Он всего лишь разбил мое сердце. А ты разобьешь мою жизнь.
28 марта 2021 г. в 15:22
Примечания:
Сегодня я опубликую еще одну главу, но не сюжетную — там я написала огромное сообщение и ещё раз прояснила некоторые важные детали этой работы, чтобы мы лучше друг друга понимали и могли идти дальше.
Это же — глава без таймлайна. Для сюжета не имеет значения, в какой именно день Вики написала это письмо. Это вырванная из дневника запись, чтобы приоткрыть читателю некоторые уголки души героини.
Если есть возможность включить музыку (это уже традиция глав с письмами, видимо), пусть это будет M83 — Wait. Она незабываемая.
«Казалось, я забыла о своей привычке писать письма. Полезное быстро забывается, особенно если для него нужно прилагать усилия. Но, думается, я сойду с ума, если не выплесну всё на бумаге — оставшись в моей голове, эти мысли отравят меня, а я не могу больше подвергать свою душу этой интоксикации. Я хочу освободиться, и, не будучи честной с тобой хотя бы в том, что не скреплено договором, я не приближусь к своей цели.
Последнее время ты снишься мне всё чаще. Иногда, поздно ночью, я долго не могу заснуть. Волны разбиваются о моё сознание, а потом накрывают с головой. Блаженный сон кажется далёким и невозможным, но, как только мне кажется, что я наконец падаю в объятия Морфея, ты приходишь ко мне. Первым я вижу силуэт, вторыми — твои глаза. Темно-бордовые, с отливом липового мёда. Свет луны смягчает уже знакомые мне черты, и я искренне тобой любуюсь.
Мы ссоримся и миримся, целуемся и занимаемся любовью. Каждую ночь я проживаю как отдельную жизнь. Ты исповедуешься мне и рассказываешь то, чего никогда бы не сказал вживую. Заправляешь прядь мне за ухо, смотришь на мои губы, и я прижимаюсь щекой к твоей ладони, как к спасательному кругу. Ты говоришь мне «Ты ведь знаешь, скоро мне нужно уходить». И я говорю «Знаю».
Говорю «Знаю», и глаза наполняются солью. Моргаю, и слеза скатывается с щеки — щиплет, но напоминает, что я жива. Из-за слёз взгляд становится мутным, и всё расплывается. Ты уходишь. Встаёшь и подходишь к окну, обернувшись на прощание. Улыбнувшись, легко и печально, отчего мне только тяжелее тебя отпускать.
Но я просыпаюсь, и, хотя мне кажется, что простыни еще пахнут тобой, что кровать сохранила тепло твоего тела, — в комнате никого нет. И я чувствую опустошение. Звенящую пустоту, будто у меня забрали что-то важное. Приходится напоминать себе, каждый раз осознавая, как в первый, что тебя здесь никогда не было. Не было ночью в моей кровати, открытого, чистого и честного. Близкого и обнаженного — душой и телом.
Потому что я здесь, в своей комнате, одна, снова смотрю в потолок. И, прикасаясь к своему лицу, растираю слезы. Даже зная, что это сон, я всё ещё помню твою ладонь на своей щеке. И это одновременно прекрасно и разрушающе больно.
Днём я привыкаю к мысли, что скоро мы не будем знать друг друга, что я сделаю правильный выбор и отпущу тебя, наконец выбрав свою свободу. Избавлюсь от привязанностей и слабостей и смогу зажить своей жизнью. Днём эта мысль кажется мне единственно верной. Но в такие ночи, когда ты здесь, роднее всех, кого я когда-либо встречала, роднее без весомых тому предпосылок — без знакомства, без отношений, без всего совместного, я не знаю, что буду без тебя делать. Я снова построила свои чувства на иллюзиях, на снах и мороках, и они так реалистичны, так гармонично сплетаются с нашими утренними встречами, с нашими тяжелыми разговорами, с нашими вместе прожитыми уроками и обидами, что мне кажется, что я знала тебя всегда. И такого тебя, хранящего вокруг нас целую историю, несущего путь от ненависти до настоящей дружбы, мне тяжело отпускать. Мне страшно от мысли, что я отказываюсь от чего-то, что обещает большую дорогу.
Но страшнее всего другое. Я боюсь, что когда я откажусь от тебя, когда все воспоминания сотрутся и мы пойдем своими путями, больше не соприкасаясь руками на уроках и не встречаясь понимающими взглядами в коридорах, я боюсь, что ты всё ещё продолжишь мне сниться. Это уничтожит меня. Потому что проживать полные счастья ночи во сне и не знать твоего имени, днём, — это то, к чему я не готова. Я окончательно сойду с ума — неважно, будет у меня опиум или нет.
Люцифер, жизнь играет со мной в прятки, — танцует, обнажая клинок. Каждый раз, когда кто-то становится мне дорог, когда мне кажется, что я смогла прикоснуться к чьей-то душе, она обрушивает на меня правду: всех, кого я любила, никогда не существовало. Это мой дар и моё величайшее проклятие. Я думала, что худшая уловка моего блуждающего сознания — это поверить в Асмодея. Но это не так. Злость на него заменила мои сантименты, вытеснила тоску и я смогла рассудить его поступок без сердечной привязанности. Но ты… Как можно было переплюнуть меня в моей жесткости? Почему рядом с тобой я чувствую себя ещё ничего не знающей, мягкой и не познавшей ничего, но благословенной твоим покровительством? Почему, в отличии от чувств к Асмодею, сейчас моё сердце не подсказывает, что что-то здесь не чисто, а тянет меня к тебе, снова и снова? Будто здесь безопасно, будто здесь нет подвоха. И если тебя в моих снах действительно не было, а я знаю, что это так, я не смогу рационально рассудить это так же, как смогла с Асмодеем. Потому что, оказавшись иллюзией, он всего лишь разбил мое сердце. А ты разобьешь мою жизнь.
А ещё я вспоминаю, как фотографию, как ткань, как рельеф и запах, в мельчайших подробностях — тот день в вагоне, когда ты показал мне правду. Как ты целовал мои шрамы. Говорил, нет, обещал, что мы справимся. Жмурился от боли, но показывал свою слабость. Преодолевал вместе со мной свою склонность обрывать фразы и недоговаривать и научился быть со мной честным, даже когда было тяжело. Снисходительно относился к моим рыданиям, потому что знал, что в них рождалась новая я. И тогда, — мне кажется, только кажется, — что ты в жизни и ты во снах — один человек.
Но чтобы принять решение, содрать пластырь и продолжить жить ради себя, не отвлекаясь на постоянные мысли о стойком, мудром и янтарно-теплом тебе, я должна оставить всё это в письме и деспотично напоминать себе, что того тебя не было. Никогда не было тебя такого, каким ты приходишь ко мне ночью.»
— Был.
— Что?
Вики резко обернулась, оторвавшись от письма, но в комнате снова было пусто.