***
Арслан не любит думать о смерти. Можно сказать, даже боится ее до крупной дрожи по всему телу. Вот и сейчас, сидя у разгорающегося костра и настраивая раздолбанную старую хэйкэ-биву (п/а: японский традиционный струнно-щипковый инструмент, длиной восемьдесят сантиметров). Очень хочется музыки, даже если играть не получается и не умеется. Сукуна, развалившись на мерзлой мертвой земле и закинув огромные руки за голову, сквозь прикрытые глаза наблюдает за нахмуренной Арслан. — Ты умеешь играть? — скорее утверждает, чем спрашивает Рёмен и широко зевает. Арслан чуть запоздало мотает головой: — Нет. Ну, — вздыхает, — немного. В детстве. Мама учила. Когда-то. Слова о матери, даже если Арслан толком ее и не помнит, даются с трудом. Она не понимает, с какого перепугу она вдруг решила это вывалить Сукуне. Но ведь он сам спросил, правда? Сам спросил, пусть сам и расхлебывает. Арслан кивает самой себе, поджимая губы. Сукуна безучастно пожимает плечами и поворачивается на бок, чуть двигаясь к по-унылому сосредоточенной девушке. Для Арслан зима всегда была самым ужасным временем года. Особенно начало. Брат тогда всегда ходил грустный. Когда она была совсем мелкой девчонкой, брал ее с собой куда-то в горы — она уже и дорогу не вспомнит, — а потом, когда Арслан повзрослела, отправлял ее туда одну. Если честно, Арслан не понимала, зачем ей куда-то ходить, если она даже не знает, что ей там делать. Брат про родителей никогда не рассказывал (Арслан только недавно поняла, что он так толком и не смог оправиться от их смерти). Девушка знала свою мать только по шепоткам за спиной, а про отца вообще никогда не слышала. Додумывала, конечно, что чисто теоретически он должен быть, но его жизнью, как и жизнью своей матери, не интересовалась. Покойники должны оставаться покойниками, правда? Сейчас она уже и не вспомнит дорогу к той горе, где теперь лежит и ее брат тоже (Арслан крупно дернулась, пережимая хлипкую струну ногтем — та пронзительно взвизгнула, но тут же затихла). К родителям ходить не хотелось, а к брату — просто-напросто страшно и жутко. Арслан глубоко вздыхает, укладывая поудобнее инструмент на замерзающих бедрах. — Я могу тебя погреть, — прокашливается где-то над ухом Сукуна, и девушка от неожиданности дергается и падает в костер, едва успевая включить Дисперсию на половину тела. — Спасибо, я уже, — нервно рыкает Арслан, принимая исходное положение и стряхивая неприятно покалывающую руку, усиленно не замечает бесящие огромные горяченные ладони на промерзших бедрах, а когда терпеть чужие прикосновения уже нет сил, пытается их стряхнуть. Сукуна только сильнее сжимает пальцы на коже почти до синяков и зло рычит куда-то в загривок “не рыпайся, идиотина”. Арслан цыкает и рассеивает ноги, отползая от мужчины подальше. Арслан доставляет неимоверное удовольствие наблюдать за тем, как какие-то единичные атаки или прикосновения Рёмен проходят сквозь нее (хотя она понимает, что если бы хотел, Сукуна уже давным-давно ее и ударил бы, и коснулся, и убил). Наблюдать за чужими проигрышами до одури приятно. Даже если это мнимый проигрыш Сукуны. — Что ты сегодня добрый-то такой, а? — недоверчиво шикает Арслан, кончиками пальцев цепляя гриф бивы и подтягивая ее к себе по комьям твердой земли. Сукуна молча фыркает и пододвигается ближе к отрешенно-сосредоточенной девушке, плотно касаясь своим коленом ее голени. Арслан тихо прокашливается, сплевывает густую склизкую слюну куда-то в сторону и осторожно, едва касаясь проводит грубыми пальцами по тонким старым струнам. Звук немного хрипит, но все равно приятно разливается от ногтей и до затылка, пробегается тысячами приятных мурашек, из-за чего Арслан невольно поводит плечами. Зима и смерть, кажется, отступили на второй план.***
Когда Арслан отпрашивалась у Сукуны к кособа, она и не думала, что все так обернется. Что все, что она найдет на месте старого добро состроенного домика — обгрызанные развалины и жирные черные следы Проклятой энергии. А еще бурые сгустки крови вперемешку с кишками и еще какими-то внутренностями — Арслан не помнила их названия, несмотря на то, что добрую уйму времени убила на изучение анатомии человека и лечебных свойств растений. Небольшое озерцо было высушено вместе с малюсенькими мальками и желтопухими утятами (Арслан надеялась, что утка-мать и селезень успели улететь вовремя). Воздух был кислым. Горьким. Противно-вязким. Жутко тяжелым. Арслан закашливается, стискивая теплую накидку на груди. Щеки и глаза до одури жжет то ли холодным, то ли горячим — так сходу и не разберешь. Покойники должны оставаться покойниками. На негнущихся ногах спускается вниз с подгорка, рвет о булыжник довольно изношенные таби на косточке большого пальца. Дыра медленно расползается к самой лодыжке, но Арслан этого даже не чувствует, осторожно подбирая с земли синий ноготь с ошметком мяса. Рядом лежал окровавленный растрепанный веник когда-то пахучих лечебных трав, которые она собирала специально для кособа. Покойники должны оставаться покойниками. Арслан с натужным хрипом, пересиливая себя, почти ползет к огромной куче обломков. Оне не понимает, что она хочет там найти, но почему-то все еще ползет. Земля и мелкие камешки впиваются в ладони и больно скребутся под ногтями, и Арслан, не выдержав, падает лицом вниз, шумно вдыхая через нос. Пыль и мерзлая глина забиваются мелкими крупицами в ноздри, девушка закашливается; с подбородка течет мутная белесая слюна вперемешку с чем-то еще, таким горяче-холодным. Покойники должны оставаться покойниками. Арслан лбом зарывается в землю, царапая переносицу, слабые надбровные дуги и желтые веки. Крик разбивается где-то в грудине и ссыпается рубленными осколками в живот, выворачивая кишки наизнанку. Арслан поздно понимает, что еще чуть-чуть — и ее вырвет. Покойники должны оставаться покойниками. Не замечает выползшее из завалов надменно хихикающее Проклятие. Не успевает увернуться от приземляющейся рядом с основанием черепа неровной доски. Щепки и обломки оглушающе больно впиваются в кожу, проходя по ощущениям почти до позвонков, и Арслан необдуманно вскакивает, взвывая. Покойники должны оставаться покойниками. Арслан смазывает с повржденного носа черную липкую жижу, перемешанную с собственной кровью, проводит кончиками пальцев рядом с поврежденной шеей, стараясь не задевать дерево и мелкие занозы сломанными ногтями, тихо всхлипывает.Покойники должны оставаться покойниками.
***
Сукуна молча встречает ее на обусловленном месте, возле разросшейся толстокорой сосны, не спрашивая разворачивает ее к себе спиной, а Арслан и не возражает. Осторожно, одной рукой залечивая шею Обратной техникой, другой цепляет деревянные обломки и мелкие занозы. Арслан опять всхлипывает, тут же затыкая себе рот костяшкой большого пальца. Сукуна вздергивает вопросительно одну бровь наверх, прекращая трогать больную шею, словно беззвучно спрашивает: больно? Арслан отрицательно мотает головой и тут же пищит от волны боли, нахлынувшей на затылок. Сукуна зло рыкает и сжимает кулаки. — Сиди смирно, Арслан, мать твою. Арслан согласно всхлипывает что-то смутно похожее на “да”, и Сукуна удовлетворенно кивает. Рёмен злостно поджимает губы, прокусывает клыками щеки почти до крови. — Изгнала? Арслан согласно что-то мычит и опять чуть не взвизгивает от боли в затылке. Сукуна цыкает и врывается стопами в землю, не в силах выместить свою агрессию в виде тумака: — Сказал же, блять, по-человечески: помолчи, дура! Сиди смирно! — хрипло рявкает, резко выдирая довольно крупный осколок. — У меня низкий болевой порог, Рёмен! — громко взвизгивает Арслан, усилием воли держась на месте и не молотя руками по земле от ужаснейшей боли, затуманивающей мозг. Перед глазами пляшут мушки и цветные круги, и девушка кое-как пытается оставаться в сознании, чтобы не остаться беззащитной один на один со злым Сукуной. — Я уже понял, — цедит мужчина, разминая пальцы свободной от поддержания Проклятой энергии руки. — Да отрубайся ты уже, ну, — недовольно тянет, наблюдая потуги Арслан. — И тебе легче, и мне тоже. Не мучайся, Арслан. Сукуна сглатывает, поднимая глаза к небу, и сипло, совсем-совсем неслышно выдыхает: — Все будет хорошо. Но, кажется, Арслан его уже не слышит. Может, оно и к лучшему? Мужчина устало трет глаза и приступает к лечению.***
— Наконец-то мы остановились в тепле, — Арслан мечтательно-расслабленно потягивается, приподнимаясь на носки. В идзакае (п/а: японское питейное заведение) тепло, душно (хотя больше “напоенно”) и, по сравнению с сизой темной зимней ночью, очень ярко. Запах крепкого саке резко бьет по чувствительному с холода носу, и Сукуна чуть морщится, поведя подбородком. Смерзшиеся кончики светло-коричневых волос неприятно спадают на лоб, выбившись из тугого хвоста почти на самой макушке (п/а: я знаю, знаю, что канонного сукуну нам толком не показывали, не считая обложки манги, знаю, что даже там у него розовые волосы, но в конце концов он ведь сейчас человек, правда). Арслан, бросив на него немного колючий взгляд, ухмыляется и проводит кончиками пальцев по гладким шрамам на задней части шеи, нервно цепляясь за ворот накинутого на плечи куска ткани. Тяжелое тепло осторожно пробирается к уставшему телу, постепенно просачиваясь через слои одежды, пуская колкие крупные мурашки по коже. Арслан поводит замерзшими плечами, сдвигает припорошенную снегом каса (п/а: соломенная шляпа) на затылок; тонкие тесемки неприятно врезаются в горло, и девушка морщится, ослабляя узел непослушными побелевшими от мороза пальцами. Ножны глухо звякают в складках хакама, из-за чего Сукуна неприязненно смотрит на девушку: “не шуми”. Оглядевшись в поисках предполагаемого хозяина трактира, мужчина подходит к тоненькой юдзё (п/а: проститутка), одиноко качающейся возле грубой деревянной лестницы наверх. — Эй, — девушка плавно оборачивается на хмурый оклик и улыбается краешками губ. Красное сердечко посередине рта несильно растягивается и узкие подведенные глаза, кажется, становятся еще меньше. Юдзё учтиво кланяется. — Где мне найти хозяина? — Хозяин сейчас отошел, господин, — звонко говорит девушка, не распрямляясь, — тяжелый взгляд Рёмен приковывал к земле, и она не в силах была даже дернуть плечами. — Должен вернуться в течение десяти минут. — Обслужи нас, — дернув пренебрежительно губой, Сукуна разворачивается, придерживая ладонью колыхнувшиеся полы хаори, и отходит к скучающей Арслан. Юдзё возмущенно вспыхивает, впиваясь пальцами в тяжелый душный оби и вспыхивает, чего совсем не заметно под слоем плотной белой краски. Какой-то бедно одетый ронин (у которого даже наглости хватило не скрывать свое лицо!) смеет ей приказывать? Нахальство. Неслыханное нахальство! Девушка резко выпрямляется, из-за чего кинсэки-кандзаси (п/а: длинная серебряная шпилька, в данном случае с двумя листочками мальвы, так как незамужняя девушка-юдзё) неловко качнулась в волосах. — Ты перегнул, Сукуна, — невзначай бросает Арслан, рассматривая вощеный пол под ногами. — В конце концов, считай, ты в статусе ронина (п/а: беглый самурай или самурай, у которого умер хозяин). Ладно бы наш даймё был жив, но мы ведь сами ушли. Сукуна громко фыркает. — А мне плевать, — он ухмыляется, склоняясь над вытянувшейся Арслан, и ядовито шепчет: — Ты-то вообще хинин, Арслан (п/а: беглый крестьянин; они могли жить в обществе, но сильно притяснялись (не сильнее эта, конечно), пока не пройдут “обряд очищения”). Взгляд Арслан опасно скользит по довольному мужчине, а обветренные губы растягиваются в такой же ядовито-довольной улыбке, как и у него: — А мне плевать, Сукуна. Об этом ведь никто не знает. — Ну конечно не знает, — Сукуна наклоняется еще ниже, касаясь открытым лбом неровного края соломенной шляпы. — А вот как только всплывет, что ты обкрадываешь бедных купцов и одеваешься в неподобающие тебе по статусу одежды самурая, вот тогда, моя милая, все пойдет под откос. Арслан хмурится, опуская голову. Ответить было решительно нечего, и она, и Сукуна это прекрасно понимали, поэтому Рёмен, в очередной раз победивший, заслуженно вздернул подбородок. — Где мы спать будем, Сукуна? — хмуро спрашивает Арслан, в сотый раз скользя взглядом по помещению. Ноги, разомлевшие в тепле, неприятно болели и тянули, но сесть было негде — ни бочек, ни тати в помещении не было. Арслан с досады неслышко цыкает, царапает ногтем кончик раскрасневшегося носа. — Через два дома небольшой рёкан (п/а: гостевой дом), — Сукуна кивает головой, не обращая внимания на недовольный взгляд девушки. Арслан злобно зыркает на него, нервно впиваясь пальцами в рукоять кинжала. — Ты хочешь сказать, что у нас хватит денег на целое место в рёкане? Девушка шмыгает носом и поднимает голову к потолку. На деревянных балках пляшут мутные темные тени, навевая непонятную тревогу. Арслан дергает плечами. — У меня хватит, — Сукуна усмехается и оборачивается к девушке, — а у тебя — не знаю, беднячка. Арслан поджимает губы, нашаривая пальцами в складках прохудившийся холщовый мешочек с травами и несколькими мон (п/а: самая дешевая денежная единица).***
Юдзё отчего-то дрожащими (может, этот тяжелый страшный взгляд ронина не выходит из головы? Девушка не знает) пальцами наливает в тяжелые деревянные масу (п/а: небольшие коробочки, из которых раньше пили саке) чуть разбавленный фуцусю (п/а: самое дешевое рисовове вино). На самом деле хозяина она в лицо никогда не видела, просто мужчина был такой страшный и жуткий с мертвенно-тяжелой аурой, что ответить ему отказом было бы сродни самоубийству. Еще и этот молоденький (тоже ронин что ли? Да что ж тебе так везет сегодня на отступников, Юки), все время глазевший на нее, хищный такой, ужас. Юки вздыхает, устало опуская руки вдоль туловища. На пропахшем алкоголем плоском днище деревянной бочки темнели маленькие капли от разбрызганного саке. Юдзё чуть протирает их пальцем, сама не понимая зачем, расправляет нервным движением кимоно и подхватывает дрожащими ладонями небольшой поднос с масу. На выходе из небольшой комнаты сталкивается нос к носу с грузным — кажется — хозяевом идзакаи и облегченно вздыхает, быстро разъясняя ему о двух странных ронинах и впихивая поднос с покачивающимися масу в толстые руки. “Отделалась”, — вздыхает Юки, семеня к затемненному выходу из заведения. — Я, кажется, просил тебя обслужить нас, а не хозяина. Юки замирает как громом пораженная. Хмуро-гневный оклик пробирает до костей, и от страха она готова умереть прямо сейчас на пороге этого дешевого трактира. Кажется, будто голос раздается прямо над ухом, но, украдкой скосив глаза в сторону, Юки отмечает, что мужчина стоит у самой стены. Рядом с ним отдельной четкой тенью возвышается стройный юноша, что-то скучающе выглядывающий в мутно-блеклой жидкости на дне деревянной коробочки. — П-простите, господин, — Юки нервно сглатывает и глубоко склоняется, вжимая в себя плечи и руки, — я подумала, что хо… — Мне плевать, что ты там подумала, — Сукуна по-яростному холодно вскидывает голову. — Ты должна была обслужить меня и моего спутника. Юки от ужаса не может сглотнуть скопившуюся слюну. Она умрет прямо сейчас, да? И она ничего не успеет сделать, да? Она даже не поднимется до статуса хаси (п/а: самый низкий ранг “возвышенных” (тайю/ойран) проституток), да? Сукуна, готовый прямо сейчас преподать мелкой прошмандовке урок, гневно дергает рукой, освобождая пальцы из широкого рукава кимоно, но Арслан успевает цепко обхватить его ладонь, сжимая до неприятного покалывания. Сукуна глухо рычит, испепеляя ее взглядом. — Хватит, ани-уэ, — с нажимом спокойно произносит Арслан, и Юки вздрагивает. — С нее достаточно. Сукуна недовольно фыркает, стряхивая с руки чужие прохладные пальцы, а юдзё, не веря своему счастью, буквально исчезает за тихо затворившейся дверью. “Это не ронин, — сипло кашляет Юки, держась за сердце. — Она женщина”.***
— Ну и для чего ты закатила этот концерт, а? — почти рычит Сукуна, когда они достаточно отходят от трактира. Луна мутно-желтым пятном теряется в сизых облаках, едва освещая вытоптанную дорогу к рёкану. Снег, смешанный с черными комьями земли, колол ступни, защищенные лишь тонкой подошвой таби, из-за чего Арслан чуть заметно морщится. — Кто там устроил концерт, так это ты, мерзавец, — рычит она, дергая его за ворот кимоно. Сукуна стоит не шелохнувшись, грозно испепеляя взглядом разозленную девушку. — Зачем надо было пугать девушку? Тем более — собираться лишать ее руки, — Арслан почти шипит, вплотную прижимаясь телом к груди Сукуны. — Только из-за того, что тта отдала заведомо не-свою работу хозяину? Думай головой, — Арслан встряхивает кимоно и разжимает закоченевшие на холоде пальцы. — Мудло. — Во-первых, — сипло выдыхает мужчина, прикрывая глаза, а потом резко впивается пальцами правой руки в худые щеки девушки, сжимая острую челюсть, — не смей повышать на меня голос и указывать мне, что делать, шавка. Ты всего лишь слабая девка без каких-либо прав хотя бы на что-то в этом мире, и я до сих пор не понимаю, какого черта ты еще существуешь, слабая, мерзкая, подножная шмаль, — Сукуна с властным холодным удовольствием наблюдает расширяющиеся дергающиеся ноздри и яростный блеск в темнеющих глазах напротив. Арслан с шумом втягивает воздух через зубы, собираясь вывалить на мужчину все, что она думает, но Рёмен почти игриво цыкает языком: — Но-но-но, моя хорошая, я еще не закончил. Во-вторых, — он прокашливается, — я приказал этой… — Сукуна на секунду задумывается, вспоминая нужное слово, вертящееся буквально на языке,— шавке, чтобы она нас обслужила. Она ослушалась моего прямого приказа, дорогая Арслан, и она заслужила наказание за это. Вместо того, чтобы преподать ей урок, который бы гарантировал, что она больше никогда так не поступит, ты бесцеремонно меня прервала. — Да кто ты такой, — сипит Арслан, вцепляясь обеими руками в щеки и горло мужчины, — чтобы отдавать приказы людям, которые тебе не подчиняются и по рангу стоят выше тебя? Сукуна усмехается. Потом его губы ползут все шире и шире, и в конце концов он громко хрипло смеется, откидывая голову назад. — Я чертов император, Арслан. Я, блять, чертов император этой земли, — с громким присвистом шипит Сукуна, безумно ширя глаза, и опять смеется до оглушающих хриплых визгов. Арслан глубоко хмурится, напряженно вдыхает, сглатывая. — А в будущем я буду блядским Богом и Дьяволом в одном лице, Арслан, слышишь? Ты слышишь! Я Бог! Я Дьявол! Я ВСЕ! Сукуну отрезвляет холодная пощечина, из-за которой горячая голова с силой отлетает в сторону. — Успокойся, — холодно чеканит Арслан и, выдираясь из ослабевшей хватки, широкими шагами идет к рёкану. Сукуна несколько секунд осознает, что произошло, потом, придя в себя, шипит нечленораздельно “мразь” и направляется следом за мрачной девушкой.***
Арслан глубоко вдыхает холодный колючий воздух, от которого ни разу не спасают тонкие стены дешевенького номера, кутается сильнее в обветшалое крепкое покрывало. От циновки под спиной несло промозглой землей, но все-таки это многим лучше, чем ледяной мокрый снег на улице. И волки в лесу. И нередкие Проклятия, выползающие из темноты по ночам. Девушка усмехается. Разбушевавшийся Сукуна все никак не лез из головы со своими заманчивыми речами о мировом господстве. Арслан улыбается — скорее, скалится, — шире, и хищно прикрывает глаза. Бог, ха? Дьявол? Прекрасно. Охуенно. Арслан довольно устраивает голову на твердой вытянутой руке, подтягивает ноги к груди и расслабленно вздыхает. Нельзя сказать, что девушка ненавидит людей, — они ей только не нравятся, но в основном ей было далеко наплевать на них. Они просто сопляки. Просто трусы. Она может одним щелбаном убить нерадивого человечишку, что уж говорить о Сукуне, который испепеляет взглядом. Нельзя сказать, что девушка жаждет власти, как Рёмен. Хотя да, жаждет, и еще как. Арслан до конца не хочет признавать, безвольно упираясь, что могущество — это вкусно, а всемирное могущество тем более. Не хочет признавать, что ей хочется смотреть на слабые вздохи жизни в грубых холодных ладонях. Сегодня она остановила Сукуну только из-за того, что не хотелось в дальнейшем разборок (ну и еще немного трепыхающаяся в гортани совесть вырвалась наружу). Арслан довольно морщит нос и распахивает глаза. Огромные дыры зрачков вбирали в себя все: и блеклый лунный свет, и подсвеченные грани плохо обставленной комнаты, и неровные стены. Девушка расплывается в хищном оскале. Ей это нравится. Ей нравится, кем стал Сукуна. Ей нравится, кем он станет. “Охуенно”, — Арслан шевелит онемевшими напряженными губами и переворачивается на спину. Закидывает руки за голову и невидяще-видящим взглядом вперивается в низкий потолок.***
— Если ты собираешься стать Богом и Дьяволом в одном лице, то я стану тенью, которая будет прикрывать тебе спину, чтобы ты мог смотреть только вперед, Рёмен.***
Арслан стоит прямо перед Сукуной, чуть касаясь сложенными на груди руками его тела. Мужчина издевательски дергает левой бровью, потом ехидно приподнимает обе и наигранно-удивленно наклоняется к спокойной девушке: — Мне не нужна защита. Мне не нужна жалость, — будто игриво улыбается он обнажая края заострившихся клыков. Арслан стойко выдерживает тяжелый обжигающий зрительный контакт. — Ты думаешь, я не смогу оправдать свое собственное имя? Не смогу отрастить второе лицо? вторую голову? дополнительные две руки? а может даже, еще две ноги? — голос почти срывается на тонкий визг в конце каждой из фраз, но в зрачках только сильнее разгорается безумный напряженный костер. Арслан поджимает губы. — Ты глупая наивная дрянь, думаешь, что все еще нужна мне? — Наверняка если бы я была тебе не нужна, — ядовито усмехается девушка, — ты бы не пытался так сильно не отпускать меня и убил при первой же возможности, но — упс? Совпадение ли? — Арслан хихикает, прикрывая неровными пальцами обгрызанные губы, — я до сих пор щеголяю по миру с тобой, живая и ведомая буквально под локоть! Сукуна опасно узит глаза, и Арслан, в глубине души надеясь, что он ей не размозжит череп прямо здесь и сейчас, приближается к нему и выдыхает прямо в лицо: — Чего ты так боишься, мой Бог и Дьявол? Или лучше сказать “мой Повелитель”? — ядовитый смешок неконтролируемо срывается с губ. Арслан признает, что ей в удовольствие наблюдать за мелко дернувшейся верхней губой и за сузившимися до невидимой точки черными зрачками. Девушка невозмутимо отстраняется, выпрямляя спину, и дергает подбородком, насмешливо улыбаясь — кажется, уделала. Уделала самого, мать его, неприступного Рёмен Сукуну! Эта мысль греет душу до приятных мушек перед глазами. — Даже не надейся, Сукуна. — Ты забываешься, — хрипит Сукуна, цепко хватая пальцами ворот запахнутого кимоно, и дергает Арслан на себя. — Не тебе ли будет лучше, если ты сможешь двумя парами глаз смотреть только вперед, двумя ртами приказывать своим рабам, четырьмя руками расчищать себе дорогу к большему величию? Ни за что не поверю, что “Бог и Дьявол в одном лице” тебя устроит. Не тебе ли будет лучше, если этими четырьмя руками ты сможешь не задумываясь убивать в четыре раза больше? устранять неугодных в четыре раза быстрее? — Сукуна с непонятным удивлением замечает такой же безумный огонек на дне чужих глаз. Довольно усмехается про себя, но тут же осекается — делить с кем-то идею было неприятно до одури. Арслан опять каким-то невообразимым образом оказывается прямо возле его лица, выдыхая теплый воздух куда-то на нос и сухие щеки. — Я буду твоей тенью, — с усмешкой шепчет, испепеляя равнодушного Сукуну взглядом. — Я помогу тебе добиться всего, Сукуна. Сукуна выпрямляется, гордо дергая подбородком, и разворачивается на пятках, оставляя усмехающуюся Арслан за спиной. В горле клокочет гнев, смешанный с удовольствием, и мужчина утробно урчит, хищно предвкушающе скалясь; разминает чуть уставшие плечи и будто для профилактики как-то совсем незлобно бросает: — Следи за своими словами, слабачка. Мне не нужна чья-либо помощь. Арслан удовлетворенно задирает голову, пряча руки за спину, и широкими шагами нагоняет мужчину, снова идет с ним в ногу, чуть касаясь рукавами кимоно чужих манжетов. Только навязчиво зудящая мысль не давала спокойно вдохнуть через тревожно чешущееся горло. Сукуна слишком быстро сдался. У него есть план?***
Арслан вгрызается зубами в щеку, старается не смотреть вверх, на горы. Острые пики скал, словно под линейку обрезанные отвесные края, черные цепкие когти камней, — кажется, будто вот-вот, и ей прямо сейчас растерзают душу в клочья. Безжалостно, без права на выбор, на свободу. Девушка усмехается, опуская голову вниз. Не хотелось бы ей умереть так. Еще больше не хотелось быть похороненной в горах, а потом благополучно забытой (хотя, кому она нужна? У нее ведь никого нет, а Сукуна даже не подумает о ней после смерти — в этом она была уверена). В глаза словно песка насыпали — все жгло и чесалось до лопнувших сосудов на белой склере. Арслан с трудом вздыхает, запрокидывая голову назад; не понимает, почему в горле крепко засела странная тревога и тошнотворный страх. Чувства мешали сглатывать вязкую противную слюну, а воздух приходилось с силой проталкивать в легкие и обратно. Девушка пытается расслабить плечи, отводя их назад и резко сбрасывая вниз, но напряжение только сильнее накапливается в руках и ползет по ребрам. От случайного тихого хруста ветки за спиной Арслан вздрагивает и молниеносно оборачивается, пытается пальцами нашарить привычную рукоять ёрои-доси, но поздно вспоминает, что он недавно окончательно сломался. Растерянно вздыхает, забывая о том, почему так переполошилась, и поворачивается обратно к горам, на автомате шаря ладонями по телу, — родного кинжала сейчас ужасно не хватало. Сукуна, медленно шаркая по влажной от спустившегося туманца листве, тихо подходит к потерянной Арслан, едва сдерживая непонятливо взлетевшую бровь, и останавливается где-то рядом. Прокашливается в попытке обратить на себя внимание, и девушка крупно вздрагивает от неожиданности. — Ты что тут забыл? — чуть испуганно шепчет, ширя глаза, но почти сразу же успокаивается и крепче обхватывает пальцами скрещенные на груди предплечья. — Ты говорила, что пойдешь в деревню, — лениво тянет Сукуна, вдыхая полной грудью. — Травы, вроде, какие-то купить собиралась? — мужчина усмехается, ехидно кидая на нее взгляд. — Если ты вдруг забыла стороны света, ближайшая деревня на юго-востоке, а ты пошла на север. — А ты сейчас пойдешь нахуй, Сукуна, — парирует Арслан, но, как показалось Рёмен, слишком грустно и отчужденно, чтобы он почувствовал себя удовлетворенным от перепалки. Мужчина хмурится, поджимая верхнюю губу. — Какого дьявола ты вообще сюда приперся? — Арслан дергает губой, но как-то не так уж и живо, как обычно. Сукуна узит глаза, цепко вглядываясь в странное выражение лица девушки. Что-то было не так, но он не мог понять, что именно. Арслан недовольно бросает на него взгляд и тут же отводит в сторону, будто ничего и не было. Сукуна дергает бровью и фыркает себе под нос, качая головой. — Заметил, что ты не в ту сторону пошла, — мужчина пожимает плечами и ухмыляется, опять искоса бросая на нее взгляд. — Решил проводить, вдруг головой тронулась. Арслан никак не реагирует на очередную колкость, опять погрузившись в себя. Почему-то сейчас перед глазами мельтешит брат, такой живой и яркий, будто он тут — только руку протяни. Девушка шмыгает носом, не осознавая, что получилось очень громко. Сукуна хмурится еще больше, теперь поджимает обе губы и царапает ногтями ладони. Мужчина уже хочет развернуться, чтобы девушка разобралась в себе в одиночестве, но внезапно в памяти всплывает, как Арслан все время была с ним. Странное чувство (вина? не смешите) оглушает, и Сукуна дергается, не понимая, что происходит. Наверное, ему тоже стоит остаться? Арслан ведь была рядом всегда, даже когда он случайно сломал ей руку. Мужчина с задумчивым вздохом делает шаг к девушке. — Положи мне руку на плечо, — звонкий, чуть дрожащий голос, прорывает тяжелую тишину, и мужчина поводит плечами от неожиданности. — Пожалуйста, — добавляет Арслан чуть тише, стыдливо опуская голову вниз, — положи мне руку на плечо. Сукуна неуверенно придвигается чуть ближе и осторожно кладет ладонь куда-то немногим выше лопатки, чувствуя под пальцами смазанно выступающие позвонки. Арслан расслабленно вздыхает. У Сукуны ладони сухие, рубцеватые и безумно горячие, но им, в отличие от самого мужчины, почему-то хочется доверять. Или просто Арслан настолько устала от чего-то непонятного и неосознаваемого, что забыла, с какой силой эти руки сжимают рукоять катаны, или как с помощью этих длинных пальцев можно разрубить человека напополам, словно он подтаявшее сливочное масло. Губы Арслан чуть вздрагивают в улыбке, когда мужчина не убирает руки через секунду, и внезапно для самой себя двигается к нему ближе, ныряя подмышку. Как с братом. Почти как с братом. Брат был уже, слабее и добрее, но это сейчас не так важно. Под боком у Сукуны тоже безумно горячо и умиротворенно. А внезапно опустившаяся на плечи сильная рука, свисающая на грудь огромная ладонь и чуть дрогнувшие в доброй (наверное, показалось) ухмылке губы случайно дополняют образ этого странного неожиданного Сукуны. — Помнится, кто-то мне говорил, что будет защищать меня со спины, — беззлобно хмыкает Рёмен, бросая едкий взгляд на понурую макушку у своей груди, — а сейчас это кто-то жмется ко мне и чуть ли не рыдает, как сопля. — Да пошел ты нахуй, мудак, — еле слышно бурчит Арслан, пребольно щипает его за поясницу и сильнее вжимается в крепкие ребра. Сукуна вздыхает, чуть хмурясь. Странные ощущения. И что он сейчас делает? Мужчина непонятливо косится на сжавшуюся под боком Арслан, прислушивается к своему сердцу, дыханию и звенящим пустотой мыслям. Кажется, это люди называют “обниматься”? Сукуна фыркает и задирает голову кверху, кончиками пальцев нервно теребя ткань чужого кимоно на груди. Арслан чуть недовольно стреляет взглядом из-под большой руки на безмятежно-задумчивое лицо Рёмен: — Что? — недовольно бурчит и зарывается сильнее в чужой бок. Сукуна чуть растерянно пожимает плечами и неосознанно придвигает девушку ближе. Странно это все. Сукуна опять мысленно фыркает, стараясь больше не тревожить Арслан. Чувство растерянности все больше затапливает грудную клетку, и дышать из-за этого становится все тяжелее и тяжелее. Мужчина опускает голову на грудь, прикрывает глаза, шумно выдыхая через нос. Нужно взять себя в руки? Рёмен качает головой: не хочется. — Эй, — тихо тянет Арслан, елозя носом по заношенной, пропахшей землей и дымом ткани, — Сукуна. — М? — безучастно тянет мужчина, все больше погружаясь в свои мысли. — Давай после смерти встретимся снова. Сукуна вздрагивает и внезапно зло смотрит на потерянную девушку. Неосознанно больно сжимает сильными пальцами плечо и чуть наклоняется к ней, гневно хмуря брови и дергая губой. — Какая, нахер, смерть, Арслан, — угрожающе-спокойно тянет, нехорошо щурясь. — Бог и Дьявол бессмертны. — Всему когда-нибудь приходит конец, Сукуна, — губы дергаются в печальной разочарованной улыбке. — И Бог, и Дьявол когда-нибудь проиграют, изживут себя, — Арслан отворачивается от Сукуны, не отстранясь от его бока, и вздыхает. — Все когда-нибудь закончится. — Пока я тут, — на грани рычащего шепота тянет мужчина, — мы бессмертны, ты меня поняла? Девушка поджимает губы. — Обещай. — Сначала ответь мне на блядский вопрос, дрянь! — шипит Сукуна. — Ты. Меня. Поняла? Арслан с усталым вздохом тянет “Ками” и кивает мелко головой. Сукуна, не удовлетворенный реакцией девушки, фыркает и гладит ее по плечу. — Теперь ты, — тихо выдыхает Арслан. Сукуна дергает бровью. — Обещай. — Зачем мне обещать, дура ты тупая, если мы не расстанемся ни-ког-да? — ехидно усмехается Сукуна. — Мы будем вместе всегда, Арслан. Мы с тобой ебаные правители этого мира, а ты тут сопли жуешь, собака. — Какие мы правители, если о нас еще толком никто не знает, — нервно смеется девушка, прикрывая глаза. — И все же, — она оборачивается на него, и Сукуна дергается от такой холодной, пустой серьезности в глазах, — обещай. Обещай, что даже после смерти, даже через тысячу лет, даже после конца этого ебаного мира мы встретимся. Сукуна закатывает глаза и гортанно рычит “обещаю, чертова соплячка”. — Обещай, что когда мы встретимся, — Арслан хищно улыбается, — мы снова завоюем чертов мир, несмотря ни на что. Сукуна хищно улыбается в ответ и наклоняется к Арслан ближе, касаясь носом ее. — Ты мелешь какие-то дурости, Арслан, — довольно протягивает он и едва уловимо облизывает передние зубы. — Действительно, что ли, головой приложилась где-то? — язвительно хмыкает, чуть прикрывая глаза. — Да пошел ты, — в таком же тоне отвечает ему девушка и упирается своим лбом в чужой. “Весь мир будет у наших ног.”. “Жизнь и смерть падут перед нами”.***
Идя вровень с Сукуной, Арслан невольно все больше и больше заостряет внимание на том, как он сравнил их с Богом и Дьяволом. Взял в пример не только себя, но и ее. Из-за этого все труднее сдерживать злорадную усмешку, ползущую по губам, и предвкушающе сжимающиеся кулаки. Иногда Арслан задумывалась: как бы отреагировал брат, узнай, что она бродяжничает с человеком, который одной ногой уже твердо стоит в звании преступника, а второй почти переступает черту “Проклятие”? как бы отреагировал брат, если бы узнал, что она, его горячо любимая младшая сестра, беспощадно обкрадывает купцов, сбегает от правосудия и собственного помещика, гордо носит самурайские одежды, по сути, даже рядом не дышав с почетным званием “онна-бугэйся” (п/а: женщина-самурай)? Арслан горько фыркает, прикрывая глаза. Нет, она не жалеет, ей не стыдно. Возможно, просто временами жаль брата за то, что у него выросла такая сестра. Девушка ускоряет шаг, чуть выходя вперед Сукуны, на что тот дергает бровями и шипит что-то на подобие “на место, Арслан”. Если бы Арслан знала, как она преувеличивает, говоря, что их еще никто не знает. Молва о двух странствующих то ли ронинах, то ли отпетых преступниках (народ не скупился на сплетни и ошивал их совершенно разными прозвищами и историями) быстро распространилась сначала в кастах неприкасаемых (п/а: эта и хинин), потом их случайно подхватили ремесленники и крестьяне. Редкие шушуканья иногда раздавались на разных концах полей, подмастерья тихо обсуждали таинственных беглецов со своими мастерами, которые только делали вид, что им это не так уж интересно. В деревнях о Сукуне и Арслан слухов ходило намного больше, чем в городах — пара появлялась рядом с небольшими поселениями намного чаще, останавливалась либо где-то на окраине, прямо на земле, либо (если находился какой-то смельчак) ночевали в доме. В городах же о двух ронинах-почти-преступниках знали только благодаря грязным шумным рынкам. Сейчас, неспешно подходя ко входу в небольшой город, Арслан неприятно морщится, спиной ощущая еле заметные шепотки; бросает колкий взгляд через плечо, но сзади никого не оказывается. Девушка хмурится, пальцами поправляет полы соломенной шляпы. Сукуна, на этот раз почему-то решивший надеть амигаса (п/а: тоже соломенная шляпа, но, в отличие от каса, является оружием, замаскированным под головной убор), едко ухмыляется краешком губ и едва уловимо шепчет: “Серьезно, Арслан? Таки-никто не знает, говоришь, м?” Девушка шикает на него в ответ и глубже прячет ладони в рукавах кимоно. Прохожие ошарашенно-испуганно жмутся к неровным стенам домов, чувствуя тяжелую ужасающую ауру ухмыляющегося под нос Сукуны, и поджимают дергающиеся губы, ощущая будто бы вездесущий морозящий взгляд Арслан из-под широких краев шляпы. Маленькая девочка, до этого неосмотрительно дурачившаяся под забором с бездомной кошкой, вздрагивает и громко всхлипывает, сжимаясь, когда пара медленно проплывает мимо нее. Кошка, агрессивно зашипев и крепко полоснув когтями по пухлым детским рукам, убегает, ощерившись, а девочка непонятливо и пугливо наблюдает за сочащейся из царапин кровью, забывая о каких-то странных страшных людях рядом. Арслан, сама не понимая почему, чуть заметно касается свободного рукава Сукуны с просьбой подождать. Мужчина хмурится. Провожает девушку взглядом, недоуменно поднимает брови, когда видит, как она садится на корточки перед почти плачущим ребенком, роется в выуженной из-за пазухи кинтяку (п/а: небольшая тканевая сумочка, сродни кошельку; все по мелочи: деньги, амулеты, небольшие флакончики с лекарствами) и осторожно смазывает воспаленные царапины чем-то мутно-прозрачным; поводит пальцами над руками ошарашенного ребенка, чуть хмурится, сосредоточившись, — ранки медленно покрываются темной корочкой, почти не доставляя девочке дискомфорт. Арслан коротко неискренне улыбается, треплет ребенка кончиками пальцев по волосам и встает на ноги. — Закончила вошкаться? — раздраженно тянет Сукуна, постукивая ступней по земле. Дети его безумно раздражали — до зубовного скрежета и белых яростных мушек в глазах. — Будь терпеливее, ани-уэ, — Арслан продолжает искусственно улыбаться, а ребенок испуганно дергается от внезапно засквозившего в ее голосе мертвенного холода. Стало страшно. — Ты сам прекрасно знаешь, что нам нужно сначала заслужить доверие, — девушка хмыкает и чуть склоняется к маленькой девочке, жмущей круглые кулачки к груди. — Правда ведь, крошка? Арслан костяшками пальцев поднимает соломенную шляпу, позволяя девочке увидеть свое почти-доброе лицо. Ребенок кусает губы и мелко-мелко кивает, исподлобья смотря на странную парочку. Девушка хмыкает, еще раз треплет малышку по голове и спокойно отходит к закипающему Сукуне. — Ну-ну, ани-уэ, не стоит, — ухмыляется девушка, трогая ладонью гладкую ткань его рукава. Сукуна брезгливо морщится и отдергивает руку. — Идем? — Я сам решу, когда и куда нам идти, Арслан. Девушка фыркает, надвигая каса обратно на лоб и пряча руки в широких складках ткани. Сукуна расправляет плечи, из-за чего ключицы еле слышно щелкают, морщится от промозглого уже-весеннего ветра и хрипло выдыхает. С последнего их визита в населенный пункт прошло уже достаточно много времени, и Сукуна, если честно, уже немного подзабыл, как сильно ему нравится страх. Как сильно ему нравится этот холодный тихий ужас, исходящий от маленьких людишек со всех сторон. Как сильно ему нравится это безмолвное, беспрекословное подчинение, когда у человека подгибаются колени от одного брошенного в его сторону взгляда. Сукуна гордо дергает подбородком, обнажая в ухмылке белые клыки. По правде говоря, Сукуна не до конца понимал, зачем Арслан вдруг понадобилось заслужить это мнимое доверие. Меньшей кровью добиться силы? Попытаться оплести всех подлой лживой сетью, а потом обернуться совсем другим человеком? Сукуна фыркает. Глупо. Противно. Не в его стиле. Возможно, Арслан сама до конца не понимает, что этим она вряд ли чего-то добьется? Мужчина хмурится, устало прикрывая глаза. Арслан нравится водить вокруг пальца? Сукуна хмыкает, — этот вариант ему нравится намного больше, да и выглядит он намного правдоподобнее. Пожалуй, он позволит девушке немного поюлить. Ками, какая же глупая трата драгоценного времени. Хотя времени им хватит с головой. Мужчина качает головой и цыкает, кося взгляд на Арслан, кусающую губы в ехидно-злой улыбке. Меньшая кровь не сработает, он это знает. Сукуна хмыкает, хищно щурясь. — Ты стал больше, Сукуна, — невзначай бросает девушка через плечо, когда они по ее инициативе останавливаются возле какого-то прилавка. Сукуна цыкает. Эти бездумные траты на какие-то там травы его когда-нибудь доканают. Арслан внимательно прислушивается к запаху над каждым коробком, рассматривает однородность листьев и цветков, ощупывает самыми кончиками пальцев стебли и недовольно морщится — визгливое бормотание продавца над ухом отвратительно мешало сконцентрироваться на выборе товара. — Знаете, нам совсем недавно — буквально только что, — завезли свежевысушенный корень аралии. Сами знаете, господин, как она редка в наших краях, а я готов вам отдать ее все… (п/а: аралия способствует лучшей работоспособности мозга и поддерживает мышцы в тонусе; своеобразный природный энергос проще говоря) — Ты заткнешься или нет? — раздраженно цедит Сукуна, возвышаясь над испуганным мужчиной. Арслан пихает его стопой в лодыжку, тихо шикая, и продолжает цепко выискивать горчично-желтые цветки девясила (п/а: используется как кровоостанавливающее, болеутоляющее и противовоспалительное средство, также помогает при лечении геморроя). — Покажешь мне? — она заискивающе улыбается продавцу, намекая на аралию, и мужчина почти подпрыгивает от радости, исчезая под прилавком. — И принеси мне девясил, не могу найти его тут. — Господин, простите, мне очень, очень жаль, он закончился и в скором времени не появится — сами знаете, период цветения еще не настал, — мужчина поджимает губы, трясущимися руками аккуратно ставя мешочек с корешками аралии. Арслан разочарованно цыкает и неслышно шлепает пяткой по дощатому полу. Скучающий Сукуна издевательски хмыкает себе под нос и продолжает бездумно осматривать бедное помещение, насквозь пропахшее травами. Запахи мешаются в один отвратительно-раздражающий и оседают где-то в носоглотке, неприятно буравя слизистую. — Что насчет жгуна? — приглушенно спрашивает Арслан, перебирая пальцами корни. После затянувшегося молчания поднимает холодный взгляд на продавца: — Есть у тебя жгун или нет? отвечай (п/а: в основном корни жгуна используются как антибактериальное средство, плоды применяют для оказания противовоспалительного и вяжущего, а также для тонизирующего эффектов) Продавец вздрагивает и мелко-мелко кивает головой. — Корни или ягоды? Арслан задумчиво хмурится и окидывает взглядом чуть сгорбившегося над какой-то яркой коробкой Сукуну. Кивает: — И то, и то. Неси. И календулы с чистотелом — есть у тебя, надеюсь? — побольше.***
— Травы — единственное, на что ты готова тратить деньги, хм? — едко улыбается Сукуна и фыркает, когда они выходят из прилавка. Наверное, никогда он еще так не радовался свежему воздуху, как сейчас. Арслан коротко вздыхает и покачивает головой, цыкая. Останавливается, чтобы аккуратно спрятать кинтяку за пазуху. Только что купленные травы приятно греют кожу и немного колются через тонкую ткань. Арслан благодушно улыбается, чуть щурясь, и выдыхает умиротворенное “да”. — А тебе что-то не нравится, Сукуна? — она игриво морщит нос и скрещивает руки на груди. — Хотя бы на что-то деньги трачу, а не обворовываю абсолютно всех, этим самым косвенно позоря тебя. — Не наглей, Арслан, — холодно отчеканивает Сукуна и выходит вперед, чуть задевая довольную девушку плечом. — И следи за своим дрянным языком. Я не хочу избивать тебя на виду у всех людей. Арслан пожимает плечами и направляется вслед за мужчиной, через пару минут ровняясь с ним. — На самом деле травы просто единственное, что я считаю достойным денег, — задумчиво протягивает она. — Потому что они могут быть буквально всем, а с моей способностью к расщеплению этого легче всего достичь. Сукуна фыркает: — То есть свои любимые клинки ты в расчет не берешь? — О Ками, — еле слышно цыкает Арслан и недовольно морщится, потирая переносицу. — У меня не хватает на них денег, и ты это прекрасно знаешь, Сукуна. — Знаю, — кивает Рёмен. — А еще я знаю, что порой некоторые специи дороже хорошего клинка. — Ой заткнись, — раздраженно вздыхает Арслан, фыркая и отмахиваясь. Как ей казалось, продолжать эту нелепую беседу было совсем уж бессмысленно. Сукуна победно ухмыляется и кивает головой самому себе. Через некоторое время они останавливаются возле какого-то обшарпанного рёкана, где планируют провести остаток дня и долгую ночь. В здании остался свободный только один номер с двумя местами, и владелец, не заподозривший ничего странного, спокойно берет плату за ночлег, криво улыбается и ушмыгивает в соседнюю дверь. “Алкоголик”, — с отвращением морщится Сукуна, цепляет вздыхающую Арслан за рукав и стремительно уходит ближе к двери снятой комнаты. — Ты куда меня привела, сволочь, — яростно шипит, заталкивая ее в помещение и шумно захлопывает дверь за ними. — Ты предлагаешь мне спать в этом гадюшнике? С этим опустившимся пьяницей? Ты совсем умом тронулась, Арслан? Только скажи, — он угрожающе сжимает огромный кулак перед равнодушным лицом девушки, — и я впихну его тебе на место, Арслан. Обратно, в твою маленькую черепную коробочку, и ни одна твоя трава тебе не поможет, дрянь. — Успокойся, Сукуна, — устало тянет Арслан и медленно убирает кулак от своего лица. — Эта шаражка — лучшее, что есть в этом мелком городишке. — Тогда мы будем спать на улице, — рычит Сукуна и уже хочет вылететь обратно из комнаты, но девушка перехватывает его, зло хмуря брови. — Я тебе сказала успокоиться, истеричка, — почти шипит она, притягивая его к себе за плечо. Сукуна щерится в ответ, но пока не пытается ее ударить или оттолкнуть. Арслан удивленно хмыкает про себя. — На улице не май-месяц, чтобы запросто ночевать под открытым небом. Сейчас тает снег, — в доказательство Арслан машет ладонью в сторону окна, — видишь? Большая влажность. Твой огонь не спасет тебя от воспаления легких, понимаешь ты или нет, будущий правитель мира? Сукуна раздраженно выдергивает свое плечо из ослабшей хватки Арслан и яростно направляется к свернутым у стены футонам. Девушка что-то удовлетворенно шепчет себе под нос и идет следом за ним, забирая оставшийся матрас. — Ты сказала, что я стал больше, — Сукуна чуть хмурится, аккуратно обустраивая свое спальное место. — В каком смысле? — В тебе стало больше энергии, — лениво растягивая гласные, говорит Арслан, небрежно взбивая ладонями футон. — Ты разве не заметил? — фыркает и продолжает: — Только не надо мне зубы заговаривать, чтобы я просто тебя похвалила. В очередной раз. Сукуна стискивает зубы, чувствуя, как нагреваются ладони и искрятся кончики пальцев. Он не до конца понимал, почему он до сих пор не избавился от этой наглой девки, которая по силе уступает ему в разы. Ладно, он преувеличивает. Арслан была достаточно сильна, хоть и слабее него, но ужасно, — просто ужасно, блять! — выбешивала своей дерзостью. Он терпеть не может такого хамского отношения к себе, но Арслан почему-то все еще жива. Более того — они ходят вместе почти что под ручку. Сукуна закатывает глаза и шепчет тихое “Ками”. — Смотри, в следующий раз так закатишь, не выкатишь обратно, — едко хмыкает Арслан, развалившись на недостеленном матрасе. Сукуна рыкает “блять” и пускает мощную струю пламени прямо в расслабленную девушку. Знает, что не заденет, но спустить пыл надо, да и Арслан тоже не мешало бы занять свое место, а не рыпаться. Она же играючись почти растворяется, оставляя вместо себя лишь мутные очертания тела. Пламя достигает матраса и сразу же растворяется, оставляя вместо себя лишь черное обугленное пятно. Арслан недовольно цыкает. — Платишь ты, — невозмутимо пожимает Сукуна плечами, продолжая застилать футон; с удовольствием слышит тихое “ублюдок” из-за спины и про себя хмыкает. Арслан устало откидывается на спину, чувствуя поясницей остывающий футон, бросает ленивый взгляд на сидящего к ней спиной Сукуну. Вздыхает. Он действительно стал больше. Арслан не представляет, откуда он берет Проклятую энергию (а она тоже хочет, чтобы она постоянно прибавлялась, потому что для ее желаний, которых слишком много, сил почему-то никогда недостает). Девушка задумчиво хмурится. Силе Сукуны слишком тесно в слабом человеческом теле — это она давно поняла, когда они только познакомились. Сукуна тогда с ненавистью тер подбородок, пытаясь избавиться от запекшейся крови, сплевывал вязкую терпкую слюну под ноги, а из ушей и носа кровь все равно продолжала течь. Сейчас Арслан не понимает, как у него не вытек мозг вместе с лимфой — по ее ощущениям и воспоминаниям давление Проклятой энергии вокруг было ужасным. Серьезно, откуда он только это берет? Девушка вздыхает. Сукуна стал больше во всех смыслах, и это глупо отрицать. “Действительно ведь отрастит себе еще две руки, если не все четыре, — как-то невесело усмехается, поворачиваясь на бок. — Это что же должно произойти, чтобы… Впрочем, мне какое дело. Я не должна за него волноваться”, — она раздраженно хмурится, сжимая губы. Временами Арслан, ясно воспринимающая и понимающая свои чувства буквально с полуслова, не могла разобраться, что она ощущает, глядя на Сукуну. Чаще всего мелькали раздражение и конкуренция (хотя она понимала, что соревноваться в силе и влиянии с Сукуной смерти подобно, настроение избить его до каши вместо нагло ухмыляющейся морды никуда не пропадало). Еще в перечень эмоций входили злость, небольшая зависть, ехидство, забота… забота? Арслан встряхивает головой, морщась, — странное, отвратительное слово. Что это вообще такое? Но девушка признает, что ей достаточно часто хочется позаботиться (это так называется?) о мужчине. Например, поправить неровно запахнутый ворот кимоно, или растереть уставшие забитые ладони, залечить грубые, даже чуть островатые, сухие шрамы от ожогов — для чего-то ведь она потратила почти последние свои деньги на календулу и чистотел, — привести в порядок заветренные сухие волосы, чтобы не торчали жухлой соломой во все стороны, избить до полусмерти, когда видит какой-то странный пустой огонь в его глазах. Она знает, что Сукуна точно станет Королем. Она знает, что Сукуну будет бояться весь мир, если не вся вселенная. Арслан хмыкает. Она ему поможет достичь всех высот в этом ебаном мире. Даже если ее проклянут тысячу раз, она все равно сделает все, чтобы они стояли рядом на одной ступени. Даже если его проклянут тысячу раз, она сможет развеять проклятие. А потом, — возможно, — она потребует у Сукуны что-нибудь взамен. Правда, Арслан еще не придумала, что именно. Но в этом нет ничего страшного, правильно? У них в распоряжении есть время целого мира, если не больше в несколько раз. — Над чем задумалась, ебанутая? — почему-то тянет Сукуна, чуть хрипло прокашливаясь, и разваливается на футоне. Уже раздевшийся до дзюбан и чуть смявшейся косимаки (п/а: несшитая нижняя юбка, надевалась поверх фундоси — набедренная повязка вместо трусов, — а сверху уже надевали штаны) мужчина выглядел невероятно уставшим и серым. Сильные бедра выглядывают из-под одежды, плавно переходят в сглаженные колени — чуть кривые из-за детской травмы, — и дальше в большие ступни, минуя круглые лодыжки. Вообще, Сукуна достаточно красив собой, если бы не его скверный характер, — так думает Арслан. — Да так, — она неопределенно взмахивает рукой и садится на футоне, собираясь раздеваться. — Как хочешь, — недовольно пожимает плечами Рёмен и закидывает руки под голову. — Знаешь, когда я стану еще больше, люди не будут с такой ненавистью смотреть на тебя. Арслан неприятно хмурится, стягивая с бедер хакама. Вспоминать колючие взгляды в спину было не очень приятно. — С чего это ты вдруг? — фыркает она. — Я и сама могу прекрасно за себя постоять. Ты это знаешь. — Но болевой порог у тебя все еще низкий, — недовольно морщится мужчина. — Слабачка. Впрочем, как хочешь. Люди не посмеют так с тобой обращаться, потому что ты будешь моей тенью. Сукуна поворачивается к девушке спиной, подкладывая руку под щеку, и шумно выдыхает. — Благодарю покорно, господин, — язвительно фыркает в ответ Арслан и заваливается на бок, устало прикрывая глаза. — Ночи. — Ночи, — бросает в ответ Сукуна, уже еле шевеля языком. Желать друг другу сладких и спокойных снов было глупо. Они оба это понимали, погружаясь в темноту собственных кошмаров.***
Сукуна долго размышляет, почему он так чувствует себя рядом с Арслан, и приходит к выводу, что ему просто скучно, а Арслан в этом плане — вполне неплохая игрушка, с которой всегда можно поцапаться, которую можно ударить, не боясь, что она пострадает. Это заметно облегчает жизнь, а разбираться в своих чувствах — последнее дело, на которое Сукуна вообще посмотрит. Он ненавидит думать о своих эмоциях, тем более — анализировать их. Так что намного легче признать, что он просто развлекается, чем пытаться найти глупую абсурдную причину привязанности к девчонке. Сукуна облегченно вздыхает, ухмыляясь уголками губ.***
— Встретимся в конце дня на той поляне, помнишь? я тебе показывала ее. Сукуна нехотя кивает и разворачивается в сторону леса, оставляя пересчитывающую деньги Арслан за спиной. Наверное, ему было все равно, — вот так расставаться с девушкой на достаточно большое количество времени. По крайней мере, он так думал. А ощущал совсем другое — в груди и горле что-то странно свербило, заставляя недовольно хмуриться все больше и больше. Сукуна встряхивает плечами. Ничего страшного ведь, правда? Сейчас эта тронутая уйдет из его поля зрения, и он успокоится — так всегда было. — Если ты попадешься жандармам, я не буду тебя спасать, — недовольно цыкает, чуть оборачиваясь. Арслан его почти не слушает. — Эй, какого хера ты меня не слушаешь? — Бла-бла-бла, “если ты угодишь за решетку, я тебя не буду спасать” и все в таком духе, — скучающе тянет себе под нос и встряхивает мешочек, позвякивающий монетами. — Но вряд ли обычный человек сможет меня просто так поймать, и ты это зна-а-аешь, — Арслан фыкркает и глубоко вздыхает, потягиваясь. — Ну и где твоя коронная фраза “прирежу, если потеряешь мои травы”? — едко бросает Рёмен. — Ты сам ее только что сказал, — Арслан игриво пожимает плечами и разворачивается. — До встречи, мой хороший. Идя по лесу, Сукуна думает, что давным-давно, оставляя эту девчонку рядом с собой, он не учел странный человеческий фактор (будь он тысячу раз проклят), и теперь вынужден расплачиваться за это, терпя неприятную привязанность.***
— Какого черта ты вообще туда поперлась?! КАКОГО ЧЕРТА, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ. Сукуна в бешенстве. Арслан еле-еле это осознает через мутную кровавую пелену сознания, кое-как чувствует смертельный жар, кажется, его тела и его дыхания. Сукуна в ярости. Арслан это почти ощущает, прижимая предплечья к изорванному животу. Кожа с мясом свисает куцыми лоскутами, склизкие коричнево-зеленые кишки вываливаются наружу. Арслан честно не знает, каким образом она все еще жива, — наверное, так действует Проклятая энергия. Возможно, тогда она впервые по-настоящему сильно завидует Сукуне, которому даже не надо напрягаться, чтобы регенерировать, хотя осознать это в полно мере не может — сил нет ни на что, тем более на то, чтобы разбирать слившиеся в одну кучу чувства. — Ты, блять, мне ответишь или нет, сука?! Этот рык слышится абсолютно везде и одновременно нигде. Арслан хочет ухмыльнуться, но ей что-то не дает.Девушка хрипло выдыхает и с трудом вдыхает. Туманное осознание, что ей чудом не изорвали легкие, наплывает как-то очень медленно и неясно, — об этом она будет думать потом. Если выживет. — Тупая дрянь, почему ты постоянно влетаешь в какую-то ебучую, беспросветную жопу, когда я отпускаю тебя от себя?! Блять. Чувствуя огромный жар вокруг себя, стараясь переключить свое внимание с боли на него, Арслан медленно теряет сознание, погружаясь в глубокую темноту с ярко-красными всполохами. Было больно. Чертовски больно. Но у Сукуны на груди — спокойно-жарко. Сукуна был готов уничтожить этот блядский город. Нет, он точно так и сделает. Ему нужно только унести чуть восстановившуюся Арслан в безопасное место, срастить раздробленные кисти рук и изорванный чем-то тупым живот. Он обязательно сотрет этот городишко с лица земли. Блядская девка, блядские люди. Сукуна утробно рычит, испепеляя взглядом дорогу перед собой, неосознанно прижимает к себе маленькое бессознательное тело. Плевать на безвозвратно испорченную одежду, на все плевать, главное — донести эту дуру живой, а потом разнести город в пух и прах. Хотя… Сукуна останавливается как вкопанный. Широко безумно скалится, оголяя желтовато-белые зубы: — А что мне мешает размозжить ваши черепушки прямо здесь и сейчас, жалкий подножный корм? — он хрипло смеется, откидывая голову назад. По рукам колюче струится немного нестабильная Проклятая энергия, устремляется к еле дышащей Арслан, залечивая раны. Сукуна поверхностно контролирует ее, на подсознательном уровне понимая, что если он залечит сразу все, может стать только хуже. Проклятая энергия тягучая, вязкая. Дышать невозможно, стоять ровно на ногах — тем более. Люди на улице задыхаются, испуганно шарахаются к стенам, беззащитно прикрывая лица и головы трясущимися руками и оседая — нет, сваливаясь, — на колени. Плотно сбитые между собой камни на дорогах выскакивают из пазух, буквально крошатся на глазах, когда Сукуна тяжело проходит по ним. Ночь наступает посреди дня, темнота с размаху бьет по затылку, не дает прийти в себя и приспособиться к окружающей обстановке. По небу плывут яркие огненные всполохи, сжигающие незащищенную кожу до волдырей. Сукуна в восторге. Яркий вкус, запах страха и подчинения, ужаса и повиновения — вот, что он искал всю свою жизнь. Вот, чего он добивается и обязательно добьется. Сукуна хохочет во всю глотку, и от этого безумного смеха с подвизгиваниями у еще живых людей лопаются барабанные перепонки. Громко. Невыносимо тяжело. Оглушительно зло. Ужас. Чистейший животный ужас. Сукуна расслабленно расправляет широченные плечи, и кимоно, и так сидевшее на нем впритык, с неслышным треском расходится по шву. Крепче прижимает Арслан к себе, совсем не заботясь, что от такого давления Проклятой энергии она может и не выжить. Плевать. Не выживет — слабачка. Не выживет — он выпнет ее на другой конец света, даст фору, а потом придет и наживую оторвет ей голову, выпьет бесполезный мозг и будет дальше использовать ее череп вместо кубка. Почетное звание, что скажешь, Арслан? Довольна? Сукуна опять хрипло, с подвываниями смеется, впиваясь когтями в полумертвое тело девушки. Люди уже почти все подохли. Какие слабаки. Какая падаль. Сукуна презрительно фыркает и сплевывает на какой-то труп. Ребенок? Кажется, та самая девочка, которой помогла Арслан. Неважно. Наплевать. Сукуна высоко хихикает, скалясь. Сукуна в последний раз оглядывает мертвые тела перед собой и фыркает. Разворачивается. Скучно. Буквально в ту же секунду за спиной раздается еле различимый шорох, и Сукуна заинтересованно оборачивается. Тут же расплывается в хищной улыбке, скаля острые клыки. Невысокая женщина, дрожащими расплющенными пальцами цепляясь за уцелевший камень на выступе стены, пытается приподняться и уползти из этого места. Испуганно поднимает глаза с лопнувшими сосудами на почти мгновенно подошедшего к ней Сукуну, моргает опухшими то ли от слез, то ли от отека веками и визгливо всхлипывает. Сукуна брезгливо морщится, кивает ей на свои пыльные ноги: — Целуй. Женщина вздрагивает, еще сильнее сжимаясь и не двигаясь с места. Сукуна рычит, брызжа слюной: — Я сказал “целуй”, псина. Голова женщины с силой припечатывается к левой ноге мужчины, который правой ступней надавливал на шишковатый затылок. Сукуна отвратительно морщится. Наверное, он раздавил бы ей голову, — Сукуна не знает. Но таби (п/а: таби здесь носки) изрядно намокли от слюны, слез, сопель и вязкой крови. Сукуна брезгливо сплевывает на волосы склонившейся перед ним женщины, тихо рыдающей на земле. — Будь благодарна мне, сука, что я оставил тебя в живых, — высокомерно тянет, вздергивая подбородок. — Иди и разнеси всему миру о том, что пришел Бог. А весь твой город поплатился за то, что тут пытались убить моего Пророка. Женщина всхлипывает, причитая, и сильнее зарывается изуродованным от удара лицом в землю. Сукуна несколько мгновений ждет, пока та придет в себя, но, когда этого не происходит, презрительно цыкает и с силой бьет пяткой по виску. — Мерзкая падаль. За спиной стена огня, сжирающего остатки мертвого города. Сукуна зло предвкушающе скалится, выравнивая Проклятую энергию, и с удовольствием отмечает черные рассеивающиеся отметины на руках. “Если это та самая сила, я хочу ее всю. Нет, — он фыркает и гордо прикрывает глаза, — я получу ее всю. И я получу кубок из черепа Арслан. Для нее это будет самая благородная кончина”.***
Сукуна чуть морщится, понимая, что ему бы сейчас пригодились все знания Арслан о травах. Вода тихо шипит, выплескиваясь из жестяного котелка на тлеющие угли. Сукуна наклоняется над Арслан, проверяет дыхание ладонью, переворачивает компресс на лбу прохладной стороной и хмурится. Органы в животе медленно срастаются, но Сукуна с недовольством осознает, что уродливый темно-розовый бугрящийся шрам все равно останется на теле. Мужчина аккуратно поправляет шины на запястьях и лодыжках, затягивает бинты покрепче. Шумно вздыхает, прикрывая глаза. Жаркий водяной пар обволакивает обнаженную спину, и Сукуна расслабленно поводит плечами, крутит головой, чуть похрустывая шейными позвонками. В чаще непривычно тихо. Не слышно ни надоедливого чириканья птиц, ни шебуршания животных в глубине леса. Казалось, что даже листья не шевелятся. Все погрязло в какой-то жгучей неприятной тишине, но Сукуне на это плевать. Ему бы выходить сейчас Арслан, не имея под рукой ни толкового справочника, ни, тем более, теплого помещения, где он мог бы спокойно остановиться на несколько деньков. Мужчина меняет камни вокруг Арслан, недовольно облизывает губы, смахивая с еле дышащей груди сухую землю (п/а: короче, такая хрень, чтобы не замерзнуть в лесу без всего, нужно выкопать две ямы — под себя и для костра,— так, чтобы они были рядом; если верить книжке, вы так не сдохнете от холода). Только что вытащенные из костра крупные булыжники неприятно пекут ладони, но Сукуна не обращает на них внимания, продолжая раскладывать их вокруг ямы. Вздыхает. Промакивает прохладной тряпкой грязно-кровавый пот на теле девушки. Еще раз вздыхает. Кашляет в кулак, брезгливо сбрасывая прозрачно-желтоватую мокроту с ладони на землю. “Что сказала бы Арслан, увидь она, в каком состоянии я сейчас? по ее вине между прочим, — Сукуна зло фыркает себе под нос и мотает головой. — Говорила ведь, чтобы раздетым не ходил, — Сукуна еще сильнее хмурится, не понимая откуда берутся такие мысли. — Но я отдал ей свою одежду, чтобы она тут не сдохла от обморожения и кровопотери как падальная псина.” Сукуна вздыхает, расслабленно скрещивая ладони на коленях. Он не знает, как долго Арслан проваляется без сознания, но тихое, почти мертвое дыхание вселяет небольшую надежду. Сукуна понимает, что он сделал все, что мог, и теперь остается только ждать, пока Арслан возьмет себя в руки и наконец очухается. Сукуна скалится. “Только посмей так сдохнуть. Я найду тебя в самом забитом далеком углу Преисподней, бессовестная ты дура”.***
Арслан подрывается с места глубокой ночью, когда Сукуна поверхностно дремлет, сидя где-то недалеко. Сгибается пополам, хватаясь руками за горло, схаркивает на колени кровавые плотные сгустки, трет пальцами слезящиеся глаза. Сукуна в следующую же секунду оказывается рядом с ней, осторожно придерживает теплой ладонью под лопатками и укладывает обратно на землю, не обращая внимания на мертвенно холодные пальцы, вцепившиеся в его грудь. — Во… д… вод… ы… — шумно хрипит Арслан, пытаясь держать глаза открытыми. — Молчи, идиотка, — рычит в ответ Сукуна, вытирая с сухого подбородка девушки мутно-розовую кровавую слюну, нашаривает за спиной охлажденную кипяченую воду и подносит котелок к спекшимся потрескавшимся губам. Арслан глотает воду жадно, пока Сукуна не шипит “осторожнее пей, ебнутая. Я не собираюсь еще и желудок тебе промывать, утопишься в собственной блевотине”. Девушка болезненно улыбается уголками губ и обессиленно выдыхает неразборчивое “спасибо”, но Сукуна, похоже, понимает и хмуро кивает в ответ, почти сразу же одергивая себя. — Мы с тобой… прокля...ты, Су...куна… зна… знаешь? — неслышно шепчет Арслан, прикрывая глаза, когда силы потихоньку начинают к ней возвращаться. — Тебе что-то не нравится? — лениво бросает через плечо Сукуна и медленно прикуривает тоненькую кисеру (п/а: японская курительная трубка). Горький дым медленно ползет вверх по носоглотке, и мужчина медленно выдыхает куда-то в небо. Арслан еле заметно мотает головой, но Сукуна все равно это видит и усмехается себе под нос. — Есл...и я уй… уйду, — девушка тяжело, со свистом вдыхает и закашливается. Сукуна недовольно смотрит на нее. Зло хмурится, сжимая в зубах мундштук. — Я ста...ну проклятой… в нескольк...о раз бо...ль...ш... — она опять хрипло, с присвистом кашляет. Сукуна цыкает. — Захлопни уже свой поганый рот. Спи.