***
О них не так много писали, как можно было представить. С падения прошло достаточно времени, а безумными идеями с яркими заголовками пестрило лишь несколько изданий. Большинство склонялись к тому, что серийный убийца-каннибал умер, утащив в бездну вместе с собой и бывшего профайлера. И не сказать, чтобы в конце этих статей хоть кто-то жалел профайлера Уилла Грэма. Авторы были рады наконец выдохнуть, завуалированно напомнив: странному, когда-то специальному агенту правосудия туда и дорога. Конечно, среди сказочного мусора предположений выделялась статья Фредди, ушлая журналистка уверяла, что кровавая инсталляция в лице Красного дракона, устроенная у обрыва — это имитация. Она подробно расписывала и уверяла, что последние три года были театром абсурда, репетицией перед главным преставлением-побегом. Фредди верила: Ганнибал и Уилл всё те же мужья-убийцы, которые ловко обманули ФБР, подстроив свою смерть, сбежали. Уилл перечитал все криминальные сводки о себе и Ганнибале, но запомнились из них немногие, например статья, где некий Аарон Спейси предполагал, что всемирно известный каннибал сбежал, а профайлер стал его пленником. Скорее всего, уже несколько раз сервированным к столу пленником. Перечитав ещё раз, Уилл смахивает эту статью и откладывает телефон на край кровати. Он прохаживается маятником от двери к окну раздумывая, в какой же статье больше правды. Насколько близко подобралась Фредди с её «мужьями-убийцами»? Ведь Уилл три года жил без Ганнибала и даже не думал о нём… допустим, старательно делал вид, что не думал. В какой-то степени, только Молли удалось погасить назойливые воспоминания о психотерапевте и когда-то друге. Но стоило Ганнибалу «умереть», как Уилл все эти дни не находил себе места, он видел Ганнибала в дожде, потому что именно проливным дождём разродилось небо, когда не стало Эбигейл. Ганнибал был воспоминанием в горячих лучах солнца, ведь именно в тёплой Италии состоялся их последний откровенный разговор. Он был в собственном отражении Уилла, следовал за ним запахами, звуками, красной нитью через прошлую жизнь и конечно же будущую. А может прав этот Аарон и Уилл в самом деле пленник? Пусть пока и вполне целый, даже не откусанный ни с одной стороны, но пленник личностных желаний, может своих, а может Ганнибала. От мыслей отвлекает странный скрип и шаги, прислушиваясь, Уилл подходит к двери и распахивает её: перед ним Чио и Ганнибал в инвалидном кресле. Они выглядят более, чем странно, как если бы изображали из себя дочь и отца, вот только не хватает грима, чтобы разница в возрасте стала очевидней. — Прогуляешься со мной, Уилл? Уилл кивает, а Чио освобождает место позади кресла. — Здесь есть лифт, — говорит Ганнибал, а Уилл думает, что этому старому и странному дому не хватает потаённый комнаты-музея, например или мини аттракционов с собственной комнатой страха. Перед выходом на улицу Уилл облачается в пальто. Оно напоминает те, которые он носит и садится по фигуре. Может, великовато чуть-чуть, но это поправимо, надо лишь вновь начать нормально питаться, когда заживут язык и щека. На улице холодно и влажно, но чистый воздух так приятно наполняет лёгкие, хотя Уилл и не может вдохнуть полной грудью, зная, что потревожит этим раненное плечо. Они отходят всё дальше от дома вниз по участку и окружение всё больше напоминает лес. В лесу Уилл чувствует себя спокойно и умиротворённо. Редко, но оказавшись в лесу он вспоминает про Эбигейл. Охотницу-Эбигейл, которой ничего бы не стоило притаиться тенью между сосен, выследив жертву. Её жертвами могли бы быть и они, Ганнибал и Уилл, здесь, в этом лесу. — Я знал с самого начала, что тебе понравится это место. Уилл отвлекается от фантазий на голос, опускает голову и смотрит на Ганнибала, который рассматривает его снизу вверх. Оказывается, они уже давно стоят, а колёса инвалидного кресла вдавились в грязь. — Я вспомнил Эбигейл, этот дом ей понравился бы больше, чем тот, у обрыва. — Согласен, но он был очень далеко. Уилл толкает кресло вперёд. Он думает: Ганнибал так просто отпустил Эбигейл, потому что у него уже была Чио. — А сейчас сверни направо, так мы выйдем с другой стороны. Через некоторое время они и правда выходят с другой стороны, Уилл узнаёт клумбы, которые пытался рассмотреть со своего окна, а теперь ему странно разглядывать это окно, оказавшись здесь, снаружи. — Помоги мне, пожалуйста, — говорит Ганнибал и протягивает к нему руки. На удивление его руки оказываются тёплыми, Уилл хотел бы ещё немного дольше сжимать ладони Ганнибала, и эта мысль смущает. Нагнувшись вниз, Уилл позволяет обнять себя — это тревожит ещё сильнее. Ганнибал обхватывает его за шею и наваливается всем весом, подтягивается и встаёт. Это короткое объятие так сильно напоминает их последнее на обрыве, что Уиллу кажется, он чувствует кровь на своём языке, которой так неумолимо хочется поделиться с языком Ганнибала, ровно, как тогда. Всё это ошеломляет и озадачивает так молниеносно, отчего Уилл вновь готов бежать или падать со скал, благо, их здесь нет. Он стискивает зубы, как будто сам пытается подняться на ноги с инвалидного кресла, а не Ганнибал и остаётся на месте. — Прости, я не задел твоё плечо? — Ганнибал дышит тяжело и чуть отклоняется назад, теперь он привычно смотрит сверху вниз. — Нет, всё в порядке, — врёт Уилл и чувствует, как горят его щёки. — Тогда, позволь я сам. — Ты уверен? — Да, я не буду пробовать ходить. Просто постою. Уилл отступает от Ганнибала, и тот больше не держится за него, вцепившись в спинку кресла. — И всё же позволь взглянуть на твоё плечо и щёку. У Чио хорошие медицинские навыки, но она не врач. Так я хоть как-то отблагодарю тебя за помощь. — Ты не должен чувствовать себя должником всего лишь за прогулку. Это нелепо. — Если этих прогулок будет больше? — Ганнибал задирает подбородок, будто делает вызов. — Ты предлагаешь мне остаться? — Ты уже остался. — Чио держала меня взаперти. — Уилл понимает, его слова звучат, как жалкое оправдание, поэтому быстро исправляется, — Я ничего не могу обещать, Ганнибал. — Я и не жду обещаний, — Ганнибал поднимает голову к бледному солнцу и закрывает глаза. Он и правда похож на человека, который ничего не ждёт. Уилл допускает мысль, что Ганнибал уже устал ждать. Уилл так часто отвергал его, когда-нибудь это должно произойти в последний раз. Быть может, уже произошло, тогда, по ту сторону скалистой пропасти, когда они ударились о пенные волны прожорливой стихии. Чио уже давно не помогала Уиллу с перевязками и лечением, всё больше пропадая где-то вне дома, наверно, им было тесно на одной территории. Особенно на кухне. Застав Уилла за приготовлением ужина, она уходит к себе. Её поведение объяснимо, она не доверяет, но всё же Уилл ей интересен, но особенно любопытно то, чем так сильно он мог зацепить Ганнибала. Расправившись с готовкой, Уилл сортирует стол на троих. Никаких изысков, чрезмерно разваренный гуляш из говядины и такие же разваренные овощи. И Уиллу и Ганнибалу не особенно можно твёрдое. Без вина стол выглядит совсем скудно и скучно, и Уилл уже готов смириться с этим, когда его взгляд цепляется за каменную клумбу за окном. Совершенно неожиданно расцвели альстромерии. Уилл выбегает на улицу и срезает несколько стеблей, собирая бело-красный букет из ещё нераспустившихся головок. Вернувшись домой и налив в стакан воды, он ставит букет чуть ближе к Чио, надеясь, что та расценит этот жест, как знак примирения. А если и нет, то к ужину просто прибавилось ярких красок, а это уже приятно. Чио обратила внимание на цветы, но ничего не сказала, а утром сменила им воду. Уилл ничем не занимается весь день, читает книгу про жизнь приматов в далёкой Африке, а в перерывах смотрит видео о том, как сажать и разводить клубневые цветы и какие больше всего подойдут для местного климата, кроме альстромерии. Нет, он не собирается задерживаться здесь, переквалифицировавшись в садовника, всего лишь хочет немного отдохнуть. Да, отдохнуть — это оправдание перед самим собой и целым миром вполне устраивает его. Вечером Уилл находит Ганнибала за письменным столом, он вернулся к рисованию, не переваривая проводить время в постели больше, чем в инвалидном кресле. Даже после такого ранения он тяготел хоть к какой-то мобильности и самостоятельности, Уилл не удивился бы, если уже в ближайшие дни увидит Ганнибала на кухне, пусть не за приготовлением, но уж точно командуя. — Я решил, что было бы неплохо, если ты всё-таки посмотришь на мои увечья, — Уилл стоит в дверях наблюдая, как Ганнибал делает последние штрихи и откладывает карандаш. Раньше он нередко рисовал при Уилле, совершенно не стесняясь показывать свои работы в процессе, возможно, ему даже нравилась эта интимная демонстрация. Уилл любил наблюдать за его руками, нет, не утончённо красивыми, какие описывают в романах, руки Ганнибала были ухоженными, но сильными, они умели спасать жизни людей, но куда охотнее отнимали её. — Проходи, Уилл. Помоги мне убрать художественные принадлежности. Они складывают в коробку карандаши и убирают наброски в папку, освобождая лакированную, но когда-то уже расцарапанную поверхность стола. Уилл садится за стол, наблюдая, как Ганнибал ловко передвигается в инвалидном кресле, лишь иногда хмурясь при очередном манёвре, доставляющим дискомфорт и скорее всего боль. Он готовит всё необходимое для осмотра и перевязки, ещё какая-то минута и Ганнибал никто иной, как доктор, готовый помочь своему пациенту. Уилл водит пальцем по выпуклым царапинам, соединяя их в только ему видимый узор, думает, такое перевоплощение Ганнибала должно отвлекать, но почему-то всё выходит наоборот. Он будто проваливается в колодец, который сделан не из камня или кирпича, а из старых экранов. На каждом этом экране обрывки прошлого, вот только это кино теперь смотрится совершенно по-другому. Уилл видит себя со стороны, таким, каким никогда не казался. Этот Уилл ещё совсем молодой, приходит, нет, бежит к тому Ганнибалу, словно бестолковый щенок на приманку. Он хочет внимание, а иногда даже капризно требует его, провоцируя дерзкими высказываниями или поступками. Уилл отворачивается от воспоминаний и теперешнего Ганнибала, пытаясь разгадать, что же изображено на витиеватом рисунке истёртого ковра. Ему кажется, что там больше правды и определённости, чем в отношениях между ним и Ганнибалом. — Уилл, ты меня слышишь, Уилл? — Да, слышу. — Мне казалось, что ты уже минут десять, как не со мной. С тобой давно такого не случалось. Ты хорошо себя чувствуешь? — Смотря с чем сравнивать. Или с кем. Определённо лучше, чем Френсис Долархайд. — Но мы не знаем, как чувствует себя сейчас Френсис Долархайд. — Так значит, вы допускаете загробную жизнь, доктор Лектер? — Уилл однобоко хмыкает, перейдя на официальный тон и расстёгивает фланелевую рубашку, выпутывается из неё, ощущая голой кожей дуновение сквозняка. — Существование загробной жизни не доказано, как и не доказано обратного. Нагнись, пожалуйста, вперёд. Уилл чуть наклоняется ближе, позволяя осмотреть своё плечо. Пальцы Ганнибала тёплые, он прикасается к Уиллу так уверенно, ощупывает и надавливает, не отводя внимательного взгляда мясника, выбирающего самый сочный кусочек к ужину. — И где бы вы были, если бы умерли? — Рай или Ад? — Ну, зачем себя ограничивать… Ауч, — Уилл шипит, от очередного болезненного прикосновения. Ганнибал хмурится и забавно вытягивает губы, так бывает, когда он сосредоточен. — Рана гноилась, швы снимали преждевременно, — скорее для самого себя говорит Ганнибал, выдыхает, морщинка между бровей разглаживается, — Мне никогда не нравилась трактовка загробной жизни, как награда или наказание за эту. Кого-то награждать или наказывать целую вечность очень утомительно, а эту работёнку явно надо кому-то выполнять. Всё должно быть устроено проще. — Например? — Чтобы не перевернуть в загробной жизни всё с ног на голову, мне бы хватило всего-то интересного собеседника на целую вечность. — Не уверен, что такой найдётся хотя бы в преисподней, а там собеседники поинтересней будут. — Тогда нам придётся умереть вместе. Не могу говорить про вечность, но на пару сотен лет мне бы тебя хватило. — Ну, не могу сказать, что я жду того же самого от загробной жизни. — И что же ты ждёшь, Уилл? — Дорогу. Автомобиль и бесконечную трассу впереди. Я бы ехал вечность, утром и ночью, в дождь и снег, меняя пластинки с любимой музыкой. — Звучит не очень-то оптимистично. Похоже, что ты испытываешь чувство вины, поэтому обрекаешь самого себя на бессрочное скитание, чем же это не Ад? — Ганнибал прикрепил последний пластырь, фиксируя свежую повязку. — А может через путь ты снова хочешь обрести невинность. Ты тоскуешь по ней? — Невинность губительна и слишком хорошая приманка для волков, как по такому можно тосковать? — Уилл поворачивается к Ганнибалу правой стороной, и тот обнажает рану на щеке. — Тем более на мне слишком много шрамов, да и на других я оставил не меньше, чтобы вновь примерять непорочность. И да, Ганнибал, дорога, это иногда просто дорога. Ганнибал снисходительно улыбается, но всё же кивает в согласии. — А теперь высунь язык, как можешь. Уилл открывает рот и показывает всё ещё распухший язык, чувствует запах латекса от перчаток и пытается сглотнуть вязкую слюну. Пальцы Ганнибала во рту кажутся фантомно знакомыми, Уиллу хочется сомкнуть рот и ощутить их немного по-другому, зубами. — Произнеси «эр», а потом «эс», — просит Ганнибал. Уилл повторяет за ним звуки, ворочает их словно камни, замечая своё несовершенное произношение. — Ну как, пропишешь мне пару скороговорок? — Не думаю, всё восстановится само. И на монстра Франкенштейна ты не похож. Ганнибал обрабатывает щёку Уилла, и тот чувствует его дыхание. Уилл может рассмотреть каждую морщинку на его лбу или вокруг глаз, он не против провести по ним пальцем, разглаживая их или стирая. Попытавшись отплатить Ганнибалу такими же прикосновениями, которыми тот так обильно одаривает. — Спасшибо, — расслабившись и не стараясь выговаривать каждый слог, неидеально произносит Уилл. Ганнибал же соскальзывает ладонью ему на шею, четыре пальца давят на затылок, будто бы хотели склонить голову. Уилл затихает, ощущая, как большой палец Ганнибала поглаживает горло. Мысль, что это прелюдия к поцелую простреливает так же быстро, как и за мгновение исчезнувшее прикосновение. Ганнибал отстраняется назад и со щелчком стаскивает перчатку.Часть 3
12 февраля 2021 г. в 21:49