Ode to Pain Thresholds

Раздражающий голос — вот то, что пробуждает Зоро от сна. — Эй! Черт возьми! Ну же. Эй! Может быть кто-нибудь уже ответит мне, где я? Я знаю, что вы, дерьмовые ублюдки, слышите меня! Клянусь Богом, если кто-нибудь не выпустит меня отсюда сейчас, то ваши головы полетят к чертовой матери! Эй! Голос звучит так, будто он слышит его откуда-то из-под воды. Он приглушенный и искаженный, но даже это не делает его менее раздражительным. Каждое слово вонзается в его мозг, как гвоздь, пронзая голову со всех сторон. Слишком рано для всего этого дерьма, сонно думает Зоро. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Он хочет снова заснуть, погрузиться в спокойствие бессознательного состояния, в тишину. Кто бы ни кричал, и по какой бы причине они ни кричали, это не его проблема, поэтому Зоро предпочитает не обращать на это внимание. — Сукины дети! Черт. Ладно, молчите. Я просто буду кричать, пока вам не надоест, как насчет этого? Эй, дерьмовые ублюдки, как вам такое? Сукин сын. Какого черта этот мудак так громко кричит. Теперь его голова ощущается так, словно кто-то постоянно бьет ею об стену; она буквально разрывается от потока боли, и Зоро в определённой степени ждёт этого, потому что, возможно, тогда у него появится немного проклятой тишины и забвения. — Я могу продолжать в том же духе целый день, если придется! Вы, дерьмовые ублюдки, лучше сядьте поудобнее, потому что вы все получаете билеты в первый ряд на концерт, где я выступаю. — Заткнись нахрен! Его собственный голос грубый и резкий, но Зоро это не волнует, потому что это производит нужный эффект: крики обрываются и наступает тишина. Он впитывает ее, как тёплый душ, потом выдыхает через нос и снова погружается в мягкие объятия темноты… …пока этот раздражающий голос не восклицает: — Зоро? Зоро не отвечает, но его веки вздрагивают. Этот голос кажется ему знакомым, но его разум все еще немного затуманен, и он никак не может вспомнить имя, но Зоро отчётливо осознаёт, что он знает того, кому он принадлежит… Почему он звучит ему так знакомо… — Эй, Зоро! Это ты? — этот ублюдок опять кричит, и это звучит так, будто он находится одновременно за миллион миль и прямо напротив его уха. Он борется с соблазном не отвечать. Потому что это явно глупый вопрос, поскольку очевидно, что это он, но Зоро почему-то знает, что этот придурок просто будет продолжать беспокоить его, пока он не сделает этого. — Да, а теперь заткнись. На этот раз, похоже, Санджи действительно решает послушать его совет. На некоторое время звуки стихают и стоящая вокруг тишина кажется ему блаженной и сладкой. Но она почти сразу же разрывается яростным воплем: — Тогда какого хрена ты ничего не сказал мне, ты, тупая, глухая водоросль! Черт возьми, я уже несколько часов кричу во все горло! Зоро дёргается. — Потому что я спал. — Какого хрена ты спал?! — Какого хрена ты кричишь?! Санджи издает разочарованный вздох, который эхом разносится по всему помещению. Что? Эхо? И тут Зоро понимает, что все еще не открыл глаза. Когда он открывает их, он не замечает никакой гребаной разницы. Темно. Очень, очень темно. В воздухе ощущается холод, словно ледяные пальцы впиваются в его плоть. Какого хрена? Разве они не были на летнем острове? Сейчас должно было быть утро. Он моргает еще несколько раз, надеясь, что его зрение привыкнет к темноте, и постепенно чернота отступает, и он может разглядеть что-то серое, увидеть очертания чего-то… камни, грязь и прутья. — Это не Санни, — понимает он, впрочем, не сильно удивлённый этим обстоятельством. — Ни хрена себе, тупой осел! — рявкает Санджи откуда-то, потому что Зоро его нигде не видит, хотя сейчас он звучит чертовски близко. — Я из-за тебя каждый раз вляпываюсь в дерьмо. Конечно, они поймали нас обоих. Глупый, безмозглый алкоголик. Из всех людей, с которыми приходится иметь дело… Кок что-то бормочет и ругается, но Зоро почти не слышит его. Он продолжает лихорадочно моргать, пока не начинает видеть сквозь окружающую его темноту, не особенно наслаждаясь тем, что он может разглядеть в полумраке. Он видит перед собой решетку из длинных прочных прутьев, видит деревянный пол под собой, видит каменные стены вокруг себя… Это камера. Паника настигает его и бьет, как пощечина, и он садится. За этим следуют тошнота и головокружение и это ощущается как ещё один удар, прямо под дых, и он застывает. Мир вращается, и он подносит руку к голове, или, по крайней мере, пытается пошевелить рукой. Он не ощущает их совершенно. Зоро пытается пошевелиться снова, но его попытки вознаграждаются лишь звоном цепей. Он поворачивает голову и видит, что его руки разведены в стороны, подняты высоко над головой и прикованы к стене позади него. Внезапно Зоро перестает чувствовать себя таким усталым. — Что, черт возьми, происходит? Почему я прикован? Где, черт возьми, мои мечи? — Ты, оказывается, не только тупой, но и страдаешь амнезией? Или весь алкоголь, который ты выпил, убил те немногие клетки мозга, которые у тебя остались? Нас схватили, помнишь? Нет, он не помнит. Он тянет свои руки, пытаясь сбросить цепи и осовободить их, напрягая мышцы, — и он должен был справится с этим, потому что он делал это миллион раз раньше, но в этот раз ничего не происходит. Он остро ощущает, как холодно его телу и насколько уставшим он его ощущает. Его руки словно сделаны из свинца и лежат на дне океана. Это неправильно. Он пытается ещё раз и чувствует, как по лицу стекают капли пота, ощущает, как дрожат плечи, но ничего не происходит. Головокружение возвращается почти сразу же после этого, и он чувствует себя больным и истощенным. Он прислоняется головой к холодной стене и тяжело пыхтит. — Вот… черт. — Эй, придурок, — окликает его Санджи. — Что ты там делаешь? Бьешься головой о стену? Зоро игнорирует вопрос и задает свой: — Как мы очутились здесь? — О, я расскажу тебе, как мы попали сюда. Это действительно забавная история, ты обосрешься от смеха, когда услышишь ее. Один глупый фехтовальщик входит в бар, заполненный очень бедными и неудачливыми охотниками за головами. Хочешь услышать, чем все заканчивается? Это просто потрясающее. Глупый фехтовальщик напивается до бесчувствия и бросает вызов всему гребаному бару и нарывается на драку, и ему начищают его задницу, и тут бедному повару, который хотел только один гребаный напиток, приходится вмешаться и расхлёбывать всю эту кашу. Забавно, правда? Зоро не может понять, серьезно ли Санджи говорит об этом, или нет. Хотя, похоже, он действительно разозлился, удивляется Зоро. Воспоминания туманно проплывают у него в голове, и он вспоминает бар, вспоминает большую драку, разъяренное лицо глупого кока. Затем он прислушивается к ощущениям своего тела. Он чувствует жжение от многочисленных порезов на коже, синяки и рубцы от тупых ударов и ноющую боль в виске от того, что кто-то, кажется, разбил бутылку вина об его голову. На самом деле, это, кажется, последнее, что он может вспомнить. Черт. Ему не стоило терять бдительность. Конечно же эти ублюдки будут действовать грязно, ворчит про себя Зоро. — Где мои мечи? — снова спрашивает он. Он фактически чувствует то, как Санджи ощетинился. — Да кому какое дело до твоих чертовых палок! У нас есть более важные вещи, о которых нужно беспокоиться, ты, тупица! Мы здесь уже несколько часов. Остальные, вероятно, понятия не имеют, где мы, да даже я понятия не имею, где мы. Эти охотники за головами пошли звонить дозорным, или, возможно, пошли искать Луффи и других, или делать что-то ещё, что определенно не будет хорошо для нас. Черт, если эти подонки даже подумают о том, чтобы причинить вред Нами-сан и Робин-тян… Зоро становится сложнее концентрировать внимание на словах Санджи. Его голос звучит все дальше и дальше, и это неправильно. Зоро даже не шевелится, и он знает, что Санджи рядом, так как же его голос может удаляться? Что-то здесь не так. Он облизывает губы и чувствует вкус засохшей крови. —…и мы должны были пробыть на этом острове всего несколько часов, так что нет никаких сомнений, что Луффи, вероятно, сходит с ума от того, что мы не вернулись, или, может быть, просто из-за того, что его еще никто не кормил. Возможно, ты привык исчезать на несколько часов, и я уверен, что другие тоже привыкли к этому, поэтому, естественно, никто не беспокоится о тебе, но не обо мне! Все, наверное, уже сходят с ума… Есть много вещей, которые кажутся неправильными во всем этом, но Зоро трудно перечислить их все. Его голова словно набита ватой, очень, очень тяжелой ватой. Мысли в его голове, кажется, медленно формируются и мгновенно уплывают из его сознания. Его мозг не в состоянии ухватиться за их или понять. Насколько же тяжёлой была эта винная бутылка?.. —…даже на выпивку денег не хватило! Я имею в виду, каким же надо быть идиотом, чтобы заказывать все это дерьмо, зная, что у тебя нет денег, чтобы заплатить за него! Ты просто напрашивался на побои! Бармен определенно знал, кто мы, и, вероятно, подсыпал мне что-то в эту чёртову выпивку. Эти ублюдки все были замешаны в этом, черт бы побрал их и их грязные уловки. Мне следовало просто уйти. Какого черта я остался? Я должен был просто уйти, как только ты, пьяная задница, попросил у меня денег… Странное оцепенение охватило все его тело. Он поворачивает голову, его подбородок упирается в грудь. Наверное, он сидит на земле, вытянув перед собой ноги. Зоро хмурится и осматривает свою грудь. Он понимает, что на ней что-то есть. В темноте трудно разглядеть, но похоже, что кто-то пролил черную краску на его кожу и это чертовски странно… — Что тут странного? — спрашивает голос Санджи. Зоро поднимает голову, не обращая внимания на пляшущие перед глазами пятна. Прутья решетки перед ним, кажется, раскачиваются взад-вперед, и Зоро знает, что этого не должно происходить. — Маримо, — шипит повар. Голос звучит издалека. Зоро гримасничает в ответ. — Ты все еще здесь? — Что?.. Где же мне еще быть? — Зоро растерянно оглядывается по сторонам. — Кстати, а где ты? В ответ раздается раздраженное фырканье. — А по моему голосу ты не догадываешься? Я в камере рядом с тобой, буквально рядом. Смотри, вот мои руки. В углу камеры Зоро замечает две связанные руки, машущие ему с другой стороны решетки. Он не видит самого тела, но по углу, под которым они вытянуты, Зоро догадывается, что Санджи, вероятно, склонился в очень неудобной позе, просто чтобы вытянуть их так далеко. Зоро хмурит брови. — Почему они связали тебе только руки? — О чем ты говоришь? Мои ноги тоже связаны. Я должен был ползти, как гребаный червяк, чтобы добраться до сюда. Мой костюм теперь определенно испорчен. Раздражение и гнев смешиваются вместе, и Зоро садится. — Я прикован к стене. Какого хрена. Почему они позволили тебе двигаться и не привязали? Санджи вздыхает. — Наверное потому, что они знают, что ты чертов психопат. Если бы они были по-настоящему умны, то ко всему прочему надели бы на тебя смирительную рубашку. — Или, может быть, они не удосужились заковать тебя в цепи, просто потому, что знали, что твоя задница не представляет для них угрозы, — огрызается он. — Значит, угроза должна была исходит от тебя? Человека, которого вырубили одним ударом в затылок? Ха! — Говорит тот, который вырубился от одной только выпивки! — Это не так. Я же сказал, они что-то добавили мне в стакан. — Да, это называется алкоголь. Что-то, с чем твой организм не в состоянии справиться. — Я не нуждаюсь в том, чтобы мне рассказывал об выпивке тот, кто много лет назад пропил свои последние мозговые клетки. — Если бы эти ублюдки были действительно умны, они должны были просто дать тебе ложку эля, — усмехается Зоро. — Это избавило бы их от возни с цепями. — Они должны были просто спросить тебя, как, блядь, пишется слово «ц-е-п-и», и ты бы проиграл только потому, что слишком долго над этим думал! — Чертовски смешно! Ты придумал эту шутку, пока они решали, что делать с твоей безобидной задницей, вместо того, чтобы придумать, как отсюда выбраться? — «Безобидный» — это не то слово, и пошел ты. Если ты сам настолько умный, почему бы тебе не сбежать отсюда, а? — Потому что я прикован к гребаной стене, придурок! И ключевое слово — «неопасный»! Я не вижу, чтобы ты предпринимал что-нибудь, кроме как кричал, как чертова сука! Он хотел еще что-то сказать, еще что-то крикнуть, но внезапно перед глазами у него потемнело. Он чувствует свое сердцебиение с неестественной остротой, слышит, как кровь пульсирует и стучит, стучит, стучит. Слышит, как его дыхание вырывается из лёгких со свистом. Слышит, как кровь толчками бежит по его венам, будто волны, разбивающиеся об берег. Все звуки слишком громкие и слишком отчетливые, и он думает, что его сейчас стошнит. Его точно стошнит: тук, тук, тук. Затем его желудок болезненно сжимается. — Вот блять. Он чувствует, будто его внутренностный плавятся. Боль настолько неестественна и настолько чудовищна, что она спирает его дыхание, и он крепко жмурит глаза, пытаясь найти в себе силы подавить поступающую панику и успокоиться. Медленно… медленно мир вокруг него перестает вращаться, чернота отступает, его голова перестаёт быть настолько невозможно тяжелой и звуки вокруг, наконец, перестают быть такими громкими. Боль отступает… и он возвращается в реальность. —…римо… …ты… …Маримо. Черт… …Зоро! — Заткнись, — он бормочет, потому что все еще пытается очистись свое сознание, а голос Санджи, проникающий туда — последнее, чего он хочет. Он открывает глаза и чувствует себя невероятно дезориентированным, невероятно усталым, и ему требуется слишком много времени, чтобы вспомнить, где он находится. Это просто адское похмелье, думает он. Кок все еще кричит на него, и по какой-то причине, которую Зоро не может понять, в его голосе слышится беспокойство. Он не обращает на это внимание, потому что голос Санджи по прежднему слишком резкий, и он неожиданно для себя рычит: — Заткнись. Ты слишком громкий. Крики прекращаются. Санджи издает только короткий смешок. — Конечно, я громкий, а как иначе ты меня услышишь? Что, черт возьми, только что произошло? Ты внезапно замолчал и… и все. Зоро подумывает сказать ему, что он понятия не имеет, что только что произошло, что он почти уверен, что просто отключился по какой-то причине… но потом решает не делать этого. Он выпрямляется, кандалы звенят, ноги не слушаются. — Я просто пытаюсь игнорировать тебя, идиот. Твой голос чертовски раздражает. — Чушь собачья, — быстро огрызается Санджи, словно он знал, что услышит ложь. — Ты дерьмово звучишь. Ты ранен, да? — Я… — Он пытается выпрямиться, когда его желудок внезапно отзывается острой болью, будто его залили огнем; боль взрывается в нем, и это похоже на то, как будто лопнул пузырь; она такая сильная что он чувствует, как все его мышцы сжало судорогой. У него перехватывает дыхание, он задыхается, а потом резко кашляет и не может перестать это делать. Он сражается за каждый выдох, будто его легкие стали работать против него, и это только усиливает боль в животе. —…Прекрасно. Это заканчивается и он, наконец, переводит дыхание. Его тело неудержимо дрожит, когда боль снова отступает, и это заставляет кандалы ударяться о стену. Он поворачивает голову в сторону и злобно сплевывает, затем качает головой и подтверждает догадки Санджи хриплым, уставшим голосом: — Заткнись. — О да, ты определенно хорошо звучишь оттуда. Ведь здоровые люди именно так и кашляют. Почему бы тебе не оставить ложь Усоппу? Ты плохо с этим справляешься. — Почему бы тебе не оставить врачевание Чопперу? Я не нуждаюсь в помощи, потому что я сказал: со мной все в порядке. Так что заткнись уже. У меня просто похмелье, а от твоего голоса лучше не становится. Санджи издает ещё один резкий смешок. — Черт возьми, твоя ложь на самом деле звучит даже хуже, чем у Усоппа. Кто бы мог подумать, а? Ты, должно быть, совсем облажался. Зоро не удостаивает это ответом, потому что он в порядке, и ему не нужна помощь. Это просто похмелье. Он смутно припоминает, как бармен предложил ему напиток, который, по его словам, был самым крепким из всех, что у них были на полке, и Зоро выпил шестнадцать кружек подряд. Все дело в выпивке, говорит он себе. Это просто выпивка. С ним все в порядке. Санджи издает тяжелый вздох, который эхом разносится по камере. — Да, ты определенно облажался. Отлично. Наверное, мне придется быть тем, кто вытащит тебя из этой адской дыры. Это должно быть весело. Зоро резко вскидывает голову. — Только через мой труп! — У него снова кружится голова, но это его не останавливает, потому что ему нужно что-то ответить. — Я бы предпочел, чтобы дозорные отрубили мне голову моими собственными мечами, повесили меня на моих собственных кишках и бросили мое тело в море, чем быть спасенным тобой. — Так красноречиво и трогательно. Твоя манера говорить завораживает своей бессмысленностью. — Он слышит какое-то движение оттуда, где находится Санджи, что-то шуршит, затем он слышит его вздох. — Но как бы мне ни хотелось это увидеть, — а я действительно чертовски хотел бы это увидеть, — я почти уверен, что Луффи по какой-то странной, неизвестной для меня причине расстроится, если я оставлю тебя здесь. Не пойми меня неправильно, мне очень, очень хочется просто оставить тебя в покое, но, похоже, мои руки связаны, в прямом и переносном смысле. — Иди к черту, никчемный повар. Я прекрасно могу выбраться отсюда и без тебя. — Тогда вперед. Зоро делает паузу. Поджимает губы. — Я так и сделаю. — Давай. — Я сказал: я так и сделаю. И он старается. Он сжимает кулаки и снова тянет за цепи, с гораздо большей решимостью и силой, чем раньше. Он тянет их изо всех сил, металл впивается в запястья, кожа натягивается, руки трясутся, мышцы протестуют и просят его остановиться, но Зоро продолжает тянуть, тянуть и тянуть, ожидая, когда эти чертовы цепи уже порвутся! — Ты уже свободен? — спрашивает Санджи. — Заткнись, — ворчит Зоро сквозь стиснутые зубы. Он все тянет, тянет, тянет… Но ничего не происходит. Цепь не рвётся, она даже не звенит. Зоро расслабляет руки, расслабляет и все остальные мышцы, и делает судорожный вдох. Он даже не подозревал, что задержал дыхание. Он чувствует себя внезапно очень, очень запыхавшимся… Черт. — Ну? — пошел… ты. — выдыхает Зоро в два слога. — Так грубо. Разве можно так разговаривать со своим будущим спасителем? — Зоро не знает, дрожит ли он от ярости или от напряжения. Наверное, от всего вместе. Санджи продолжает говорить: — Я думаю, что пришло время для появления мистера Принца. О, если бы только Нами-сан и Робин-тян были здесь, чтобы увидеть, как я освобождаю этого беспомощного, жалкого зверя. Они бы осыпали меня любовью и похвалой!.. — Ты что, не можешь заткнуться?! — Зоро кричит, ударяясь затылком о стену с каждым словом, в надежде, что один из ударов вырубит его. — О? Потому что я тебя раздражаю? — Санджи усмехается, его тон меняется на тот глупый, саркастический, который он использует, когда особенно зол. — Интересно, ты думаешь, что это раздражает больше, чем когда пьяный фехтовальщик втягивает тебя в драку, даже не спросив? Или это раздражает больше, чем необходимость объяснять разъяренному бармену, что у вас не было достаточно денег, чтобы заплатить за выпивку или возместить ущерб, причиненный этим пьяным придурком? Да? Зоро кривит рот в замешательстве. Какого хрена. — Да. Это раздражает больше, чем все эти вещи. — Ошибаешься! Это не так! Нет ничего более бесящего, чем то дерьмо, через которое ты заставил меня пройти, так что ты будешь чертовски страдать, слушая, как я говорю, ты, дерьмовый ублюдок! — Тебе нравится быть надоедливым сукиным сыном? Ты что, питаешься этим? — Разозлить тебя — это настоящее удовольствие для меня. Зоро громко стонет, и Санджи продолжает: — Привыкай к этому, Маримо! Мой ангельский голос, звенящий сквозь эти стены, — это расплата за то, что ты втянул меня во все это! Я не собираюсь прекращать говорить до тех пор, пока… Внезапно его прерывает какой-то шум. Звенят ключи, скрипит открывающаяся дверь. Тусклый поток света проливается на землю. Санджи громко шипит: — Заткнись. Зоро зло шепит ему в ответ: —Это ты, блядь, все это время здесь шумел. —Ш-ш-ш! Свет становится ярче по мере того, как дверь открывается шире. Скрип продолжает звучать, а затем раздаётся звук шагов, сначала едва слышных, а затем постепенно становящихся все громче и громче, пока не появляется силуэт кого-то, стоящего по другую сторону решетки Зоро. — Эй-эй-эй. Вы, ребята, чертовски шумные, вы это знаете? — голос звучит лениво, голос, которого Зоро не знает и знать не хочет. Силуэт наклоняет голову набок, с любопытством разглядывая Зоро. — О, хорошо. Ты все еще жив. Какое облегчение. Мы сможем получить награду за твою голову. Зоро закатывает глаза. — Заткнись. Твой голос раздражает даже больше, чем голос дрянного кока. Не думал что такое возможно. — Подумав, он добавляет: — К тому же ты такая же уродина, как и он. — Это совсем не так, потому что Зоро не видит лица мужчины; это просто темные очертания, перекрывающие еще более темные очертания сзади, и чем дольше он смотрит на него, тем больше силуэт растворяется и исчезает в сплошном черном, сливается со стеной и становится с ней одним целым, пока он снова не моргает, и его зрение проясняется. — Я слышал! — машинально огрызается Санджи. — Так и должно быть. — А, так это блондин устроил весь этот переполох, да? — Силуэт исчезает из поля зрения Зоро туда, где, скорее всего, держали Санджи. — Послушай, парень. Я и мои приятели, мы пытаемся насладиться вечером, а твои крики и вопли действительно убивают все праздничное настроение. Раздается возглас удивления, звон цепей, отчетливый звук черепа, с силой врезающегося в металл, а затем незнакомец падает на землю, как мешок с картошкой. Это так разочаровывает, думает Зоро немного отстранённо. Он может видеть только верхнюю часть тела, распростертого на земле, но он может догадаться, что именно сделал Санджи. — Что случилось? Он мельком увидел твое лицо и умер? — Продолжишь шутить и я оставлю твою задницу гнить здесь. — Звучащий вокруг шум заставляет воздух вибрировать. Санджи разочарованно хрипит, и Зоро видит, как упавшее тело время от времени вздрагивает. — Черт возьми, куда этот ублюдок подевал ключи? — ты проверил его карманы? — Да, конечно! — рявкает Санджи. Тело переворачивается и Зоро видит, как связанные руки яростно рыщут по нему. Зоро откидывает голову назад и зевает, его зрение опят делает эту забавную вещь — все чернеет в углах. — Проверь его задние карманы, — бормочет Зоро. — Никто не кладет ключи в задний карман. Зоро закатывает глаза. — Не будь гребаной сукой. Проверь задние карманы. — Я не собираюсь лапать этого парня за задницу! Заткнись нахрен и дай мне их найти. — Просто закрой глаза и представь, что это задница Нами. — О Боже, — говорит Санджи, или, скорее, смеётся. — Ты… не… хах! Просто перестань болтать, пока меня не хватил удар! Зоро замолкает, но не потому, что Санджи велел. Он медленно моргает и с оцепенелым интересом прислушивается к бормотанию кока и биению собственного сердца. Ба-дум… ба-дум… — Черт возьми, почему у него так много мятных леденцов в карманах? — ба-дум… ба-дум… Не имея ничего, что могло бы отвлечь его, Зоро думает, что он, вероятно, должен, по крайней мере, почувствовать облегчение от того, что их шансы на побег резко возросли, но этого не происходит. Он даже не беспокоится о сложившейся ситуации и не спешит убираться отсюда к чертовой матери. Он просто чувствует… усталость. Через мгновение он спрашивает: — Нашёл? — Я пытаюсь! Если ты думаешь, что можешь сделать лучше, то давай. — Я прикован к стене. — И ты останешься там, если не заткнешься! — Затем раздаётся торжествующий возглас: — Нашёл! Наконец-то, думает Зоро. Он интересуется: — Они были в… — Они были у него во внутреннем кармане пиджака, так что заткнись. Звон ключей разносится по всей комнате, звук странно радостный, несмотря на мрачную обстановку. Раздается щелчок, вздох Санджи, затем еще один щелчок. Что-то звякнуло о землю — наручники Санджи, предположил Зоро, — и Санджи издаёт довольный стон. — Наконец-то, блядь. Черт, у меня все ноги свело. Черт. — Почему ты так долго? — Подожди, я разминаюсь. — Раздается еще один довольный стон, и Зоро закатывает глаза. — Ну вот. Да, так гораздо лучше. Зоро сидит с едва скрываемым нетерпением, потому что отчетливо слышно, как Санджи кашляет и нарочно громко вздыхает. Он определенно испытывает его терпение. Зоро думает: я выпотрошу его, как только получу свои мечи назад. Звякают ключи, поворачивается замок, скрипит дверь. Легкие шаги звучат совсем рядом, они направляются к нему, пока, наконец, тощий силуэт кока не появляется в его поле зрения. — Не торопись, — бормочет Зоро. Замок в его камере поворачивается, и дверь со скрежетом открывается во внутрь. — Послушай, ты не имеешь права жаловаться с тех пор, как… черт возьми. Зоро хмурится. — Что? — Что? Что?! Ты серьезно? Ты спрашиваешь меня, что? — Его руки трясутся так, как будто он пытается с их помощью взлететь. Он делает торопливые шаги вперед и, оказавшись прямо перед ним, трясёт руками, обращаясь к закованному в цепи Зоро. Он выглядит всерьёз напуганным. — Какого хрена, Маримо? — Да что с тобой такое? У тебя что, инсульт? — Зоро прищуривается. С такого близкого расстояния он отчетливо видит лицо повара. Его волосы взъерошены и похожи на стог сена. Он совершенно растрепан. Один его глаз переливается синим и выглядит отвратительно, а боковая сторона его лица напухшая и красная. Но он стоит, ходит и говорит, так что было понятно, что с ним все в порядке, так что Зоро не зацикливается ни на чем из этого. — Как ты ещё жив?! — Кок уже кричит. Теперь он сидит на корточках, и маленькое пламя от его сигареты дает ужасно слабый свет. Однако света достаточно, чтобы Зоро увидел, что черная краска, которой он покрыт, на самом деле не черная, и не краска тоже. — Ты выглядишь так, будто тебя только что крестили в гребаной крови. Какого хрена?! Как, черт возьми, ты можешь назвать это — в порядке? Это полная противоположность смысла слова «в порядке», которая вообще возможна, блядь. — Я в порядке. Я ничего не чувствую. — Это нехорошо! Близкое расстояние делает крик намного громче, чем он должен быть, и Зоро вздрагивает. Санджи, по крайней мере, имеет совесть выглядеть виноватым, но Зоро сейчас не нуждается ни в чьей жалости, поэтому быстро говорит: — можешь снять с меня эти цепи? После этого можешь скулить сколько угодно. — Хорошо, хорошо. — Но тут кок замолкает. Он настороженно смотрит на него, затем бросает взгляд на пропитанную кровью одежду Зоро. Он нерешительно говорит: — на самом деле… Я не знаю. Иди сейчас — может быть не очень хорошой идеей. Может быть… мне стоит просто пойти и привести сюда Чоппера. Пусть он осмотрит тебя. — Это звучит как ужасная идея. Какого хрена? — Зоро, ты выглядишь так, будто тебя разрезали пополам, — быстро говорит Санджи. Он выглядит ошеломленным. — Вообще-то, я думаю, что так оно и есть. Я даже не могу сказать, насколько глубока твоя рана. Здесь чертовски много крови. Кто сказал, что в ту минуту, когда ты встанешь, вся твоя нижняя половина просто не останется лежать? — Я должен тебе сказать, и это не гребаная просьба, — рявкает Зоро, его голос становится жестче. Он внезапно садится, устремив на Санджи злой взгляд. — Немедленно открой эти чертовы цепи и придержи свой язык. Мне насрать, что ты там думаешь. Санджи поджимает губы и морщит лоб, сомневаясь, но в конце концов все же соглашается. — Ладно, как скажешь. Он быстро встает и принимается за наручники Зоро, начиная с левой руки. Он чувствует, как Санджи держит его за запястье. Металлическое кольцо натирает кожу и он слышит, как ключ скользит в отверстие замка. Когда раздается щелчок, наручник открывается, и его рука падает. За полсекунды до того, как Санджи расстегивает наручники, Зоро понимает, что его руки висят уже долго, так долго, что он даже не чувствует их. Поэтому, когда его левая рука освобождается и падает плашмя на землю, ее охватывает ослепляющая боль, тупое онемение, которое ощущается так, словно миллион крошечных осколков стекла пытаются прорваться сквозь его кожу. Его рука ударяется о землю и мышцы взрываются болью, он зажмуривает глаза и кусает внутреннюю часть губы, чтобы не выказать никаких признаков боли, но это чертовски тяжело, потому что теперь кровь устремилась обратно к пальцам, и он чувствует, будто его вены наполняются песком. Он открывает глаза и заставляет свое лицо оставаться бесстрастным. Санджи перешел к другой руке. ругательства текут из его рта, как кислота. Зоро экспериментально сжимает пальцы, фокус зрения тревожно раздваивается, и когда другая рука освобождается и падает, его зрение теряет его совсем. Когда Зоро открывает затуманенные глаза, он вздрагивает, как будто его ударило током, когда он видит лицо Санджи так близко. — Отвали от меня. — Наконец-то, блядь, — восклицает кок странным тоном и еще более странным выражением лица. — Твою мать, маримо. Я думаю, у тебя шок или что-то в этом роде. Эй, эй, эй, тупица, держи глаза открытыми. Просто смотри на меня, ладно? Так, мы идем. Ты снова со мной? Проклятый говнюк, не падай сейчас в обморок. Я не собираюсь тащить твоё тело всю дорогу до Санни. Эй, ты меня слышишь? Зоро хмурится, потому что здесь что-то не так; голос Санджи звучит сердитым, но также в нем отчётливо сквозит беспокойство. Он отрывается от измученного взгляда Санджи и смотрит на свои руки: теперь обе лежат вдоль его тела. Он напрягает пальцы, сжимает их в кулак, а потом кладет плашмя на холодную землю. — Пошли, — бормочет он. Он отталкивается от земли и встаёт на два очень нетвердых колена. Опустив руку на землю, он встает и находит эту задачу беспрецедентно трудной. Он не протестует, когда Санджи хватает его за локоть и помогает встать во весь рост, потому что знает, пусть даже если и не хочет этого признавать, что ему нужна помощь. Боль в груди грозит опрокинуть его навзничь. Боль нарастает по мере того, как он выпрямляется, ощущение сродни разрыву, в глазах темнеет, ноги дрожат, внутри все горит. И вдруг он опасно качается в сторону. — Что такое?.. Эй-эй!.. Санджи ловит его прежде, чем он падает на землю; одна рука хватает его под мышку, другая — за плечо, и Зоро остается стоять. По какой-то странной причине его чертовы ноги не выдерживают его веса, и он с горечью понимает, что это Санджи, а не его собственная сила, позволяет ему оставаться стоять. Его желудок снова пульсирует, и Зоро морщится. Он слышит, как Санджи что-то говорит ему, но это звучит отдаленно и не важно. Его внимание захвачено странными звуками: «кап-кап-кап», доносящимися откуда-то снизу. Он опускает взгляд и видит темную лужу у своих ног, затем видит, как к ней прибавляется такая же темная капля, потом еще и еще. Он следует за ними к их источнику и, наконец, хорошо разглядывает свой живот и видит огромное темное пятно, широкую дыру на рубашке и аккуратную линию поперек рёбер, где его кожа рассечена и сочится кровью. Зоро хмурится и думает, что это, наверное, нехорошо. — Пошли, — снова говорит он, но на этот раз его речь ужасно невнятна и это больше похоже на «пааали». Его руку берут и перекидывают через чужое плечо. — Не приказывай мне, когда у тебя такой вид, говнюк. Просто держи рот на замке, как положено всем полумертвым тупицам. — Санджи обхватывает его за спину, хватает его за запястье и подтягивает к себе, другой рукой он обнимает его поперёк рёбер. — Боже, ты чертовски тяжелый. Со всей кровью, которую ты потерял, ты должен быть, по крайней мере, немного легче. Дерьмовый жирдяй. — Не толстый, му’склы, — вынужден пробормотать Зоро. Его желудок протестующе урчит при каждом малейшем движении, боль затуманивает зрение и высасывает из него последние силы. Больше всего на свете ему хочется снова сесть на землю, лечь, закрыть глаза и просто заснуть, погрузиться в тепло, тишину и безболезненные объятия бессознательного. — Что я говорил насчет разговоров? — рявкает на него Санджи. Зоро пытается заставить свои ноги работать, когда они начинают выходить из камеры, но проклятые конечности, кажется, сделаны из свинца и только волочатся. Их совместные шаги медленные и размеренные, Санджи ругается с через каждый. — Это безумие. Ты сядешь на гребаную диету, когда мы вернемся на Санни. Все твое мясо пойдет Луффи. Все, что ты от меня получишь — это салат без заправки. Его голова продолжает касаться плеча Санджи, и эта близость делает голос кока слишком громким. Зоро цокает языком: — Раздражаешь. —…Чья бы корова мычала. Зоро хмурит брови, пытаясь сосредоточиться на его словах. — Ты только что назвал меня коровой? — Это выражение, идиот. Тебе когда-нибудь говорили, чья бы корова мычала? Но да, твоя лицемерная, надоедливая и толстая задница в данном случае — определено коровья. — Я знаю это выражение, — хмурится Зоро. Он спотыкается в ногах, как только они выходят из камеры, Санджи останавливается, чтобы успокоить его. Зоро делает осторожный вдох, когда его желудок начинает пульсировать с новой силой, а затем ворчит: — Ты просто избалованный сукин сын. Ты все это время не перестанешь мычать; это ты здесь тупое животное. Санджи фыркает, а затем снова заставляет их двигаться. — Ага. Хорошо. Конечно. Говорит парень, который не заткнулся ни на секунду с тех пор, как проснулся. — Это ты здесь кричишь, как гарпия, с тех пор, как мы сюда попали. — Я думал, ты спишь, Маримо, — насмешливо произносит Санджи, и в его голосе слышится сарказм. Лоб Зоро постоянно натыкается на неровное плечо Санджи каждый раз, когда его толкают, добавляя больше темпа к его растущей головной боли. Выйдя из камеры, Зоро видит, что там, где их держали, было относительно небольшое пространство, и только две импровизированные тюремные камеры. Санджи ведет их к потоку света, из которого вышел теперь уже потерявший сознание человек. — Кто, черт возьми, может спать при таком шуме? — Ленивый, бесполезный фехтовальщик, вот кто. — Он поправляет свою хватку на руке Зоро, а затем издает несчастный звук. — Черт. Вся твоя кровь теперь на моем костюме. Зоро смотрит на черный костюм, блестящий от крови. На его лице появляется небрежная улыбка. — Ага. Извини. — Весь в крови и говорит, что с ним все хорошо Черт. Напомни мне, чтобы я ударил тебя словарем по голове, когда мы вернемся. Может быть, тогда ты поймёшь, значение слова «в порядке». — Я в порядке, — огрызается Зоро в миллионный раз. — Угу. — Они делают еще несколько шагов, прежде чем Санджи резко останавливается и, кажется, сдувается. — О, черт. —Что? — Лестница. Зоро поднимает голову и смотрит. —Черт. Лестница грозно нависает над ними, словно огромное цунами из ступеней. Это всего лишь один пролет, но ступеньки кажутся бесконечными и слишком высокими. Наверху Зоро видит открытую дверь и льющийся из нее свет. То, что находится за дверью ему не видно, но он знает, что это может быть только выход. — С тобой все будет в порядке? —спрашивает Санджи. Зоро обнажает зубы в улыбке. — Отвали. Санджи только смеется и больше ничего не говорит. Зоро делает первый шаг, поднимает ногу и ставит ее на ступеньку, Санджи ковыляет за ним. Неловко подниматься по лестнице, положив руку на плечо кока, но Зоро отчаянно нуждается в этой опоре. После четвертого шага у него начинают опасно дрожать колени. После пятого его зрение начинает сильно расплываться. Шестая ступенька проходит мимо, и он практически складывается пополам, его желудок сжимается в агонии. На седьмой ступеньке Санджи наполовину несет его, наполовину тащит наверх. — Пойдем, Маримо. Поработай своими ногами, ладно? — Его попытка скрыть свое беспокойство проваливается. — Заткнись, — задыхаясь, рычит Зоро. Его дыхание стало громче, головная боль усилилась. Его зрение плывет, и когда он делает следующий шаг, он думает, почему это так чертовски трудно? Всегда ли это было так тяжело? Влага растекается по его животу, кровь теплая и это почему-то успокаивает его. Он чувствует слишком много вещей одновременно, и это слишком ошеломляет, так что он решает, что надо просто держаться подальше от всего этого. — Тебе лучше больше не падать в обморок. Я не собираюсь тащить твою жирную задницу наверх всю оставшуюся дорогу. — Не сможешь, — выдыхает Зоро, его нога дрожит, будто сделанная из бумаги, когда он поднимает ее. — Слишком слабый. У тебя нет никакой силы. — Слабый? А кто, черт возьми, не дает тебе упасть прямо сейчас? — Гравитация. — Забавно. Когда яркий свет проникает в поле его зрения, Зоро знает, что они достигли конца пролета, вершины лестницы. Дверь перед ними открыта, как бы приветствуя их внутрь. Она ведет в коридор, и что бы там ни было, Зоро этого не видит. Его тело ощущается горячим и холодным одновременно, и ужасно чуждым ему. Боль в животе стала для него настолько привычной и постоянной, что Зоро не может вспомнить, что он чувствовал до травмы. Он наполовину осознает, что Санджи говорит, может быть, даже разговаривает с ним, но его тело и чувства, кажется, не реагируют ни на что вообще. Он ощущает вкус крови, видит пятна света, слышит низкое жужжание — и тут его ноги полностью отказывают. — Черт, черт! Зоро! Сначала его спина ударяется о стену, а затем остальная часть тела сползает вниз, пока он не садится на землю, болезненно ощущая крепкую хватку Санджи на своем плече и рубашке и блаженно не замечая всего остального. — Что не так… что-то не… Зоро?.. Он не может разобрать обрывки слов Санджи, поэтому просто слабо отмахивается. — Просто… мне нужна… минута. Дай мне минуту. Проходит минута. Потом две. Кок смотрит на него с нескрываемым беспокойством. Его так непривычно видеть на лице Санджи, что Зоро закрывает глаза и притворяется, что никогда и не видел этого. — Хорошо, — наконец говорит Санджи, заполняя тишину чем-то еще, помимо хриплого дыхания Зоро. — Ладно. — Все в порядке. Расслабься немного. Ты сможешь. Я посмотрю, ждет ли нас здесь компания. Зоро открывает глаза и смотрит, как Санджи выходит в коридор. Проходит несколько минут, и он возвращается, закуривая новую сигарету и задумавшись. — В конце есть еще одна дверь, и я чувствую шесть человек с другой стороны. Не знаю, вооружены они или нет, но можно предположить, что вооружены. Зоро пропускает эту информацию мимо ушей. — А как же мои мечи? Санджи моргает. — А что с ними? — Они там, снаружи? Санджи качает головой. — Я не знаю. — Я не уйду без моих мечей, —бормочет он, его слова сливаются, но голос звучит непоколебимо. Санджи успокаивающе поднимает руку. — И я это понимаю. Все в порядке. Никто не говорил, что мы не вернём твои мечи. Я просто не знаю, находятся ли они там вообще. Но мы найдем их, обещаю, как только я избавлюсь от парней у входа. В его нынешнем состоянии Зоро трудно разобрать большую часть из того, что ему говорят, но он обращает внимание, что Санджи не стал включать его в часть своего плана. — Я тоже сражаюсь. Санджи пристально смотрит на него. — Лучше бы речь шла о сражении за свою жизнь. — Я сражаюсь, — повторяет он, садясь. — Ты остаешься на месте, вот что ты сделаешь. Посмотри на себя, даже чертов ребёнок может вырубить тебя прямо сейчас. — Я в… — Если ты скажешь, что ты в порядке, клянусь Богом, я выбью из тебя все дерьмо! — громко рявкает Санджи. Его голос эхом отдается в зале. Он украдкой бросает быстрый взгляд на дверь в конце коридора, а затем продолжает, уже тише: — Клянусь, ты всегда все усложняешь. Слушай. Если ты пойдешь туда и попытаешься сражаться, ты умрешь. И я не имею в виду, что эти ублюдки убьют тебя, нет. Я хочу сказать, что я сам убью тебя, Маримо. Ты понимаешь? Зоро фыркает. — Ты не сможешь одолеть меня, даже если мне отрежут обе руки, — рычит он. Санджи, готовый было выпалить снисходительное замечание, замолкает. Он бросает на Зоро странный взгляд, а затем его лицо расслабляется, как будто он только что решил для себя что-то, и лукавая улыбка появляется на его губах. Зоро совсем не нравится этот взгляд. — Не позволить тебе идти со мной? О, это было бы слишком просто. Все, что я должен сделать, это дать тебе хороший пинок прямо… Вот, — он поднимает свою руку с каждым словом все выше, а затем тычет пальцем прямо в рану Зоро. Звезды взрываются в его глазах, ослепительный свет захватывает все вокруг, от пронзительной боли у него перехватывает дыхание. Каким-то образом, несмотря на все это, он все еще может различить голос глупого кока: —…и ты расколешься пополам, как веточка. О, черт. Было больно? О боже. Мне очень жаль, Зоро-кун. — Гребаный… ублюдок, — хрипит он. — Ой, не стоит. Ты ведь в порядке, правда? Это ведь не должно было причинить боль. — Зрение снова подводит и все вокруг, как чертов калейдоскоп, и он едва может видеть, как Санджи встает и потирает руки. Так громко. Громко. — В любом случае, как я уже говорил, я пойду и убью ублюдков у входа, а ты останешься здесь и… расслабься. Я скоро вернусь. Зоро пытается взять под контроль свое дыхание, чтобы сказать Санджи: «Иди нахуй, паршивый кок!» — но к тому времени, как его дыхание становится ровным и зрение возвращается — тот уходит, и Зоро остается в зале один. — Я убью его, — говорит он, ни к кому конкретно не обращаясь. Он смотрит на свой живот и видит потеки свежей крови, и говорит с большей убежденностью: — Я нахрен убью его. Он ощупывает стену, как слепой, используя ее как опору, чтобы подтянуться. Встать никогда не было так трудно, снова думает Зоро, и не было так больно. Он чувствует себя как один из тех складных стульев, которые используют Нами и Робин, чтобы позагорать, когда его стыки застревают и не могут нормально развернуться. Это занимает много времени, но Зоро, наконец, встает на ноги. Одной рукой он держится за стену, другой — за живот. Он терпеливо ждет, пока мир перестанет вращаться, и шаркает к двери. Дверь уже открыта — ну, сломана. Петли сорваны, на раме подозрительная вмятина, которая выглядит так, будто кто-то пинком распахнул ее, а по ту сторону слышится дикий шум: хор звуков, похожих на крики людей, ломающиеся предметы и выстрелы оружия. Зоро игнорирует все это. Он входит в комнату, как крадущийся волк, следуя за зловещей тяжестью в груди, которая может быть только воем Китецу. Он может различить энергию меча в разгар урагана, если до этого дойдет. Его аура настолько отчетлива, что Зоро чувствует себя слепым ко всему, кроме нее. Он отодвигает столик в сторону, безразлично сознавая, что находится в баре, в котором котором они и попали в эту заваруху. Они даже не увезли нас с этого места, саркастически думает он. Просто держали нас в своем проклятом подвале. Он пинает бутылку, продолжая хромать вперед. Кто-то выкрикивает его имя, и в его голосе столько возмущения и изумления, что это может быть только голос Санджи. Легко, как по привычке, Зоро сбрасывает это со счетов. Он видит перед собой бар, опрокинутые табуреты и рухнувшие полки, и чувствует, как откуда-то оттуда зовёт его проклятый меч. Человек, которого он не знает, шатается рядом с ним, и когда он видит Зоро, его глаза расширяются и его руки поднимаются, но Зоро слишком занят, поэтому он просто хватает его лицо одной рукой и отталкивает, опрокидывая на стол, где тот падает под очень болезненным углом. Зоро подходит к бару, обходит его, его ботинки пропитались алкоголем и порезаны осколками стекла. Кто-то бросается на него — этот человек кричит во время всего полета, — и Зоро отстранённо думает, что здесь слишком шумно. Его глаза обшаривают все вокруг, пока не останавливаются на небольшой винной стойке, где аккуратно лежат его мечи. Он хватает их и вешает на свое законное место у бедра. Он видит на полке нетронутую бутылку вина, берет ее, зубами выдергивает пробку, делает три больших глотка и выбрасывает. Шум в баре становится громче, и Зоро вспоминает, что там идет драка. — Хорошо, хорошо. Плен, кок, драка. Правильно. Он вытаскивает Вадо из ножен и оглядывается, ища глазами глупое белокурое подобие головы кока. Когда он находит его — повар стоит на руках, делая это глупое вращательное движение ногами и сбивая троих мужчин на землю — Зоро крепко сжимает свой меч и идет в гущу хаоса. — Зоро! Три шага, и потом Луффи появляется, казалось бы, из ниоткуда, останавливаясь прямо перед ним с широкой улыбкой и во всем своем великолепии, раскинув руки, что выглядит как восторженное приветствие. Зоро останавливается. Он смотрит на своего капитана, смотрит очень долго. Затем он говорит: — Ты стоишь у меня на пути. Отойди. — А? Ты такой грубый, Зоро. Куда ты идешь? Зоро дергает подбородком, указывая за спину Луффи. — Пойду убью этого дурака кудрявого. Луффи выглядит шокированным. — Ты не можешь убить моего повара! — А почему бы и нет? — Разве это не очевидно? Как я должен буду есть? Кто будет меня кормить? — Он скрещивает руки на груди, надувает губы, и Зоро понимает, что его ругают. — Я не знаю… Ресторан? — Нами говорит, что если мы будем продолжать есть в ресторанах, то разоримся, и тогда у нас больше не будет денег на рестораны. — Зоро видит, что Луффи много думал об этом. Его мозг, наконец, вникает в ситуацию, в которой он находится и он глупо моргает. — Подожди. Откуда ты взялся? Что ты здесь делаешь? Луффи смеется, и Зоро моргает еще раз, задаваясь вопросом, потерял ли он так много крови, что теперь он видит Луффи в своем бредовом сознании. Он быстро отмахивается от этой мысли, потому что Луффи был последним человеком, которого он хотел бы себе представить в любом своём состоянии. — Мы здесь, чтобы спасти тебя! Вы с Санджи слишком долго не возвращались, и Усопп начал беспокоиться, так что Робин сказала, что, может быть, вы, ребята, попались охотникам за головами, так как на этом острове их много, а потом Чоппер начал плакать, потому что он думал, что вы, ребята, умерли или попали в плен к дозорным или что-то в этом роде, а потом пришло время ужина, и я начал голодать, но Санджи здесь не было, чтобы готовить, поэтому мы пришли сюда, чтобы найти вас, ребята! Теперь, когда Зоро смотрит более ясно, он видит беспорядочную палитру из цветов; оранжевые волосы Нами развеваются позади нее, когда она вращается, грациозно размахивая руками; Усопп верхом на увеличенных коричневых плечах Чоппера. Он стреляет по бедным соплякам; Робин и Фрэнки бок о бок — фиолетовый и синий — один уравновешенный и неподвижный, а другой оживленный и полный энергии. Он больше слышит, чем видит Брука где-то в стороне, его гитара бренчит, созвучная этому хаосу. — О, — наконец произносит Зоро. Он опускает руку и убирает Вадо в ножны. — И хорошо, что мы пришли, потому что нам было так скучно. Этот остров скучен, ты знаешь? И маленький к тому же. Здесь нечего делать и нельзя повеселиться. Я хотел уехать, отправиться на следующий остров, но вы, ребята, еще не вернулись, и Нами сказал мне, что мы не можем уехать без вас, потому что тогда вы никогда не найдете дорогу назад. Ты, а не Санджи. Зоро хмыкает. Он пододвигает к себе единственный не сломанный стул и устало садится. Луффи садится на пол, скрестив ноги, и продолжает говорить: — О, и Нами злится на тебя. Забыл упомянуть об этом. Когда мы ехали сюда, мы поспрашивали и выяснили, что вы заказали много выпивки из этого бара, и что вы не могли заплатить за неё, и теперь мы должны им много денег. Нами действительно злится. — Наступает пауза, и Зоро думает, что это просто Луффи переводит дыхание, но затем он прямо спрашивает: — Ты в порядке? — Я в порядке. — Он отвечает автоматический. Затем хмурится, потому что этот вопрос слишком неправильный для Луффи, и он был задан так откровенно, так искренне, что если Луффи задает его, то должно быть что-то не так… — поэтому Зоро спрашивает: — Что ты имеешь в виду? — Не знаю. Нами говорила много всякой ерунды, но я почти ничего не понял. Кажется, она сказала, что ты заболел?.. Да, что-то в этом роде. Она была такая, — он скрещивает руки на груди и повышает голос, чтобы соответствовать голосу Нами:? — Кто вообще ходит в бар по утрам? Я вам скажу, кто — алкоголики. Зоро болен, ребята. Я сокращаю его бюджет на половину, бла-бла-бла. Эй, Зоро. Что такое ал–ка-го–лик? Это плохо? Это болезнь? Ты умираешь? Могу я получить твои мечи, если ты умрешь? Зоро пинает его в лицо. — Ой! — Его шея вытягивается назад от удара, и когда она возвращается обратно, Луффи по-детски надувает губы, и говорит приглушенное «Шучу, я шучу!», которое просачивается сквозь руки, которые прикрывают его нос и рот. — Я в порядке, — говорит ему Зоро, когда тот заканчивает свой спектакль. — Не слушай, что говорит Нами. Эта ведьма не должна лезть не в свои дела. Луффи поизносит: — Ох. Хорошо! — Одним движением он вскакивает на ноги, а затем поднимает взгляд на Зоро. — О-о-ох. Ты весь в крови, Зоро! — Это вино. Луффи наклоняется и принюхивается. Зоро отмахивается. — Ну-у! Это кровь! У тебя кровь идет? — Я в порядке. — Ты ранен? Ты же знаешь, что Чоппер говорил о ранах. Сейчас он на тебя о-о-очень рассердится! О-о-о, а сегодня ведь очередь Робин стирать! Она тоже на тебя рассердится. Зоро. — Он поднимает руку и начинает загибать пальцы. — Нами, Чоппер, Робин и Санджи — они все злятся на тебя. Это почти весь экипаж! Зоро, нельзя, чтобы на тебя злилась вся команда. Теперь никто не захочет с тобой дружить. — Они это переживут. Шум вокруг них затихает, все движения замедляется. Единственные стоящие люди — это их команда, что не так уж и удивительно. Нами стоит за стойкой, склонившись над кассовым аппаратом с решимостью и непоколебимой сосредоточенностью. Санджи что-то говорит Чопперу, тот снова стал маленьким, и его глаза то и дело смотрят в их сторону, когда Санджи многозначительно указывает на него пальцем. Зоро закрывает глаза и кладет голову на спинку стула. Перед тем как заснуть, он спрашивает себя, не принесет ли ему Санджи бутылку-другую того крепкого вина, которое бармен подал ему утром. Ощущения теперь те ещё и у него теперь убийственное похмелье, которое, вероятно, вызвало потерю памяти, но, черт возьми, это была хорошая штука, и оно определенно стоило всего этого.