Победа над Великим Королем

Иваизуми, переодевшись в более удобную одежду, шагнул в дверной проём. — Эй, Ойкава, ты хотел... — начал он и замер. Ойкава, не сводивший глаз с брошюр, наконец моргнул. Он не мог решить, то ли хочет слишком много сказать и не может выбрать, то ли просто забыл все слова. — Это, — растерянно произнес Иваизуми, — дали мне... — Он сделал осторожный шаг к Тоору, как к дикому животному, которого можно спугнуть. Тот прикусил язык. «Если они не нужны тебе, тогда зачем ты их хранишь? Кажется, ты говорил, что скажешь мне, когда окончательно решишь...». — Хорошо ли ты провел время на севере? — спросил Ойкава, не выдавая все свои мысли. — Я не просил этого, Ойкава. — А я вообще не об этом, — склонил он голову. Наступила тишина. Иваизуми уставился на что-то будто бы сквозь него. — Я... работал? — наконец ответил он. Трусливый ответ. Палец Ойкавы постукивал по верхней брошюре. — Ты решил. — Нет, — глаза Иваизуми немного потемнели. — Я же сказал тебе... Ойкава усмехнулся: — Да, хорошо... Ты мне ничего не сказал. Ты ни словом не обмолвился о том, как всё прошло. — Нечего говорить. Ойкава сделал медленный, успокаивающий вдох. В нём разгорался пожар. Будь это кто-нибудь другой, — и он разорвал бы этого человека на куски. Кто-нибудь другой, — и он не стал бы сдерживаться. Но он смотрел на Иваизуми и не мог. Он был расстроен, но все равно не мог. — Я просто хочу знать, о чем ты думаешь, Ива-чан, — уставился на него Ойкава своими большими глазами. — Мне действительно нечем поделиться, — сказал тот почти спокойно, покачав головой. Ойкава уставился в пол. — Сколько ещё? — спросил он, поднимая глаза. — Как долго это будет продолжаться? Иваизуми застыл с таким пустым взглядом, что мог бы сойти за манекен. Ойкава смотрел на него с точно таким же лицом, как будто уже был испуган ответом. Наконец Иваизуми прочистил горло, сжал челюсти и стиснул зубы. Ойкава облизнул губы: — Это больно. Иваизуми все еще молчал, но стальные глаза смотрели непоколебимо. — Ну? — спросил Ойкава. Иваизуми покачал головой. Он с трудом сглотнул, плотно сжав губы. Ойкава кашлянул еще раз и печально рассмеялся. — Может быть, — сказал он, направляясь к двери, — я пойду? Ойкава сделал несколько шагов, но Иваизуми схватил его за запястье. Тот отмахнулся и взялся за дверную ручку. Иваизуми хлопнул рукой по двери. — Нет, — сказал он. — Не в этот раз. Ойкава медленно наклонил голову и раздраженно посмотрел на него. Сердце забилось в более быстром ритме. Он толкнул Иваизуми в плечо и распахнул дверь. Тот снова захлопнул её. Ладно. Ойкава отпустил дверную ручку и толкнул Иваизуми в грудь, прижимая спиной к стене. Тот схватил его за рубашку и притянул к себе, резко соединяя их губы в поцелуе. Ойкава немедленно вцепился ногтями в футболку Иваизуми, выплескивая всё напряжение в поцелуй, до самых синяков. Но ему это было нужно. Иваизуми шагнул вперед, резко меняя позиции и теперь прижимая Ойкаву к стене. Тоору раскрыл рот, впуская горячий язык. Его и без того учащенное сердцебиение стало ещё быстрее, находясь почти на грани возможного. Ещё грубее. Прогнать беспокойство с помощью ощущений. Иваизуми просунул колено между его ног, яростно терзая его губы. Ойкава выдохнул через нос и потянул за футболку Иваизуми с такой силой, что услышал, как натянулась, грозя разорваться, ткань. Ива-чан хмыкнул, прежде чем оторваться от его рта и вонзить зубы в его шею. Это определенно оставит синяк. Ойкава простонал, сжимая чужое бедро своими ногами. Иваизуми схватил его подбородок двумя пальцами, удерживая голову на месте и слишком мягко целуя в шею. Плечи Ойкавы задрожали. Иваизуми легонько целовал его кожу, нежно скользя языком за ухо, прежде чем осторожно прикусить мочку, как будто она была сделана из стекла. По коже побежали мурашки, и теперь он дрожал, словно от холода. Иваизуми выдохнул на влажную кожу, а затем снова укусил со злобной силой. Ойкава застонал и выгнулся, прижимаясь к стене. Предэякулят уже густо вытекал из его члена. Этого было достаточно. Иваизуми отступил, дернул его за рубашку и, развернув, подтолкнул в сторону спальни. Ойкава стянул рубашку через голову по пути и ловко расстегнул пуговицу на брюках. Иваизуми уже сбросил одежду к тому времени и толкнул его на кровать. Ойкава упал на неё животом и отскочил от матраса, фыркнув от удара. Иваизуми немедленно опустился на колени, сорвав боксеры Ойкавы с бедер и раздвинув его ноги без колебаний и изящества. Но у Ойкавы даже не было времени подумать о смущении; в следующий же момент Иваизуми провел языком между ягодиц, задевая им уже пульсирующее колечко мышц. Он застонал. Иваизуми погрузил в него язык, и отчаянные вздохи Ойкавы затопили пространство. Он старался не хныкать. Это было хорошо, но недостаточно. Нужно было что-то большее. Агрессивное. Иваизуми, очевидно, чувствовал то же самое. Он резко оставил Ойкаву, потянулся к кровати, быстро вылил смазку на пальцы и так же быстро растянул его. Ойкава сдерживал рваные звуки, упорно вырывающиеся изо рта, отдающиеся вибрацией в груди. Это было нечестно. Обычно Иваизуми не торопился. Обычно он заставлял каждую его жилку и нерв трепетать в предвкушении. Но даже без этого он так хорошо знал его, что теперь все это было совсем, вообще не нужно. Он растягивал его в проверенном ритме, и тело Ойкавы дрожало, умоляя о большем. Иваизуми сжал пальцы так, что Ойкава буквально почувствовал, как его глаза стекленеют, а напряжение скапливается над веками. Он испустил слабый, сдавленный вздох. Он не хотел, чтобы Иваизуми видел его таким, — обезумевшим, отчаянным от чего-то такого простого. Но затем Иваизуми отстранился и перевернул его на спину. Когда он наклонился над ним и его лицо было всего в нескольких дюймах, Ойкава, наконец, понял, что тот с трудом дышит, его грудь вздымается достаточно сильно, чтобы его плечи тяжело поднимались и опускались. Его глаза были широко раскрыты, и Ойкава понял, что они выглядят точно так же, как его собственные: слишком открытые и, может быть, немного остекленевшие и испуганные, но голодные. Или, скорее, отчаянные. Ойкава вздохнул и коснулся его щеки. Иваизуми сглотнул. Казалось, он хочет что-то сказать, и Ойкава просто слегка кивнул. Тот моргнул, а затем подтолкнул его, чтобы он забрался выше на кровать. Он обливал себя смазкой, пока Ойкава устраивался поудобнее. Сердце безудержно колотилось. Иваизуми погружался в него медленно, широко растягивая так, что в глазах Ойкавы заплясали красные искры, и он откинул голову назад. Иваизуми испустил тяжелый вздох, как будто ему было больно. Растяжка была такой приятной, что Ойкава мог бы захныкать. Вместо этого он просто позволил себе растаять, впившись пальцами в плечи Иваизуми. Он был так полон, что не мог ничего сделать, кроме как стонать и поглощать обжигающий жар, как будто это было единственное, что заставляло его сердце биться. Не было никакого шепота имен. Не было слов. Был только скрип матраса, влажные шлепки и стоны. Это был шелест листьев в темноте, тихое жужжание цикады. Это была тишина, которая совсем не тишина. Естественно. Это было естественно. Но это было окрашено отчаянием, и с каждым моментом оно всё нарастало. Его волны накатывали друг на друга, грозя утопить в себе обоих. Иваизуми обхватил его член, и Ойкава ахнул, когда ладонь мягко скользнула вниз. Пульс громко забился в ушах. — Ива-чан, — выдохнул Ойкава, когда тишина в комнате снова навалилась на него. — Ива... Иваизуми крепко сжал основание члена, и Ойкава поперхнулся вдохом. — Ива-ча... — Нет, — прогрохотал голос Иваизуми. Ойкава моргнул. Его глаза расширились. Он чувствовал, что задыхается, хотя мог легко набрать воздух в легкие. — Ива-чан, — попытался он снова, чувствуя себя задушенным. — Нет, — на этот раз голос Иваизуми звучал напряженно. Было слышно, как тот скрежещет зубами. Он наклонился и укусил Ойкаву за шею, глубоко погружаясь в него. — Ах, Хаджиме... Иваизуми отпустил его член и заскользил ладонью вверх и вниз, несколькими быстрыми движениями проводя большим пальцем по головке. Позвоночник Ойкавы полностью расслабился от удовольствия, когда он наконец кончил. Он уткнулся лицом в шею Иваизуми, обхватив его за плечи, и на этот раз, возможно, он всхлипнул. Иваизуми вздохнул и опустил голову. Ойкава слышал, как он стиснул зубы, сдерживая ворчание. Тоору запустил пальцы в его волосы как раз перед тем, как Иваизуми прошипел его имя и кончил, несколько раз толкнувшись бёдрами и издав низкий стон. Ива-чан медленно выскользнул и рухнул рядом. Они уставились в потолок. Никаких слов. Никаких прикосновений. Только тяжелое дыхание в ночном воздухе. Ойкава пошевелился, осторожно прижимаясь к груди Иваизуми. Сильные руки обхватили его, крепко прижимая к себе. Но это не было похоже на настоящую связь. Было тихо. Есть такое чувство — чувство, когда два человека отчаянно нуждаются друг в друге, но все еще не уверены, смогут ли держаться вместе. Это преступление, и кажется, что кто-то должен взять вину на себя. Такое чувство, что кто-то должен взять на себя ответственность. Потому что как могла такая ужасная боль остаться безнаказанной? Но он и Ива-чан будут страдать вместе. Это не вина Иваизуми, но в то же время и его. В конце концов, Ойкава не чувствовал бы себя так, если бы не любил его. Ойкава чувствовал себя заложником собственного сердца. Он знал, что они оба, вероятно, чувствуют одно и то же, но это не помогало отделаться от чувства одиночества. Человек, на которого он хотел положиться и на которого он больше всего хотел опереться, не мог помочь ему. Потому что испытывал то же самое и был так же потерян. Ойкава медленно сел, чтобы натянуть брюки и рубашку обратно. Легко, небрежно, не заправляя. Все время он чувствовал на себе взгляд, но не потрудился встретиться с ним. Он вышел на кухню, чтобы взять стакан воды. На этот раз он хотел гамбургер. Он быстро проглотил жидкость, снова наполнил стакан и прошел с ним в гостиную, где на пороге балкона, засунув руки в карманы, стоял Иваизуми, так же небрежно одетый. Ойкава чувствовал, что если бы он выбирал момент, чтобы закурить, то выбрал бы именно этот, поэтому странно было видеть Иваизуми таким пустым. Он поставил стакан с водой рядом с брошюрами о квартире и подошел к Иваизуми сзади, положив подбородок ему на плечо. Тот повернул голову, целуя его в висок. Через мгновение Ойкава отстранился и вздохнул. Он чувствовал, как эмоции сжимают его грудь. Они оба были натянуты, как тетива лука. Оба напряжены, смущены и разочарованы. — Я должен сказать кое-что важное. Иваизуми повернулся к Ойкаве, ожидая продолжения. Тот смотрел в пол, сжимая и разжимая кулаки. — Я... — Как же это сказать лучше всего? Как подобрать правильные слова? — Я не хочу, чтобы ты принимал меня во внимание, когда будешь решать. Иваизуми медленно склонил голову набок. — Мои чувства, — поправил себя Ойкава. — Я не хочу, чтобы это касалось меня. Делай как знаешь. Это то, чего я хочу... Чтобы ты был счастлив. Иваизуми внимательно наблюдал за ним. — Сделай это для меня, хорошо? — Ойкава почувствовал, как мир перед глазами поплыл и подернулся полупрозрачной дымкой. Проклятье. Снова. — Я справлюсь с этим, но не с твоим сожалением по поводу чего-либо из-за меня. Так что действуй в соответствии со своими чувствами и не вмешивай это в мои. Иваизуми открыл рот. Взгляд Ойкавы скользнул в сторону: — Я должен идти, прямо сейчас. Потому что я просто... — он повернулся, сделал шаг, а затем почувствовал легкое прикосновение к своей спине. — То... — неуверенно начал Иваизуми. — Тоору, я... Глаза Ойкавы расширились, когда он почувствовал, что рука на его рубашке задрожала. Послышалось тихое шипение. — Так не должно было быть, — Ойкава почувствовал, как его плечи поникли от тяжести в словах Иваизуми. — Этого не должно было случиться. С тобой... Ойкава уставился в пол. Он знал это. — Не мог бы ты... остаться... Сердце Ойкавы кольнуло. Он всегда думал, что хочет, чтобы Иваизуми мог быть уязвимым рядом с ним, но теперь, когда это происходило, он беспокоился, что не может его по-настоящему поддержать. Ойкава снова сглотнул, повернув голову в сторону. Он медленно вздохнул. Эта просьба успокаивала, независимо от того, как прозвучала, и он двинулся в сторону кухни. Иваизуми опустился на диван. Ойкава порылся в холодильнике, достал коробку и взял две вилки. Он вернулся в гостиную, сел рядом с Иваизуми и протянул ему одну. Тот моргнул, но принял её, не сводя с него глаз. Ойкава посмотрел в коробку, открыл крышку и ткнул вилкой в первый попавшийся десерт, поднося его ко рту Иваизуми. Глаза Иваизуми наконец оторвались от лица Ойкавы, чтобы рассмотреть поднятую вилку. А затем он закрыл глаза и обхватил её губами. Ойкава наблюдал, как работали его челюсть и горло, прежде чем Иваизуми слегка замурлыкал и открыл глаза. На этот раз Иваизуми заглянул в коробку, провел вилкой по новому десерту, а затем поднял его для Ойкавы. О, это было действительно хорошо. Следующим Ойкава поднёс кусочек пирога, щедро намазанный взбитыми сливками, и, когда Ива-чан наклонился вперед, он ударил его по носу. Иваизуми открыл глаза, чтобы бросить на Ойкаву взгляд, который невозможно было воспринимать всерьез. Только не со взбитыми сливками на кончике его носа. Ойкава улыбнулся. Иваизуми смахнул взбитые сливки с пирожного в коробке и провёл пальцами по лбу Ойкавы. Ойкава пискнул и бросился на него, вытирая сливки с лица и размазывая их по щеке Иваизуми. Ива-чан рассмеялся и сцеловал сладкие следы с лица Ойкавы, крепко прижимая его за талию. Ойкава уткнулся ему в плечо. Он не был уверен, почувствовал ли Ива-чан слезы, которые скатились на его кожу, но это не имело значения. Они были рядом, и иногда этого бывает достаточно.