Suis moi. Fuis moi.

      По истечению минут двадцати девушке удалось выровнять дыхание. На шее всё ещё ощущались прикосновения холодных пальцев. Сердце перестало колотиться с бешенной скоростью и почти восстановило свой привычный ритм, а от слёз остались лишь влажные дорожки потекшей подводки, которые она увидела в отражении зеркала. Истерика прекратилась, хотя тело временами пробивало на мелкую дрожь. Она почувствовала острое желание проветриться, сию же минуту. Поэтому, смыв остатки макияжа и промокнув лицо одноразовым полотенцем, Ванда вышла из туалета, направившись в сторону выхода.       Максимофф даже не подумала о том, что куртка осталась в её шкафчике, который находился в противоположной стороне от ведущих на спортивное поле дверей. Не задумалась о том, что на улице минусовая температура, и она с легкостью может подхватить простуду. Не говоря уже о том, что погрузится в столь ненавистное ей ощущение холода. Главным было получить хотя бы глоток свежего воздуха.       И вправду, как только она оказалась на улице, морозный ветер сразу же ударил в лицо, а легкие заполнились отрезвляюще холодным воздухом. Девушка брела вдоль стадиона, поначалу даже не обращая внимание на температуру вне стен школы. Усевшись на одну из очищенных от снега лавок спортивных трибун, она устремила свой взгляд на белоснежное поле. В период, когда выпадал снег, его даже не расчищали, так как в этом не было нужды. Тренироваться на улице в такую погоду – слишком, хотя их тренер, время от времени, настаивал на закаливании молодёжи. Уроки физкультуры, как и матчи по футболу, волейболу, баскетболу и прочим командным играм, проводились в зале, где зимой явно намного теплее.       Сейчас поле походило на застеленный идеально белой скатертью гигантский стол. Даже в глазах рябило. Особенно, когда солнце не скрывалось за облаками и снег переливался так, словно там рассыпали миллиарды мелких алмазов. Это действительно завораживало.       — Прогуливаешь? — раздалось через чур близко, и Ванда повернула голову по направлению звука. Рядом с ней сидел Бартон, также вглядываясь в мерцающие на свету сугробы снега.       — Наверное, — уклончиво ответила девушка.       — И не холодно тебе сидеть тут в одной кофточке? — вопрос был риторическим, ведь он и без того заметил, что она дрожала. Но похоже сама Максимофф не обращала на это внимания.       — Наверное, — вновь повторилась шатенка, не отвлекаясь от созерцания чего-то очень «интересного».       — Ванда, ты в порядке? — не отставал парень, а в ответ молчание.       Пришла в себя Ванда только когда ощутила резкий контраст тепла с окутывавшим её на протяжении минут пятнадцати холодом. Клинт накинул ей на плечи свою куртку. Она склонила голову на бок и перевела взгляд на Бартона.       — А тебе не холодно? — поинтересовалась девчонка.       — За меня не волнуйся, организм закаленный, — ответил он. — Так, что у тебя случилось?       — Ничего, — тут же выпалила Максимофф.       — По тебе не скажешь, выглядишь так, словно машина переехала.       От чего-то эта фраза заставила девушку громко, почти истерически, расхохотаться. Наверное потому, что подсознание сравнило Наташу Романофф с переехавшим Ванду бульдозером, а воображение нарисовала соответствующую картинку. Или же от того, что она и так была на грани истерики, а эта маленькая, безобидная колкость стала решающей каплей.       Девушка смеялась долго, до тех пор, пока смех не перерос во всхлипы, а из глаз уже текли слёзы. Бартон молча пододвинулся ближе и приобнял её за плечи, позволив уткнуться лицом в плечо. Его кофта стремительно намокала от плача Ванды, но она даже не думала останавливаться. Плечи то и дело вздрагивали из-за всхлипов, ком в горле словно увеличился в разы, не позволяя сказать ни слова. Клинт прижал к себе девушку, положив ладонь на её макушку и поглаживая в попытках успокоить.       Так они просидели некоторое время. Парень уже начал ощущать, как мороз прокрадывается в каждую клеточку тела, однако виду не подавал. И только когда Максимофф перестала вздрагивать, он позволил ей отстраниться, заглядывая в зеленоватые глаза.       — Это из-за Нат, верно? — спросил Бартон, не отводя взгляд.       — Не понимаю, что такого я ей сделала? — вопросом на вопрос ответила шатенка. — Чуть ли ни с самого первого дня она будто ненавидит меня, хотя к остальным относиться абсолютно нормально. И до позавчерашнего вечера я действительно считала, что она не испытывает ко мне ничего кроме лютой антипатии, но…       Девушка замолчала. Она не знала, стоит ли рассказывать Бартону о произошедшем, стоит ли вообще кому-либо об этом рассказывать, ведь до этого она молчала. Молчала на расспросы брата, на подозрения Питера. Вроде как хотела, но и не хотела говорить о том, что произошло между ней и Романофф. Однако сейчас, сидя в полу объятиях с Клинтом, девушке казалось, что молчать больше нет сил. Именно поэтому после истерики она с такой легкостью начала рассказывать о своих переживаниях, немного затормозив на моменте, ставшем отправной точкой её волнений. Платину эмоциональной нагрузки все же прорвало.       — Что она сделала? — в лоб спросил парень, выводя её из собственных размышлений.       — Она пришла ко мне домой, пару дней назад, — Ванда сделала небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Мы целовались, точнее она вдруг поцеловала меня, а я так испугалась, буквально в ступор впала, не знала, что делать, а она продолжила, полезла мне под свитер, но пришел Пьетро, она сбежала, — девушку передернуло от воспоминаний и она оборвала свою почти бессвязную речь.       — Эй-эй, тише, дыши, — начал успокаивать её Клинт, дабы предотвратить новую истерику.       — Я не понимаю её, совсем, и не знаю, как себя вести, — продолжила Максимофф. — Хотела поговорить с ней сегодня, но нечаянно подслушала разговор в туалете. Наташа с кем-то по телефону говорила, толком я ничего не поняла… Она поймала меня там, за что я и получила. Поэтому и прогуливаю урок тут.       — Во-первых, даже если ты услышала что-то не то, Нат не имела никакого права причинять тебе вред, — догадался Бартон. — Во-вторых, да, человек она совсем не простой. Иногда, я и сам не понимаю на чем основываются принятые ею решения. Но если узнать её лучше, то сразу поймешь, что она классная.       — Вот только, она не хочет, чтобы я её узнавала, — вздохнула девушка.       Их разговор прервал раздавшийся звонок с урока, который было слышно даже на спортивном поле. Ванда не знала, что ещё можно добавить. После разговора с Бартоном ей стало намного легче, хотя бы потому, что её кто-то выслушал и поддержал. Она знала, от Пьетро поддержку в этой ситуации получить можно было бы, но тем не менее, брат сразу же устроил бы разборку с Романофф. А Паркеру она не успела рассказать, пусть и собиралась.       — Мне пора, спасибо, что выслушал, — улыбнулась девушка, поднявшись со скамьи.       — Слушай, может я и не могу посоветовать чего-то дельного сейчас, но знай, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, — ответил парень, поднимаясь вслед за Вандой. — Увидимся, — улыбнулся он и направился в противоположную от Максимофф сторону.       — Спасибо, — повторилась она.       Ванда, не оборачиваясь, пошла в сторону учебного корпуса, вскоре скрывшись за входной дверью. Бартон же усмехнулся про себя, спокойным шагом спускаясь с трибун. Он ещё несколько минут назад заприметил рыжую макушку, которая скрывалась за стеной, отделяющей один блок сидений от другого. Поэтому не стал останавливать младшую девчонку. Не хватало еще, чтоб они тут сцепились друг с другом.       Конечно, Максимофф не стала бы проявлять агрессию в сторону Наташи, но на счет второй Бартон не был так уверен. Он знал о том, что произошло несколько дней назад, в тот самый вечер, ведь именно к нему сбежала Романофф. Они давно знали друг друга, были лучшими друзьями еще до того, как Нат перевелась в их школу. Парень не соврал, сказав Ванде, что его подруга человек сложный, не солгал и о том, что не может помочь, ибо он и сам не знал причины, по которой эта рыжая бестия относится к Ванде так жестоко. Более того, довольно часто он останавливал Наташу от необдуманных поступков и действий, однако не всегда успевал.       — О чем говорили? — с ходу спросила девушка.       — О тебе нерадивой, — хмыкнул он в ответ.       — С каких таких радостей? — рыжая достала из кармана куртки пачку сигарет, протянув её другу.       — А сама-то не знаешь? — он вытянул одну сигарету, похлопав себя по карманам. — Зажигалка в куртке осталась.       — Нажаловалась небось, — Наташа протянула ему свою зажигалку. — За вещами лучше следить надо.       — Оставь ты её в покое, доведешь ведь девчонку, — Клинт сделал глубокую затяжку, выпуская облако дыма, смешанное с паром из-за морозного воздуха.       — Сам же знаешь, не могу, — задумчиво протянула она.       — Только не знаю, почему?       Но девушка не ответила. Она делала затяжку за затяжкой, устремив взгляд в небо и раздумывая о чем-то своём. А Клинт лишь недовольно закатил глаза.       Тут нечего было говорить, разговор заходил в тупик каждый раз, после вопроса «Почему?». Романофф либо отмораживалась, как это произошло пару минут назад, либо переводила тему, легко и быстро, так, что невозможно было придраться.       А всё потому, что у неё самой не было ответа на этот вопрос. Она понимала, прекрасно понимала — нельзя продолжать так себя вести с Вандой, ведь та ни в чем не виновата. С самого первого дня эта излучающая дружелюбие и доброту девчонка лишь пыталась подружиться. Не оставляла попыток даже если сталкивалась со стеной отчуждения и игнорирования. Перестала пытаться только тогда, когда столкнулась с агрессивным сопротивлением. Только после того, как Наташа стала задирать её и морально, и физически.       Все эти годы девушка наблюдала за тем, как с каждым грубым, едким замечанием, с каждым толчком, дерганьем за волосы, злобным выпадом, в глазах одноклассницы угасает желание наладить контакт, а после и желание разобраться в происходящем. Медленно, но верно Нат заставляла Максимофф возненавидеть себя, при этом яростно игнорируя вопросы, возникающие в подсознании: «Зачем?», «Почему?». Вот только теперь эти вопросы стали все чаще мерцать в её жизни, а в глазах Ванды снова появился этот огонек желания узнать правду.       Самое парадоксальное во всем происходящем то, что Наташа сама вернула Ванде охоту выяснить причины. Может потому, что сама хотела этого. Хотела получить ответы.       Как же все, однако, запутано у этих подростков.       Тем временем Максимофф стояла у входа в столовую и взглядом искала Питера. На плечах все еще была куртка Бартона и девушка поймала себя на мысли о том, что нужно будет найти его и вернуть куртку, не забыв при этом поблагодарить еще раз.       Учащихся было мало. Во всяком случае, намного меньше, чем обычно. Некоторые предпочитали потратить время, отведенное на ланч, в библиотеке, другие уже давно сидели за столами, обговаривая дела насущные. Единицы медленно плелись по коридорам либо в сторону кафетерия, либо разбредались по кабинетам. Ванде хотелось верить, что Паркер всё-таки доберется до столовой вместо того, чтобы пойти в класс и бездумно потратить там свободное время.       Надежды девушки не рассыпались прахом, ибо вскоре она заметила друга в компании Тони Старка, и направлялись они явно в сторону столовой.       — Привет, младшая близняшка, — весело поприветствовал её Старк.       — Ты где была? Сорвалась с места сразу после истории, толком ничего не сказав, а на литературу и вовсе не явилась, — сходу начал Паркер, как только они подошли достаточно близко к Максимофф. По голосу было слышно, что он волновался за подругу.       — Ясно где, на мини-свидании, — хитро прищурился парень, не дав ответить Ванде. — Вон и куртка ухажера осталась при ней. Кстати говоря, больно знакомая курточка…       — Прости, Пит, — виновато улыбнулась она, изо всех сил стараясь игнорировать слова лишнего присутствовавшего. — Давай позже поговорим.       Шатенка перевела свой взгляд на Тони, явно давая понять, что не хочет разговаривать о произошедшем в его присутствии. Оно и понятно, ведь эти двое с большой натяжкой могли считать друг друга друзьями. Просто члены одной компании, которые толком то и не пересекались без общего сбора. Не говоря уже о том, что девушка его с трудом переносила.       — Секретики, секретики, — закатил глаза брюнет. — Не очень-то и хотелось.       Питер ощутимо ударил его локтем в бок, как бы намекнув на то, чтобы тот перестал комментировать происходящее в дальнейшем.       — Ладно, пошли уже, — проигнорировав его жест, Старк подмигнул Ванде и открыл двери кафетерия.       Остаток дня, по сравнению с его началом, прошел очень даже спокойно.       Во время ланча они сидели вместе с Пьетро и Стивом, обсуждая Рождественскую вечеринку у Старка, которая вроде как начиналась в пятницу. Ванда не была уверена, так как половина разговора пролетала мимо неё. Девушка не горела желанием идти на Рождество к Тони, считала это семейным праздником и отмечать хотела только с Пьетро. Брат понимал её желания, и частично принимал их, но все-таки ему хотелось пойти и отрываться с друзьями, при этом взяв с собой сестренку.       После обеденного перерыва оставалось два урока: социология и музыка. Первый из них девушка, на удивление, провела вне своих размышлений. Она старалась отвечать на каждый заданный учителем вопрос, рассказала тему своего доклада. К слову, была одной из немногих в этом. И несказанно обрадовалась тому, что итоговый тест написала на твердую пятерку. День действительно становился все лучше после полудня.       А вот урок музыки Максимофф младшая решила прогулять. Все равно из её группы было только три человека, включая саму Ванду. Поэтому она отправила сообщение Пьетро, у которого было еще два урока, о том, что будет ждать его дома на ужин. Это не было намеком, скорее утверждением того, что брат обязан явиться домой к вечерней трапезе.       На улице все еще ярко светило солнце, и судя по виду из окна кабинета социологи, с утра дворники уже успели расчистить тропинки ото льда. Этот факт еще сильнее обрадовал девчонку. Перед уходом она разыскала Бартона, дабы отдать ему куртку. Поблагодарила парня, наверное, еще с десяток раз, и направилась к выходу из школы, заблаговременно надев свою верхнюю одежду.       Предвкушая спокойную прогулку от школы до дома, под аккомпанемент композиций своего плеера, Ванда, улыбаясь, шагала по внутреннему двору школы, пребывая в очень хорошем настроении. Буквально до тех пор, пока не услышала столь знакомый, властный голос, который заставил табун мурашек пройтись по спине, а улыбку тотчас же сползти с лица.       — Стой! — крикнула Наташа, находясь в нескольких метрах от одноклассницы, и довольно быстро сократив расстояние между ними. — Можно тебя проводить? — более спокойным тоном спросила она.       — Пойдем, — неуверенно ответила девушка.       Большую часть пути они шли молча, медленным шагом, и каждая была погружена в собственные мысли.       Максимофф думала о том, зачем вообще согласилась. А если уж так вышло, то почему бы не поговорить сейчас? Как собиралась с утра, полная решимости выяснить причины поведения Наташи. Вот только произнести ничего не удавалось. Слова будто бы застревали на полпути. Словно любая приходившая в голову идея, каким образом следует начать диалог, становилась заведомо провальной. «Ну не убьет же она меня, в конце-то концов», — проносилось вихрем в голове, после каждой безмолвной попытки завязать беседу.       Романофф думала о том, какой черт дернул её вдруг навязаться к Ванде. Она просто заметила, как шатенка покидает здание школы и, хотя у самой еще оставалась физкультура, решила пойти за ней. Однако, обдумать толком принятое решение не успела. «Язык мой — враг мой», — укоряла она себя.       Атмосфера между ними была слишком напряженной. Казалось, что воздух вокруг электризуется с каждым шагом, с каждой минутой, проведенной в угнетающей тишине. И первой не выдержала Наташа.       — Прости за сегодняшнее, — тяжело выдохнув, начала она. — Я не должна была кидаться на тебя, это было грубо и неправильно… В общем-то, не сильна я в извинениях…       — Только ли за это? — спросила в ответ Ванда, спрятав руки в карманы куртки.       — Что? — то ли девушка в правду задала вопрос слишком тихо, то ли сама Нат не сразу поняла, о чем идет речь.       — Только за произошедшее в туалете прощение просишь? — уточнила Максимофф.       Ответом послужила тишина. Наташа замешкалась, не зная, что вообще можно сказать в сложившейся ситуации. Правильно было бы извиниться за всё происходившее на протяжении долгих месяцев, но она не могла найти в себе силы, чтобы сделать это.       — Почему ты так ведешь себя по отношению ко мне? — продолжила девушка, наконец-то набравшись смелости. Начало положено. — Зачем постоянно оскорбляла меня? Иногда даже грубую силу применяла. Что я такого сделала? Знаешь, слишком в глаза бросается, когда со всеми ты… нормальная… а со мной… Когда ты пришла тогда вечером ко мне, после всего случившегося, я и вовсе перестала понимать тебя. Чего ты хочешь? Почему?       — У меня нет ответов на твои вопросы, — это все, что смогла выдавить из себя Романофф, которая после слов Ванды ощущала себя виноватой перед ней. Раньше сие чувство сидело где-то слишком глубоко, но теперь…       Оставшийся путь до дома Максимофф они прошли в угнетающей тишине. И только когда они дошли до назначенного места, перед тем как попрощаться, Ванда сказала фразу, расставляющую все точки над і, как могло показаться.       — Ничего не изменится.