Suis moi. Fuis moi.

      День прошёл совсем не так, как этого ожидала Романофф. Она не часто прогуливала. Максимум пару уроков, да и то крайне редко, в основном с Вандой. И сейчас староста пошла на прогул всех занятий только ради своей возлюбленной. Хотелось провести с ней как можно больше времени вместе, ведь большую часть суток одна из них проводила в школе, а вторая в четырёх стенах комнаты, ставшей ей ближе, чем родной дом. Однако, довольно часто то, чего мы ожидаем абсолютно не совпадает с реальностью. Они сели смотреть фильм, выбранный Наташей, ибо на все предлагаемые варианты Максимофф отвечала весьма однообразно, казалось, даже не вникала в слова и предложения старшей.       — Как на счёт 101 далматинец? Твой любимый, — листая вкладку с сайтом и не отрываясь от экрана ноутбука, спросила Нат.       — Окей, — безэмоциональный ответ, от которого внутри что-то неприятно сжалось.       — Или Будка поцелуев?       — Да, подойдёт.       — Пёс под прикрытием? Елена и Кейт смотрели его недавно, сказали довольно забавный, — не унималась рыжая бестия, желая выудить из сидевшей рядом блондинки полноценный ответ, вывести на разговор.       — Да, окей, — попытки успехом не увенчались.       В итоге смотрели на стареньком ноуте Романофф фильм Шаг за шагом. Хотя слово смотрели, наверное, не особо уместно, так как Ванда и не пыталась вовсе вникнуть в сюжет, постоянно отвлекаясь на собственные мысли или вовсе засыпая на плече своей девушки, та же, в свою очередь, старалась не подавать виду, что расстроена и укрывала блондинку пледом. Кино так и не досмотрели.       Следующим «развлечением» было совместное приготовление обеда. Не сложно догадаться, что в нем Ванда также не принимала особого участия. Нат предлагала ей пару-тройку легкий блюд, увы, ситуация сложилась подобная просмотру фильма. От этого Романофф лишь глубже погружалась в размышления о том, как помочь девушке, что она может для неё сделать, дабы вывести из апатичного состояния.       Максимофф в свою очередь уничтожала саму себя мысленно, думая о том, насколько ничтожна, что без таблеток не в состоянии собраться в кучу и банально помочь в нарезке фруктов для пирога, не говоря уже о том, чтобы перестать впадать в истерики, вымаливая дозу. Противно. Девушке было неимоверно противно от того, какой она успела стать за прошедшие несколько месяцев. В попытка не испортить взаимоотношения с Наташей, решить все свои проблемы самостоятельно, она сама стала проблемой для всех и теперь ненавидела себя за это. Кажется, в последнее время, помимо ненависти, стыда, тоски и безнадеги она ничего не испытывала. Жизнь утратила все краски, и даже рыжая бестия не могла осветить своими стараниями эту черную дыру, поселившуюся в душе Ванды.        Единственное, чего хотела блондинка — провалиться сквозь землю. Исчезнуть и больше не создавать проблем никому из любящих её близких.       За весьма короткий срок Ванда Максимофф изменилась до неузнаваемости. Под светлыми глазами, усеянными сеточкой красных вен от частого плача, залегли мешки, волосы немного отросли, а подкрашивать темные корни ни у кого и в мыслях не возникало, что создавало довольно видимый контраст, кожа на щеках шелушилась от недостачи витаминов, так как ела девушка крайне редко. Временами Наташа чуть ли не с ложечки заставляла её съесть хоть немного. Она похудела, ключицы стали выпирать сильнее, скулы очерчивались острым углом. Наверняка многие хотели бы такую фигуру, но сейчас Ванда выглядела крайне болезненно. От веселого взгляда не осталось и следа. Её огонек давным-давно потух, оставляя лишь тлеющий пепел на своем месте. Иногда ей самой становилось неприятно смотреть на свое отражение, из-за чего возникали мысли, как вообще Наташа еще не разлюбила, не разочаровалась и не выкинула её из своего дома.       — Добавим консервированные персики? Елена на днях притащила целую банку, — натянуто улыбаясь, Нат разрушила напряженную тишину, повисшую в кухне, тем самым вытаскивая Ванду из мрачных мыслей.       — Как хочешь, — коротко ответила девчонка.        — Я спрашиваю, чего хочешь ты, — вздохнула Романофф, стараясь не потерять контроль, с чем в последнее время возникли проблемы.       Она несколько раз срывалась на друзьях, но никогда не проецировала свою раздраженность или усталость на любимую.       Несколько дней назад       Коридоры школы, как обычно, наполняли учащиеся, то и дело сталкиваясь плечами друг с другом, весело переговариваясь, обсуждая предстоящую неделю бодрости духа. Это означало, что в следующие пять дней будет минимум уроков, максимум веселья. Ежедневные мероприятия, переодевания, кружки и бал в конце всей этой эпопеи. Конечно же все ожидали приближающиеся праздники. Все, кроме Наташи. Она ходила мрачнее тучи, нехотя оставляя дома Ванду, которую буквально вчера еле как оттащила от Шерон, которой досталось ни за что, ибо у младшей просто не проходила ломка.       Староста повернула в сторону одной из лестниц, сталкиваясь на первой же ступеньке с Бартоном.        — Блять, смотри куда идешь, — злобно фыркнула она на друга.       — Воу, полегче, — парень поднял руки в примирительном жесте. — Куда так летишь?        — А куда можно идти, находясь в этой ебаной школе, — ничуть не меняя тон ответила девушка. — На урок, блять.        — Агрессия уже передается воздушно-капельным путем? — буркнул Клинт, даже не ожидая ответа и уже хотел идти дальше.       — Что ты ляпнул?       — Что ты от девушки своей заразилась агрессировать на всех подряд.       Наташа дернула парня за рукав джемпера, прижимая к стене и заехала кулаком по ребрам. Тот не ожидая такого выпада от подруги скривился, хватаясь руками за больное место.       — Еще хоть один раз что-то про Ванду скажешь, и я клянусь сука, ты не отделаешься синяком, — зашипела рыжая, и уже спустя секунду продолжила свой путь к кабинету истории.        Чуть позже ей стало очень стыдно за свой поступок, сорвалась ведь ни за что. Просто устала сдерживать в себе эмоции, устала безрезультатно пытаться помочь возлюбленной, однако признавать поражение не собиралась. Хотела сделать все для своего солнышка, только бы вернуть прежнюю Ванду, ту, кто радовалась жизни без злосчастных наркотиков.       С Бартоном они помирились на следующий же день. Друг первый подошел, ведь знал, что Романофф слишком гордая, чтобы идти мириться первой. В конце концов не первый год знакомы. Он также волновался за состояние Максимофф младшей, но лезть со своими предложениями не стал. Все равно эта своенравная бестия не послушает ни его, ни кого-то с их компании.       Возвращаясь к событиям настоящего, Наташа все еще выжидающе смотрела на Ванду, пока та что-то прокручивала в своей светлой головке. Иногда ей так хотелось узнать, о чем же думает её малышка, чьи мысли на самом деле были мрачнее самых мрачных и темных грозовых облаков.       — Ванда?       — Что?       — Ты меня вообще слушала? — сжимая руки в кулаки переспросила одноклассница.       — Слушаю, — очередной короткий ответ.       — И? Ты можешь нормально отвечать?       — Нормально я отвечаю, сказала же тебе, как хочешь делай, — злилась Максимофф.        — Эй, эй, не кипятись.       Романофф обогнула стол, подойдя к младшей близняшке со спины, и приобняла за плечи. Та заметно расслабилась в объятиях своей девушки, немного отталкиваясь назад, прижимаясь к старшей всем телом.        — Прости, — прошептала блондинка.       — Всё в порядке, — на самом деле нет, но Нат старательно скрывала дрожь и тревогу в голосе.        Ванда повернулась, коротко целуя Наташу в потрескавшиеся от холода губы. Гигиенической помадой рыжая бестия пользоваться забывала. Девушка заглянула в зеленоватые глаза любимой, делая важный выбор, и увлекла её в продолжительный поцелуй, осторожно проведя языком по нижней губе девчонки. ***       День закончился быстро. Елена скинула сообщение, что останется на ночевку у Бишоп и пожелала удачи старшей сестре. Засыпали старшеклассницы вместе, обнимая друг друга так, словно больше такой возможности никогда в жизни не будет. Нат вслух читала одну из книг Стивена Кинга, ведь Ванда так любила, когда Наташа читает ей. Голос старосты всегда успокаивал, убаюкивал.       Следующим утром, пока Максимофф спала, рыжая бестия приготовила ей завтрак, надеясь, что та поест самостоятельно, оставила записку, как делала это с тех пор, как они начали ночевать вместе, и ушла в школу. Вышла девушка раньше на час, ибо еще вчера решилась на разговор со старшим братом блондинки. Медлить не хотелось, поэтому она, на свой страх и риск, отправилась к нему до начала занятий. И вот сейчас стоит на пороге дома близнецов, мнется, прежде чем позвонить в дверной звонок, не знает с чего вообще начать предстоящую беседу.        В конце концов, Романофф скуривает одну сигарету, бросая окурок в сторону дороги. Вспоминает, как менее полугода назад точно также кидала бычок, только в снег, предварительно выдохнув дым в лицо Ванды, как напросилась в гости, как полезла с поцелуями. От собственного поведения в тот вечер её передергивает и она отгоняет воспоминания подальше. За прошедшее время изменилось определенно многое. Делает глубокий вдох, быстро поднимается по ступенькам и звонит. Дверь открыл уже почти собранный Пьетро. Взгляд у парня был недовольный, но в нём также прослеживалось беспокойство.       — Где моя сестра? — чуть грубее, чем сам ожидал, спросил парень.       — У меня дома, спит, — ответ более спокойный. — Нам поговорить нужно… о Ванде.       — Ну проходи, — он пропустил девушку в дом, сделав два коротких шага назад.       — Не знаю, с чего начать, Пьет… это всё крайне сложно объяснить, — она закрыла за собой двери, оставаясь в прихожей.       — Уж постарайся, раз пришла.        — У Ванды проблемы, очень большие проблемы. Я хотела помочь ей справиться, но ничего не выходит. Она становится все более отстраненной и апатичной, постоянно срывается на истерики и выпрашивает таблетки, которые ей продавал Брок, — голос дрогнул на последних словах, а по щекам покатились слёзы. Пьетро с глазами по пять центов неотрывно смотрел на стоявшую перед ним подругу. Челюсть плотно сжата, как и кулаки. На лбу четче очерчивалась венка. — Я старалась, честное слово, не давила на неё, успокаивала, пыталась… пыталась вернуть к привычной жизни, но она зациклилась на таблетках, на том, что ничего не может без них… Прости, прости пожалуйста, я не смогла помочь и теперь не знаю, что делать дальше… С каждым днем в ней будто жизнь гаснет…       — Я убью этого утырка, — злобно прошипел Максимофф. — Ему не жить. Подсадил сестру на наркоту. А ты чем думала? Почему сразу не сказала? Сколько это уже продолжается, Наташа? — сыпал вопросами старший близнец, изо всех сил сдерживая кипящую внутри ненависть.       — Несколько месяцев. Я…       — Несколько блять месяцев?! И ты молчала?! Ахуеть блять. Это так ты её любишь, да? — ощущение, словно ножом в сердце и прокрутили для верности. Поток слёз усилился, заставляя девушку всхлипнуть несколько раз.       — Я люблю её, — вытирая слёзы рукавом кофты прошептала Романофф. — Люблю, и поэтому пришла. Ей нужна помощь специалистов. Позвони родителям, они…       — Они приезжают сегодня к обеду, — в очередной раз перебил блондин. — Я звонил им пару дней назад, потому что в отличии от тебя беспокоюсь за сестру. Знал ведь, что-то не так, — сверля девушку стеклянным взглядом кричал парень. — А ты… блять. У меня слов не хватает, чтобы сказать, насколько ебанутым был твой поступок. Приведи её домой. Больше от тебя ничего не требуется, — он открыл дверь, красноречиво намекая на то, что Наташе пора уйти.        Староста не стала медлить. Из глаз по-прежнему текли слезы, размазывая по щекам косметику, оставляя за собой черные дорожки, но она, не останавливаясь, шла назад домой. Решила привести Ванду сейчас, до того, как вернуться родители. Слова, сказанные Пьетро, отзывались щемящей болью в груди. Хотела же как лучше. Хотела уберечь, спасти свою девочку. Но сейчас это не главное. Важно одно — помочь Ванде. А потом они выберутся из всех неприятностей. Вместе, постепенно.       До дома Нат чуть ли не бежала. Скинула сумку прямо возле порога, не разуваясь прошла на кухню. Тарелка с омлетом и овощами стояла нетронутой. Старшеклассница несколько раз громко позвала Ванду, однако та не ответила.        — Солнце, ты еще спишь? — девушка зашла в свою комнату. Там было пусто.       Кровать не заправлена. Телефон Максимофф лежал на столе, прямо рядом с оставленной ранее запиской от Наташи. По спине пробежал холодок, а внутри всё сжалось, будто предчувствуя неладное. Девушку начала бить крупная дрожь, разум постепенно заволакивала паника.        Наташа вернулась в коридор, бросила взгляд на вешалку. Куртка блондинки одиноко висела на крючке. Кеды стояли около комода. В голове словно что-то щелкнуло, резко стало неприятно, желудок будто ушел куда-то в пятки. Сорвавшись с места Романофф побежала в ванную, чуть ли не снося дверь с петель, влетала в небольшую комнатку и моментально ужаснулась. В наполненной до краев ванной лежала бледная, будто сама смерть, Ванда. Вода окрашена в светло-красный цвет, по рукам текли ручейки крови, на полу валялось лезвие, а рядом намокший лист бумаги, где потекшими буквами, идеальным почерком выведено лишь одно слово: «Простите».       Старшеклассница упала на колени, потеряв контроль над своим телом. Казалось, весь мир застыл и рухнул в один момент. Сердце стало биться чаще, в ушах шумела кровь и слышался какой-то писк. Момент, и девушка, спотыкаясь, поднимается. В несколько коротких шагов преодолевает расстояние, пытается вытянуть из воды ослабевшее тело, однако промокшая одежда усложняет эту задачу. Зеленоглазая притянула свою возлюбленную ближе, крепко обнимая её, Нат схватила полотенце, висевшее на крючке, и перемотала им правую руку, следом она стянула с себя кофту, оставшись в белой футболке, которая моментально покрылась бурыми пятнами, и перевязала ею второй порез.       Дальнейшие события происходили как какой-то мрачный калейдоскоп. Трясущимися руками Романофф набирала 9-1-1, слёзно умоляла быстрее приехать и сбивчиво диктовала адрес. Всё крепче прижимала к себе Максимофф, шептала ей извинения, обещания, что всё у них будет хорошо, только бы та не сдавалась. Умоляла не уходить, не оставлять её одну. Говорила, что не бросит, поможет во что бы то ни стало. А потом приезд врачей. У неё забрали её малышку, грубо оттолкнули. Машина скорой помощи, вой сирен, коридоры больницы, резкий запах хлорки, лекарств и антисептических средств, голоса вокруг, словно шум — всё смешалось в кашу.       Нат помнит, как Пьетро тряс её за плечи в приемной местной клиники, как Бартон оттолкнул его от девушки, выкрикивая:       — Оставь её в покое, она не виновата.       — Виновата. Больше всех виновата, — кричал в ответ Максимофф       Помнит Питера, влетевшего в холл со слезами на глазах, и Старка, который пытался его успокоить, предлагавшего всем выйти на воздух и остыть. Помнит вышедшего к ним врача, который расспрашивал, где родители. Помнит слова: «Состояние тяжелое, но стабильное». А перед глазами только мертвенно бледная Ванда с окровавленными запястьями. ***       Май в этом году был совсем не жарким. Уже через неделю начнутся летние каникулы. Здание школы полно учащихся, как и всегда. Выпускники сидели в библиотеке зарываясь в книжки, готовясь к экзаменам. Старшеклассники досдавали проекты и рефераты, дабы подтянуть оценки, ну по крайней мере те, кому это было нужно, остальные же ничего не делали.       Наташа Романофф сидела на крыше школы. Там, где они с Вандой впервые поговорили открыто. Девушка прокручивала в голове каждый их разговор, каждую встречу, проведенные вместе дни. Эти воспоминания навсегда останутся с ней, не только в памяти, а и в сердце. Солнце освещало поле, где тренировалась футбольная команда. Нат украдкой поглядывала туда, заметила бегающих Клинта с Роджерсом. Она вспомнила, как в один из зимних дней подслушала на этом поле разговор Бартона и Ванды. Тогда она боялась признаться кому-либо, кроме себя самой, что испытывает к младшей девчонке такое невероятное чувство, как влюбленность. А ведь Ванда так ненавидела зиму. Часто делилась со старостой планами на весну, когда: «Этот чертов лёд наконец-то растает, и мы будем гулять в парке или просто по улицам, без риска упасть и набить синяков». Но говорила тогда Максимофф в больше степени о себе и своих «зимних подвигах».       Тлеющая сигарета была погашена о парапет. Но рыжая бестия тут же достала следующую, последнюю из пачки. Ванда не любила, когда Нат курила, но и не порывалась отучить от вредной привычки. «Тебе самой выбирать. Бросишь, когда захочешь», — как-то сказала ей блондинка, наблюдая за тем, как старшая выдыхала дым в приоткрытую форточку своей комнаты.        Они не виделись с того самого дня. В палату к младшей близняшке пускали только родственников. Как бы слёзно не умоляла девушка пустить хоть на минутку, ответом всегда служило категоричное «нет».       Несколько месяцев, проведенных в компании этой очаровательной, добродушной девчонки, Наташа Романофф не забудет никогда в своей жизни.       В начале апреля, спустя где-то недели полторы после попытки самоубийства Ванды, ей в инстаграме написал Пьетро. Короткое сообщение, убившее надежду в душе Нат, также как и солнечная улыбка её малышки, навсегда отпечаталось в памяти:       «Мы уехали в Сиэтл и не вернемся. Ванда не хочет с тобой больше общаться».       А в руках дотлевала последняя сигарета, ведь Наташа пообещала себе бросить курить…