***
Меня слегка подташнивает. Не удивительно — плохой сон и отсутствие завтрака никогда не влияют на здоровье положительно. Моя единственная надежда — более-менее съедобная пицца в школьном буфете. К нему уже выстроилась очередь. «Лишь бы не раскупили…» — шепчу я, пересчитывая мелочь. Не понимаю людей, которые едят в школьной столовой. Никогда не видела настолько отвратной пищи, она даже хуже стряпни моей мамы! Поэтому я питаюсь одним дошираком. Думаю, в ближайшем будущем мне светит язва желудка. Ну и отлично, будет уважительная причина не идти в школу. Почему-то в этой части здания всегда очень холодно. Я обнимаю себя за плечи, переминаясь с ноги на ногу. Вдруг кто-то сильно толкает меня в плечо, выпихивая из колонны учеников. От сильного и достаточно болезненного удара я роняю на пол несколько монет и тут же бросаюсь собирать их. Однако мелочь успевает затеряться под ногами стоящих в очереди учеников. Я зло вскидываю голову, желая увидеть виновника происшествия. Меня пронзает вспышка внезапного гнева, и это чувство усиливается, когда я вижу двух девочек из нашего класса в сопровождении парня, выглядящего старше нас. Должно быть, одиннадцатиклассника. — Хуяна? — одна из них, Зоя, с неохотой обращает на меня внимание. — А, спасибо, что посторожила местечко для нас! — эта размалёванная утка издевается, чем смешит своих подсосов. Они, как и Саша, считают себя элитой. Вертят перед всеми дорогими телефонами и одеждой, чтобы самоутвердиться. Оскорбляют тебя, но не в лицо, а делая вид, что просто обсуждают за спиной, специально подходя слишком близко, чтобы ты слышал. А однажды они отобрали и разорвали мой альбом с рисунками, после чего я бросила рисование… Как же я их ненавижу. — Поднимай, из-за тебя я уронила свои деньги. — грубым, приказным тоном говорю я. Обычно я игнорирую оскорбления, но слова — дело одно. А сейчас они перешли все границы и начали распускать руки. — Чего? — моя оппонентка усмехается. Какой же у неё мерзкий голос: скрипучий и писклявый. — Это были деньги? — она машет перед моим носом парой купюр. — Вот это деньги. А я не собираюсь ползать по полу, собирая какой-то мусор. Всё, хватит! Очередной всплеск жгучей злобы заставляет меня вцепиться в пятисотрублёвую купюру, которой Зоя передо мной вертит. — Сдачу я верну, пицца стоит не так уж и много, — будет правильно, если эта гадина вернёт деньги, потерянные из-за неё. Одиннадцатиклассник и их общая подруга смотрят на нас с уже большим интересом. — Эй, руки! — меня сильно бьют по ладони, из-за чего я не только выпускаю деньги, но и роняю свой мобильник, который летит на пол экраном вниз. — Чёрт! — подбираю телефон. Через всё стекло проходит трещина. — Чёрт! Этот не очень дорогой, но качественный мобильный был подарком на Новый Год. Мою семью нельзя назвать бедной: мать вечно пропадает на двух работах и получает немало, но большую часть зарплаты тратит на себя любимую, ожидая, что я буду зарабатывать самостоятельно. Поэтому, ради денег на школьную пиццу мне иногда приходится раздавать листовки на улице. А для получения этого телефона я очень сильно старалась, ведь мне его обещали только за отсутствие троек в четверти. Компашка Зои смеётся, в то время как мои глаза наполняются слезами. Меня тысячу раз унижали, и к простым издёвкам я уже выработала иммунитет. Но мой телефон стал результатом тяжёлой и долгой работы. А Зоя в миг сделала этот труд бессмысленным. И ещё смеет получать от этого удовольствие! Я совершенно не раздумываю над своими действиями, и изо всех сил бью обидчицу по щеке. Никогда не давала кому-то пощёчину. Настолько сильную и яростную, что у самой ладонь заболела. Но будь это законно, я бы с удовольствием вцепилась этой крысе в волосы, и приложила лицом об пол. Ведь мои старания и вещи мне дороже чужого здоровья. Что было дальше помню смутно. Сперва Зоя схватила меня за волосы, что-то громко вереща, затем её друг начал нас разнимать, за что получил от меня по рукам. Строй учеников вмиг превратился в кольцо, желающее видеть «сражение». Но вот на горизонте уже маячит завуч, что-то вопя, все резко замолкают и разбегаются.***
Мне звездец. После похода к директору администрация школы приложила все усилия, чтобы замять это происшествие. Мать в школу не вызвали, поскольку уже через пару дней должно состояться родительское собрание, на котором и обсудят все мои тяжкие грехи. Компенсацию за разбитый мобильник мне выплачивать отказались. Я слёзно клялась перед классной руководительницей, что признаю свою вину, и больше не буду нападать на учеников. Я признаю, что не должна была распускать руки. Но мне всё ещё кажется, что Зоя заслужила: отныне зависающий телефон, потерянные деньги, насмешки, а так же травля, проявлявшаяся в том, что они с дружками крали и прятали мои вещи (благо, я всегда их находила, но нервы это трепало знатно) ничто по сравнению с небольшой пощёчиной. Уроки подошли к концу быстро, потому что половину из них я проторчала у директора, слушая лекцию о том, как интернет делает детей агрессивными. В раздевалке я подняла пальто, как обычно сброшенное с вешалки, натянула свои любимые угги, и наконец выбежала из проклятого школьного здания, вдохнув свежий воздух. Теперь я в безопасности. По крайней мере, до завтра. Весь звездец заключается в том, что мне предстоит «серьёзный разговор» с матерью. У нас странные отношения. Мы практически не общаемся, и но порой мама ведёт себя, как помешанная на том, чтобы я была прилежной и послушной ученицей. Должно быть, пытается создать иллюзию заинтересованности в своём ребёнке, и делает очень неумело. Видя двойки в дневнике, она лишь орёт на меня и угрожает отключить интернет, даже не пытаясь помочь с неусвоенной темой. А я едва вытягиваю тройки и четвёрки. Раньше меня никогда не отчитывали за поведение, но теперь мне точно грозят несколько часов ругани. Эти «воспитательные беседы» я терпеть не могу. Не выношу, когда на меня повышают голос, ненавижу ощущать себя виноватой… радует то, что у мамы вряд ли найдётся свободная минута в ближайшее время, и у меня будет возможность морально подготовиться. Лифт успели починить к моему приходу. Поэтому, пробыв в этой ржавой коробке с минуту, я наконец оказываюсь у родной обшарпанной двери и… засунув руку в карман с ужасом осознаю, что забыла ключи. — Чёрт! — я нервно роюсь в сумке, но проклятой связки всё нет и нет. Придётся либо звонить матери, чтобы она отлучилась со своей сверхважной работы и открыла мне дверь, либо же ждать часа ночи (обычное время её прибытия) в подъезде. Если бы не холод, я бы предпочла второй вариант. Дрожащими пальцами я набираю знакомый номер, понимая, что позвав её, приближу свой персональный «страшный суд». После нескольких минут ора мать всё же согласилась приехать. Осталось лишь подождать около часа. За окном уже начинает темнеть, и лестничный пролёт с каждой минутой становится всё более зловещим. Не люблю подолгу торчать в подъезде, поэтому поспешно возвращаюсь во двор. Единственное место, куда я могу сейчас пойти — детская площадка, расположенная во дворе моего дома. Я люблю качаться на качелях. И делаю это либо в пасмурную погоду, либо поздним вечером по двум причинам: я ненавижу жару, солнце и надоедливых детей, желающих покачаться. А те, кто всё же оказываются на площадке во время моего пребывания там, должно быть, слагают обо мне легенды. Ведь я — странный ребёнок, который появляется во дворе каждый вечер и качается на качелях по несколько часов. Которому нравится кататься, слушая музыку, и иногда, если песня особенно весёлая, открывать рот под её слова и неистово размахивать руками в такт. Некоторые родители боятся подводить своих чад к этому ребёнку, считая, что он проводит обряды по призыву дьявола. Не стоит пытаться прочитать по губам, чему я подпевает. Иногда это могут быть треки на неизвестных мне языках. Так вышло, что на самой площадке нет ни одного фонаря, и освещают лишь её те, что стоят далеко во дворе. Здесь очень тихо. На ветвях деревьев и под моими ногами лежит поблёскивающий снег. Это место окутано густым туманом, сквозь который едва можно рассмотреть горящие окна панелек, между которыми расположена площадка. Обычно я чувствую себя спокойно, находясь здесь в позднее время: вокруг тихо, темно, и ни одна живая душа не отвлекает от раздумий. Но сегодня двор, заставленный ржавыми аттракционами для детей, выглядит особенно тоскливо. Сажусь на качели, которые жалобно скрипят под моим весом. Я будто зажата между двумя бесконечными многоэтажками. Из глаз начинает течь неконтролируемый поток слёз. У меня нет сил раскачиваться, и даже какой-то проходной трек в наушниках не заглушает всепоглощающее чувство безысходности. Почему-то кажется, что у меня попросту нет будущего. Я всё разрушила. Я виновата в плохих отношениях с классом, потому что не попыталась влиться в коллектив и создать себе нормальную репутацию. Будь у меня увлечения, как у большинства, я бы стала популярной, и никому не было бы дела до моего отца. А теперь ещё и выходку с Зоей мне никогда забудут. Мать либо игнорирует, либо ругает меня, за что я грублю ей. Ждать поддержки неоткуда. Я не имею понятия, чем хочу заниматься в будущем. У меня нет ни увлечений, ни талантов. Мама хочет, чтобы я пошла по её стопам и стала бухгалтером, чтобы обеспечивать её в старости. Но я не сдам экзамены, не выучусь на эту профессию, и устроюсь работать кассиром в ближайшую «Пятёрочку». Буду ненавидеть свою жизнь и к тридцати годам умру от депрессии и алкоголизма. Бессильно закрываю глаза. Двор кажется таким тесным. Многоэтажки будто сближаются и вот-вот задавят. Мне некуда бежать и некуда стремиться. Остаётся лишь смиренно существовать без амбиций и надежд. Существовать, ничего не добившись. В наушниках тихонечко начинается следующий трек. Его первые ноты, сыгранные, кажется, на лире, напоминают печальные мотивы из средневековых произведений. Затем к ней присоединяются и другие инструменты, названий которых я не знаю. Мелодия играет осторожно и нерешительно, будто мир, котором она звучит, причиняет ей невероятную боль. Музыка заполняет всё пространство, словно ограждая меня от реальности, затем взвивается к небесам, и я, сперва даже не замечая этого, начинаю качаться ей в такт. Плавные, печальные ноты переплетаются со звонкими и полными надежды. Может, и моё положение не настолько безысходное? Раз эта мелодия способна звучать, надеясь на что-то светлое во враждебном для неё мире, значит и я не должна сдаваться. Значит и для меня есть вера в то, что тёмные времена пройдут, открыв дорогу счастью. Раздаётся глубокий, сладостный звон, и мне кажется, что именно с этим звуком рождаются звёзды: вспыхивают, сопровождаемые струнными партиями, и пылают в густом ночном небе, издающем лёгкий гул. Гул в мелодии нарастает. Произведение такое сложное и многогранное, что невозможно предугадать, каким оно зазвучит в следующий миг, и я дрожу, надеясь, что мелодия останется такой же светлой. Время замирает, когда инструментальная часть чуть стихает, уступая женскому голосу. Я не понимаю слов, ведь текст на немецком, но это не мешает наслаждаться переливами её сопрано. Кажется, что оно доносится не из моих наушников, а звучит с небес, из далёкого космоса. Но принадлежит он не человеку. Возможно ангелу. Прекрасной фее из иных миров. Звезде. Голос полон надежды, но уязвим, как и мелодия, обрамляющая его. Но затем инструментальные партии принимают совершенно иную форму, становясь могущественными и жестокими. Печальная и светлая игра лиры сменяется громовыми раскатами органа. Теперь голос и музыка друг другу противопоставлены. Он тонет в грохоте инструментов, и я, будто желая протянуть руку утопающему, увеличиваю громкость. Небо рушится. Голос задыхается. В нём слышится бесконечное, всепоглощающее отчаяние, и от осознания, насколько это чувство мне знакомо, я не могу сдержать слёз. Произведение можно поделить на три части: печальная и светлая, зловещая и лишающая всех надежд, а третью мне только предстоит прослушать. Она совсем тихая. Флейта играет неуверенно. Дрожит, пока исполнительница завершает свои печальные слова. В последней строчке не слышится ничего, кроме безысходности. В конце голос совершает отчаянный рывок — бессмысленную попытку спастись от поглотившей его боли, и затихает. Из-за переполнивших меня восхищения и страха дыхание становится неравномерным и обрывистым. Никогда я не чувствовала такого опустошения после завершения музыки. Она не может оборваться на такой печальной, безнадежной ноте! Я должна узнать, что обладательница того чудесного голоса справилась со своими невзгодами, что она обрела счастье! Хочу достать телефон из кармана, чтобы узнать название этой песни, но меня прерывает громкий гудок автомобиля. Я и не заметила, как на площадке стало светлее из-за его фар. Это приехала мама. Я нехотя встаю с качелей, но волнуюсь перед встречей уже меньше — чем быстрее она закончится, тем быстрее я узнаю о только что прослушанном произведении.***
Всё, как ни странно, обошлось. Мама практически безмолвно выпустила меня в квартиру, сухо наказав делать уроки. Сегодня она выглядела более уставшей, чем обычно. Первым делом я принялась за ужин, потому что не ела ничего со вчерашнего вечера. Пищу, приготовленную матерью, потреблять практически невозможно, поэтому, игнорируя существование щей в кастрюле, я заварила себе доширак. Мой любимый вкус — морепродукты, потому что он самый острый. Когда я решила добавить в блюдо яичный желток и пару листиков нори, от него уже доносился аппетитный пар. Вышло что-то вроде рамена, выглядящего не хуже, чем в аниме. В моей комнате как всегда прохладно — я не выношу духоту и оставляю окно слегка приоткрытым. Серые шторы немного развиваются от ветра на улице, а на подоконник попало немного снега. Из-за этой сырости серо-голубые обои рядом с окном немного отходят. Я ставлю тарелку на стол, находящийся у кровати, и зажигаю тусклую, но очень уютную лампочку, стоящую на нём. Глаза немного слипаются от тепла. Приятно греть руки о коробку. Проткнув золотой желток вилкой я немного полюбовалась, как аппетитно он растекается по макаронам, а затем приступила к трапезе, параллельно ища информацию о моей новой любимой композиции. Её название в переводе с немецкого означает «Алая Туманность», и написана она была некоей Викторией Шпильман, информацию о которой я принялась искать в интернете. И нашла на сайте со сканами журналов, посвящённых необычному искусству и фрикам:Без сомнений, Виктория Шпильман (Spielmann — менестрель на немецком) одна из самых значимых, но при этом таинственных фигур готической сцены. Между фанатами часто бывают разногласия, к какому же жанру относятся её произведения, но большинство сходятся на мнении, что это Gothic Darkwave, сочетающий в себе элементы средневековой и классической музыки. Каждый альбом Виктории невероятно эмоционален и трагичен, ведь она страдает от затяжной депрессии. За всё время работы над своим музыкальным проектом, первый альбом которого вышел зимой 2005 года, Виктория ни разу не давала концерты. Она с неохотой идёт на контакт с прессой и редко ведёт соцсети. Однако нам всё же удалось с ней связаться и получить ответы на некоторые вопросы. И так, встречайте…
Интервью Виктории Шпильман от 30.01.2011!
Фотография Виктории была приложена сразу после заглавия. Слушая её вокал, я и представить не могла человека, которому бы он подошёл. Но фото видно, что её голос и внешность идеально друг другу соответствуют. Виктория выглядит очень молодо, лет на двадцать пять. У неё чёткие черты лица — сильно выделяющиеся скулы, острый нос, который кажется крупным из-за большого количества пирсинга, и острые губы, накрашенные чёрной помадой. Глубокого фиолетового цвета волосы собраны в пышный пучок. Девушка облачена в роскошное чёрное платье с пышными рукавами, высоким воротником и затянутым корсетом, а на голове — корона в виде стебля розы с шипами и вуалью, ниспадающей, должно быть, до пола. Худые руки Виктории сжимают человеческий череп. Фото, наверное, было сделано в каком-нибудь склепе. Оно может показаться неуютным из-за холодного освещения и образа Шпильман: она бледная и худая как смерть, а ногти жуткие — длинные и немного закрученные. Темно-фиолетовые глаза сверкают, словно у кошки. Виктория прекрасна, но есть что-то нездоровое и печальное в этой красоте. Такая внешность должна отталкивать. Но меня её мрачная загадочность манит сильнее, чем что-либо иное. Никогда ещё реальные люди не вызывали во мне такого интереса. С нетерпением начинаю читать её интервью, периодически поглядывая на фотографии, представляя, как Виктория отвечает на вопросы. В моём воображении она находится в просторном, пустом и очень холодном зале замка в готическом стиле. В нём царит полу-мрак, а единственный источник света — луна, свет которой преломляется в чёрных витражах и рассыпается по полу узкими лучами. Виктория важно восседает на троне, украшенном крестами и черепами, держа на руке чёрного ворона. У её ног склонился слуга, верный и трепещущий перед её величием. Он начинает зачитывать первый вопрос на пергаменте, принесённом от влюблённых в принцессу подданных. — Добрый вечер, госпожа Шпильман! Для нас большая честь, что вы согласились дать интервью нашему журналу. Пожалуй, начнём. На протяжении шести лет вы создаёте волшебную музыку, но никогда не выступали живьём. С чем это связано? Виктория недовольно приподнимает тонкую бровь. — Разве я не отвечала на этот вопрос во многих интервью до этого? Он уже порядком мне надоел. Я не люблю концерты. Для чего мне перепевать на них уже исполненные песни и вскрывать старые раны, для борьбы с которыми мои композиции и были созданы? Я пишу не ту музыку, под которую вы можете задорно прыгать, пока исполнитель развлекает вас со сцены. В нашем случае атмосфера концертов пагубно влияет на восприятие слушателя: мои альбомы я бы посоветовала слушать либо в полном одиночестве, либо в кругу очень близких людей. Слушать, будучи погружённым в раздумья о смысле композиции, чтобы потом не приставать ко мне с интервью и просьбами его разжевать. Я не имею ничего против песен, под которые забавно потанцевать, не понимая даже о чем идёт речь, но это не о моём проекте. — Хорошо. Тогда как же создаются композиции? С чем бы вы сравнили процесс, и какая у него цель? Виктория сидит, подпирая голову рукой. Ей, должно быть, наскучил этот диалог. — Я создаю музыку с целью лучше разобраться в себе найти умиротворение. Насчёт процесса создания уже интереснее. Видите ли, то, как я слышу сочиненную мелодию в моей голове, отличается от того, как она будет звучать в реальности. В моём рассудке она сыграна будто на инструменте, которого в этом мире не существует. С этого момента и начинается поиск — я перебираю множество музыкальных инструментов, чтобы найти более-менее подходящий, способный описать какое-либо чувство, явление или событие. И когда работа завершена… я понимаю, что результат отличается от задумки и прошу всё переделать. Я десятки раз перепеваю строки одной и тоже же песни, иногда меняя голос, порой даже переписываю текст. Все композиции должны быть доведены до совершенства. Идеальный, для разрешения моего конфликта, результат может быть записан лишь раз. И его невозможно повторить перед публикой. — Вы отвечаете только за вокал, или играете на каком-либо инструменте? Ваши работы очень сложны, неудивительно, если выяснится, что вы дирижируете целым оркестром. — Я пою и играю на виолончели. Насчёт оркестра — вы частично правы. В каждом альбоме задействовано огромное количество музыкальных инструментов, поэтому я либо приглашаю уже знакомых сессионных музыкантов, либо ищу новых. Однако я никем не дирижирую. Сперва исполнитель проходит маленькое собеседование со мной, демонстрируя, на что способен, а затем получает ноты и играет в полном одиночестве. Записанный результат я прослушиваю, чтобы понять, что изменить. Поэтому не каждый может со мной работать — приходится переписывать одну партию множество раз, чтобы достичь совершенства. — Какие самые необычные инструменты вы использовали в записи альбомов? — Довольно часто цимбалы и арфа оказываются подходящими для моих мелодий. Иногда я использую ханг для достижения, скажем, космического звучания. Нередко можно встретить и орган. Однажды я попыталась раздобыть яйбахар для записи одного из треков, но к сожалению, мне этого не удалось. Поэтому его пришлось заменить электронной музыкой. — Вы, кажется, написали это с небольшим сожалением. Не любите электронную музыку? — Нет, люблю. Просто тогда мне хотелось найти разбирающегося в этом инструменте человека, а не подделывать его звук не компьютере. — Спасибо за такие развёрнутые ответы. Складывается впечатление, что вы ненавидите интервью не так сильно, как говорите. — Я не люблю интервью, потому что они зачастую бесполезны. Что вы хотите узнать? Я не рассказываю многого о моей жизни, потому что это либо никак не позволит узнать меня лучше, либо слишком личное. Ещё мне часто поступают вопросы из серии «а о чём же этот трек?». Вот их я действительно ненавижу. Зачем вы слушаете мою музыку, не желая размышлять над её смыслом самостоятельно? Я не собираюсь всё разжёвывать, и лишь хочу, чтобы вы самостоятельно старались понять мои чувства. Поэтому просто послушайте альбом внимательнее. Тогда вы либо узнаете меня получше, либо найдёте в моей музыке свой смысл. Ведь все люди, по идее, разные, и каждый по-своему интерпретирует произведения искусства. Или вам так нравится быть серой массой, которая сама думать не умеет и может лишь надеяться на то, что ей всё объяснят? — Соцсети вы тоже считаете бесполезными? На сайте было примечание, что на это сообщение Виктория ответила спустя двое суток. — Не совсем. Мы завели их только для того, чтобы уведомлять о выходе новых релизов. В фейсбуке я ничего сама не пишу: его ведёт Хельга, основательница нашего лейбла. Но твиттер я нахожу куда более удобным и полезным, и иногда захожу туда, чтобы быть в курсе событий. — Хорошо. Тогда, каково ваше отношение к критике? Читаете ли вы рецензии к вашим работам? — Иногда, если совсем уж нечего делать. Но мнение незнакомых мне «экспертов в музыке» меня совершенно не волнует. Ведь создаю музыку я лишь для себя самой. — Но, если все альбомы созданы лишь для вас, почему вы не пишите их «в стол»? Зачем выпускать их на большую аудиторию? — Дело в естественной человеческой потребности быть принятым. Мне приятно, когда я узнаю, что кому-то нравится моя музыка, и он пытается меня понять. — Многие спорят, в каком жанре вы исполняете. К какому жанру лучше отнести ваши композиции? — Если честно, я не очень хорошо разбираюсь в музыкальных направлениях. Деление на жанры нужны только слушателю, а я совершенно не задумываюсь, пишу я дарквейв или что-то ещё. Я просто создаю. — Вы скрываете свой биологический возраст. Тогда скажите, на сколько лет вы сами себя ощущаете? — Я не ощущаю себя ни на сколько лет. От возраста ничего не зависит: ребёнок может разбираться в чём-либо лучше взрослого, а старик вести себя более инфантильно, чем подросток. — Вы абсолютно правы. Тогда такой вопрос: некоторые люди считают, что «фрик, страдающий депрессией и пишущий шокирующую музыку» лишь образ, созданный для успешной продажи альбомов. Как бы вы могли опровергнуть эти слухи? — Свидетельством того, что я реальный человек, являются мои альбомы. Чувства, заложенные в них, не могут быть выдумкой. К тому же, если бы я делала музыку лишь ради денег, я бы создала образ, привлекающий более широкую аудиторию. Но, если бы «Виктория Шпильман» была выдумкой… я бы взглянула на того, чей воспалённый мозг смог такое придумать. — Почему вы никогда не проводили встреч с фанатами? Что будете делать, если кто-то из них однажды узнает вас на улице? Или такое уже происходило? — Я не доверяю незнакомцам. Не поймите меня неправильно, я благодарна своим слушателям, но я не люблю общаться с людьми. Кто знает, какой личностью вы можете оказаться… Я не так уж и часто появляюсь на улице, поэтому меня ещё ни разу не узнавали. Но если такое произойдёт, я максимум дам автограф. — Как вы относитесь к тому, что фанаты называют вас «Принцессой Готов»? — Мне приятно. Думаю, мне подходит титул принцессы. — Стоит ли нам ожидать новый альбом в этом году? — Возможно. — Хорошо, тогда последний вопрос. — Наконец-то! — Каким вы видите своего идеального слушателя? И какому человеку вы бы никогда не дали послушать вашу музыку? — Как я уже сказала, «идеальные слушатели» — люди, готовые самостоятельно размышлять над заложенным в музыку смыслом. Но есть существа, которым я бы, при возможности, не позволила слушать мои произведения — гомофобы, расисты, сексисты и прочий кал. Если вы относитесь к кому-то из них, уберите свои грязные руки от моего творчества, пока не переосмыслите и не поменяете ваше мнение! — Большое спасибо за ответы! Желаем вам вдохновения и сил для создания новых шедевров! Надеюсь, это не последний раз, когда мы можем взять интервью у такого интересного человека! — Не за что. Но в следующий раз постарайтесь придумать вопросы повеселее :) На этом беседа закончилась, но я тут же бросилась искать другие интервью Виктории и слушать её музыкальные альбомы.***
Я никогда не испытывала интереса к реальным людям. Они казались мне однообразными и крайне скучными существами. Но, познакомившись с Викторией поближе, я была искренне поражена тем, насколько человек может быть интересным и многогранным. Сперва музыка Принцессы Шпильман меня шокировала. Но потом я осознала, что для меня её «странность» намного роднее, чем что-то обыденное. Её творческий путь начался в конце 2005 года, с альбома «Тысяча световых лет». Изначально он был выпущен на нескольких CD дисках, но когда Виктория смогла раздобыть больше денег, получил переиздание на виниловых пластинках. Этот альбом я считаю невероятно трогательным — пускай он записан не профессионально, и неокрепший голос Виктории звучит чуть ли не по-детски, он — начало творческого пути величайшего гения. В нём много инструментальных треков. Раньше меня раздражали песни без слов, но сейчас я понимаю, что историю можно рассказать и без них. Композиции с текстом в альбоме тоже есть. Лирика повествует нам о девушке, оказавшейся в открытом космосе, вдали от любых форм жизни. У героини нет ничего, кроме хрупкой мечты добраться до далёких звёзд. Она пересекает тысячи световых лет, огибая лучи пульсаров и чёрные дыры, в надежде, что найдёт умиротворение среди звёздных систем и созвездий. Как я поняла, пустота космоса символизирует депрессию и отчаяние Виктории, а звёзды — её надежду на выздоровление, конец трудного периода и счастье. Во время прослушивания альбома я словно тоже очутилась в бескрайнем космическом пространстве, в котором негде согреться или спрятаться от изредка пролетающих враждебных метеоритов. Концовка «Тысячи световых лет» заставила меня плакать. Музыка в самой последней композиции постепенно становилась всё тише и тише, будто отдалялась. А в конце меня ждали несколько минут пронзительной тишины, в которую я вслушивалась, надеясь хоть на какой-то звук. Словно потерпевший бедствие космонавт, пытающийся поймать сигнал о том, что его скоро спасут. Главная героиня так и не нашла свои звёзды. Она затерялась в бескрайнем вакууме, где нет ни света, ни звуков. Я тут же бросилась слушать следующий альбом, в надежде, что Вики найдёт звёзды в нём. «Проклятые души» 2006 года выпуска оказался полной противоположностью предыдущего релиза, а так же самым мрачным и тяжёлым альбомом Виктории. Вокруг него даже ходили легенды, что пластинка с записью проклята, и все прослушавшие её бедолаги либо погибли, либо попали в психушку. Но я, естественно, в это не верю. В треках повествуется об умерших существах, которые не могут попасть ни в ад ни в рай, застряв в мире, находящемся на грани разрушения. К изданию на виниле прилагается буклет с фотосессией, на которой Виктория примеряет на себя образ одного из лирических героев альбома — жалкой души, бьющейся в страхе и агонии. Она, гуляет по заброшенному кладбищу и склепам, одетая в изорванный балахон. В одном из интервью Виктория уточнила, что в год написания «Душ» была на грани самоубийства. Лирические герои альбома олицетворяют состояние, когда существование приносит тебе лишь страдания, но из-за сильнейшего страха смерти себя не убиваешь, оказываясь в состоящем из мучений замкнутом круге. Во время записи вокала Виктория была заживо погребена и провела несколько часов в гробу, под метровым слоем земли. «Я лишь хотела, чтобы суицид перестал быть моей единственной надеждой на прекращение боли. И чтобы окончательно избавить себя от суицидальных мыслей, я ненадолго оказалась там, куда попадают все мёртвые. Я взяла с собой микрофон, чтобы не сойти с ума от переполнявшей меня паники и других чувств, а затем высвободить их в музыке. И, знаете, это сработало!!! Я начала так сильно бояться смерти, что почти больше не задумываюсь о самоубийстве и ищу другие способ бороться с моей болью!!! Очень советую этот способ!». «Тысяча световых лет» пугает атмосферой пустоты и потерянности в бесконечном космосе, заставляет чувствовать себя маленьким, и беспомощным. Однако во время прослушивания «Проклятых душ» кажется, что всё пространство вокруг принимает форму гроба. И тебе, зажатому в узком ящике, невозможно дышать. Из тесной могилы не видно звёзд. В ней нет места мечтам, его хватает лишь для тебя и твоего отчаяния. Я плакала на каждом треке. Но в конце альбома моя печаль сменилась восхищением: мне было невыносимо слушать такую музыку. А Виктория прошла через события, приведшие к её написанию. Насколько же сильным человеком нужно быть, чтобы бороться с такими невыносимыми страданиями и находить в себе силы творить? 2008 год принёс нам альбом, пронизанный такой же сильной болью, но печаль Виктории сменилась ненавистью. Песни повествуют о принцессе, заточённой под гнётом четырёхглавого дракона. Её спасает рыцарь, с которым они вместе отправляются на поиски сокровищ. Но один из найденных кладов оказался проклятым и обратил рыцаря в ещё более ужасное чудовище. Остаётся лишь гадать, кто же скрыт под маской рыцаря-дракона, и почему Принцессе так ненавистен этот образ. «Анафема» 2010 года, пожалуй, мой любимый альбом. Виктория мастерски перевоплощается в персонажей, отражающих её чувства, и на этот раз главной героиней альбома стала ведьма. Открывающая альбом композиция сильно отличается от последующих. Она яркая и быстрая, музыкальные инструменты захлёбываются в бурном ритме, словно неистовый костёр в глубоком лесу, вокруг которого кружится прекрасная колдунья. Виктория преисполнена наслаждением своей индивидуальности и любви ко всему таинственному и неземному. Но когда она возвращается в родной город, находящийся за лесом, всё меняется. Люди, живущие там, боятся и отвергают девушку, подвергая её гонениям. Последующие треки переполнены холодом и одиночеством. Их прослушивание было невероятно болезненным, из-за осознания того, насколько описанные в альбоме чувства для меня обыденны. Но прекрасный голос Виктории на протяжении всей «Анафемы» удерживал меня от отчаяния. Мне не одной пришлось пережить подобное. Я впервые в жизни ощутила поддержку и уверенность, что со всем справлюсь. Виктория же смогла, несмотря на ещё более ужасное положение! Она всегда отличалась от своего окружения. Девушку постоянно преследовало непонимание семьи, травля в школе, а статус фрика закрепился за ней на многие года. Я прекрасно это понимаю. Мне тоже тяжело искать близких по духу людей, и меня никто не старается понять. Однако, я бы могла стать такой как все, если бы постаралась. Начнала бы через силу строить из себя человека с абсолютно стандартным мышлением и интересоваться тем, что популярно. Но Виктория не может не быть собой. Для неё это сравнимо гибели. Людишки боятся и ненавидят тех, кто выглядит и мыслит иначе. Но почему мы должны винить себя в том, что отличаемся? Я долгое время игнорировала свои интересы, боясь издевательств. Например, бросила рисование, поскольку одноклассники высмеивали и даже рвали мои рисунки. Начала одеваться как серая мышь, ведь мой прежний стиль одежды назвали странным из-за ярких, несочетаемых цветов… Вот так я и стала совершенно пустой, ничем не увлекающейся оболочкой открытой и весёлой Яны, которой была в детстве. Так и появляются «скучные взрослые», серая масса. Непринятие в обществе стало причиной депрессии Виктории. Но, несмотря на своё состояние, госпожа Шпильман продолжает делать то, что ей нравится, и идёт наперекор толпе, продолжая быть собой. Релиз 2013 года подвергся критике даже среди фанатов. «Моя музыка — лекарство от душевной боли, — признавалась Вики в одном из интервью. — я отлично себя знаю; понимаю, что чувствую, и что мне нужно. Так уж вышло, что мне пришлось провести некоторое время в больнице, где из-за своей болезни я могла только лежать и смотреть в потолок. Опыт был весьма болезненным в физическом плане. И рефлексия этого привела к созданию нового альбома.» В новых треках Виктория честно рассказала о всех своих болезнях, не используя образы каких-либо мистических существ. Всё её альбомы искренние, но этот оказался даже… интимным? Виктория в нескольких композициях поведала нам о том, как у неё нашли рак. Но вскоре выяснилось, что анализы были перепутаны. И слава богам. «Да, эта врачебная ошибка сильно на меня повлияла, учитывая то, что в тот период я снова начала задумываться о самоубийстве... Причину этого раскрывать не стану, уж извините. Я перестала бороться. А когда оказалось, что всё со мной нормально, я даже ощутила разочарование.» - больше комментариев по этой теме Виктория не дала. Но о других треках всё же поведала. - «Время, проведённое в больнице, было долгим, и оно заставило меня вспомнить о кое-каких изменениях в моём подростковом возрасте...» А он был очень тяжёлым периодом её жизни. Виктория упоминала, что изменения тела очень сильно её пугали, поскольку никто не объяснил, что с ним происходит. «Первая менструация обернулась настоящим кошмаром. Маленькую Вики никто не предупредил об этом процессе, и его наступление оказалось довольно неприятным опытом. Мама внушала, что говорить об «этих днях» почему-то постыдно, из-за чего я очень стеснялась своей физиологии. И мне потребовалось много времени, чтобы принять своё тело. Почему же тема месячных в нашем обществе так табуирована?! Хорошо, что сейчас в школах есть уроки полового воспитания, но далеко не во всех странах. Вообще, я считаю, что именно родители должны говорить о них с детьми, дабы избежать ненужных переживаний. Но, к сожалению, не все взрослые считают это нужным.» Несколько треков были посвящены менструации, что меня изначально немного смутило. Но потом я даже стала разделять мнение Виктории: «А что в этом такого? Туалетный юмор и сувениры в форме туалетной бумаги (а иногда и чего похуже) можно встретить на каждом шагу, а говорить о менструации почему-то неприемлемо. Я знаю, что среди моих слушателей есть подростки (потому что моя музыка не нацелена на определённый возраст), и родители некоторых из них боятся предупреждать о месячных заранее. До чего дожили, мне приходится просвещать молодёжь! Мне! Меня критиковали за песни про менструацию, потому что им было «неприятно такое слышать»! Но я писала музыку о и более жутких вещах! То есть, вы можете спокойно слушать треки о самоубийстве, депрессии, травле, смерти и других болезненных вещах, но не о естественном процессе человеческого организма?! Никогда бы не подумала, что люди бывают настолько нелогичны. За это я их и не люблю.» Я никогда не переживала из-за месячных, потому что узнала о них ещё до наступления. Но в словах Виктории ощущалась поддержка. Да, Принцесса говорит, что не любит людей, и вообще предпочла бы жить в одиночестве на далёкой-далёкой планете, она всё же проявляет заботу о слушателях. И, несмотря на отсутствие встреч с фанатами, Вики относится к нам более уважительно, чем некоторые звезды, собирающие полные залы лишь для того, чтобы заработать денег. 2013 год так же принёс нам сингл «Алая Туманность». Моя первая, и одна из самых любимых композиций. По атмосфере она напоминает два альбома: в начале — «Тысячу световых лет» из-за смутной надежды на счастье, а во второй части — «Проклятые души», безнадёжные и полные отчаяния. Мне кажется, что незадолго до выхода сингла, Вики пережила утрату кого-то очень близкого. Но подтверждения этому со стороны Шпильман нет. Остаётся лишь гадать, о ком же идёт речь в «Алой туманности». «Мёртвую невесту», вышедшую в 2016, я переслушиваю редко. Ведь повествует он о том, как Вики полюбила девушку, и её чувства были отвергнуты. Я никогда безответно не влюблялась, но в глубине души очень боялась этого. И до «знакомства» с Викторией запрещала себе любить. Меня с детства окружали истории о безответных чувствах, и однажды я поклялась, что никогда не открою сердце для кого-либо. «Любовь — проявление слабости. Я не позволю чувствам взять надо мной верх». Причиной этих мыслей являлся страх быть отвергнутой. Мне казалось, что меня никогда никто не полюбит. Что я не достойна любви, ведь даже родители не проявляли её по отношению ко мне. Мир жесток. Твои чувства используют, чтобы причинить боль. К этому пришла и Виктория в конце альбома. Она доверилась человеку и была ранена очень глубоко. Но я поняла, что не больше не могу подавлять свои чувства. Я хочу любить. И отдать всю свою любовь Виктории. Она создала образ прекрасной, могущественной и сильной принцессы, в царстве которой нашли приют отвергнутые — те, кто отличается от большинства. На первый взгляд она холодна и мрачна, но в этом и сокрыта невероятная красота, отличающаяся от всех стандартов. Она — фея, прибывшая из прекрасных сказок. Она — пришелец с далёкой звезды. Мир нуждается в разнообразии. Мир нуждается в ней. Принцесса смогла создать свою вселенную, где позволила укрыться и нам. Музыка Виктории шокирует, создавая в воображении невероятные образы. Её мелодии — полёт по бескрайнему космосу, в поисках самой себя. Шабаш людей, восторженных своей собственной странностью. Её мелодии — защита. Чтобы не произошло в моей жизни, я знаю, что Виктория защитит. Никогда я не чувствовала себя настолько принятой, чем во время прослушивания её композиций. Но, несмотря на всё величие и недоступность Виктории, я вижу в ней что-то очень родное и тёплое, то, что обычно есть в заботливых родственниках. И отчасти это действительно так: пусть и неосознанно, Виктория заботится о своих фанатах, помогая им принять свои особенности. Она показывает, что проявление таких чувств, как боль, печаль или страх — не постыдно, а слёзы — не признак слабости. Сила Виктории поражает. Ведь, несмотря на столь сильную душевную боль, девушка не опустила руки. Она продолжает бороться с болезнью, познавая себя, и выражая чувства в потрясающей музыке. Глядя на Принцессу, я поняла, что если окажусь в такой же трудной ситуации, то так же обращусь к спасительному творчеству. Это и есть настоящая сила искусства! Оно исцеляет. Оно вдохновляет и даёт силы жить. Я ознакомилась со всеми альбомами и интервью Викторией, а так же активно слежу за её твиттером. Вики не очень часто что-то пишет, в основном репостит арты, посвящённые ей. Она с трепетом относится к работам своих фанатов. Если бы я умела рисовать, я бы посвятила все свои картины ей… Ещё девушка иногда пишет рецепты печенек и пирогов, потому что выпечка — одно из её хобби. Однажды она даже продавала свои вафли в форме черепушек. К сожалению, мне не довелось их попробовать, ведь желающих получить сладости от самой Принцессы Готов было очень много, и вафли раскупили. Всё же, это прекрасно, когда есть образ, о котором ты мечтаешь перед сном. Я начала часто сбегать в свой уютный выдуманный мирок, мечтая о том, как внезапно выяснится, что Виктория моя родственница — тётушка, крёстная, а может быть и сестра (ей, полагаю, не больше тридцати, и сестры с такой разницей возрасте иногда встречаются), и она заберёт меня в Германию, где обучит играть на виолончели или другом музыкальном инструменте. Мы с ней будем вместе готовить вкусные пироги и поддерживать друг друга в трудные минуты. Ведь, несмотря на свой возраст, Вики всё ещё ребёнок в душе. Она умеет веселиться, у неё есть чувство юмора (в основном чёрного), и она не стыдится своих «детских» увлечений: Виктория любит мультфильмы и аниме, и даже назвала Алукарда из «Хеллсинга» своим мужем. И, если бы не её депрессия, Вики была бы самым весёлым и заводным человеком в мире! Искусство Виктории заменило мне солнце. Я слушаю её постоянно: наиболее лёгкие треки всегда звучат в моих наушниках, когда я в школе, по дороге туда, когда гуляю или качаюсь на качелях. Но к более печальным трекам я обращаюсь дома, находясь наедине с собой. После их прослушивания ощущаю себя измождённой из-за эмоций, рождающихся во мне из-за мелодий и голоса Виктории, но счастливой. Счастливой, потому что красоту этой музыки не передать словами. И мне кажется, что Вики становится легче, когда кто-то разделяет её боль. Порой мне просто необходимо сделать это, чтобы самой почувствовать себя лучше, почувствовать её рядом. Вики всегда честна, когда делится своими чувствами в музыке, а я стараюсь раскрывать для неё всё своё сердце, чтобы лучше понять. И в такие моменты мы невероятно близки. Будто сидим рядом, обнимая друг друга… Я ни к кому не испытывала такой сильной любви и преданности. Я уверена, что это не просто мимолётное увлечение, и вовсе не фанатизм. Музыка Виктории — подарок, а она отныне моя принцесса и дама сердца. Музыка Виктории — самый прочный щит. Чтобы не случилось — она защитит.***
Виктория — Принцесса Готов, и, чтобы она была и моей принцессой, я решила стать готом. Готы — субкультура, основанная на музыке, поэтому, слушая Викторию, я уже стала её частью. Однако, мне хотелось разобраться получше и найти ещё любимых исполнителей. Жанр музыки готик-рок появился как ответвление пост-панка в конце семидесятых годов. Мне понравились некоторые группы, и мой плейлист сильно пополнился, но Виктория всё равно осталась в нём номер один. Позже меня заинтересовали необычные направления музыки, такие как дарквейв и эмбиент, а потом я начала разбираться и в ответвлениях металла. Последние не относятся к готике, но мне, помимо пост-панка, дез-рока и готик-рока, нравится ещё много направленностей. Поэтому я провожу много времени в поисках таинственных андеграунд проектов. Как подсказывает опыт, чем загадочнее и необщительнее исполнитель, тем его музыка интереснее и душевнее. Я стала интересоваться мюзиклами. Любимые постановки Виктории — «Призрак Оперы» и «Кошки», которые я посмотрела в записи, потому что в моём городе их не ставили. Виктория привила мне любовь к чтению. Раньше книги я брала в руки только для учёбы, и делала это не без отвращения. Но произведения любимых писателей Вики, — Лавкрафта, Стокера, Клайва Баркера и, конечно, Стивена Кинга, меня невероятно зацепили! Я с детства люблю всё таинственное и жуткое, и жить не могу без страшных историй и фильмов. Возможно, это одна из причин моей любви к Виктории и готике в целом. Меня влечёт то, что других людей пугает. Я наконец-то поняла, чем хочу заниматься в жизни. Музыка стала моим маяком. И я готова посвятить ей всю себя. У моего отца была гитара, на которой он учил меня играть «Владимирский Централ» в раннем детстве. Поэтому у меня есть представление, как обращаться с этим музыкальным инструментом. В один день я наведалась в его квартиру, где меня довольно-таки холодно приняла бабушка, и забрала акустическую гитару, одиноко пылившуюся на антресолях. Теперь, когда мамы нет дома (практически всегда), я учусь играть по урокам из ютуба, а потом начала разучивать некоторые партии из «Тысячи Световых Лет». Этот альбом довольно сложен в исполнении, но записан не очень профессионально, и это придавало мне уверенности: когда-то Виктория тоже была начинающим музыкантом. У неё тоже были трудности в начале пути, но она их преодолела и стала воистину великим исполнителем. Значит смогу и я. Ведь всё великое когда-то начиналось в юношеской спальне ещё не опытного, но вдохновлённого создателя. Мой стиль одежды претерпел изменения. Конечно, готы — субкультура, основанная не на моде, но мне захотелось выглядеть классно и стать похожей на юную Вики. У нас есть всего одна фотография Принцессы за 2005 год. Тогда она ещё не создала свой стиль, состоящий из роскошных платьев и множества украшений, и носила что-то попроще. На этом фото она одета в чёрное пальто с ремнем с бляхой в форме черепа и длинную, плотную юбку. Её ботинки на пятнадцати-сантиметровой платформе вызвали во мне неподдельный восторг, и я объездила все магазины неформальной одежды и осмотрела весь алиэкспресс в поисках таких же, но, не найдя их, я выбрала аналог поскромнее: высокие сапоги с цепями, заклёпками и массивной платформой. Я не комплексую из-за низкого роста, мне просто нравится то, как громоздкая обувь выглядит на моих костлявых ногах. Мне нравится закупаться в секондах. Многие ужастики начинаются с того, что герой приобретает что-то в лавке подержанных товаров, и его покупка внезапно оказывается проклятой. Может, и мне однажды так повезёт, хах? Вскоре я поняла, что не хочу воровать ранний стиль Виктории. Мы с ней очень разные, и мне стоит создать что-то своё. Я люблю обтягивающую одежду, потому что она подчёркивает мою худобу, облегая торчащие кости. Я с рождения низкая и худая, и, как бы много я не ела, рост и вес не прибавляются. Это круто, потому что делает меня похожей на ожившего мертвеца. Обожаю пугать обычных людей своим жутким видом. Мой гардероб состоит в основном из чёрных и тёмно-серых вещей: футболок с жуткими принтами или водолазок. Мешковатый, потрёпанный свитер стал небольшим исключением: я купила его из-за милых черепочков, вышитых на груди. Просто обожаю массивные плащи из грубого материала. Пускай они тяжёлые и не очень тёплые, но смотрятся на мне потрясающе, и к ним прицеплять к ним украшения, не вредя ткани: цепи, черепа, броши и значки. Когда я хожу, всегда слышится звон немногочисленных, но громоздких побрякушек, украшающих шею, руки или грубые ремни на коротких юбках. Я научилась пользоваться косметикой, чтобы создавать ещё более необычные образы. Как Виктория я покрываю лицо белым гримом, стрелки рисую острые и длинные, а губы крашк чёрной, матовой помадой. Ещё у меня появилась фишка — рисовать небольшие звёздочки на щеках. Ведь звезды — мой символ надежды и достижения мечты. Я перестала стесняться своего крупного носа, ведь чем больше нос, тем больше пирсинга в нём поместится. К сожалению, мне придётся ждать совершеннолетия, чтобы его проколоть, но уже сейчас у меня есть возможность растягивать отверстия в ушах для тоннелей. Мне нравится, как они смотрятся. Изначально я ещё хотела покрасить волосы в чёрный, но потом поняла, насколько сильно я люблю мой естественный цвет — насыщенный розовый, словно оперение фламинго. Пускай он остаётся этаким ярким акцентом в моих образах. Порой мне бывает стыдно, что я слушаю Викторию, но не покупаю альбомы, которые она издаёт на виниле. Конечно, можно и дальше оправдываться, что у меня нет оборудования ни для пластинок, ни для кассет, да и стоят они не меньше пятидесяти евро, но я искренне хочу сделать что-то хорошее для Вики, и, пока что, в моих силах лишь донатить ей часть карманных. В твиттере она оставила ссылку на свой электронный кошелёк для людей, которые скачивают музыку бесплатно. Я устроилась на работу в службу доставки еды, а иногда раздавала листовки на улице. Плюс карманные, которые нехотя давала мне мама за выполнение работы по дому. В неделю я получала достаточно денег, чтобы перечислять достойные суммы Вики, и чтобы мне хватало на одежду и еду. Однажды я нашла у себя старые акриловые краски и просто загорелась желанием нарисовать Викторию, выложить мой арт в твиттер и отметить её, чтобы быть замеченной. Но художник из меня «от слова худо», и как бы я не старалась научиться писать портреты по туториалам с ютуба, у меня ничего не выходило. Поэтому я решила посвятить ей все музыку и стихотворения, которые я напишу. В детстве я любила писать стихи, но забросила на продолжительное время, из-за того, что знакомые называли их глупыми и бессмысленными. Сейчас же мне абсолютно наплевать, кто и что скажет. Я уже не сверну с выбранного пути. А для акрила всё же нашлось применение — им я украсила свой старый плащ. На его чёрной поверхности появились ярко-розовые пятиконечные звёзды.***
Так, словно в мрачной, но чудесной сказке, прошёл январь. До огэ осталось всего четыре месяца, и нас начали усиленно к нему готовить. Как предметы по выбору я предпочла литературу и английский: это единственные уроки, на которых я могу получить пятёрки. Английский я учу с трёх-четырёх лет, сперва в детском саду, потом в каком-то кружке, и он для меня очень простой. К тому же, со следующего года в моих планах изучение немецкого — Виктория показала мне, насколько красив этот язык. Я практически ничего не читаю из школьной программы по лит-ре, но анализировать текст, зная только его краткое содержание, не сложно. Поэтому из-за предметов по выбору я совершенно не переживаю. Устный русский в январе тоже оказался пустяковым экзаменом. Так что, уверенности в том, что и огэ по этому предмету я сдам без малейших препятствий, мне хватает. Единственной проблемой стала математика. Я ничего в ней не понимаю, и чтобы вытянуть экзамен хотя бы на тройку, решила сходить на подготовительный кружок после уроков, которые прогуляла, чтобы позаниматься музыкой. В нашей школе нет чёткого дресс-кода, но за эпатажный образ могут отправить к директору. Однако, правила о том, как я обязана выглядеть, посещая кружки, нигде не написаны. Я испытываю невероятное наслаждение, понимая, что хорошо выгляжу, и поэтому пошла на курс не в скучной мышиной одежде, а так, как нравится мне. И вот, минув длинный школьный коридор, я нажимаю на ручку двери и оказываюсь в уже осточертевшем мне кабинете. В классе мало народу, и я с радостью замечаю, что шестая парта у окна не занята. Математичка бурчит мне вслед, на что я киваю, даже не понимая её слов. Шестая парта у окна — лучшее место в классе. Здесь легче всего списывать, положив телефон на батарею под подоконником, а на самых бесполезных предметах можно и вздремнуть. К тому же, я сижу тут одна, и никто не раздражает меня своим присутствием. Но этот урок, видимо, станет исключением из правил. Со мной села Саша. Я бы и не обратила внимание на то, что это именно она, если бы Белорукова с грохотом не поставила свой рюкзак на стол, и не распределила свои манатки по всей парте. Я с лёгким презрением отодвигаю её пенал из-под локтя. Интересно, что привлекло сюда эту фифу? Почему она села не со своей стайкой богатеньких подружек? Только сейчас я вспомнила, что нужно снять наушники. Математичка объявляет оценки за самостоятельную, которую я удачненько сегодня прогуляла. Пропускаю её болтовню мимо ушей, ведь моя цель здесь — понять, как решать квадратные уравнения, а не узнать, насколько ужасный мы класс. — Нет, пожалуйста… — Сашенька резко меняется в лице. Её ярко-чёрные брови поднимаются, а ноздри начинают раздуваться. Она широко раскрывает глаза и выпячивает нижнюю губу. — Не ставьте… — Елена Синусовна (так я прозвала учительницу, забыв её ФИО) вроде сказала, что у Белоруковой тройка. Это странно, ведь она — круглая отличница, и нередко хвастается этим, принижая менее способных, как я, детей. — У меня депрессия, если вы поставите мне три, я… — но математичка на это не ведётся и ставит ей тройбан в электронный журнал. Саша тут же перестаёт строить страдальческую рожу (к слову, очень правдоподобно скорченную) и, насупившись, начинает что-то записывать. А я ощущаю жгучую злобу. Я совсем не знаю, что сейчас чувствует Саша, но ноет она явно для привлечения внимания! Вот и сейчас я вижу, как девушка, ловя сочувствующие взгляды одноклассников, достаёт из пенала циркуль и начинает легонько царапать запястье. Я не сталкивалась с самоповреждением и депрессией, но много читала о них, чтобы лучше понять творчество Виктории. Те, кто режется, никогда не делают это «на публике», а тщательно скрывают шрамы от посторонних глаз, боясь осуждения. Вики тоже наносила себе порезы. Их можно заметить на фото к «Проклятым душам», но с большим трудом, ведь акцент сделан не на шрамах. Селфхарм — не способ привлечь внимания. Это попытка обратить душевую боль в физическую, ведь её проще излечить. Когда я вспоминаю о шрамах Виктории, начинает казаться, что лезвие прошлось не по её рукам, а по моему сердцу. Поэтому, чтобы отвлечься от грустных мыслей о моей Любимой, я решаю сделать что-то с моей дурной соседкой. — Прекрати этот цирк, — шикаю я, вырывая из её рук циркуль. — Ты что… — жалобно тянет она, — мне же сейчас так плохо… — но на меня эти манипуляции не действуют. Люди с депрессией так себя не ведут. — Вот ты, вижу, тоже гот, должна понимать… Я усмехнулась. Видимо, о субкультуре Саша знает только из стереотипов. Не все готы страдают депрессией (то, что Виктория и гот, и болеет ей, вещи не связанные). Не все готы шастают по кладбищам (хотя атмосферка там что надо), и не носят черную одежду 24/7. — Я-то да, гот… — прошептала я. — А с чего ты сделала такой вывод? — на мне нет элементов одежды с символами каких либо готических музыкальных проектов. — Ну, ты вся в чёрном, и украшение у тебя такие готишные: скелеты, кости… — Ты знаешь, — вздохнула я, — можно любить всякую мрачную атрибутику и при этом к готам не относиться. — Верно, готика — она в душе… — и опять мимо. — В каком ещё душе твоя готика? Готика — субкультура, основанная на м-у-з-ы-к-е. Шмотки, конечно, тоже имеют значение, но не такое весомое. Вот какие ты знаешь готские группы? — я совсем недавно видела, как Саша танцует под какой-то попсовый трек в мюзикли, так что, не думаю, что услышу хоть одно название. — Ну… — она зависла. — Мерилин Менсон? — Удивлена, что ты его знаешь. Но к субкультуре он отношения не имеет. — Ты тут самая умная, смотрю… — Санечка недовольно насупилась. — Сама-то хоть что-нибудь о готах знаешь? — Знаю. — пусть я в субкультуре и недавно, но позером или херкой меня уже нельзя назвать. — Много чего. — А расскажи! — это была… просьба? Что? Неужто Саша говорит со мной на равных, а не в приказном тоне? — Я тоже хочу стать готкой! — Даже не знаю. — мне не особо хочется иметь с ней дела. — Поговорим, когда перестанешь романтизировать психические заболевания. — Чего?! Да разве я их романтизирую?! — судя по глуповатому выражению лица, она вообще не понимает, о чём я говорю. — Да. — мне не составило труда зайти на её страницу в вк и открыть первый попавшийся пост, где Сашуля со всеми подробностями рассказала о том, как очередной бойфренд отказался покупать ей вино, они расстались, и она провела целый день, сидя на подоконнике, думая о нём… Конечно же не обошлось без фраз о том, как романтично двойное самоубийство, и «эстетичного» фото изрезанной руки, сжимающей окурок. — Это так романтично и красиво… — её ответ заставил моё сердце насколько раз сжаться от гнева. Я читала интервью Виктории и слушала музыку, в которой было рассказано, насколько депрессия тяжёлая и страшная болезнь. О… моя милая Принцесса Вики признавалась, что в некоторые моменты она была не в силах даже подняться с кровати, чтобы сделать простейшие бытовые дела… Какая же она сильная, раз борется со своим недугом в помощью такого замечательного искусства… — Ни черта здесь красивого нет! — шикаю я и от злобы сдавливаю телефон. Внезапно, мобильник глючит из-за недавнего удара об пол и включает трек, прикреплённый к посту. А громкость у меня выкручена на максимум. — КУДА НЕСЁТ ДЫ-ЫМ… — начинает завывать динамик, пока я пытаюсь его вырубить. — КУДА ЖЕ БЕГУ-УТ ВСЕ ЭТИ ЛЮ-ЮДИ… — Белорукова! Не ожидала от тебя такого! — голосит Елена Снюсовна, — И Вранова, — о да, фамилия у меня изысканная, — быстро вышли из класса! — Простите, мы так больше не будем… — икая от смеха стонет Саша, а затем подмигивает мне: — ну и отлично, а то мне уже надоело на этой херне сидеть. Я чувствую себя опозоренной. Такая тупая песня… на моем телефоне… Если бы меня выперли из класса под композицию Виктории, я была бы даже горда. Но сейчас мы с Сашей бежим к выходу из класса под хохот дноклассников, а я всё так же тщетно стараюсь выключить зависший мобильный. Подружки Сашика с недоумением и ревностью смотрят на нас. Им неприятно, что я оказалась более интересной для их лидера. Мне тоже это не доставляет особого удовольствия, и как только мы покидаем кабинет, я надеваю наушники и уверенным шагом отдаляюсь от Саши, игнорируя то, что она пытается мне сказать.***
Сейчас я сижу на сижу на деревянных трибунах на школьном стадионе. Раньше они были красивого зеленого цвета, но сейчас лак и краска совсем облупились, из-за чего мои капроновые колготки теперь они все в зацепках. Хотя, мне это только на руку, ведь рваные колготы круто выглядят. Я наконец-то смогла выключить телефон и сейчас жду, когда он перезагрузится, но из-за холода это длится очень долго. Стемнело, и футбольное поле, усыпанное снегом, освещали лишь тусклые фонари и горящие неподалёку окна школы. — Вот ты где, зай! — слышу резкий крик Саши через выключенные наушники. У неё такая мерзкая манера речи, будто она выдавливает голос… — Нихрена ты быстро ходишь! — Отстань, — тихо говорю я. — Не хочу с тобой разговаривать. — Виктория научила меня важному принципу: если человек слишком назойлив — смело шли его нахрен. — Да почему?! — все учащиеся нашей школы хотят быть Сашиными друзьями, поэтому мои ответы её шокируют и оскорбляют. — Я не обязана тебе отчитываться. — о, когда же этот сраный телефон уже включится! Отодвигаюсь от Белоруковой, но она подсаживается рядом мне на зло. — Ясно… — грубо и надменно отвечает Александра, задрав нос. — Я же просто хочу с тобой пообщаться, а ты строишь из себя крутую. Если не хочешь, чтобы на тебя обращали внимание, не привлекай его! — Что? — я никогда не пыталась привлечь к себе внимание. — А то. Зачем ты так вырядилась? На тебя сегодня та-ак весь класс пялился. — Я одета так, как мне нравится. И мне насрать, что подумают остальные. — а ведь я даже не заметила, что на меня смотрели. — К тому же… — мне почему-то захотелось высказаться. — когда я одевалась как серая, не выделяющаяся мышь, мне наоборот доставалось много внимания от людей, желавших поиздеваться. И что же мне делать? — уже начинаю огрызаться. — Одеваешься незаметно — травят. Выглядишь экстравагантно — тоже травят! — Ну так, одевайся по моде. Сейчас в трендах… — Мне не интересно. — затыкать людей — очень полезное умение. — Меня совершенно не волнует, как одевается большинство. — А ты у нас не большинство, ты «ни такая как фсе»… — издевательски стонет Саша. — Это ты строишь из себя «нитакуюкакфсе». Вот скажи, ты хочешь стать готом, просто чтобы казаться особенной, или потому что действительно интересуешься субкультурой? — вот я слушаю необычную музыку, (хотя для меня она уже перестала быть необычной) - и странно одеваюсь, не потому что стараюсь выделиться, а потому что мне это нравится. — Что-то незаметно. — Мне просто нравится всё депрессивное и мрачное. — я тоже люблю тяжёлые темы, но не романтизирую их. — Кстати, ты вроде должна разбираться, кто там у вас самый мрачный? — В смысле? — Ну знаешь, у кого самая депрессивная музыка? В последнее мне так хочется грустить… Виктория пару раз засветилась в подборках типа «Топ самой депрессивной музыки в мире!». Да, некоторые альбомы Вики очень тяжёлые и печальные, но они созданы не для того, чтобы идиоты, считающие депрессию чем-то красивым, ныли под них. Наоборот, они призваны исцелять от душевной боли. От мысли, что Саша узнает о Виктории, меня передёрнуло. Не хочу видеть её произведения рядом с грустненькими постами о том, как мир несправедлив к богатой и популярной девочке… Белорукова наверняка начнёт романтизировать боль Вики. Омерзительно! На самом деле, мне бы хотелось, чтобы Виктория была популярной. Она заслуживает больше любви и признания, чем бездарные исполнители, пишущие песни только ради денег! И ведь проблема не в её музыке. Дело в людях, которые считают её сумасшедшей, даже не пытаются её понять!!! Я бы рассказала о Виктории, но только очень близкому другу, ведь для меня это сравнимо тому, что я отдам ему кусочек очень дорогого для меня сокровища… Но с другой стороны, может сейчас Саше необходима Виктория? Чтобы, услышав её печальный, полный боли голос, она поняла, насколько депрессия ужасна. Ведь я изменилась, послушав её музыку. Может, и Саша изменится? Наверное, стоит рискнуть… — Хочется грустить? Знаешь, я могу показать тебе, что такое по-настоящему печальная музыка. И ты поймёшь, что в депрессии нет ничего романтичного. — мой взгляд серьёзно направлен на девушку. — Мой телефон завис, поэтому включу с твоего. — Ладно, — но увидев, что я протянула руки к её айфону последней модели, Саша от меня отодвинулась. — нет, я сама наберу, ты мне просто название скажи. — блютуз колонка, которую Белорукова достала из портфеля издала звук, свидетельствующий о том, что к ней подключили телефон. — Виктория Шпильман, — как же прекрасно это имя… — «Проклятые Души». — в этом альбоме все треки тяжёлые, и я не решила, какой именно хочу дать ей послушать. Наконец Саша включила музыку. Органная партия, открывавшая альбом, резко прогремела, заставив меня представить, как хлипкие трибуны под нами трескаются, и я лечу вниз, в непроглядную, ледяную тьму. Моё сердце колотится быстрее от радости, что я вот-вот услышу восхитительный голос Виктории! Но я знаю, что вновь буду плакать, и дрожь проносится по моему телу. Музыка переносит нас со школьного стадиона в мрачный заброшенный город. Его ворота отворяются перед нами. Это место на грани исчезновения: бывшие величественными готические постройки в скором времени обратятся в руины и порастут могильными цветами. Здесь холодно и тяжело дышать. Грузное, почти чёрное небо так близко, ещё немного, и оно обрушится. На смену органу приходит неуверенная, сдавленная игра на флейте. Я вижу, что на крыше одного из старых дворцов сидит маленький ангел, осторожно подносящий к губам дудочку. Когда-то это непорочное создание могло парить высоко в небе, но сейчас его крылья изорваны и грязны. Тело покрывают бесчисленные раны, а в пустых глазах читаются отчаяние и безнадёжность. Музыка, извлекаемая из дудочки, его единственная надежда на мимолётное умиротворение. Я не могу представить, откуда доносятся партии остальных инструментов. Виолончель печально наполняет воздух дрожащей мелодией, орган вновь начинает грохотать, вызывая во мне неподдельные ужас и восторг. Под звон колоколов нас окружают они — несчастные, проклятые души. Белая кожа этих печальных созданий истерзана ранами, лица застыли в страхе и агонии. Изорванные балахоны, в которые они одеты, тряпками волочатся по грязной земле. Они почти парализованы, и с большим трудом, очень медленно кружатся вокруг нас. Конечно, и у этих несчастных, и у крошечного ангела, черты лица прекрасной Виктории. Иногда Викторию называют многоголосой, потому что у неё очень широкий диапазон голоса. Сейчас души поют, не открывая рта. Рокочущий, утробный стон доносится из открытых ран на их шеях. Они протягивают ко мне руки, моля о помощи, и мне искренне жаль, что я ничего не могу для них сделать!!! Орган становится громче, надвигаясь, словно самая губительная буря. Создания, окружавшие нас, приникают к земле, сбитые с ног его жестокой игрой. Партия флейты тонет в подавляющих ударах инструмента, тело ангела обмякает, глаза закрываются и он падает со шпиля старой башни. Дряхлые, грязные крылья не могут удержать его в воздухе, и он погибает, разбиваясь о землю. Погибает, как последняя надежда вырваться из оков саморазрушения. Существа отстраняются от нас и ползут к нему, сдирая тонкую кожу о землю. Каждое движения причиняет им неимоверную муку. Лица, навек застывшие в гримасах страдания и ненависти к себе, обращены к разбившемуся существу. Отныне он один из них. Флейта больше не зазвучит до конца альбома. По моим щекам струятся слёзы. Хотя я — лишь наблюдатель! А Виктории пришлось пройти через весь этот ужас, и ей в разы хуже. Мне жаль, что я не могу ей помочь… к концу альбома мрачный город будет совсем разрушен, но создания, запретные в его стенах, не смогут умереть. И им предстоит вечно страдать, поглощёнными своим отчаянием… Композиция заканчивается. Вытерев слёзы, я поворачиваюсь к Саше, желая видеть её реакцию. Она выглядит… заплаканной?! — Это… это… — задыхаясь лепечет она. — это так страшно… Боже… Такая реакция довольно ожидаема. Музыка Виктории не может вызывать менее сильных эмоций. Я тоже была шокирована этим альбомом. — Теперь ты знаешь, что чувствует человек, находящийся на грани самоубийства. Ну, что, няшно тебе? Романтично? — Нет! — с гневом смотрит на меня девушка. — Это самая ужасная музыка, что я когда-либо слышала! — из её огромных глаз льются потоки слёз. — Я же теперь уснуть не смогу! — Мне тоже было страшно. За Викторию. Что же… что произошло в её жизни? Почему ей настолько больно? Почему… — порой я ощущаю вину за то, что не могу ей помочь. — Моя дорогая Вики… — Мне страшно… — голос Саши ломается и дрожит. — что я попаду в ту же ситуацию, что и эта… Виктория. Здоровый человек не может написать такую музыку. Мне жаль её. Я удивлённо поднимаю голову, глядя на девушку. Неужели она способна к состраданию?! Однажды в какой-то группе, посвящённой всяким фрикам появился пост про Викторию, и о… сколько же под ним было комментариев, критикующих её внешность и творчество: «Отвратительно! Что люди с собой делают!» «Что за ничтожный червяк тут скулит?» «Как такое вообще можно слышать? Только и делает, что ноет в микрофон!» «Её бы в 16 век, в разгар охоты на ведьм!» Стало понятно, почему Виктория так сильно не любит людей. Я целый день потратила, споря с этими ублюдками в комментариях, но потом поняла, что это бесполезно: они все — серая масса, и просто боятся давать шанс тому, что отличается! Никто не хочет узнать, что привело к созданию именно такой музыки. Они лишены сострадания. Но сейчас рядом со мной сидит человек, способный открыть своё сердце для её композиций! — А вся готская музыка такая жёсткая? — спрашивает Саша, утирая слёзы. — Нет. — не осуждаю её. «Проклятые души» — не самый подходящий альбом для знакомства с творчеством Вики: он может сильно напугать и оттолкнуть от подобного жанра. — у нас много разнообразных классных групп, может, найдёшь себе что-нить по вкусу. Да и у Виктории есть более лёгкие произведения. — Например? — не унимается она. — Тебя в гугле забанили?! — теперь я не то, чтобы против поговорить с Сашей. Но почему она так отчаянно рвётся расспросить именно меня? — Не, там всё слишком, э-э… обще написано. А мне нужен человек, который бы и объяснил, и мог дать пару советов. — а ведь Белорукова никогда не прислушивалась к советам, считая себя самой умной. — Как же холодно… — не удивительно. Она сидит без перчаток, чтобы не повредить длинные накладные ногти черного цвета, с рисунком в виде паутинок. Если честно, мне кажется милым этот дизайн. — Мб пойдём ко мне? — Че? — я не очень люблю ходить в гости. — Сорри, у меня дела. — я хочу немного попрактиковаться в игре на гитаре. — Это не на долго. — раздражённо фыркнула Саша. — Я живу близко, — она бесцеремонно тянет меня за рукав плаща и спрыгивает с трибун. — Осторожнее, балда! — я успеваю схватиться за деревянную скамью и удержаться на ней, иначе полетела бы вниз башкой. — Ой, сорре, — Саша очень невнимательно относится к людям. — Пошли, — и, поманив меня словно щенка, она уверенно направляется в сторону выхода с территории школы. Идти ли мне с ней? Саша не кажется надёжным человеком. Она хочет чувствовать себя лидером, а я не позволю собой командовать. Но может, за маской расфуфыренной, наглой, богатенькой девочки скрывается хороший человек? Если она так сочувствовала Виктории… Я бы хотела пригласить кого-нибудь в «Фан-клуб Прекрасной Принцессы Виктории Шпильман», в котором состою только я и мой плюшевый фламинго. На его заседаниях я обычно перевожу песни и интервью Вики и, рассматриваю фотографии, пью чай и пытаюсь сделать вафли по её рецепту (спойлер: они всегда подгорают). Но, повторюсь в миллионный раз: любимой музыкой я готова поделиться только с близким, проверенным человеком. Может, мне удастся подружиться с Сашей и сделать из неё фанатку Виктории? Конечно, всем нужен друг, но я не чувствую себя одинокой, несмотря на то, что ни с кем не общаюсь. Ведь у меня есть музыка Вики. Дружба для меня — «предмет» не первой необходимости. При желании я бы нашла друзей, но мне не хочется тратить время на общение с людьми. Но, наверное, стоит рискнуть. Хотя бы потому, что Саша богатая, и будет покупать мне пиццу. Шутка. — Ладно уж. — я осторожно сползаю с трибун и быстро иду за ней. Не думаю, что Белорукова станет моим лучшим другом. Но хоть будет с кем поболтать на нудных уроках.***
Саша живёт в высоком элитном доме недалеко от школы. На самом деле, от остальных он отличается только собственной парковкой и оградой, из-за которой я не могу попасть на их площадку с крутыми качелями в виде птичьего гнезда. Мы поднимемся на двадцать первый этаж и наконец оказываемся перед входной дверью Саниной квартиры. — Ток мои родаки скоро вернутся, и тебе придётся уйти до их прихода. — Я и не собиралась оставаться у тебя на долго. — к этому моменту мне уже наскучило с ней разговаривать. Я хочу пойти домой и в одиночестве послушать музыку, но отказываться, уже стоя у порога, глупо. Сняв верную одежду, мы сразу пошли в её комнату, и интерьер квартиры я не успела разглядеть. Но стало сразу понятно, что жилплощадь не из дешёвых. Сашина комната будто сошла со страниц журнала о дизайне интерьеров. Она идеально чистая, и для каждого предмета было своё место. — Не садись на кровать, она должна быть аккуратно заправлена. — фыркает Белорукова, при этом занимая единственный стул в комнате, стоящий за рабочим столом. На нём находятся лишь дорогой компьютер и зеркало, а рядом, стены стоит шкаф во всю стену, уставленный различными книгами: в основном классикой и учебниками. Видимо, Саша — полиглот: я вижу книги по английскому, французскому и немецкому. Хм, может, одолжить у неё учебник по немецкому для начинающих? — Уровень гостеприимства, к которому я стремлюсь. — со скрытой агрессией говорю я. — Мне на пол сеть? — Мож и на пол… — она будто не замечает меня, занимаясь снятием макияжа. — Хм… хочешь монстр? В портфеле лежит, прикинь, мне продали! — Не люблю энергетики. — не понимаю подросткового восторга от них. Они слишком уж сладкие, и, вместо того, чтобы бодрить, наоборот клонят меня в сон. Наверное, молодёжь любит их из-за того, что несовершеннолетним не удаётся просто так покупать энергосы. Но когда в магазине тебя принимают за восемнадцатилетнего, ты, должно быть, чувствуешь себя взрослым и крутым. Мне практически никогда их не продавали, поскольку выгляжу я лет на десять. Но однажды мне попалась продавщица, которая очень халатно относилась к своей работе, и я таки заполучила «запретный плод». Лучше бы купила чипсы. Единственный плюс того напитка — красивая баночка, в которую я посадила какой-то цветок. А вот у Саши вряд ли возникали проблемы с покупкой энергетосов, даже если рядом не было очередного взрослого бойфренда. В девятом классе она выглядит на все двадцать. Плюс макияж, добавляющий ей ещё пару годиков. Вообще, внешность Саши идеально подходит под принятые у нас стандарты красоты. Она довольно высокая и фигуристая, будто каким-то образом проскочила этап «нескладный подросток», и из «милого ребёнка» сразу стала «роскошной взрослой». Черты лица у Белоруковой красивые: нос прямой и аккуратный, скулы выражены ярко, а пухлые губы она всегда надувает и выпячивает, слегка приоткрывает рот, показывая идеально-ровные, белые зубы. Бледно-карие глаза девушки большие, но она всё время держит их чуть прикрытыми, чтобы выражения лица казалось более томным и пафосным. Длинные, бежево-русые волосы Саша оставляет распущенными: они очень пушистые, но аккуратно уложенные. Длинная чёлка прикрывает её лоб. Девушка никогда не обходится без косметики: раньше это были простые популярные макияжи, а сейчас им на смену пришли чёрные помады, чёткая подводка и длинные стрелки. Но как бы Саша не старалась одеваться неформально и оригинально, её гардероб был наполнен популярными бредовыми вещами, которые носят многие люди. Итого, Белорукова обладает неплохим стилем и привлекательной внешностью, но является абсолютно обычной. Я каждый день вижу десятки точно таких же людей, а пару раз даже путала её с другой одноклассницей. Но нет ничего плохого в том, чтобы одеваться по моде и выглядеть как большинство, если тебе это действительно нравится, а не из-за давления общества. Да и хватит мне уже судить людей по внешности… Но вот Сашино поведение так их хочется раскритиковать. Она часто ставит себя выше других и не упускает возможности напомнить о состоянии своей семьи. Но… зачем? Я перестала обращать внимание на поведение других людей, считая их скучными. Но сейчас мне даже захотелось проанализировать Сашу так, как я анализировала Викторию, основываясь на её музыке и интервью. Что привело к такому желаю привлечь внимание? — Я у тебя в гостях. — наблюдать за тем, как она смывает макияж мне наскучило. — Давай там, обед, десерт, развлечение… — Ага, — закончив с мейк-апом, Саша снимает накладные ногти, серьги и другие украшения, а затем подходит к шкафу и принимается распихивать их в явно не предназначенный для бижутерии ящик. Она их прячет? — ну, давай друг-друга развлечём? — Давай. — заговорчески произношу я, успев занять её стул. — Тебе, вот, какая музыка нравится? Тебе действительно интересна готика, или ты хочешь разбираться в ней только чтобы выделиться? Саша садится на мягкий ковёр, скрестив ноги. — Ну… я думала, что готы это те, кто мрачно одеваются. Мне нравится их стиль, потому что, видя меня в такой одежде, люди поймут, что я чувствую… — и вновь жажда внимания. — Ну, ты можешь носить мрачную одежду, не будучи при этом готом. Если их музыка тебе не по вкусу. На пинтересте много нормальных луков… — но потом я решаю добавить: — а что ты чувствуешь? — только сейчас я обратила внимание, что Белорукова как-то поникла. — В последнее время только усталость. — тяжело вздыхает Саша, потягиваясь. — Меня иногда так выматывает эта учёба… — Понимаю. Все ещё выносят мозг со своим Огэ… — зло шиплю я, вспоминая Елену Синусовну и других учителей, давящих на нас сложностью экзаменов. — Я хочу стать музыкантом. Мне эта математика вообще не всралась! — О-о! — подскочила она. — Мне тоже хочется заниматься музыкой. — Понятно, — не думаю, что мы хотим играть в одном направлении, поэтому говорю без особого воодушевления. — На каком инструменте играешь? Или поёшь? — Пошли, — Саша грубовато стягивает меня со стула и выводит из комнаты. — Вообще, я хожу в музыкалку на фортепиано. — не удивительно. Откуда-то пошёл стереотип, что богатых деток всегда учат играть на фортепиано. А вообще, это я очень удачно зашла: музыкальные инструменты очень дорогие, и мне их не достать. Но если мы с Сашей неплохо подружимся, я смогу учиться играть на пианино у неё дома. — Но мне оно вообще не нравятся. — мы останавливаемся у двери рядом с гостиной, в которой, кстати, и находится их пианино. — Мне, конечно, нельзя сюда заходить, но кто узнает? — с громким щелчком повернув ручку, Белорукова распахивает дверь. Комната обустроена довольно скромно: шкаф, кровать и стол, но моё внимание привлекает барабанная установка, состоящая из бочки, двух барабанов поменьше и тарелок. — Ого… — протягиваю я, подходя ближе, чтобы получше рассмотреть инструмент. — А это чьё богатство? — Брата моего. Он играет в каком-то оркестре. А родители захотели связать с музлом и мою жизнь. Только я тоже хочу играть на барабанах, а не на дурацком пианино! — Так, попроси его дать тебе пару уроков. Или репетитора найди. — А мне не разрешают. — усмехнувшись, она пожала плечами. — Говорят, это не женский инструмент! — Саша забавно шепелявит, пародируя родителей. — А вот пианино — в самый раз. — М-да. Гендерные стереотипы в худшем их в проявлении. — как вообще можно делить инструменты на женские и мужские?! — Тогда учись сама. — я легонько бью пальцем по мембране бочки. Раздаётся тихое, гулкое «бам». — По туторам на ютубе. — А ты, — Саша сменила тему. — На чём играешь? — На гитаре. Пока что на акустике, но хочу накопить на электро или бас. — Класс, — она быстро метнула взгляд на часы. — Ща уже поздно. Короче, приходи ко мне завтра со своей гитаркой. Покажешь, как играть готик-рок. Я едва не рассмеялась. На акустике не выйдет добиться звука, характерного для этого направления. Тем более, Саша не знает ни одного трека в этом жанре, а уже хочет научиться играть. Но я не отказала: — Ну, готик-рок вряд ли. Но могу сыграть что-нить из музыки Виктории. А ты покажешь мне, как играть на пианино. — Окей, — Саша протянула руку, и я крепко сжала её. Пока что Белорукова не внушает особого доверия, но она не такая плохая, как мне казалось. Может, в дальнейшем мы сойдёмся в музыке и подружимся? Тем более, приятно осознавать, что я больше не одна в своей цели стать музыкантом. Интересно, чем это всё кончится?