Подлиза

— Сколько можно тебя ещё ждать?! — Я-я сейчас, мне совсем немного, собрать документы в папку и — — Как же ты меня выводишь из терпения, Польша, своей нерасторопностью, быстрее! Прошу, быстрее! Встреча вот, вот должна произойти, а мы даже не выехали! Порой, меня просто поражает до глубины души то, насколько Польша может быть медленным, будто какая-то черепаха. Неужели, так трудно упаковать всё заранее?! Знает, что меня это раздражает и продолжает делать всё будто назло мне, а, может, ему просто нравится страдать от моих рук. В последний раз я видел в его глазах приступ нездорового мазохизма, наслаждения, они зияли ярко, он тогда издал этот стон, но далеко не больной, а довольный?.. Хорошо ли то, что ему нравятся мои наказания настолько сильно? Наказания же нужны совершенно не для этого, а он… Надо взять себя в руки… Польша довольно важен, я бы не смог продавать без него тот товар, на котором держится весь мир сейчас. Он держится на нас… На мне… Устаю ли я от господства или просто поздно ложусь спать, ожидая этого горе учёного каждый раз? С такими тратами моего сна ему стоит спать лишь на прикроватном ковре, но я… Я не могу этого допустить. Почему-то каждый чёртов раз ожидаю то, как это нежное, маленькое, беззащитное тело прижмётся ко мне и я увижу эти мешки под глазами, которые он так отчаянно пытается скрыть каждый раз на встречах очками. Белоснежные волосы чудесны… Хоть и пострижены как у какой-то девятиклассницы с каре. От них исходит цветочный, ванильный запах шампуня и всегда такие мягкие, кажется, их можно нюхать бесконечно. Как же Поляк прекрасен когда спит, особенно мои укусы на его шее так миловидны… Я словно околдован им, но совсем странной любовью, которой вовсе и не принято считать за любовь. Чем так с самого начала Поляк меня заинтриговал? Почему именно он, почему?… Порчу ли я ему жизнь? Смог бы он избежать тогда такой участи, которую уготовил ему я? Если бы всё-таки сбежал с дня рождения, если бы я не морил его голодом, прицепив к трубам рядом с батареей… А самое главное, почему я об этом думаю и на меня что-то давит так тяжело внутри?.. Он не подпускает к себе и всё обходится лишь парой моих укусов, Польша не хочет, чтобы я пробывал его на вкус, позволяет лишь поверхностно его рассматривать… А мне так хочется увидеть и прочувствовать то, что хочется каждому. Я устал ждать и когда-то моя сила воли переступит мою тактичность. Всё это время я не хотел делать ему больно, но я не хочу больше ждать, мы уже спим в одной кровати! Неужто этого недостаточно для сближения?! В моих снах я только и представляю то, как Поляк передо мной раскрепощён и прощает мне животные действия, потребности, которые постепенно уже переполняют моё сознание. Мои желания… Я хочу видеть его без одежды, рассмотреть каждый чёртов сантиметр… Мои укусы на его шее не просто так, неужели тот просто издевается надо мной… Я каждый раз даю слабину, надеюсь, что он сам передо мной раскроется, но бестолково это ожидание совсем. Чувствую себя животным, которое явно недокормили. Я жажду нашего сближения, но не понимаю уже от любви или от того, что у меня есть в этом потребность. Знаю, наверняка Польша совсем этого не хочет, ведь я для него ужасный тиран, который заставил работать на себя и забрал контроль над его территорией. Но Польша трус! Мог бы помереть за своих людей, но не сдаться и не подписывать, но подписал добровольно, и вот, Варшава уже вовсе не столица, а Берлин. Для меня данный поступок «слабый», но, возможно, это было и правильное решение. Тем более, сейчас он со мной, как и ожидалось. Я дал поблажки, оставил возможность продолжению культуры, я её не уничтожил: оставил польский язык, памятники, музеи… Конечно, теперь всем полякам придётся учить немецкий, но им далеко не впервой. Немецкий язык — официальный язык. Польский только на территории бывшей Польши, потому что теперь эта территория называется как «НП» — Немецкая Польша. Довольно логичное название, не правда ли? Нужно называть вещи своими именами. Наконец-то Польша соизволил явиться и часа не прошло. Я посмотрел на него строго и пронзительно. Несколько секунд мы просто пялились друг на друга. Наверное, он ожидал моих комментариев, но их не последовало. Видно, что Поляк напрягся, а моя цель лишь была заставить его задуматься над тем, что он творит. Мне показалось это самым действенным способом. Его глаза слегка дёргались от нервов, может, от непонимания, но я всё продолжал вот так морально давить на него. Когда я понял, что это лишь трата времени, отвёл взгляд, молча пошёл к машине, дабы сесть и уже поехать на встречу к которой приготовился довольно тщательно. Хотелось бы верить, что Польша также подошёл к этому серьёзно, но судя по его растерянности, я просто надеюсь, что у нас потом не будет проблем. На самом деле, всё это утомительно, мой авторитет только за счёт захвата и других негативных действий, так что любой брак со стороны моего гореучёного может вызвать проблемы. Не сказать, что они доставляют большие неудобства, просто не очень хочется опять подавлять эту недореволюцию, против моего господства. С одной стороны это довольно забавно, тешет, а с другой стороны это затраты, незапланированные затраты. Ехать полчаса. Мы молчим и толком не смотрим друг на друга. Я решаюсь хоть как-то сгладить то, что произошло между нами с утра. И сам не знаю от чего так раздобрел. Моя рука мягко накрывает чужую руку, которая сжимала кожаный чемодан с товаром. Опять мёрзнет — его руки ледяные. На улице, вроде, ещё не зима. Польша вздрогнул от моего тёплого прикосновения и растерянно повернулся ко мне, замечая, что мой взгляд был до этого на нём. — Опять мёрзнешь… — Тихо проронил вслух я. — Может, тебе перчатки купить? Хотя, они у тебя и так были… — Я… Прости. — Немногословно и тихо ответил Поляк. — Это единственное, что ты хочешь сказать? Мой вопрос был не риторический. — Те… Я потерял их в той драке… — Я понял. Какой неловкий разговор. Польша словно избегает более развёрнутых ответов, хотя, это неудивительно, я сам его запугал. А как иначе? Если бы не припугнул, то он бы не воспринимал меня всерьёз от слова совсем. Я сжал его руку сильнее, на что получил в ответ миловидный и красный румянец. Похоже, с ним надо быть помягче. Пришло время покинуть машину. Мы оба выходим и я прихватываю пистолет. Кажется, ездить с оружием в машине стало обыденностью, мало ли что может произойти. Это неотъемлемый элемент того, что называется «власть». С появлением власти надо быть готовым, что любой твой выход может стать последним.