Бамбук

Прошли примерно сутки пока они смогли полностью отрезветь и оценить сегодняшнее положение. Когда их помятые тела стали шевелиться и восстанавливать силы. Солнце начинало потихоньку двигаться к закату. Они пропустили день открытия и начало учебного года, что было самым важный. Их, вместе с Мариной Ивановной и Юленькой должны были представить на всеобщее обозрение и толкнуть небольшую речь. Что-то вроде "Спасибо, что нас приняли" и тд. Тем самым выражая почётность и благодарность с обеих сторон. Но на открытие были лишь они вдвоём и Светлана Анатольевна. Было принято, что русскую команду озвучат лишь поверхностно. Скажут только, что они приехали и что учиться они будут теперь с ним. Светлана Анатольевна, была очень рассержена и очень сильно волновалась. Скорее она больше нервничала и ходила из угла в угол, чем злилась и приказывала рубить головы. Но в один из моментов до неё дошло. Что речь её стала гораздо меньше и тем самым её время на сцене сократилась. От этого она была счастлива и покручивала волосы в руках залитая безмятежной и убийственно спокойным лицом. Если сравнить, то её как будто делали очень расслабляющий массаж. Она прям таяла от удовольствия сильных рук и масла. И эта приятная сила, давящая на спину и это похрустывание хрящиков и смещение позвонков. Она бы так и стояла с закрытыми глазами и отдыхала. Всё таки удивительно как мысли исходящие из головы могу перенастроить человеческую мимику и настроение. Но долг не позволял её на долго разжать булки. Когда она должна была выходить и объявлять о начале нового учебного года, то каждый раз у неё дрожали коленки, уходила много чая с молоко, нытья и слез. Она каждый раз ложась в постель, надевала пижамку и ворочалась от волнение. Волнение, которое она никак не могла заглушить. Сколько она себя помнила, она всегда была такой. Всегда боялась выходить к доске, всегда боялась говорить с человеком, всегда боялась темноты. Она была девочкой девяти лет, только в облике взрослой, хорошо сохранившейся, женщины с высокой должностью и одиночеством. У неё не было ни детей, ни мужчины. Даже подружек было не много, да и собирались они не сильно часто. Некоторые хотели пожить её жизнью, но они бы жили не её душой и разумом, а своим. А всё из-за хорошего положения социального лифта и достойной оплаты труда. Короче говоря бабки и власть. Они не знали, что она любила всё ванильное и слащавое. Happy End, сладкий торт, розовые пижамы, вкусные печенюшки и мягкие игрушки. Что сгорала от стыда и краснела как провинившийся первоклашка. Запыхиваясь и дрожа, карая себя за непрофессионализм и перед слабостью посмотреть на непотребство с извращением. Сгорала и бегала с угла в угол, говорила себе, что такого не повториться и только одним глазком. А потом с довольным лицом и ужасно стыдливым чувством выпивала стакан тёплого молока. Одевала свою любимую пижаму и укладывалась в мягонькую постельку, где её поджидали ночник. Она могла провозить в постели час и не заснуть от грязных мыслишек, но стоило ей прочитать страничку с какую-нибудь непотребством, как она визжа зарывалась под одеяло. Благо в Японии предостаточно "Чернухи" и "Розовизны" и этим никто не стыдиться. Здесь на этом делаются деньги и в целом людям это нравятся. Всё происходит из их истории и философии. У России другая история. Это жестокие воины передавшие нам беспощадность к другим и заботу только о себе и своих близких. Табу на всё душеуспокоительное и умиротворённое. Нужна жертва, крик, боль, глубокость и стремление к звёздам. Нельзя смотреть на пруд полного рыбы - нужна сеть. Нужно всегда что-то добывать, грабить, завоёвывать. И будучи под этим занавесом великого, не мог разглядеть маленького. Русский человек не сможет посмотреть со вздрагиванием, покалыванием, сердцебиением - на что-то простое и милое. На что-то по детски глупое и нежное. Первое о чём он подумает, когда увидит нечто милое. Это как его получше бы уничтожить. Не важно человек это или вещь. Главное совершить этот поступок. Не дать розовизне проникнуть в тебя и дать себе открыться. По такому пути шла сегодня Русь. "Для себя стараемся!", "Смерть врагам!", "Славься Царь!", "Бог с нами!" Девизы русской жизни. Что средневековой, что имперской, что советской, что нынешней. И все же вернувшись в нормальное состояние. Светлана Анатольевна быстренько произнесла речь и уселась за стол. Положа руку на руку и поджав ножки. Когда всё закончилось и японские ученики уже разбредались по классам. Раздался первый в этом году звонок. Это было ближе к десяти, когда всё были бодры и свежи. Как на парад! Но в это же время наши парни спали в мертвецки пьяном состоянии. Саша, который как и остальные знал что им на "линейку" с утра. Проснулся примерно в восьмом часу утра, но будить никого не стал, так как не имело смысла. Ему бы накостыляли и выставили на коридор. Чего бы не пожелал любой на его месте. Всё тщательно взвесив он лёг поудобней и опять уснул. — Блядь, плечо болит. — Не могу. — Сказал Савинов сидя на площадке. И глупым лицом засмотрелся на стол. — Пиздец, вы понимаете, что мы проспали? — Начал Жора. Дальше последовала словесная перепалка в поисках виноватого. Каждый отнекивался и оправдывал себя. В итоге виноват никто и все. Как обычно. Собравшись с мыслями и вдоволь "покачавшись" на кроватях, они принялись за уборку. Тубур и Загадка принесли ведра, швабры и метёлки из сушильной. Где были привинчены шкафчики во всех стенах с пола до потолка. Сделали мыльную воду, пораздавали предметы хозяйства и стали драть своё жилье, которое всего-лишь за сутки превратилось в свинарник. Везде валялись сумки, на полу было разлито что-то сладкое и липкое, а на нём катышки от носков. Туалет снежного цвета превратился в жёлто-персиковый от рвотных позывов. Углы стен были отбиты. А пепельницы переполнены. пара стульев было надломлены. И самое плачевное это разбитое окно в которое всё время вжимался Шиза. Группа из троих человек пошла на кухню. Кадик, Саша и Мороз стали готовить еду на всех. Пока остальные убирались. Данила и Жора обрабатывали ужасно израненную руку Нарика. Благо осколки взяли количеством, а не качеством. Они пинцетом доставали по осколочку и разговаривали. Говорили основном о прошлых временах. О школьном и не школьном прошлом. О том, как первый раз познакомились. И о том, как убегали от местных авторитетов в другом районе. Оперировал Савинов, ему было паскудно на душе, когда он видел, как Шиза отворачивал взгляд и молча терпел. Не давая себе то заплакать, то проораться, то давать обещание что этого больше никогда не повториться. Местами он походил на беззащитную девушку. Даже не девушку, а девочку. Он поджал под себя колени и скрылся лицо под длинными, немного кудрявыми, но, наверное, это от жирности волосами. А когда попадался болючий кусок, он нервно вздрагивал и закрывал себя другой рукой. При этом жалобно вдыхая. Он как сухой прутик были готов поломаться. Все его косточки были хорошо видны и отлично чувствовались. Если надавить на них можно было услышать еле заметный хруст сухого борщевика. Глаза слезились и были покраснелые. Но не сильно, конечно. Он все же старался сдерживать себя от поступках не мужского характера. Но сам походил из-за расстёгнутой рубашки на темно-синего котёнка. Хромающего и с заплывшими глазами. Который этими глазами мало что виде. Да и так они были косыми, но тут и заплывшие. Куда хуже? Из-за чего он безнадёжна и жалостна ступал по мокрому и дырявому асфальту. Каждый раз далеко вытягивал передние лапы. Как-будто хотел до чего-то дотянуться. Маршировал. Не видя ничего. Тянул лапу, пару раз стукнул её об землю. Следующею тяну. Так и шел. Куда только не знал. Нюх отбили сапогами и марганцовкой. Не знал где еда и где другие коты. А где бешенная и слюнявая Овчарка несущаяся на всех бездумно. На хвосте была проволока. Месяц уже не слазила никак - зараза. Хвост на четверть облез. А ещё этот паршивый синий окрас, от которого его считали радиоактивным и пытались извести. Так ладно если бы быстро, так всего-лишь пару раз ударят и всё. Не умереть и не жить. Спасало только одно. Была одна бабулька. Кошек жалела до боли. А раненых так тем более. Валерьянку давала. Забыться можно было. Не отходил он далеко от её дома. Всё ждал, когда позовет. А когда не в моготу мяукать начинал. Гадким таким голоском. Жалким... Болючим. Как горелая спичка. И на вкус такая-же. Она выйдет даст валерьянки, а у него глаза ещё сильнее закатятся. Так и ослепнуть мог. И думал лишь об одно этот котёнок. Чтобы не били его. И что бы мама-кошка не узнала. Так как, наверное, её тоже захочется. Наконец достав все осколки, Данила уступил Нелысенке. Он взял перекись, йод, спирт. Всё как положено. И стал дезинфицировать кисть. Засохшая кровь, окутавшая всю его руку, быстро становилась людского оттенка. Георгий, что-то бубнел. Что-то про воспоминание. Но Шиза и Данила толком не слушали его. Не в обиду ему. Так получилось. Шиза просто не мог его слушать так как вспоминал вчерашнюю ночь. А Данила из-за пятен крови на полу и стекле, если их сложить, то получилось бы не маленькая лужица. Но она вся засохла и была чуть-ли не чёрного цвета. Мерзкая такая. Данила думал, как её убрать получше будет. И вдруг ему так расхотелось это делать. Он внимательно прислушался к звукам в блоке. Он слышал, как бодро и весело нёс какую то чепуху Жора. Просто говорил даже не разбирал что. — "И всё время тыкает в меня этим гадким локтём!" — Улыбнувшись подумал Савинов. От чего-то стал ещё чаще его тыкать. Слышались звуки уборки и весёлые насмешки. Говорили, что парни на кухни приготовят всем поесть. Что не надо будет стонать из-за голода. Потом включили музыку, и работа заработала ещё быстрее и веселее. Звуки то и дело падающих швабр. Речь о еде. От всего этого Савинову захотелось крикнуть. Так ему это всё понравилось. Не хотелось ничего выяснять: что готовят? как скоро приберутся? как убрать кровь?. Было просто хорошо. Душевно. Довольно и смешно. — Очень интересно. — Сказал Он.