Рядом

      

Рядом

      Нефритовая сяо знакомой тяжестью оттягивает пояс, равно как и лазурно-синие одежды, расшитые серебряными нитями и жемчугом давят на плечи — взор Императора-Солнца требуется услаждать в той же мере, как и превосходной игрой — слух. Ночь — раздавленная в пыль палочка туши, смешанная с чёрным лаком, скрадывает роскошь одеяний, опускается на плечи дополнительным грузом до тех пор, пока сотни факелов в руках воинов не вспыхивают оранжевым пламенем — можно услышать, как огонь пожирает тьму, трещит от удовольствия и недовольно шипит, когда та, не желая отступать, насылает холодный ветер. Лоб, щёки и кончик носа пощипывает и прихватывает лёгким морозцем, за которым непременно придёт лютая стужа, накрывая погребальным саваном скорбящую Поднебесную. До чего же символично — уходит Император-Солнце и забирает с собой в посмертие тепло и свет.       Стража — воины в пурпурных плащах, выполняя последний приказ властителя, берёт в кольцо собравшуюся челядь и знаками приказывает идти вперёд. Потоки холодного воздуха подхватывают редкие всхлипы и уносят куда-то вверх. Играющий-на-сяо оборачивается, ловя в искрах пламени очертания десятков повозок, на которых их сюда привезли. Где-то внутри, между желудком и горлом защекотал призрак истеричного смеха — до чего же странной будет картина на рассвете — крестьяне выйдут из лачуг, готовясь к новому тяжёлому дню, а по дороге, рассекающей опустевшие рисовые поля, втаптывая марево в пыль, движется караван из пустых повозок. Ни звука не вырывается из приподнятого в мягкой улыбке рта — маковая настойка, поданная каждому перед поездкой в один конец, притупила все чувства.       Пошатывающийся неровный строй послушным стадом идёт к кургану императора, пока что открытому всем ветрам и взорам, он представлял собой котлован, облицованный нефритовыми плитами, повторяющими расположение комнат в императорском крыле. Сам почивший властитель, в доспехах из яшмы, восседал на троне. Лицо мертвеца накрыто золотой маской, повторяющей его черты — она была красива и поглощала огненный свет, сияя, будто крохотное солнце. Играющий-на-сяо знал, что под ним изуродованное предсмертной мукой синюшное отёкшее рыло, с разбухшим почерневшим языком, который с большим трудом смогли затолкать обратно в рот. Кое-кто даже предлагал отсечь язык, и теперь зарыт, как собака, под троном покойника без глаз и языка.       Неспокойная смерть, приближенная раньше срока.       Деревянные гробы, покрытые листовым золотом, украшенные затейливой резьбой, инкрустированные самоцветами, окружают Императора-Солнце. В них спят вечным сном три жены и девять наложниц, добровольно принявшие смерть от яда, поданную вместе со сладким вином. Не минула сея чаша даже самую младшую жену — в отличие от остальных, её богатый наряд топорщился на животе — она была в тягости и надеялась родить императору сына, но двум старшим Наследникам конкурент не нужен и её участь была предрешена.       Министры императора покоятся в гробах попроще — их жёны получили щедрый откуп и обещание подумать над карьерой сыновей при новом императоре.       Для слуг, которыми считаются музыканты, и танцоры, предназначены деревянные ящики. Сладковатый запах свежего дерева поднимает волну детских воспоминаний, почти стёршихся, но хороших. Деревня Играющего-на-сяо, отстроенная после войны, долго пахла ароматной сосной, плачущей в жаркие дни слезами цвета жжёного сахара.       Музыкант скользит пустым взглядом по собравшимся: Наследники императора — два коршуна, бдительно следят, чтобы всё прошло без происшествий, по возвращении в столицу им предстоит битва друг с другом.       Военачальник, широкоплечий гигант, не сводит глаз с сыновей Императора-Солнца — он желает забрать себе Поднебесную, которую прежде вёл к победе многие и многие битвы, он заслужил надеть корону больше, нежели мальчишки, возвращающиеся в столицу с триумфом, заработанным не их умами, силами и кровью. Довольно прятаться в тени!       Глава стражи — сухощавый молодой мужчина, то и дело, касающийся руки, украшенной женским кольцом с крупным фиолетовым камнем. Он хмурит широкие резко переломанные брови при взгляде на стоящего среди музыкантов юношу.       Чёрная лаковая дицзы нередко вплеталась в умиротворяющее пение сяо, походя на взрыв фейерверка посреди спокойной ночи, наполненной шелестом листвы и стрёкотом цикад, но чаще беспокойные переливы чёрной дицзы сплетались воедино с благородным переливом гуциня, рождая прекрасную музыку, от которой сладко замирало сердце. Играющий-на-сяо бесконечно гордился Младшим братом, извлекающим из тяжёлого с виду инструмента невероятные звуки, уносящие куда-то прочь за городские стены, где есть только прохлада горных вершин и небо.       Младший брат, столь сильно похожий ликом на Играющего-на-сяо, почувствовав его взгляд, поворачивается к нему и медленно кивает. Искры от факелов кружатся на дне золотистых глаз, заволоченных дурманом. Играющий-на-дицзы, не имея столь сильной сопротивляемости маковой настойке, почти спит в объятиях мастера игры на гуцине, пряча лицо на его груди. Играющий-на-сяо знает, что Младший брат и Играющий-на-дицзы желали найти упокоение в одном гробу — ради этого они отдали чиновнику все скопленные деньги и подарки Императора-Солнца. Может, обманул, а может, нет.       Евнухи — неповоротливые располневшие пародии на мужчин, семенящими шагами двигались промеж слуг, разнося яд. Все опустошат свои чаши, когда будет дан сигнал и пока тело живо, пойдут и добровольно улягутся в гробы. Умирать не страшно, ведь они идут за Императором-Солнцем, где тот уже ждёт их в своём небесном дворце, гадая, когда же повара приготовят снедь, слуги сервируют стол, а музыканты и танцоры начнут услаждать слух и глаза. Но пока во дворце пусто, и правитель Поднебесной ждёт, подперев подбородок кулаком в золотой латной перчатке. Не дело это, заставлять повелителя ждать.       В ладонь Играющего-на-сяо ткнулись холодные подрагивающие пальцы. Медленно обернувшись, он в слабом удивлении приподнял брови — устало улыбаясь, на него смотрела Танцовщица. Они переплели пальцы и стали ждать своей очереди на смерть.       — Он так долго корчился на полу, — шёпот был похож на лёгкий весенний ветерок, способный даже самым слабым дуновением обнажить цветущие вишни, засыпая округу сладким тёплым снегом. — И продержался куда дольше, чем мы рассчитывали…       — Мы? — выдохнуть одно слово уже было подвигом — чтобы держать глаза открытыми, Играющему-на-сяо требовалась вся внутренняя сила, и от одного лишь слова колени были готовы подломиться, настолько сильной была слабость, поселившаяся в теле после выпитого дурмана.       — Те, кто уничтожили Солнце, — Танцовщица привалилась к плечу Играющего-на-сяо, и эта тяжесть показалась ему самой невыносимой и вместе с тем, самой желанной. — Наследники не вернутся в столицу. Военачальник — новый император, а Племянница Императора-Солнца — будет ему женой. Она не простила дядю и его сыновей за смерть своего младшего брата.       — Тогда… почему… ты… здесь? — каждое слово застревало в горле вместе с горьковато-сладкой слюной, склеивающей зубы, нёбо и язык.       — Я уже мертва, — тихо рассмеялась девушка, боднув пылающим лбом плечо мужчины. — Моё тело услаждало правителя не только танцами, но и утехами… Я насквозь пропитана тем же ядом, от которого он умер. Племянница умна — поступила хитро, подав отраву в самой привлекательной обёртке. Он не устоял и умер.       Играющий-на-сяо утомлённо прикрыл тяжёлые веки.       Звон многочисленных украшений заглушил всхлипы травящейся прислуги, неровная поступь идущих на смерть сменилась изящным шагом обнажённых стоп по мраморному полу. Золото обволакивало Танцовщицу, концентрируясь в глазах, отблеске каштановых волос, сияло вокруг неё тёплым ореолом полупрозрачных одежд, плясало искрами на изогнутых кончиках хучжи, напоминающих когти экзотической и смертельно-опасной птицы. Когда Танцовщица — подарок одного из чиновников, мимолётно улыбнулась Играющему-на-сяо, то он едва не взял фальшивую ноту. Каждый танец — вызов музыканту, прикрытый развлечением для Императора-Солнца, улыбки Танцовщицы — тонкие, похожие на разрез, не трогающие глаз. Лишь оказываясь спиной к правителю, она нежно улыбалась Играющему-на-сяо, обещая в следующий раз новое противостояние музыки и тела.       Быть так близко и в то же время далеко, сгорать от ярости, видя алеющие следы страсти на белом теле, казаться равнодушным, когда жёсткий рот Императора-Солнца сминал улыбку Танцовщицы.       И вот, теперь они разговаривают. Убийца и Играющий-на-сяо, но одинаково не жильцы.       Край чаши с ядом врезается в зубы и трещит то ли эмаль, то ли глина — вкус смерти музыкант не ощущает, лишь прохладу чужих пальцев, что так и остались в его ладони. Вдали раненным зверем воет Младший брат — чиновник обманул, его и Играющего-на-дицзы растаскивают в стороны. Воины в пурпурных одеждах укладывают Младшего брата в гроб, и, не дожидаясь, пока смерть возьмёт своё, накрывают крышкой. Глухой стук кулаков напоминает барабанный бой.       В отличие от него, Играющему-на-сяо везёт — его гроб по соседству с гробом Танцовщицы. Не приняв руки евнуха, он сам залезает в ящик. Под спиной — жёсткое деревянное ложе, почти такое же, как в выделенной каморке, разве что, сверху — не потолок, а затухающие перед рассветом звёзды. В животе начинает печь.       — Я… умираю счастливым…       — Почему? — Танцовщица, улёгшаяся в свой гроб, приподнялась на локте, чтобы увидеть впотьмах слабую улыбку на лице музыканта.       — Наконец… поговорил… с… тобой… — переждав приступ боли, заканчивает он.       — Мне нет дороги в Небесный дворец Императора-Солнца, — говорит она, кончиками пальцев касаясь древесины. — Найдёшь меня в следующей жизни? Я возьму то же имя… Яо.       — Найду, — обещает Играющий-на-сяо, засыпая.