремилась влезть в чужие дела даже тогда, когда не просили… Третьякова сдалась. Выросла, позабыв о своих обещаниях, и, кажется, совершенно о том не жалея. Надоело играть в спасателя. И это понятно… Больно, безусловно, однако деваться уже некуда. Все сложилось так, как, верно, должно было. Есть ли здесь другой исход? Обе не узнают никогда. Оставалось лишь заглушать боль чем-то. Или кем-то мимолетным. Лукина привыкла жить по одному принципу: падаешь – обязательно вставай. Себе и своим внутренним правилам она не изменяет никогда. Ни под каким предлогом. И сейчас, когда от собственного отражения стало настолько гадко, Лаура находит утешение лишь в одном месте, забывая себя и забываясь, растворяясь в тленности бытия. Здесь уже никто никому ничего не должен.       Четыре алые розы, купленные где-то неподалёку, падают на холодный чёрный мрамор. Лукина обводит взглядом участок, а затем обессилено падает на колени. Из-под мрамора на неё глядит своими невероятными глазами до боли родной сын. Перед ним она виновата больше, чем перед собой. Однако слез нет. Женщина не позволяет их себе хотя бы потому, что знает: мальчику… Ее мальчику от этого легче не станет. А соответственно, ей тоже.       — Прости меня, — шепчет Лаура. — Я долго не приходила к тебе… Вообще ни разу. Ты мне очень дорог, правда. Я… Я люблю тебя, мой мальчик. Эти слова уже, увы, потеряли смысл, и я очень корю себя, что при жизни ты их слышал не так часто, как хотелось бы. Я не идеал. И не пытаюсь им быть. Спи сладко, мой герой.