Благими намерениями устелена дорога в Ад

И ты ширяешься. Больше и больше. Ты выбрала ширяться вместо того, чтобы выбрать борьбу. И ты стоишь в красивой небесной ванной с высокими потолками и золотой точеной в мраморе раковиной. А кажется, честно, кажется, что ты в раздолбанной квартире со ржавым краном и жесткой проточной водой. Будто электричество отключили за неуплату, и ты смотришься в грязное неотмывающееся зеркало в чёрном налёте и не узнаешь человека в отражении. Десны кровоточат. Регенерация, говорите. Я вижу, мы с этой вашей регенерацией ебали рты друг друга. Это щемящее одиночество. Хуже, чем всё. Хуже, чем опиумные отхода, хуже, чем изнасилование, хуже, чем в один день потерять самых близких. Хуже, чем не сдать самый важный экзамен, хуже, чем разбитое сердце, хуже, чем поссориться с мамой перед её смертью и не успеть извиниться. Хуже, чем земная и небесная жизнь. Как же это всё ярко, весело, приятно и ахуенно. Как же мерзко, пусто и промозгло это всё. Что делать со всей этой болью? Куда деться от того, что стала рабом несправедливой системы, вырваться из которой не представляется возможным? И когда найдется ответ хотя бы на один вопрос из всех, что каждый день появляются в голове? *** — Человек со свободной волей не может быть назван рабом. Эпиктет так говорил. — из-за спины будто возник мужской голос, — а ещё он говорил «Кто свободен телом и несвободен душою, тот раб, и, в свою очередь, кто связан телесно, но свободен духовно — свободен». Жаль, что ты появилась здесь так поздно. Я бы вас познакомил. — Не читай мои мысли, Асмодей, меня это бесит. Она развернулась — молодой Демон стоял перед ней с небольшим жёлтым букетом и слегка улыбался. С той вечеринки прошла целая неделя, и он не изменил своему галантному поведению. Вопреки её предположениям, он не превратился в мудака на следующее утро, не сделал вид, что её не знает и стал унижать её перед всей школой. Нет, он не вёл себя как помешанный фанат, карауля за углами и предлагая руку и сердце — просто был милым и, наверное, начинал ухаживать, как обычный парень. Надо признать, что и Вики не вела себя как умалишенная — ей не мешало его внимание, но и восторгов не вызывало. Сложно снова обрести возможность влюбляться, когда ты мёртв внутри. Ко всем действиям по отношению к ней, от насилия до ухаживаний, она относилась с принятием и смирением, потому что чувствовала, что больше не распоряжается собой. И оттого просто принимала всё происходящее как должное, не пытаясь вмешиваться. Неделя прошла спокойно — желающих отыметь её заметно поубавилось. Может быть, пропал эффект новизны и популярности новоприбывшей Непризнанной, а, может, дело в чём-то другом. Но у неё получалось заниматься учёбой, проводить время с Мими и Ади, и, конечно, заниматься своим излюбленным делом — сидеть у обрыва в одиночестве, закинувшись таблетками и разбавив мысли косяком. Думать обо всем сразу и ни о чем, отдыхая от реальности. — Я вижу, что ты не в духе. Но я знаю, как тебя развеселить. Мы отправляемся на Землю. — Сегодня выходной, я не отправлюсь на задание. — А разве я говорил, что мы летим на задание? Так… небольшой отпуск. Ты утонешь в своих мыслях, если будешь дальше сидеть здесь одна и составлять упаднические монологи в голове. Это тебе. Он протянул жёлтые гиацинты, обвязанные сине-зелёной лентой. Необычное сочетание для букета. Выбор цветов и ленты точно должен что-то значить, но имеет ли это значение для Вики Уокер? Есть ли в ней силы вообще чем-то интересоваться? — Цветы? Спасибо, но зачем? — Я вычитал, что у вас на земле так принято. Как же это называется… Знак внимания? — Да, но ведь мы не на земле. И я больше не имею с ней ничего общего. А что дарят на Небесах? — Это хороший вопрос. У нас есть всё, и нас не удивишь подарками. Мы выражаем признательность другими способами. Покровительством и защитой, в первую очередь. Поступки говорят громче любых вещей. — Я не знала, что Демоны — такие романтики. — Не путай манеры и воспитание с излишним пристрастием к внешнему. — Так значит дело в воспитании? — Учтивые манеры не всегда говорят о добродетелях, но они хотя бы создают видимость этих свойств, и человек по внешности кажется таким, каким ему следует быть по сути. — Опять кого-то цитируешь? — Лабрюйер. Французский моралист. Асмодей вызвал водоворот, осторожно обнял девушку за плечи, и они вместе отправились в место, где она никогда не была. *** Рейкьявик величествен. Здесь холодно и снежно, но чувствуешь себя будто окутанным в плед — тёплый жёлтый свет, необъятные горы и пар изо рта. Если бы её любимое состояние блаженной накурки на закате у обрыва было бы городом, это бы был Рейкьявик. Холодно и одиноко, но безмятежно внутри. — Исландия, серьезно? — Люблю эту страну. — И за что же? — В Исландии есть специальное слово для пожелания удачи — «hvelreki». Это означает буквально «Чтобы у вашей усадьбы на берег выбросился кит». У исландцев свое представление об удаче, а ещё они очень честные. У них нет деления на высшее и низшее общество, нет чинов и не принято кичиться богатством. Они с детства зовут друг друга по имени, а на праздники ты можешь зайти в дом к президенту и разделить с ним кофе. Все знают всех и не притворяются моногамными и духовными, легко меняя партнеров, если не сошлись характерами — но духовнее исландцев людей на земле я не знаю. — Так… зачем ты привёл меня сюда? — Ты думаешь, на всё есть свои причины? Может быть, я просто пригласил тебя погулять. — Я не верю тебе, Асмодей. Ты ничего не делаешь просто так. — Ты думаешь, что так хорошо меня знаешь. Раскрыла, как книжного персонажа. Я злой и двуличный, делаю все из своей выгоды и думаю только о себе. А ещё меня должна пробудить любовь прекрасной дамы, и я стану нежным, живым и настоящим. Так? Глаза Вики мгновенно вспыхнули. — Нет, не так. Нихрена не так. Ты просто невыносим. И ты тоже делаешь вид, что знаешь меня — думаешь, что прочитал мои мысли и увидел примитивное мышление, а теперь щёлкнул по носу и поставил в ступор. Будто я маленькая девочка, а ты такой проницательный Бог, снисходительно за мной наблюдающий. Ты никогда не узнаешь, что я думаю о тебе, может быть, я вообще о тебе не ду… Она не успела договорить, потому что Демон пальцами приподнял её подбородок и впился в губы. Это был сильный и настойчивый, но нежный и вдумчивый поцелуй. Вики возгоралась за минуту, разгоняя свою злость до скорости звука, но так же быстро успокаивалась под влиянием Асмодея. Его не заботила её вспыльчивость — он всегда был внешне спокоен, но титаническая сила внутри подчиняла и обезоруживала. Асмодей накрывает этой силой, собирает все искрящиеся молнии внутри, забирает страх, успокаивает войну в голове, и всё становится неважным. Это блэкаут и возрождение, клиническая смерть и белый шум, сигнализация скорой помощи и блаженная тишина. Это лучше опиума и лучше травы, эти секунды растягиваются на часы в пьяном воображении, и мир сжимается до пылинки, которая падает на щёку, и ты внезапно всё понимаешь. Ты вдруг видишь всё вокруг таким прозрачным и чистым, таким великим и несущественным, что все призраки в голове затихают, прекращая борьбу. Холодный Рейкьявик и обжигающий бледнолицый Демон с красным румянцем, который властно закрывает собой от всего мира и от себя самой — своего самого страшного врага и беспристрастного судьи. От единственного Бессмертного, который хочет тебя убить. Но потом он разрывает поцелуй, и ты возвращаешься на землю. И это далеко не мягкое приземление. — Может быть, ты вообще обо мне не думаешь. Но это не значит, что я не думаю о тебе. *** Дальше они шли молча. Ветра Рейкьявика не благосклонны к случайным туристам, даже если те прибыли с Небес. Контраст свистящих потоков воздуха убивает, но кто мы без него? Если единственный способ по-настоящему отдохнуть — до смерти устать, чтобы было неважно, куда падать — в небесную постель с балдахином или просевший матрас на полу, то единственный способ почувствовать тепло между двумя людьми — до костей промёрзнуть. И Вики шла за парнем в бордовом пальто — слегка нахмуренным из-за холода, но стойко пробивающимся через исландскую стужу. И ей не было холодно. Подняв заснеженные ресницы, она увидела то, о чём могла только читать в книжках или слышать в рассказах. В какой-то момент ей даже казалось, что это выдумка — городская легенда, которую складывают для того, чтобы в сером мире было проще жить. Будто у природы есть такие явления, которые не опишешь никакими словами, не запечатлеешь на пленку и не расскажешь, не потеряв сути. И когда знаешь, что где-то такие чудеса правда есть, появляется смысл жить — терпеть превратности судьбы, пробиваться через трудные дни и каждый день проживать свой день сурка, чтобы однажды это увидеть. Это — северное сияние, неучтённое чудо света. Место, где встречаются небо и земля, хотя, скорее, место, где нет деления на небо и землю. Это будто портал в другой мир — мир без лжи и грязи, интриг и выяснения отношений, без боли и отчаяния. Там всегда тихо, тихо, чтобы не нарушить покой природы. Природы, которая была здесь до нас и будет долго после, когда мы уйдем. Которую не беспокоят наши страсти. Которая самодостаточна в своём одиночестве. Фиолетовый, малахитовый и синий. Большая вселенная, до которой нельзя дотронуться руками, но можно коснуться сердцем. Вики зачарованно смотрела на открывшийся ей пейзаж. Она не могла оторвать глаз от полярного свечения и чувствовала, будто оно наполняет её изнутри, излечивая все раны и унося с собой боль. Второй раз за вечер она воскресала — в этот момент танатос не тянул её к себе, и щемящее желание закончить всё отступало перед величием небесных просторов. Легенды были правы — ради этого стоило бороться, стоило терпеть и оставаться сильной. Чтобы увидеть, что такое сила на самом деле. Асмодей подошел сзади и обнял её. Они без счета времени стояли так, окруженные льдом и светом, пока он не начал негромко говорить, сместив взгляд от сияния на её плечи. — Будет день, когда ты забудешь меня, Вики. Жизнь на земле коротка, и поэтому ты помнишь людей из своего детства, но здесь мы живём бесконечно. И если бы Бессмертные не имели свойства забывать, они бы всю жизнь проживали в боли. Пройдут сотни лет, и я знаю, что ты будешь такой же — непокорной и вспыльчивой, но неизменно прекрасной. Я не знаю, где буду я, но я тоже тебя забуду. По-другому не может быть, таковы законы природы. Я обещаю, что забуду, и ты пообещай мне. Иначе всё это не имеет смысла. Но если однажды утром ты проснешься, и твой нос защекочет запах сосен, яблок и базилика, теперь ты знаешь, куда идти. Меня здесь не будет, но воздух здесь, на краю Рейкьявика, будет всегда нас помнить. Вики развернулась к нему — её глаза были наполнены слезами. Может быть, из-за ветра. Может быть, из-за холода. Может, из-за окружающей её красоты. А может быть из-за того, что она первый раз за долгие годы почувствовала, что теряет что-то, что ещё не успела толком обрести. Он закончил фразу и поцеловал девушку в висок, ближе притянув к себе и укрыв крыльями: — Помнить моё заворожённое холодное дыхание и тебя, захватывающую дух.