***
На дом к потерпевшему едут Серега и Таня. Коле достаются рабочие контакты погибшего — он видит что-то зловещее в случившемся. Два удаленных работника, оба связаны с финансами, погибли в одном дачном товариществе в течение месяца. Но что могло связывать Лядова и Звонарева, кроме соседства? На первый взгляд, никаких пересечений. Звонарев — сотрудник международной организации, рядовой бухгалтер, таких пруд пруди. Фамилии Ломакина, Ножова и их нанимателя в списках клиентов фирмы не значатся. Программным обеспечением пользовался импортным, стандартным — чудо-программы авторства Лядова, Громовой и Тихонова к деятельности фирмы не имели никакого отношения. Разный возраст: Звонареву было сорок шесть на момент смерти, Лядов на двадцать лет младше. Разный достаток. Оба состояли на учете у кардиолога. — Михаил Ефимович нервным мужиком был, — говорит его коллега, когда Коля приглашает ее на разговор у офисного кулера. — Вроде как в начале девяностых кому-то дорогу перешел, в итоге его машину обстреляли, был ранен, в кювет улетел, чудом не не сгорел. В общем, от каждого хлопка вздрагивал и хватался за корвалол. А тут, сами понимаете, Москва, второй этаж, машины носятся, тормозы, визги, ор… У Звонарева два инфаркта было, потом ему предложили работать из дома, Михаил Ефимович сразу согласился. Ну, платят меньше, но у него жена зарабатывала, сын помогал деньгами. В общем, он как ушел, так я его потом раза три всего видела — перед Новым годом он за премией приезжал, на восьмое марта цветы дарил, и вот на прошлой неделе заходил в офис. — Чего хотел? — Да особенно ничего, он ко врачу на прием ездил, а к нам по пути заглянул. Смешной такой, мы его чаем, кофе угощаем, а он только воду пьет и только из своей бутылки. Ну, он, знаете ли, всегда немного со странностями был. Казалось ему, будто кто-то отравить хочет. Ну, мнительный чересчур. — А водку пил? — спрашивает Коля. — Я, если честно, товарищ майор, сама не знаю, он на корпоративы никогда не ходил. Но шептались у нас, что раньше попивал немного, а потом ни-ни, после инфарктов кто пить-то будет? Нет-нет, Михаил Ефимович себя берег. Так берег, что съел аллерген и даже не заметил? Не знал он, что ли, в свои сорок шесть, на что у него аллергия? Дела, которыми занимался Звонарев, Коле сбрасывают в электронном виде — пусть Ванька копается. По дороге в контору Коля заезжает в клинику, где наблюдался покойный, надо же выяснить, что там с аллергией. Так что в офис Коля возвращается уже около полудня, и тотчас оказывается в морге. Галя и Валя стоят рядком, обе в халатах и медицинских чепчиках. Валюша Гале чуть выше плеча. — Что у тебя утром с Майским произошло? — первым же делом спрашивает Галя, но Коля не собирается отвечать. Это их личное дело. Галя не настаивает. Только смеряет с головы до ног пронизывающим взглядом, как будто сканирует, и пожимает плечами. — Привез карту Звонарева? — спрашивает Валя. Она забирает документы из Колиных рук деловито листает. — Сердечник, астматик… И, судя по состоянию его внутренних органов, длительная жизнь Звонареву не грозила. Валя переворачивает страницы быстро, шуршит бумагой, кидает суровые взгляды на Колю, будто он и перед ней в чем-то провинился. Сговорились они, что ли? — Аллергия на кунжут и чеснок, — наконец говорит Валя и откладывает больничную карту в сторону. — На фотографиях закуска, огурцы, были, — вспоминает Коля. — Чеснок ведь при засолке добавляют? Валя и Галя одновременно кивают. — Только как можно не заметить, что ешь чеснок? — Это я как раз могу объяснить, — вмешивается Галя. — В носовой полости есть следы средства против ринита. Если у Звонарева на момент смерти был сильный насморк, он просто не чувствовал вкусы и запахи. А чеснок он ел не в сыром виде, вкус не почувствовал, и поэтому не принял антигистамин. Если бы убийца не сбросил тело в погреб, доказать, что произошел не несчастный случай — было бы практически невозможно. Коля кивает. — Теперь смотри, какая картина с алкоголем. В крови спирт присутствует, только в организм он попал не прерорально. — Укол? — Нет, — качает головой Валя, — через слизистую прямой кишки. Коля морщится. Как будто на зоне… Что с этими «Журавлями» не так? — Как же местная милиция просмотрела? — Ну, знаешь, этого я сказать не могу, может местные практикуют новые способы употребления алкоголя? Серега с Танюшкой вернутся — обязательно спроси. Валя прикрывается папкой с бумагами, прыскает со смеху, и Коля ничего не остается, как покачать головой. Нет, Серегу он ни о чем расспрашивать не станет.***
— В общем, за последние три года жители кооператива «Журавли» пятьдесят шесть раз подавали в милицию заявления об ограблении, — говорит Ванька и тычет карандашом в экран. Коля сидит у противоположного стола, смотрит в Ванькин затылок, взъерошенный такой… давно он расческу видел? — Примечательно, что до этого ограблений было в три раза меньше. — Новые жильцы? — Да, за три года в «Журавлях» появилось тридцать новых жителей. Тех, кто арендует дом только на лето, убираем, получается, восемь человек. Это исключая, Звонаревых и Вику. Но это не самое интересное, потому что меня заинтересовало другое: новый участковый, старший лейтенант милиции Сумеркевич, переведен в местное отделение три года и три месяца назад. А до этого он служил в Хамовниках, но внезапно был понижен в звании и отправлен на другое место службы. Интересно? — Ванька крутится на стуле и смотрит со значением, но вновь отворачивается к экрану. — Очень, — соглашается Коля. — Тане позвони, пусть задаст ему пару вопросов. — Таня трубку не берет, — Ваня снова поворачивается к Коле и больше не отводит взгляда. — Майскому я тоже звонил — безрезультатно. Черт, самому надо ехать. Коле эти «Журавли» — как кость в горле. Взять бы группу захвата, но на каком основании? — Николай Петрович, возьмите меня с собой, — просит Ванька. — Чтобы мне Галя голову открутила? Ты уже нагеройствовался в прошлый раз. — Коля старается отвернуться, правда, старается. Не выходит. На Галином месте он бы Ваньку цепями к лабораторному столу приковал, но он не Галя. — Николай Петрович, пожалуйста. Я буду полезен. И… Вика тоже трубку не берет. Коля не может Ваньке отказать. Должен. Хочет. Не может. Встает, чтобы выйти из лаборатории, но задерживается возле Ваниного стола, упирается руками и устало качает головой. Смотри ему в глаза, не смотри — итог один: ты в них, Коля, утоп. Этак мальчонка веревки вить из тебя начнет. Коля выглядывает из лаборатории, чтобы проверить: Гали поблизости нет. — Бегом переодеваться и в машину. У тебя минута.***
Через двадцать минут они уже на шоссе. Коля переводит на беззвучный режим телефон. Галя его убьет. Нет, он сам себя убьет. Хоть разворачивайся и возвращай Ванятку на место, но Коля этого не делает. Ванька крутит в руках телефон, раз за разом набирает то Вику, то Таню — нет ответа. — А пистолет дадите? — вдруг спрашивает он, когда до «Журавлей» остается меньше половины пути. — Нет. Шоколадку в бардачке возьми. Там третью неделю шоколадные зайцы и киндеры лежат. Даже никто не съел, хотя Коля думал, что не Серега, так Юлька Соколова уже навернула. Но нет, лежат. Краснеет оберткой дурацкий заяц, которому Ванька ломает ухо при вытаскивании из бардачка. — Николай Петрович, можно вас кое о чем попросить? — Смотря о чем. — Прекратите за меня заступаться, как сегодня перед Майским. Коля косится на Ванятку, ловит его теплый взгляд — только потом вспоминает, что вообще-то надо смотреть на дорогу. — С чего ты взял, что я заступался за тебя? Потому что Колю слова Сереги тоже задели. Ванятка явно хочет что-то сказать: он открывает и закрывает рот, шуршит своим зайцем и… не успевает ответить. Звонок телефона рушит момент. Коля прислушивается, что Ванька говорит Вике по телефону, из их беседы понятно, что Вика не дома. У врача на приеме, а телефон отключила, УЗИ там, что ли? — Кто будет? — спрашивает Коля, когда Ваня подтверждает догадки. — Мальчик, — сияет Ваня. Как будто его… Может и впрямь? Поэкспериментировал и хватит, почему бы не жениться на старой подруге и не воспитать сына Стаса, как своего? Видно же, какие теплые отношения связывают Вику и Ваню. Коля ловит себя на ревности. Приплыли. — Вика меня в крестные зовет, — улыбается Ванька. Может, и не женится. Машина сворачивает с дороги, и впереди видны дома и крыши дач. Вот и Викин дом, ворота со следами вмятины, все та же почерневшая баня и нерабочая камера у крыльца. Все те же деревья взлетают в небеса, только ветки сейчас совершенно голые — зима на подходе. — Не выходи из машины, — наставляет Коля. — Тихонов, я серьезно, это приказ! Сиди на месте и жди моего возвращения, не выходи, ни во что не встревай, и продолжай звонить Тане. Все понял? — Все понял, товарищ майор, — рапортует Ванятка и первым выскакивает наружу.***
На первый взгляд, «Журавли» кажутся спокойнее земного рая. Все тихо, все чинно, ни шума, ни выкрика, никто ничего не знает. Коля идет от дома к дому, и нехорошее предчувствие с каждым шагом усиливается. Ни следа Сережи и Тани, и машины нет. Их видели, вспоминают, что заходили к соседям, разыскали участкового и вместе с ним куда-то направились. После Колиных расспросов вспоминают, да, грабили чаще всего те дома, на которые устанавливали новую систему наблюдения, но ведь дачи, почти поселок, алкаши кругом, а если система новая, значит, деньги имеются, чего тут непонятного. Вор — человек умный, в бедный дом не полезет. — Иван, что за фирма устанавливала эти камеры и датчики? — спрашивает Коля, когда он проходят последний дом. Ваня идет на полкорпуса позади, иногда выскакивает вперед, и тогда Коля задвигает его обратно. — Да нет никакой фирмы, Николай Петрович. Была бы, я бы сразу вам координаты дал. Неужели местные вообще не проверяли, кто им что-то устанавливает? — Если участковый поручился, могли и не спросить, — предполагает Коля. — Или напечатали какой-нибудь левый паспорт, визитки всякие и рекламу. Много вас сейчас, компьютерных умельцев, развелось. Ванька фыркает и молчит. Насмешливо молчит. — Куда они могли уехать, Ваня? — спрашивает Коля больше для того, чтобы думать вслух, а не потому что Ванятка действительно может ответить. Хотя ему «Журавли» знакомее, чем Круглову. — Не в Москву, иначе мы бы друг друга на шоссе увидели. К председателю кооператива? Так нет их там. Где тут отделение милиции находится? Пока Ваня копается в телефоне и ищет адрес, Коля осматривается. За последние недели земля промерзла, следов от машин не остается — не узнаешь, в какую сторону уехали. Ну, нашли ребята участкового. Может, поняли, что он замешан, может, он сам испугался, что на него выйдут. Но дальше-то что? И как убийство Звонарева связано с ограблениями? — Вань, — вспоминает Коля, — у Звонаревых богатый дом? — Нет. Коля уже сам припоминает: дом невысокий, старые окна, участок ухоженный, типично дачный, с парниками и ровными грядками. Может, вернуться и осмотреться внутри? Хотя Серега и Таня там точно побывали, и дверь опечатана. На фотографиях с места убийства был виден типовой советский комод и тяжелый стол во всю комнату, такие складываются, и столешница внутри висит на толстенных перекладинах. Могли Звонаревы хранить в доме что-то ценное? — В какой клинике наблюдался твой друг? Вопросу Ванька удивляется, глаза распахиваются на пол-лица, рот раскрывается. Не понимает, что и к чему, и явно не сразу вспоминает название. Фамилию врача приходится уточнять у Вики, заодно ее просят остаться в городе. Кажется, в итоге она едет на Ванькину квартиру. Значит, у нее уже есть ключи… Отставить, майор. — Их наблюдал один врач, — выясняет Коля. — Один врач, один участковый, дома по соседству, одинаковый образ жизни. Слишком много совпадений, ты не находишь? — Только убийц Стаса мы нашли, и они сидят. — А флэш-карты? Ты говорил, что он копировал программу не один раз, и… что? Ванька останавливается. Кажется, тоже дошло. — Стас рассказывал, что у него, пока в школе учился, тайник в соседской квартире был. Он там в кладовке с вареньем прятал… что-то прятал. Коля поднимает бровь: у нынешних детей своеобразные представления о безопасности, это он уже слышал, и, видимо, по поводу законов у них тоже необычное мнение. Чему он вообще удивляется, после знакомства с Тихоновым… — Если те, на кого был компромат у Лядова, поняли, что флэш-карты надо искать у соседей, и вышли на Звонарева… А выйти могли. Может, тот же Звонарев случайно флэшку нашел, а может кто-то заметил, что Лядов в соседский дом пробирается, и сложил дважды два. Не мог, что ли, Ванька раньше вспомнить о тайниках своего друга? — У Звонаревых есть сын, — вспоминает Ваня. — Он банковский клерк в Идеал-банке, это частный банк с офисом в Хамовниках. — А председатель этого банка — заказчик убийства Лядова, — предполагает Коля, но Ванька его не слышит: он роется в телефоне. — Нет, его родной брат. А пасынок этого брата — сотрудник милиции. Угадаете, где участковым работает? И это надо было выяснить еще три недели назад… Сам виноват, мог глубже копать, а не радоваться, что дело закрыто и Ванькино имя в нем не всплывет. Коля треплет Ванятку по волосам, ловит теплый взгляд и поспешно отворачивается: Серегу с Танькой надо найти. По дороге к «Журавлям» он видел поле и пивоварню. Она ведь не действует? — Кажется, я знаю, где ребята могут быть. Ванька идет на полкорпуса позади.***
Пивоварня по периметру обнесена деревянным забором, но толку от него немного: оторванные и прогнившие доски оставляют зияющие дыры — в такие не то что заяц, даже медведь пролезет. Служебный джип стоит за забором у металлических ворот. Коля вытаскивает из кобуры пистолет и жестом командует Ване оставаться на месте. Ваня отстает ровно на два шага. Крохотный двор пуст, за дверью слышны голоса и неясный гулкий шум — чертово эхо, ничего нельзя разобрать. Ну, кроме того что внутри Серега — его ор Коля даже с того света услышит. Ворота открываются без скрипа. Коля проскальзывает внутрь, скрипит зубами, когда понимает: следом пробирается Ванька — к стулу его привязать и не выпускать, пока про дисциплину не вспомнит — но идет бесшумно. Потом становится не до мыслей о дисциплине. Серега и Танька внутри. Сидят, привязанные к бочкам, на деревянном, полном дырок, полу, дергаются, пытаясь освободиться. Но с каждым движением узлы на запястьях завязываются сильнее. Правда, это не мешает Танюшке надувать из жвачки пузыри и деловито их лопать, а Сереге вопить во всю глотку и угрожать смертью местным падлам. Коля скользит ближе, и Серега наконец замечает его. Взгляд его падает за Колину спину, челюсть отвисает, но он никак не комментирует Ванькино появление. Ни тогда, ни потом, когда Коля кладет пистолет на бочку и возится с веревками Майского, а Ванька освобождает Таню. — Это участковый — главарь банды, — сообщает Серега. — Знаю. Давно сидите? Этого ребята сказать не могут. Сумеркевич с подельником — за брата выдает, гад — усыпили их эфиром, когда приехали на пивоварню. — Глупо попались, — сокрушается Серега. Но ведь у них не было оснований не доверять участковому, потому и повернулись к нему спиной. — Говорят, вызов, мол, драка, мы с ними, чтобы помочь, а тут… Еще и пушки отняли, — Серега смачно сплевывает на пол, и продолжает: — Короче, они дома обносят, Звонарев был в доле. Он следил за тем, кто из жителей уезжает, выяснял в разговоре, надолго ли, и сообщал участковому. Кстати, у него в погребе тайник был. — Правда, его изъяли еще до нашего приезда, — встревает Танюшка и продолжает жевать, пока объясняет: — Но от нас ничего не скроешь, ниточки там, провода, остатки цепочек… колпачок от флэш-карты. Коля косится на Ваньку, и Ваня виновато разводит руками: мог Стас прятать свои разработки рядом с награбленным, зная при этом, что прикрывает преступления? Может и мог… А может честно не задумался, откуда у соседей коллекция телевизоров и почему деньги и цацки прячутся в трехлитровых банках, или как там еще добычу хранили. В нескольких шагах от Танюшки — Ваня развязывает последние узлы на Таниных запястьях — непонятная конструкция из холодильных установок и проводов выглядит угрожающе. — Не рванет? — уточняет Коля. — А как же, это взрывное устройство. Если вот тот провод соединить вот с тем разъемом, — объясняет Танюшка, и еще один розовый пузырь появляется и исчезает на ее губах, — и включить вот этот красный рубильник, то нагревательные элементы начнут нагреваться, и когда достигнут пика, рванет не на шутку. Причем, мы погибнем от взрыва, а вот местных жителей заденет выбросом опасных веществ. Нерадостная картина. Коля видит замешательство на Ванькином лице как раз тогда, когда Серега говорит: «Надо выбираться отсюда». Выбираться, оказывается, в их планы не входит. В воротах стоит Сумеркевич, одетый по форме, с фуражкой на голове, но со стволом в руках. Позади него два амбала. Если сам участковый по комплекции не уступает Коле, то его гориллы подельники кажутся вовсе необъятных размеров. Коля тянется за пистолетом, но не успевает на какие-то доли секунды: Сумеркевич стреляет по бочке, и та опрокидывается в сторону. Пистолет летит вместе с ней и скрывается между половиц. — Привет, — бормочет в их сторону Таня, — мальчики. «Мальчики» плотоядно смотрят на Танюшку и деловито — на конструкцию из холодильников. — Старлей, на что ты рассчитываешь? — спрашивает Коля. — Наряд уже вызван, тебе не уйти. — Блеф, — цедит участковый. — Да если и так, пока из Москвы приедут, я уйду, а что вы тут взорвались — так это меня не касается. Сами полезли, сами дураки. — Какое из Москвы! — орет Серега. — Из твоего же отдела и приедут! Точно не вся местная милиция с ним заодно, но отключить телефон в дежурной — раз плюнуть. Коля переглядывается с Серегой. Черт, попались, как дети. Хуже того, с ними реально дети, и рисковать Ванькой с Танькой нельзя. Те и сами понимают, что дело приняло плохой оборот. Когда Танька обхватывает Ванятку за шею и присасывается к губам, Коля ловит его обалдевший взгляд. Нашли время, а? А дальше не остается времени на удивление. Один из амбалов подскакивает к ребятам, чтобы схватить за волосы Таню, но Ваня хватает его за руку, а затем падает как подкошенный от удара пистолетом в висок. При падении он чудом не задевает головой угол холодильника и остается лежать на полу. Серега с воплем бросается на амбала, даже выбивает пистолет из его рук, но нагнуться за ним не успевает. Сумеркевич стреляет — пуля попадает в стену. Второй амбал беспорядочно палит по сторонам, но только один раз пуля со свистом пролетает мимо Колиного уха и один врезается в землю возле Танюшкиных ног. Серегин амбал пытается вырваться и бежать к воротам, но куда там, от Сереги не уйдешь. Когда у второго амбала кончаются пули, а у Сумеркевича остается только одна, Сумеркевич командует: — Уходим. — Мальчики, не бросайте нас, — зовет Таня. — Спорим, вы еще не все награбленное вывезли. Вместе с Колей она бегает глазами по полу, ища третий пистолет. Колин они уже нашли, но, жаль, одним движением его не достанешь, а на большее времени нет. Второй амбал исчезает во дворе, первый бьет Серегу головой в живот и все же вырывается из хватки. Сумеркевич скалится, переводя ствол с Коли на Серегу, а после на Танюшку: — Пока, ребятки. Он стоит возле холодильников, в шаге от Ванькиной головы, в его руках указанный Таней провод взрывателя. Коля взглядом командует Сереге и Тане, чтобы ловили амбалов, а сам бросается на Сумеркевича. Только замечает краем глаза, что Ванька вроде бы пошевелился: лоб его заливает кровь, правая рука прижата к телу. Щелчок рубильника раздается прежде, чем Коля бьет Сумеркевича по печени. Сумеркевич сбивает Колю с ног, и уже на полу они борются за пистолет. Сумеркевич сжимает пальцы крепко — проще сломать, но куда-то там… Выстрел все же звучит, но пуля улетает в сторону. Сумеркевич выбрасывает ствол, пытается вывернуть Коле руку, а Коля ему. Сумеркевич крупнее и тяжелее, но на стороне Коли опыт. К сожалению, на стороне Сумеркевича тоже. Тем более что Коле нужно не только обездвижить старлея, но и отключить чертову бомбу, пока не рванула. И пока что удача не на его стороне. С улицы слышен рев джипа и ор Сереги — кажется, амбалы пытались угнать машину ФЭС, и судя по всему, безуспешно. А здесь, на полу пивоварни, Сумеркевич наваливается на Колю и сжимает его шею, большими пальцами давит со всех сил на подъязычную кость. Резко перестает хватать воздуха. Зараза, сейчас рванет! Сумеркевич знает, что ему не уйти, а все равно давит, чтобы как можно больше людей на тот свет забрать. Щелкают моторы холодильников — нагрелись. Сейчас рванет. Лицо Сумеркевича перекосило, глаза полны ненависти. — Умру, а тебя удавлю, падла, ненавижу ментов, — рычит он, и Коля уже с трудом его видит. А потом чувствует: Сумеркевич оседает, разжимаются пальцы на Колиной шее, и кровь заливает лицо. В лысой голове участкового зияет дыра. Ванька. Ванька сидит на земле, окровавленные пальцы сжимают ствол, лоб перемазан в крови и пыли. Холодильники щелкают, что есть мочи. Главное, чтобы ребята отошли подальше от ворот. Коля с трудом сбрасывает с себя Сумеркевича. Поднимается на локте, потом на руке. Сил встать на ноги нет. Времени тоже. Он подползает к Ванятке и прячет его голову у себя на груди. Одновременно с мощным щелчком. Рванет. Взрыва не происходит ни тогда, когда в здание пивоварни влетает Майский, ни когда щелкает чертовым рубильником. Треск холодильников не умолкает. Серега одним прыжком оказывается возле Коли и Вани, садится на корточки рядом, чтобы вытащить из дрожащих Ваниных рук пистолет, вытирает о куртку. — Если что, стрелял я. Тихонов, слышишь: ты не стрелял, стрелял я, тем более, что ствол мой. — Затем Серега замолкает на несколько секунд, чтобы тут же спросить: — Петрович, а где взрыв? Подбежавшая Таня вытаскивает провод взрывателя из разъема. Конец обмотан розовой жвачкой. — Не будет взрыва. — Она хлопает Ваньку по плечу и садится рядом на землю. — Галина нас убьет.***
Все четверо возвращаются в офис уже после того, как отправляют туда тело Сумеркевича и двух живых, связанных по рукам и ногам, амбалов. Обыском на пивоварне занимается местная милиция, им же предстоит вести дело об ограблениях. А со смертью Звонарева все не так ясно, и яснее пока не становится. — Короче, тут врач один, местный… — начинает Серега, и Коля называет его фамилию. Как же сразу не проверили, что врач-кардиолог из клиники — еще один житель чертовых «Журавлей»? — Эти клянутся, что Звонарева не убивали, — добавляет Танюшка. — Но труп в погреб сбросили, чтобы имитировать убийство при ограблении. — А что он помер тогда? — спрашивает Серега, как будто ему кто-то может ответить. И водка эта еще… Коллега Звонарева упоминала, будто мужик в отравлении кого-то подозревал. Может, и не бредил он? Может, вправду травили? — Правда, соседи вспомнили, что к Звонареву сын приезжал как раз в день убийства, — добавляет Таня. Надо сына искать. Клерка Идеал-банка. — Да уж, Тихонов, тебя на дело возьми — новое дело будет, — мрачно шутит Танюша. Ванятка уже умытый, и после обработки рана на виске оказывается не такой страшной, как казалось на первый взгляд. Следы пороха с рук убрать не так просто, как следы крови. Еще сложнее уничтожить следы на одежде. В конечном итоге, уже перед въездом на территорию, Серега забирает у Ваньки куртку и накидывает свою. Ухищрения не помогают. Галя встречает их в самых дверях, и не отводит взгляда ни пока все четверо пытаются объясниться, ни пока Серега вешает Ванькину куртку в свой шкафчик, ни потом, когда пытается ее натянуть и доказать, что эта куртка действительно его. Ничего не помогает. Ваньку Галя выставляет за дверь: сначала пить кофе, потом ехать домой. А на Колю орет долго, самозабвенно — наверняка слышно даже в морге. Она то припоминает Коле всего его косяки, то грозится уволить или отдать под суд, но в конечном итоге ее претензии сводятся к одну — она трясется над Ванькой, как курица над яйцом. — О чем ты думал? — спрашивает Галя, когда минутная стрелка прошагала полчаса, и запал немного угас. — Ты подверг гражданского такой опасности. Более того, он убил человека. Коля, если мы не докажем, что Сумеркевич — главарь банды, напишешь рапорт. Ты меня понял? В кабинет просачивается Танюшка, следом вламывается Майский. Они встают рядом с Колей, покорно выслушивают свою порцию головомойки и вздыхают. Виноваты, что уж. Попались как дети, оружие отняли. Ничего, что в итоге нашли. И как допустили… Перед тем, как претензии зайдут на второй круг, Серега встревает: — Ну, Галь, ну гражданский, я понимаю. Но это же наш Ванька, наш! Ну, безответственный дурак, но такой же сотрудник ФЭС, как я или ты. Ты предлагаешь ему стоять в стороне и смотреть, как нас убивают? — В самом деле, Галина Николаевна, если бы не Ваня, мы бы там сейчас лежали, по кускам, и в деревне могли быть погибшие, — Танюшка делает жалобный голос и глаза округляет, как голодный кот. Против нее Галина не устоит. Галя в самом деле смягчается: — Я предлагаю, что каждый будет заниматься своими делами, кто — преступников ловить, а кто — улики исследовать, и не путать свои обязанности. Коля, еще раз — и ты уволен, никакой Султанов меня не остановит. А пока вы трое отстранены от дела Звонарева. Я отправила Шустова и Соколову в «Журавли», пускай посмотрят, что и к чему. А вы по домам, и чтобы я вас не видела. Танюшка выходит первой, следом идет Серега. Когда Коля оказывается в дверях, Галя окликает: — Коля. Один волос с Ваниной головы — пеняй на себя. Я надеюсь, что ты меня понял.***
Домой Танюшка и Серый не едут. Они покупают коньяк, колбасу и вместе с Колей едут к нему. Ваньку уже давно забрала из конторы Вика. Как он сейчас, позвонить бы, спросить… — А я не думал, что Ванька выстрелит, — признается Серега. Он держит в руке бокал, но не пьет, только колбасу уминает за обе щеки. — Думал, струсит. Коля пожимает плечами. Ему самому было страшно в первый раз стрелять в человека. Еще страшнее в первый раз убивать. Ванька не трус, но и не мент. Ванька — бывший зэк и дитя Перестройки, Ванька режется в компьютерные стрелялки каждую свободную от работы и шуток минуту. Кто разберет, что ему страшно, а что нет? Он непохож на Колю, как ночь — на день. Таня хмыкает: — Ты думаешь, он бы просто смотрел? Только друга похоронил, а теперь смотреть, как Николая Петровича убивают? Коля молчит. Коньяк в горло не лезет. На кофе тошно смотреть. Курить тошно. Лечь бы спать, но снов нет. Серега тоже не в своей тарелке. И тоже не пьет. — Коль, прости, а? — наконец говорит он. — Я утром не прав был. Без разницы мне, с кем Тихонов спит, я все равно с ним буду работать, и неважно, с Викой он там или с… ну, с кем-то еще. Мне-то все равно, он же не ко мне… а ты сам решай. Коля кивает. Давно бы так. Ловит вопросительный взгляд Сереги, улыбку Танюшки и переспрашивает: — Что? Знают? Навряд ли. Судя по тому, как они сидят рядком и как Танюшка по-хозяйски закинула ногу на Сережу, чужая личная жизнь интересует их меньше, чем своя. Когда только успели сойтись? — Что насчет небольшой прогулки под снегом? — предлагает Таня, когда все выпивают по одному бокалу, а кто-то заваливает Белую сообщениями. — Ночь, луна, снегопад, нас пятеро и ржавая Волга. Серега соглашается без всяких сомнений. — Передавайте Громовой привет. — Коля наливает себе еще бокал. — Николай Петрович, ну, пойдемте, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Танюшка по-щенячьи заглядывает Коле в глаза, тянет за руку, не обращая внимания на мягкие попытки вырваться. — Ну пожалуйста, Николай Петрович, пойдемте. Колбаса и коньяк остаются сиротливо лежать на столе.***
Волга действительно ржавая. Ванька скачет возле машины. Из приоткрытого окна негромко играет Кино, и Вика машет рукой. — Прыгайте скорее, нас ждет Цой и ночная Москва. Ванька оказывается на переднем сидении. Танюшка зажата между Колей и Серегой позади. Через минуту машина выезжает со двора. Через три Серега и Вика подпевают дуэтом. «У меня есть слово, но в нем нет букв У меня есть лес, но нет топоров У меня есть время, но нет сил ждать И есть еще ночь, но в ней нет снов» Потом поют впятером. «И еще есть белые белые дни Белые горы и белый лед Но все, что мне нужно — Это несколько слов И место для шага вперед» Машина останавливается возле набережной. Под ногами хрустит первый настоящий снег, когда все вылезают наружу. — Красиво здесь, — говорит Вика, потягиваясь. — Уеду я из этих чертовых «Журавлей», надоело. Давно пора. Так тихо, безлюдно. Сияют огни на противоположном берегу, звезды горят на небе. Мелкий пушистый снежок сыпется на головы и на плечи. Фонари мягко светят, и теплые Ванькины глаза сияют. Коля смотрит на Серегу, который обнимает Танюшку за плечи и со смехом шепчет ей что-то на ухо. Затем на Вику — она поглаживает живот и садится за руль, чтобы переключить песню. Да так и остается сидеть — с кем-то переписывается. Коля смотрит на Ваню, отошедшего к чугунным перилам и задравшего голову. Коля подходит и встает рядом с ним. Рука к руке. Не в его правилах задавать вопросы, если не знаешь, как будешь жить с ответами. Но сейчас он не знает, как — без них. — Что с тобой происходит? Ваня качает головой. — Ничего, Николай Петрович. — Но я же вижу, — Коля косится на Ванятку, и глубокие карие глаза ловят его взгляд. — Просто не хочу вновь услышать, что это все несерьезно. — Разве я это говорил? — Может, думал, но точно не сказал, Коля помнит свои двадцать шесть: там всегда все серьезно, даже если на пару недель. — Прекрати додумывать за меня. Глаза у Ваньки теплеют, и лицо проясняется. Губы растягиваются в улыбке. Он поворачивается всем корпусом, смотрит на Колю, задрав подбородок. Смотрит выжидающе. И молчит. А Коле пятьдесят один год, у него не было отношений с мужчинами прежде, и он понятий не имеет, как их начинать. — Тебе стоило найти кого-то моложе, — замечает он. — Прекрати решать за меня, товарищ майор. Ванька улыбается. Делает первый шаг. Коля находит его ладонь. — И что, снова сбежишь под утро? Ваня мотает головой. — Не сбегу, если буду твердо знать, что ты меня не убьешь, когда проснешься. — Не убью. Ты шутишь, Тихонов, какое убийство… Коля кладет ладонь на Ванькину поясницу. В глазах светят звезды. И делает шаг. У Ваньки мягкие теплые губы с привкусом шоколада и снега. Когда они отрываются друг от друга, ничего не меняется: Ванькины глаза все так же горят, все тот же русский рок доносится из магнитолы, и звезды в небе такие же, как минуты назад. Вика занята своим телефоном. Серега и Таня обнимаются, повернувшись к перилам спиной. Только потом Серега свистит, и следом за этим Коля слышит: — Петрович, свистни, когда можно поворачиваться. Танюшка пихает Майского локтем в бок и заливается смехом. Они подождут. Ванька худой, угловатый, его руки обвиваются вокруг Колиных плеч. И глаза горят лихорадочным, но счастливым огнем. Жизнь продолжается.