***
Сукуна уходит через утро задолго до рассвета, пока Арслан на промысле, чтобы девчонка уж точно не увязалась за ним. Утренний морозец неприятно пробирается под слои одежды, и, если бы он не пользовался огненными техниками, Сукуна бы наверняка продрог от холодной влажности. Арслан возвращается через полторы недели и сразу понимает, что Сукуна ушел. Рассерженно топает ногой и чуть не топчет весь небогатый улов, громко хлопая хлипкой дверью своего небольшого дома. На следующий день деревня полыхает жарким огнем, и Арслан, прижимая к себе небольшой кулек с одеждой, рисом и свежими сухарями, спешно скрывается в лесу, стряхивая со штанин назойливые горячие искры и пряча за пазухой стащенные из дома надзирателя тэссен (п/а: боевой веер с острыми металлическими спицами, нередко использовался в качестве щита) и увесистый ёрои-доси (п/а: небольшой кинжал, используемый для добивания человека, пробивания доспехов, также применяется в качестве танто). Сукуна, остановившийся на каком-то холме, равнодушно смотрит на столб темного удушающего дыма и обреченно цыкает, закатывая глаза. “Ками”.***
— Ну и долго ты там еще прятаться будешь, умалишенная? — достаточно громко и зло выпаливает Сукуна, поднимая голову наверх. — Ты меня раздражаешь, а твое легкомысленное присутствие просто ужасно. В кустах за спиной раздается тихое шуршание, и Арслан буквально выкатывается к его ногам, отфыркиваясь от сухого песка и травяной пыли. В темных тонких жидких волосах теряются жухлая листва и несколько подгнивших травинок; под ногтями и между пальцев размазанная грязь вперемешку с остатками влажной бурой глины; на извечной растрепанной накидке мазки темного пепла, а подолы штанин обожжены, обнажая ноги почти до середины голени. Сукуна, всегда помешанный на чистоте, брезгливо фыркает, пиная девушку носком дзори (п/а: плоские сандали, чаще всего на бамбуковой подошве без каблука, ремешок проходит через большой и второй пальцы), на что Арслан щетинится, прижимая к груди тканевый куль и окровавленный кинжал. Сукуна иронично ведет бровью, скользя взглядом по клинку, неосознанно проверяет на скукоженной раздраженной беглянке наличие серьезных повреждений. Не находя таковых, облегченно цыкает. — Волка зарезала. Жаль, тебя рядом не было, — ядовито шипит Арслан, поднимаясь на ноги. Сукуна дергает подбородком, разворачиваясь на пятках. — Пока не помоешься и не приведешь себя в божеский вид, можешь даже не подходить, — равнодушно бросает он и, подумав, добавляет: — Свинья. Девушка фыркает, неумело проворачивает кинжал в пальцах, стреляя недовольным взглядом в крепкую спину, скрытую под слоем чуть пыльного темного кимоно, и разворачивается в противоположную от Сукуны сторону. — Ручей там, дурная, — достаточно громко бросает мужчина через плечо, с раздраженной усмешкой наблюдая за вспыхнувшей Арслан.***
Сукуна сверху наблюдает за небольшой согнутой фигурой Арслан, стоящей по колено в широкой мелкой речке в одной наполовину распахнутой рубашке дзюбан (п/а: нижнее белье; у женщин вместо фундоси была короткая юбка, плотно обернутая вокруг бедер, из-за чего движения ужасно сковывались) и неудачно подвязанном фундоси, и споласкивающей волосы. Пряди, высыхающие на порывистом ветре, тяжелыми сосульками свисают вниз, прилипая к щекам, ушам, лбу и крепко сбитому перекату от шеи к плечам. Арслан медленно выпрямляется, придерживаясь за поясницу, собирает мешающиеся волосы пальцами за спину, одергивает влажный подол нижней одежды; царапая ступни об острые донные камни, идет к берегу, где лежит грязная куча тряпья. Идет медленно — прозрачная вода цепко хватается за лодыжки, нехотя выпуская ноги из своих объятий. Присаживается на корточки, расправляя грязную одежду на земле, внимательно рассматривает и, спустя три минуты, рвет на лоскуты, отбирая самые чистые, чтобы их простирать, высушить и в дальнейшем использовать в бытовых целях. Сукуна закатывает глаза, раздражаясь от, по его мнению, излишней бережливости девчонки. У Арслан, как и у любой другой работающей женщины, крепкое тело, чуть приземистое, с натянутыми, словно струны сямисэна (п/а: японский народный струнный инструмент), мышцами. Широкие плечи и грудная клетка, гибкие руки с короткими кривоватыми пальцами и сравнительно узкими ладонями, сильные тяжелые ноги с ярко выраженным квадрицепсом и высохшими голенями, угловато переходящими в худые плосковатые стопы. Сукуна бросает мельком взгляд на свои огромные ладони, пышущие жаром, с потрескавшейся кожей и небольшими следами глубоких ожогов, морщится и отворачивается от уже собирающей вещи девушки. Влажная кожа после прохладной воды быстро остывает на ветру и покрывается неприятными мурашками. Арслан хмурится, стараясь насухо вытереть открытые участки, чтобы не заработать себе зудящие цыпки. Сухая чистая одежда липнет к груди и бедрам, собирается едва заметными складками подмышками и между ног, но девушка не обращает на это никакого внимания, неаккуратно отпинывая грязные лоскуты ткани подальше в кусты, подбирая с земли чистый ёрои-доси и еще не использованные веера (тут Сукуна опять чуть удивленно дергает бровью и мельком улыбается, довольный сообразительностью Арслан), и отправляется наверх, к Рёмен. Мужчина к тому времени разводит небольшой костер, равнодушно наблюдая за лижущими сучки языками пламени. — Значит так, — он прокашливается, когда Арслан приземляется напротив него и раскладывает возле огня влажные лоскуты. Девушка мельком бросает на него заинтересованный взгляд и продолжает заниматься своими делами. Сукуна раздосадованно вздыхает. — Ты идешь не со мной. Арслан поднимает голову, встрепенувшись. — Это еще почему? — Не со мной и точка, — с нажимом почти рычит Сукуна, сжимая в кулаках ткань штанин. Арслан пожимает плечами, явно не собираясь с ним спорить — собственная жизнь в приоритете. — Можешь плестись где угодно, но только чтобы я тебя не видел, поняла? — девушка молча едва заметно кивает, и Сукуна с нажимом переспрашивает: — Арслан? — Да поняла я, поняла, — она раздраженно цыкает, взмахивая ладонями. — Я сам позову тебя, если надо будет. “Да, конечно, позовешь, — усмехается про себя девушка, подпирая щеку кулаком. — Так я тебе и поверила, Сукуна”. — Ты все поняла? — Да-а-а, — на выдохе протягивает Арслан, откидываясь назад и неприятно стукаясь затылком о землю. Морщится едва уловимо. — Сейчас твое тряпье подсохнет и можешь выметаться, — Сукуна отворачивается от девушки, поднимая взгляд к небу, скрытому за плотной листвой. — Как скажешь, — равнодушно фыркает девушка, подбирая ноги к груди. — Хоть сейчас свалить могу.***
Сукуна напряженно ждет, пока Арслан скроется из его поля зрения, и облегченно почти улыбается, расслабленно опуская руки и плечи следом. Он никогда никому***
Сукуна действительно ее почти никогда не зовет, и у Арслан зубы сводит от отчаяния и беспомощности. Приходится напрягать все свои никудышные остатки эмпатии, окончательно умершей вместе с братом, и полагаться на свою острую интуицию, чтобы приходить хотя бы тогда, когда все уже очень и очень плохо. Возможно, Сукуна был ей благодарен — Арслан не знала. Она плохо могла сканировать чужую энергию, а с Сукуной, который ее неплохо скрывал, понять хоть что-то было почти невозможной задачей для девушки. Сукуна никогда не говорит, что его тревожит, и Арслан остается только догадываться. Несомненно, неприятные отношения с жителями деревни сильно сказались на его состоянии и сказываются даже сейчас, а что еще? Арслан, лежа на прохладном настиле из листьев, нехотя анализирует его поведение, сравнивая, когда они только познакомились, и сейчас, — разница огромна. Если раньше Сукуна просто был не особо разговорчивым с другими людьми и хмуро исподлобья смотрел на всех, то сейчас он… ...а что он? Арслан не могла понять. Но она знала, что ей одновременно нравится и не нравится, что с ним происходит. И она очень хочет просто по-человечески с ним поговорить, но с Сукуной такое никогда не прокатывает. Арслан вздыхает, трет глаза костяшками пальцев. Что сейчас делает Сукуна? спит? смотрит на догорающие угли костра? на звезды? давит тревогу внутри? пытается избавиться от маниакальных мыслей? — Арслан не могла и не может ответить на это. Все, что ей было позволено, — сидеть или стоять рядом с ним, чуть касаясь его жаркой руки своим плечом, и ни в коем случае не бросать сочувствующие взгляды в его сторону, чтобы не спровоцировать лишний всплеск агрессии. Арслан было и просто, и сложно одновременно.***
Арслан медленно помешивает палкой в стащенном из забытой хижины старом котелке рис, когда слышит треск веток и листьев справа. Тут же хватается за кинжал. Если это медведь — шансы выжить сравнительно небольшие, но попробовать можно (Арслан думает, что Сукуна даже не придет ей на помощь, потому что она ведь сама за ним увязалась, сама знала, на что шла). Но из кустов вываливается немного растрепанный мужчина, напряженными тяжелыми шагами направляющийся к заметно удивленной девушке. Рёмен тяжело садится рядом с ней на землю и вздыхает, подтягивая колени ближе к груди. Арслан осторожно откладывает палку в сторону и снимает котелок с огня, ставя его рядом с собой, поворачивается к Сукуне и решается спросить: — Что-то слу- — Захлопни чертову пасть, — глухо клокочет мужчина в ответ, скалясь, и Арслан понятливо затыкается, силясь побороть позыв отсесть от него чуть подальше. Ради собственной безопасности. Они сидят в напряжении минут пятнадцать, а для Арслан кажется — вечность. Она боится лишний раз двинуть пальцем или неправильно вздохнуть, потому что Сукуна в такой ярости перед ней впервые и, похоже, сейчас он не будет только угрожать, что убьет ее. Он просто без предупреждения возьмет и свернет ей голову одним легким движением руки. Арслан глубоко сглатывает, с усилием проталкивая слюну в пищевод. Дышать становится все труднее и труднее от с каждым мгновением тяжелеющей ауры. Впервые после смерти брата ей хочется к нему под крыло, чтобы расплакаться от странного животного страха. Все летит к чертям, когда Сукуна почти молниеносно хватает ее за левое запястье (кажется, оно даже пребольно хрустнуло) и неосмотрительно дергает на себя. Арслан валится на него, едва успевая выставить вперед свободную руку, чтобы не пропахать носом землю, и уже прощается со своей жизнью, немного радуясь, что встретится с братом, но Сукуна просто с силой впечатывается в ее раскрытую ладонь лбом и рычит. Громко, оглушительно рычит так, что все внутренности, вибрируя, ухают куда-то туда, вниз, к ногам. Арслан вздрагивает, а к горлу подкатывает неровный больной ком, мешающий нормально вздохнуть. Сукуна гневно кусает губы, грызет язык, а потом в ход идут пальцы свободной руки, — делает все, чтобы сдержать удушающий, дерущий ребра изнутри вой. Ему плохо. Арслан, блять, понимает, что ему ужасно плохо. Арслан, блять, понимает, что ему плохо, а она в который раз ничего не может сделать. Арслан, блять, понимает, что Сукуна просто никогда не знал ласки и заботы, но она ничего не может сделать, потому что он просто не подпускает ее. Не доверяет, не верит, — сейчас это не так уж и важно. Сейчас важно то, что Арслан по сути своей бес-по-лез-на-я. Арслан, блять, понимает, снова и снова, в который раз, что Сукуна даже не знает, как выражать то, что ему хочется, а она ничего с этим не делает, просто не знает, что делать. “Брат наверняка бы помог”. Брат бы помог, а вот Арслан — нет. Арслан отворачивается от воющего Сукуны, смаргивая огромные стеклянные слезы с глаз, но они все равно катятся вниз по пыльным щекам, перетекают на плотно закушенные губы, скрапывают на ключицы, а некоторые попадают на ткань штанов на бедрах. Девушка не замечает, что мужчина тоже плачет. Сухо, терпя горячие тонкие дорожки на щеках, и от чувства отвращения к своей собственной слабости рычит еще громче. Арслан всхлипывает то ли от пронзающей боли в синеющей руке, то ли от чувства вины, то ли от собственного бессилия: — Про… сти… Силится подвигать пальцами по чужой горячей голове, но боль только усиливается, заставляя ее всхлипнуть еще раз. Она ничего не может сделать.***
Сукуна успокаивается только ближе к глубокому вечеру. Тупо смотрит на темную кисть Арслан, потом на ее заплаканное лицо, и мысль, что он ей тоже сделал больно (хотя это вообще последний человек, которому он хотел бы навредить), обухом сваливается на голову и плечи, оглушает до темной рези в глазах. Мужчина, не обращая внимания на зуд на щеках, осторожно перехватывает сломанную руку, как можно мягче окольцовывая адски болящее запястье пальцами. Арслан громко всхлипывает и почти заходится в рыданиях, Сукуна испуганно вздрагивает, вылупившись на поврежденную кисть, с трудом включает Обратную технику. Она нестабильная, колючая, но все же, хоть и немного, но лечит. — Прости меня, Арслан, — Сукуна почти неслышно шелестит, моргая стеклянными глазами. Девушка действительно его не слышит — отупевший от боли и слез мозг не воспринимает больше ничего. Рука очень медленно и криво залечивается, но Сукуна, сам отупевший от истерики, не замечает этого. Все как в замедленной съемке: Сукуна поднимается с колен, виновато скользит взглядом по трясущейся Арслан, разворачивается с как всегда гордо выпрямленной спиной и поднятой головой и, медленно шаркая истоптанными подошвами, уходит в лес. Арслан это не сразу замечает. А когда замечает, думает, что если надо будет — действительно позовет с собой. Но проходит день, потом три, потом неделя, а он так и не подает никакого знака. И, похоже, больше никогда не подаст.***
Арслан тихо, прикрыв глаза, сидит на теплом дощатом помосте. Собственная энергия, поначалу ощущаемая неестественное четко и ярко, сейчас размеренно колыхается в такт медленному свободному дыханию. Распахнутые полы светлой дзюбан размеренно колышутся на ветру, рассветный холодок пробирается под руки и обволакивает шрамы, оставшиеся вместо груди, которую девушка в порыве неконтролируемой агрессии срезала, пытаясь приноровиться к тугому луку (п/а: читал несколько легенд и всякого разного, где говорилось, что некоторые женщины сжигали/обрезали грудь, чтобы она не мешала при натягивании тетивы). Девушка медленно опускает руку в зеленовато-прозрачную воду небольшого озерца. Живенькие мальки быстро присасываются к кончикам пальцев, и Арслан едва заметно усмехается. — Эй, дочка! — ее окликают, немного шамкая, и Арслан спокойно поднимается с места, запахивая нижнюю рубаху и подбирая с досок собранные ночью травы. — Иду, кособа (п/а: прабабушка)! Хлебая плоской деревянной ложкой немного жидковатую рисовую кашу (п/а: жидкая рисовая похлебка на дешевом/слегка просроченном зеленом чае), Арслан задумчиво пялится в окно, что не укрывается от старой сухонькой женщины, подслеповато щурящей глаза. Она успокаивающе кладет крючковатую ладонь на сильное предплечье, чуть поглаживая маленькие рубцы на коже пальцами. Арслан переводит на нее спокойный взгляд, и старушка беззубо улыбается. — Не знаю, что тебя тревожит, дочка, но, думаю, все у тебя будет хорошо. Арслан улыбается в ответ. — Спасибо вам, кособа. — Ой, да ладно тебе, — женщина тоненько хихикает и осторожно присаживается рядом с девушкой, поправляя на коленях поношенную юбку кимоно. Из-под слоев ткани выглядывают больные голени с варикозными волдырями вен. — Если хочешь уйти, я тебя никогда не держу. Только навещай меня, хоть иногда. — Хорошо, кособа, — Арслан поддерживающе улыбается уголками губ и отсавляет плошку с недоеденной кашей. — Я обязательно приду к вам еще раз. А вы обязательно растирайте ноги той мазью, которую я вам оставила, хорошо? — женщина мелко кивает, до сих пор улыбаясь. — Я вам еще насобирала трав, часть из них тут, — Арслан неспешно достает из складок неизменных хакама пучок свежих трав, — и еще одни, — взмахнув рукой, пальцем указывает куда-то за спину женщины, — на улице, под окном сушатся. Думаю, вы найдете. И отвар для глаз обязательно, не забудьте, прошу вас. — Обязательно, дочка. Старушка обхватывает чуть огрубевшее от ветра лицо девушки ладонями и шумно целует в лоб, рядом с волосами. — Я знаю, что не смогла заменить вам вашу покойную дочь, но, надеюсь, мое присутствие не было обременяющим, кособа, — Арслан виновато-смущенно улыбается, чуть поджимая плечи. — Я понимаю, что не заменила тебе твоих родителей и, тем более, брата, — женщина по-доброму усмехается, заправляя черные волосы с выгоревшими редкими прядями за ухо девушки, — я надеюсь, что не была слишком раздражающей старухой. — Все в порядке, кособа. Арслан неуверенно обнимает женщину, обхватывая слабые плечи руками, и шумно выдыхает. Старушко обнимает ее в ответ, тепло поглаживая по лопаткам.***
— Ну, — Арслан неуверенно поправляет на плече лук и небольшой колчан со стрелами. Единственный уцелевший боевой веер приятно греет бедро, а с другой стороны, укромно спрятанный в складках подвязанных хакама, покачивается ёрои-доси. Арслан неуклюже перебирает пальцами складки на тканом хаори. — Мне пора? Женщина тепло улыбается и гладит ее по щеке, чуть похлопывая пальцами по скуле, утвердительно кивает, и Арслан неуверенно отступает назад, не находя сил повернуться спиной Ступни в плотных кожаных таби почему-то очень сильно жгло, но девушка не обращает на это внимания, полностью погружаясь в свои мысли, когда наконец отправляется по краю леса вперед.***
У Сукуны было ужасное, отвратительное ощущение, что эту странную девушку напротив он уже видел где-то когда-то. Волосы, черные, с едва заметными каштановыми прядками, хоть и собранные в высокий мелкий пучок, выглядели довольно знакомо. И плосковатое лицо с огрубевшей кожей на скулах и над бровями тоже выглядело так, будто что-то дорогое оторвали от его, Сукуны, жизни. Рёмен фыркает, чуть обнажая катану, и опасно наклоняет голову вбок, ухмыляясь. Девушка напротив почти точь-в-точь повторяет его движения, только прокручивая в пальцах увесистый кинжал. Бой явно получается неравным, и Сукуна недовольно рыкает, пряча меч обратно. Девушка не меняет напряженной позы, смотрит исподлобья, цепляя все движения взглядом. Это безумно раздражает. Безумно бесит. — Да кто ты вообще такая, шмаль, — высокомерно плюется Сукуна, дергая подбородком. В узких темных глазах плещется огонь ярости, и Арслан это не нравится. Как и, в принципе, весь этот цирк. Сукуна в замешательстве наблюдает пляшущие искорки узнавания в глазах напротив, и это раздражает еще больше. — А ты кто такой, ублюдок, — напряженно сипит Арслан, следом дергая подбородком. Сукуна опасно щурит глаза, рефлекторно хватаясь за рукоять катаны. — Думаю, у нас немного неравный бой получается, м? — он усмехается, разминая кулаки. Пальцы размеренно щелкают, и Сукуна довольно выдыхает, с хрустом расправляя плечи. — Ох, как же давно я не разминался. Думаю, можно будет немного разогреться с тобой, — фыркает. — Жалость. — Даже не надейся, что я не смогу тебе надрать зад, высокомерный уебок, — Арслан в последний раз прокручивает кинжал в пальцах и с хлопком убирает его в ножны. Лук, так бережно вырезанный ее собственными луками, валяется сломанный где-то под деревом невдалеке. Ублюдочный мерзавец разрубил его практически одной рукой, что немного напрягает. Но еще больше напрягает то, что эта свинья кажется до жути знакомой. Она же не могла набить ему морду где-то в городском трактире? Если это действительно какой-нибудь чахлый самурай, пожелавший ей отомстить за запятнанную честь, тогда все понятно. Но на чахлого мужчина напротив совсем не походил, а настолько мощная аура вообще ставила в ступор. Арслан на разогрев прогоняет по телу несколько раз свою Проклятую энергию, чувствуя легкое неприятное покалывание под кожей, поводит руками, сбрасывая с запястий напряжение. Кажется, битва будет жаркой, и Арслан вряд ли выйдет победительницей.***
Арслан злобно стряхивает так невовремя заболевшую левую руку, и довольный своей победой Сукуна внезапно цепляется взглядом за чуть кривое запястье, хмурится от ярких непонятных вспышек воспоминаний перед глазами. Арслан поджимает губы, замечая изменившийся взгляд мужчины, и дергает в замешательстве бровью. Сукуна яростно вздыхает. Ноздри широко раздуваются. Арслан даже может поклясться, что слышит скрип зубов, и из-за этого становится не по себе. Девушка осторожно принимает защитную стойку, сплевывая на землю рядом с собой кровавую слизь вместе с осколком зуба — Сукуна сил явно не жалел, точечно отправляя сильные удары в челюсть. Кровь колко стучит в ушах, немного оглушая, рука ноет и отстреливает болью в плечо, и девушка чуть шипит сквозь зубы, сглатывая стекающую по задней стенке горла кровь. Желудок, по которому Рёмен удачно попал огненной техникой, выворачивается наизнанку и такой сухой, что хочется выть, хочется выдуть целое море воды, чтобы хотя бы как-то заглушить боль. А этот мерзавец стоит и победно лыбится, явно что-то понял и не говорит. Арслан рычит от досады. “Сколько у меня осталось? — на автомате проверяет запасы энергии, чтобы правильно рассчитать использование Дисперсии, а потом раздосадованно вздыхает: — Хватит только на два раза максимум. Ками, почему ты такой живучий? Почему не можешь просто взять и сдохнуть?” Сукуна дергается вперед с ядовитой улыбкой, и Арслан, не ожидавшая такого его выпада, не подумав врубает Дисперсию на все тело, подергиваясь едва заметной сизой дымкой. Сукуна раскатисто смеется, чуть похрюкивая. — Надо же, — наклоняется к нахмуренной Арслан Сукуна и выдыхает в лицо обжигающий воздух, — ничтожество эволюционировало и превратилось в плевую слабачку, да, Арслан? — девушка дергается от Сукуны как от огня, запинаясь о собственную ногу и валясь на сухую землю. Техника выключается сама собой, и Арслан понимает, что больше не сможет дать нормальный отпор Сукуне. Девушка нервно сглатывает, судорожно дергая голову вверх. — Да кто ты, мать твою, такой? — нервно шипит она, с отвращением ощущая дрожащий голос. Сукуна ощутимо морщится, возвышаясь над Арслан, и Арслан это пиздецки бесит. Если что-то знаешь, то, блять, скажи, не тяни кота за хвост. Это так сложно? Девушка цыкает, поднимаясь на дрожащих ногах, и встает нос к носу напротив Сукуны. Мужчина даже не дергается, все еще продолжая высокомерно смотреть на нее. — Ты все еще ужасно раздражаешь, знаешь? Бесишь меня, Арслан, — со злым смешком тянет он, а до Арслан, кажется, наконец доходит. — Уебок, — едва различимо шипит, хватая его за ворот кимоно здоровой рукой и дергая на себя. Сукуна не успевает вовремя среагировать, как получает неплохую затрещину по носу. Арслан же в отместку отлетает к стволу дерева, впечатываясь в него спиной — остается внушительная кроваво-коричневая вмятина, и девушка заходится в кашле, тихо подскуливая от боли в ребрах и позвоночнике. Сукуна истерично смеется, раскидывая руки в стороны: — Кто же знал, моя милая подруга, что мы встретимся вновь вот так! — и снова смеется, и смеется, и смеется, пока Арслан сплевывает густую кровь вперемешку со слезами на землю и на изорванную одежду. — Как жаль, Сукуна, что ты как был уебком, так им и остался, — хрипит она, подтягивая к груди онемевшую левую руку. Мужчина угрожающе подходит к подруге, не спуская с лица издевательской улыбки, присаживается перед ней на корточки и цепляет пальцем острый подбородок, притягивая ближе к себе. Арслан даже бровью не ведет, только ключицы нервно дергаются от рваного вздоха, и Сукуна, довольно заметив это, презрительно хихикает. — Ты настолько жалкая, что мне противно убивать тебя, моя дорогая. — А знаешь, как говорят, Сукуна? — Арслан ядовито ухмыляется, подаваясь вперед. Сукуна равнодушно смотрит на нее, не выражая никакого интереса, и брезгливо кривит уголки губ. — С кем поведешься, от того и наберешься, слышал? А я с тобой очень и очень давно общаюсь, так что получается, — она в смешке разводит рукой в сторону, — ты тоже до безумия жалкий. Сукуна сразу же вспыхивает, глухо рычит где-то в груди и хватает Арслан за шиворот хаори, надрывая хлипкую ткань, силой поднимая ее на недержащие безвольные ноги. Девушка беззвучно всхлипывает и кусает язык от накатившей волны боли. — Ты… поплатишься за это, несносная девка, — сплевывает с отвращением слова, не понимая, почему замялся на середине фразы. Сукуна не понимает, почему у него дрожит правый уголок губ, и в горле странный ком. Это страшно. И Сукуна действительно пугается этого странного непонятно чего, попутно презрительно отбрасывая Арслан в сторону, молниеносно разворачиваясь на пятках и стремительно удалясь. Не так важно, куда он сейчас уйдет, лишь бы подальше от этой девчонки. Воспоминания накрывают его внезапно, когда он не хочет и не ждет, когда ему это совсем не нужно — где-то ближе к концу боя, когда он наконец понимает, что перед ним стоит Арслан, а не кто-то другой. И самое ужасное воспоминание выпрыгивает как черт из табакерки, стоит ему посмотреть на дрожащее неуверенное левое запястье. Кривое и неестественно хлипко выглядящее. Сукуна хмурится, понимая, что тогда он отвратительно залечил его. А сможет ли он искупить свою вину сейчас? Сукуна не знает, но очень хотел бы, правда. Сукуна проводит рукой по чуть грязным волосам, заправляя слишком уж торчащие пряди за острые уши. Все-таки ему надо признать, что Арслан изменилась в лучшую сторону. Намного лучше управляется с Проклятой энергией, легко адаптируется под соперника в ближнем бою и быстро соображает, пытаясь построить стратегию. Если бы Сукуна был не Сукуной, он бы обязательно ее похвалил. Мужчина фыркает от собственной беспомощности.“Здесь болит?”
— У меня нет сердца, ебанутая, — бессильно хрипит Сукуна, резко и сильно зажимая оба запястья в ладони. Арслан только удивленно-испуганно моргает от пронесшеся перед носом руки. — Тогда почему ты только сильнее прижимаешь? — Что? Арслан хмыкает, взглядом указывая на прижатые к его груди свои ладони. Сукуна вздрагивает и отбрасывает чужие руки подальше, отходит на шаг от Арслан и бормочет что-то бессвязное, растерянное. — Так что ты все-таки хотел мне сказать, а, Сукуна? — Тебе показалось, ущербная, — злобно режет Сукуна, но почему-то не отходит. Арслан это замечает, что-то понимает и улыбается так по-ужасному добро, как Сукуне никогда не улыбались. Мужчину словно обливает холодной водой внезапно и он отшатывается назад, на мгновенье испуганно расширяя глаза. Арслан, руки которой назойливо снова прижимаются к груди, делает шаг следом за ним, встает почти вплотную, касаясь кончиком носа ткани над солнечным сплетением. Рёмен удивленно опускает взгляд на черную макушку, к собственному неудовольствию отмечая единичные тонкие седые волоски. Это как минимум странно. Сукуна сжимает челюсть так, что желваки ходят ходуном. Его жалеют? Да как она, смертная псина, смеет жалеть его?! Сукуна вспыхивает и с силой отталкивает Арслан от себя. — Тебе показалось, блять, — рычит, дергая вверх подбородком. — Ты сам только что согласился, — девушка качает головой. — Нет. — Ты имеешь в виду “да”, так ведь? Арслан в открытую пытается убрать довольную улыбку с лица, и мужчина замечает эти потуги, мгновенно загораясь гневом еще больше. Да как она, блять, смеет? Как, блять, она смеет смеяться над ним, эта мелкая, дрянная сошка? — Я имею в виду нет, Арслан. Арслан чувствует, что Сукуна зол как тысяча чертей. А еще Арслан чувствует, что Сукуну терзают сомнения, сколько бы он ни старался выгрызть свои эмоции с корнем. Арслан наконец чувствует то, что чувствует он. Арслан наконец чувствует, что может ему хоть сколько-нибудь помочь. “Ты видишь, брат? Я смогла”. — Просто признайся, Сукуна. Признаться? Какого дьявола он должен признаваться ей? Как будто, блять, это так легко — признаваться. Сукуна злобно утробно рычит, сжимая кулаки. Он никогда никому не признается, что он безумно скучал, что он безумно виноват, что он просит прощения, что он, возможно, хочет обнять Арслан.Он.
Никогда.
Никому.
Не признается.
— Захлопни. Пасть. Сука. Сукуна надвигается на Арслан разъяренной горой, но она, похоже, даже бровью не дергает. Сукуна чувствует ее спокойно текущую Проклятую энергию, и это злит его еще больше. Он еле сдерживает себя в руках, чтобы не растерзать девку прямо тут. Девушка опять мельком улыбается, и Сукуна внезапно срывается на плюющееся шипение: — Ты охуела? Ты мало получила, что ли? Добавить? Я, блять, с радостью твою морду размажу по камням. — О, так ты волнуешься за меня? Мило. Сукуна — в который раз? — хватает девку за грудки, рывком приподнимая над землей. Ступни в таби безвольно свисают, чуть покачиваясь, и Арслан для мало-мальской устойчивости сжимает руками чужие предплечья. Сукуну трясет от понимания, что она его не боится, а на дне радужки плещется еле заметная искренняя улыбка. — Я совсем не волнуюсь о тебе! Я ВООБЩЕ НИ РАЗУ НЕ ВОЛНОВАЛСЯ О ТЕБЕ! Я СОВСЕМ НЕ НУЖДАЛСЯ В ТЕБЕ, ДУРА, — яростно шипит Рёмен, прижимая Арслан к себе ближе, касаясь своим лбом и носом ее так, что девушка может разглядеть бушующую за зрачками смесь страха, гнева и отчаяния. Арслан сглатывает горькую слюну, прикрывает уставшие от тяжелого зрительного контакта глаза и коротко выдыхает: — Я тоже очень сильно скучала по тебе, мудак. Сукуна застывает как громом пораженный, гнев отупляется удивлением. Арслан, мельком взглянув на него, победно вздергивает нос: — У тебя все на лице написано, тупица, хааа-ха-хха-а! А потом Арслан не может вовремя сгруппировать уставшее тело и влетает спиной в какую-то каменную глыбу, чувствуя оглушительный треск костей и взметнувшуюся к корню языка кровь. “Даже если я сейчас умру, это будет не зря”.***
Арслан медленно просыпается, не ощущая земли под собой. На глазах мутно-черная пелена, а отголоски тупой режущей боли все еще прокатываются по слабому, словно тряпичному телу. Кажется, что пошевелить пальцем или поднять тяжеленные веки, — самая непосильная задача из всех возможных. Девушка с сипом вдыхает вязкий вечерний воздух и с усилием открывает глаза. Сфокусировать взгляд получается только на пятой секунде, а поднести руку и смахнуть с лица усталость и то — только на седьмой. Арслан это не нравится. “Вот мерзавец бессовестный”. Мысли, тоже ленивые, медленные, вязкие, застревают где-то в подсознании, не пролетают дальше и все копятся, копятся, копятся. Вскоре голова начинает болеть и пухнуть не только от нечеловеческой усталости, но еще и от обилия слов и ненужных повторяющихся предложений и фраз в подкорке. Арслан с неудовольствием чувствует подступающую мигрень и стискивает в пальцах полужухлые травинки. Понемногу придя в себя, взгляд получается с усилием остановить на размывающейся вдалеке фигуре Сукуны. Мужчина стоит к девушке спиной и куда-то смотрит. Арслан фыркает, думая, что кто-кто, а он точно не поменяется, сколько бы ни старался. Девушка с трудом поднимается на ноги, придерживаясь рукой за большой камень, возле которого лежала, осматривает целое, без каких-либо царапин, синяков, ссадин и переломов тело, разминает левую руку и понимает, что она как новенькая. Это раздражает и успокаивает одновременно. Арслан фыркает, но как-то слишком громко, потому что Сукуна в следующую секунду откидывает голову на плечо, кося взглядом на девушку. ...Арслан показалось, или он сейчас кивнул? Он сейчас кивнул? Типа, кивнул, чтобы позвать с собой? Арслан все еще размытым взглядом пытается высмотреть на лице Сукуны хотя бы какой-то скрытый намек на шутку или что-то похожее, но вообще ничего не может найти. Трясет головой и пробует еще раз — тот же результат. Удивленно вскидывает брови, чуть приседая, молча спрашивая “что?”. Сукуна зло цыкает, закатывая глаза (Арслан думает, как он еще свой мозг не увидел), и кивает головой в сторону уже агрессивнее, усиленнее и ярче, и девушка сразу понимает, что он все-таки зовет ее. Арслан качает головой, отряхивает сильно потрепанную распахнутую юкату (п/а: летнее кимоно) и торчащую из-под нее дзюбан, одергивает чуть вниз задравшиеся хакама. Руки все еще висели плетьми и слушаться абсолютно не хотели, а ноги немели при каждом лишнем движении, и девушка хмурится, понимая, что корячиться сейчас на земле в поисках горечавки или лопуха (п/а: народные средства от обмороков; отвар горечавки пьют после потери сознания, а размятый лист лопуха можно втереть в солнечное сплетение, чтобы больно быстрее пришел в себя) совсем не вариант, да и времени особо нет. Из-за этого Арслан еще сильнее фыркает, дергая недовольно головой, и разворачивается к ожидающему Сукуне спиной, чтобы набрать тот самый давным-давно обговоренный километр расстояния между ними. Слабые ноги ее почти не держат, и Арслан бы сейчас обязательно пропахала носом землю, если бы кто-то (Сукуна, как-то уж слишком быстро переместившийся к ней) не удержал ее за локоть, дергая на себя. До девушки поздно доходит, что если бы Рёмен дернул посильнее, то осталась бы она без руки. Это немного передергивает. Арслан впечатывается лопатками в крепкую теплую грудь мужчины и так и остается стоять, не осознавая непроснувшимся мозгом до конца, что же сейчас, твою мать, происходит. Спокойное сердцебиение Сукуны неясно ощущается через удвоенный слой кожи и одежды, и Арслан почему-то непонятливо хмурится. — Ну и куда ты намылилась, ебанутая? — равнодушно тянет Сукуна, чуть ослабляя мертвую хватку на островатом локте. — Я тебя с собой позвал, а не от себя. Арслан ярко чувствует, как горячо вспыхивают уши, не скрытые волосами, и кончик носа, и от этого внезапно злится, гневно скалясь. Недовольно оборачивается на мужчину, не чувствуя тупой боли в вывернутой руке, и смотрит так колко, живо, пытаясь пронзить взглядом лоб Сукуны насквозь. — Знаешь, милый, тебя хер поймешь, — выплевывает и с силой выдергивает локоть, разминает ноющее плечо; встряхивает головой и жмурится, окончательно приводя зрение и восприятие в норму. — Че встал, как остолоп? Сам позвал и не идет, — вы гляньте только, — фыркает Арслан громко, подталкивая гневно дергающего губой Сукуну спиной вперед (“развернуться у тебя почему-то мозгов не хватает, да”). Рёмен зло скрипит и молниеносно разворачивается, сразу же набирая скорость широкими, размашистыми, резкими шагами, так что Арслан приходится постараться, заставляя слабые ноги двигаться. — Вот ублюдок, — тихо беззлобно шипит девушка и морщит нос. Верхняя губа чуть забавно вздергивается наверх, обнажая небольшие передние резцы с небольшой тремой между ними. — Бесишь меня! — достаточно громко откликается Сукуна, даже не оборачиваясь в сторону неуспевающей за ним Арслан, и та беззвучно цыкает “вот досада, услышал-таки”.